Товарищ Огурцов — небезызвестный персонаж комедии «Карнавальная ночь» (1956) не просто смешной отрицательный герой, которого с прибаутками унижает резвая молодёжь. Это — банальность зла. Это типичный уничтожитель всего того, что было прекрасного и свежего в СССР.
Тот, кто «не пущал» и вставал на пути. Сейчас многие странные авторы пишут, что «Карнавальная ночь» — это бунт «оттепельной» космополитической поросли супротив устоев, а потому Огурцова ошельмовали, сделав анекдотичным.
На деле формат Огурцова — это продолжение чинуши Бывалова, над которым издевались ещё при Сталине. Просто в конце 1930-х Огурцов-Бывалов ещё был относительно молод. А по сути — ровно тот же тип личности. Человек, которого случайно «бросили» на культурку.
Или на промышленность. Или — на строительство. Равнодушный, тупой, трусливый. Тот, кто разворачивал новаторов и посылал их ...в дальние дали. Новатор мешал Огурцовым строчить отчёты и доклады о недо-перевыполнении.
Почему люди в своей массе расхотели жить при социализме? Не только потому, что оказались слабы для сверхзадачи. Главным образом из-за Огурцовых, которые требовали «сурьёз» и так достали всех оным, что людям срочно восхотелось яркой голливудщины, комиксов, дурацких тряпок с блёстками и каталогов заграничных мод.
Огурцовы требовали скромности и аскезы, потому что это — хорошо, правильно и — по-советски. Так надо и всё. Догма! Огурцовы клеймили джинсы (рабочую одежду американских пролетариев) за их буржуазный шик. Огурцовы насаждали бедноватый быт, как единственно-возможный вариант.
Воздержанность, отказ от мещанских ценностей — это прекрасно. В том случае, когда это действительно отказ. Волевой жест. Когда сын академика или парторга стремится в тайгу, чтобы работать врачом в единственной на 500 км поликлинике — это прекрасно. Это — подвиг. И выбор. Но Огурцовы давали понять, что иного пути попросту нет.
Все обязаны жить в суровых условиях и главное — обожать их. Люди устроены иначе — они стремятся не к ухудшению бытия, а к улучшению, да и коммунизм замышлялся не как проживание в вечной мерзлоте ради обуздания любви к тёплому сортиру, но как реализацию Мечты и удовлетворение всех материальных потребностей.
Люди хотели квартиру-машину-дачу. Они вкалывали на заводах и ТЭЦ — ради жилплощади, а не во имя перевыполнения плана. Они ехали в романтические Дальногорски и Комсомольски не для того, чтобы искать большую любовь, а для карьерной самореализации и всё той же квартиры.
Они рвались «на северА» не лишь за красотой полярного сияния, но и за так называемым «длинным рублём», осуждаемым в прессе такими вот Огурцовыми. Причём, эти самые Огурцовы не могли внятно объяснить: почему надо «крепить серьёзность». Они и сами этого не знали.
Поэтому людям надоело стоять с плакатами «Долой апартеид!», а потом — опять же - стоять в очередях за какой-нибудь «Любительской» колбасой. Если бы Огурцовы прикрутили агитационный фитилёк и дали бы народу развивать инициативу; не зарубали на корню всё новое и «непонятное», то и судьба социализма могла стать иной.
Сейчас принято ностальгировать по деликатно-целомудренному сов-ТВ и классической музыке из каждой радиоточки, но спросите сами себя: вы в детстве приникали к приёмнику, чтобы слушать Глинку или переписывали у друзей какие-нибудь Arabesque? Главное - не врать самому себе. Не тешить внутреннего Огурцова.
