Главный вопрос нового технологического уклада
Вхождение в новый технологический уклад в самом ближайшем будущем грозит радикально изменить жизнь человека. Современные технологии (солнечные батареи, вертикальные гидропонные фермы, новые средства связи и транспорта) уже сегодня позволяют небольшой семье или общине полностью обеспечить себя всем необходимым, существовать фактически независимо от государства и физически — хоть на краю земли, ощущая себя при этом в самом кипучем центре мира. С другой стороны, те же информационные технологии делают человека настолько прозрачным для всевидящего глаза государства, что грозят его полным, невиданным ранее подчинением. Таким образом, можно довольно уверенно прогнозировать, что в ближайшем будущем главным общественно-социальным вопросом станет не то, как накормить человека и обеспечить его работой, но — как дать человеку смысл существования и сохранить его свободу.
Человек ближайшего будущего может оказаться полностью детерминирован матрицей государства. В обмен на лояльность человек получит возможность удовлетворить почти любое своё желание. Платой за это, однако, станет его духовная свобода.
Идее постчеловечества, погрязающего в свободном удовлетворении своих самых утончённых желаний, но при этом лишённого главного — духовной свободы, мы должны противопоставить идею творческой свободы человека как существа не только земного, но и небесного, призванного к единению с Абсолютом.
Найти равновесие между личным и общим
Либерализм как ведущая идеология Нового времени исповедует индивидуализм, то есть приоритет личного над общим. Социализм настаивает на приоритете общего над личным. Обе доктрины ущербны. Задача же в том, чтобы между личным и общим установилось внутренне непротиворечивое равновесие. Такое равновесие возможно только на основе христианского понимания личности и общности.
Христианское учение универсально. И как всякое универсальное учение претендует на последнюю истину. В основе основ христианства лежит любовь и божественная свобода духа. В центре христианской философии — личность, растущая к идеалу. А поскольку христианская личность отрицает атомизацию (основа жизни — любовь, единение, а не распад), в нашем социальном идеале не возникает главного противоречия модернистских обществ и идеологий — противоречия между личностью и общностью. В обществе Русской мечты личные и общественные начала находятся в синергийном и гармоничном единстве. Свобода личности обеспечена в той мере, в какой сама личность пользуется ею в направлении общественного идеала. Духовная иерархия личности — основа духовной иерархии общества. И там, и там царит одна и та же строгая иерархия духовного — душевного — материального. Здесь звучит тот же ясный камертон русского культурного кода, обеспечивающий живой творческий баланс между личностью и общностью, между свободой и законом, между религией, политикой и культурой, между национальными культурами и имперским принципом.
Идеал и мобилизация
Государство, которое захотело бы жить по идеальным христианским законам, не просуществовало бы и дня (см. Нагорную проповедь). Итак, всякое государство несовершенно, всякое государство есть отчасти уступка ветхозаветной морали: "Око за око". Что, однако, не значит иной крайности: отбросить всякие идеалы и жить исключительно практическими соображениями Realpolitik. Мудрость в том, чтобы, всегда имея в сердце и уме идеал, поступать трезво и взвешенно, не ударяясь ни в безоглядный идеализм, до которого подавляющее большинство общества просто не доросло, ни в циничный "интерес" безудержного эгоизма. Для нормальной духовной эволюции планка всякий раз должна быть поднята чуть выше наличной реальности, политики как искусства возможного. Это и есть Realpolitik идеализма.
Всякое настоящее дело требует мобилизации. И дело Русской мечты сегодня по необходимости мобилизационное дело. Мы не закрываем глаза на то, что живём в исключительно трагичное время "конца истории", но христианство — учение светлое, ликующее, победное, и дух, который живёт в сердце Русской мечты, бодр, светел, радостен. И реальность Русской мечты мы образно представляем не столько как башню, окружённую врагами, сколько как спасительный Ковчег в океане безнадёжного уныния, охватившего современное человечество, или как лестницу в небо, выстроенную для тех, кто готов по ней взойти.
Культуроцентричность Русской мечты
Существует великое множество определений понятия культура, среди которых мы выделим два изначальных. Культура (от лат. cultura — возделывание) есть результат творческого взаимодействия человека с природой. Такое определение культуры идёт от Марка Порция Катона Старшего, в трактате о земледелии которого (МDe Agri Cultura, ок. 160 г. до н.э.) мы впервые встречаем понятие культура. Для Катона Старшего главным в отношении человека к земле является симпатия. Любовь к земле рождает хороший уход за ней. Культура, таким образом, предстаёт как доброе сотрудничество человека и природы, человека и божества (Римлянин относится к обрабатываемому полю и созревшему на нём урожаю как к божественным феноменам). Итак, возделывание, воспитание, образование, развитие, почитание — вот что такое для Римлянина cultura.
С этим определением тесно связано и другое, идущее от слова cult. Культуры древних цивилизаций были прямым порождением культа. Николай Бердяев справедливо писал в "Смысле истории": "Культура связана с культом, она из религиозного культа развивается, она есть результат дифференциации культа, разворачивания его содержания в разные стороны. Философская мысль, научное познание, архитектура, живопись, скульптура, музыка, поэзия, мораль — всё заключено органически целостно в церковном культе, в форме ещё не развёрнутой и не дифференцированной. Древнейшая из культур — культура Египта началась в храме, и первыми её творцами были жрецы. Культура связана с культом предков, с преданием и традицией. Она полна священной символики, в ней даны знаки и подобия иной, духовной действительности. Всякая культура (даже материальная культура) есть культура духа, всякая культура имеет духовную основу — она есть продукт творческой работы духа над природными стихиями". В трёхсоставном строе человека (дух — душа — тело) культуре принадлежит средняя сфера души. Культура — это то мутное гадательное стекло, через которое душа видит Бога.
Бог, человек, природа и общество в сознании средневекового человека представали гармоничным единством. Культуру как отдельный феномен начинает выделять Новое время, понимая под ней, прежде всего, просвещение, и противопоставляя человека культурного (воспитанного, просвещённого) человеку естественному. Для Нового времени понятие культуры, таким образом, становится синонимом понятия цивилизации. Для Данилевского и Шпенглера цивилизация является продолжением, перерождением, концом культуры. В цивилизации, говорит Шпенглер, свободное духовное творчество человека сменяется мёртвым, бесчеловечным техницизмом. Справедливость последнего утверждения становится особенно очевидна в нашу эпоху, когда явления культуры обращаются в постмодернистские симулякры, а цивилизация начинает яростно пожирать остатки культуры. Вера, философия, традиция, нация приносятся в жертву культу комфорта и потребления. Под эгидой толерантности растворяются все различия между людьми, а всё многообразие человеческих культур обращается в нихил.
Общество Русской мечты ставит культуру в центр своей жизни и преобразований, заставляет человека вспомнить, что культура есть продолжение веры, что она есть возделывание, воспитание, образование, развитие, почитание и прежде всего — бережное и творческое отношение к природе, синергия человека и Бога в общем деле со-творения, спасения мира.
Итак, в центре общества Русской мечты находится не экономика (как при марксизме) и не оторванный от всех связей с родиной, историей, нацией индивид (как при либерализме), но — культура и человек, имеющий вертикальный духовный модус развития, то есть человек как существо прежде всего культурное, духовное. А в условиях тотального наступления нового варварства можно говорить, если угодно, и о диктатуре культуры (или даже: диктатуре совести, как Владимир Соловьёв называл власть Русской монархии и Православной церкви). Но — и об этом надо сказать сразу и определённо — новую элиту придётся выращивать заново и с нуля.
Русский альтер-глобализм
Россия сегодня — единственная европейская христианская страна, способная противостоять тоталитарной бездуховности современного мира и открыто провозглашающая своим духовным основанием консерватизм. Внутренние причины так же естественно следуют из самого духовного строя России. Именно на этот духовный строй указывал Достоевский, когда говорил о русском народе как Всечеловеке, способном сказать последнее слово примирения европейскому человечеству под знаком евангельского закона любви. Действительно, в имперской широте русских просторов и русской души, в самой русской природе более всего находят место идеи всеединства и всечеловечества. Отсюда же следует и русское понимание социализма, столь отличное от левого интернационализма Маркса. В то время как марксизм требует уничтожения всех различий рас и народов, всех традиционных культур и общественных отношений, русская всечеловечность означает нечто совершенно иное: сохранение всех народов, их национальных культур и особенностей, и соединение их в некоем интегральном единстве. Вообще, народность для русского означает нечто большее, чем национальная принадлежность. И когда Вл. Соловьёв говорит о национальной идее как мысли Бога о данном народе, он, в сущности, раскрывает эту особенность русского самосознания, глубоко народного по своему существу, воспринимающего всякий народ как некое новое слово Бога. Из этого ощущения сакральности растёт убеждение русского в необходимости сохранения всех наций, народов и их культур; но также и в том, что всякая национальная узость должна быть преодолена. Русский убеждён, что всякая культура, растущая из национальных корней, должна на своих гениальных вершинах достигать универсальности и как бы разгадывать то "слово Бога", которое её задаёт и определяет.
Пушкин и формула России
Если "Слово о Законе и Благодати" и "Слово о полку Игореве" дают нам представление об изначальном софийном сознании Руси, а "Троица" Рублёва — о сознании Руси средневековой, московской, то в Новое время таким идеальным воплощением русской всечеловечности становится Пушкин.
Пушкин — это исцеление русского разрыва. Пушкин — мост, соединяющий Русь древнюю с новой петровской Россией. Поэт абсолютно элитарный и в то же время доступный любому; всецело национальный и одновременно столь же универсальный, с лёгкостью проникающий в души всех народов, поэт с поистине космическим сознанием, взору которого открыты все вещи мира — таков Пушкин, человек, в котором Русь обретает наконец дар слова, свой логос, человек, в котором тысячелетняя культура "великого молчания" воплощается в гениальной речи. И сам же Пушкин своим уникальным софийным даром мгновенного проникновения во все вещи мира, являет нам тайну личности. "Личность не часть какого-либо целого, она заключает целое в себе. Согласно этому образу мыслей человек полнее, богаче, содержательнее ангельских духов. Поставленный на грани умозрительного и чувственного, он сочетает в себе эти два мира, будучи причастен всем сферам тварной вселенной. "В него, как в горнило, стекается всё созданное Богом, и в нём из разных природ, как из разных звуков, слагается в единую гармонию" (Владимир Лосский, "Мистическое богословие Восточной Церкви").
Таков культурный код Руси-России, который в разное время являли автор "Слова о полку Игореве", Андрей Рублев, Пушкин.
В том, что инфицированная большевизмом Россия выжила в страшных испытаниях ХХ века, также во многом заслуга Пушкина. Всенародным прославлением первого русского поэта в 1937 году Сталин увенчал строительство своей новой империи. Едва ли обществу, построенному только на идеях Маркса и Ленина, не имеющему никаких подлинных культурных основ, удалось бы продержаться более десятка-другого лет. Но возвращение традиционной культуры во главе с Пушкиным в роли культурного гегемона спасло новое общество от распада. Софийная мощь пушкинской поэзии возвращала сорванный с петель мир в парадигмы традиционной культуры, возвращала ему нормальную культурную иерархию. Даже несмотря на то, что образ поэта в Советском Союзе был сильно искажён (Пушкин представал революционером, декабристом, врагом монархии и чуть ли не первой зарёй Октября), он делал своё дело, работая, по известной советской поговорке, за всех и собирая сознание распавшегося мира в более-менее стройный культурный космос…
Итак, "история России требует иной мысли, нежели история Запада"… И если прав Рильке, что Россия — единственная из стран, которая "граничит с Богом", и если сам Пушкин есть некое идеальное воплощение души России (а душа поэта, как известно, — зеркало мира), то не вправе ли мы отнестись к русской истории как некоему идеальному зеркалу истории мировой? Не есть ли Россия сама — некий целостный образ мира во всех его проявлениях, в котором сходятся все его противоположности и примеряются все противоречия? Не есть ли она тот самый вселенский образ Всечеловека, в который, "как в горнило, стекается всё созданное Богом", и в котором "из разных природ, как из разных звуков, слагается в единую гармонию" Всечеловека, "заключающего целое в себе"… И если Россия действительно есть такое абсолютное "зеркало мира", в котором все вещи мира отражаются в их непосредственном отношении к Богу, то не справедливо ли в таком случае отнести к ней и известное замечание Гейне: если мир расколется, трещина пройдёт по сердцу поэта? Не здесь ли главная загадка, главная тайна России?
"С чего начинается Родина"
Ещё 100 лет назад, заостряя проблему образования, Василий Розанов писал об отсутствии в России "мечты своей родины" и "космополитической мечтательности", выросшей в этой пустыне. Вспоминая историю своего учения, Василий Розанов писал: "Я учился в костромской гимназии, и в 1-м классе мы учили: "Я человек, хотя и маленький, но у меня 32 зуба и 24 ребра"… Только доучившись до 6-го класса, я бы узнал, что "был Сусанин"… Потом Симбирская гимназия (2-й и 3-й классы) — и я не знал ничего о Симбирске, о Волге… Не знал, куда и как протекает прелестная местная речка, любимица горожан — Свияга… В основе просто: учась в Симбирске — ничего о Свияге, о городе, о родных (тамошних) поэтах — Аксаковых, Карамзине, Языкове; о Волге — там уже прекрасной и великой. Учась в Костроме, не знал, что это имя — ещё имя языческой богини; ничего — об Ипатьевском монастыре. О чудотворном образе (местной) Федоровской Божией Матери — ничего. Учась в Нижнем — ничего о "Новгороде низовые земли", о "Макарии, откуда ярмарка", об Унже (река) и её староверах…"
Итак, вернуть мечту своей родины — таково важнейшее дело образования, воспитания, культуры. Определяющим здесь должен стать принцип "от истоков". Родина начинается с семьи, дома, солнечного света из окна, изгиба деревенской тропинки, улицы. Так и образование должно начинаться с погружения в традиции и историю своей семьи, своей улицы, деревни, села; и так, постепенно, как ручейки впадают в реки, а реки в моря, дорастать до вселенского уровня: в единстве ума и сердца, родного и вселенского.
Таким образом, в центре школы Русской мечты будет единый курс человека, истории и культуры, в котором ручейки национальных культур, зачинаясь в своих глубинах и повторяя исторические пути развития наций, народов, вливаются в реку общероссийской, общемировой культуры. Идеалом видится один, широкий, фундаментальный курс, проходящий через все годы школьного обучения. Совершенно особый, но живой, свободный, яркий, открытый, творческий курс, с которым в школу пришёл бы очищающий поток нашей истории и культуры. Курс, который бы мог исполнить главную задачу образования — родить интегральную личность, объединить общество, воссоздать могучий народ.
Илл. Андрей Ремнёв «Провинция» (1992).
