Высочайшее мастерство отличало эту исполнительницу, олицетворявшую собою, своей женской красотой, статью и творчеством саму Россию и все то лучшее, что провидением заложено в русского человека, в его такую тонкую, восприимчивую и отзывчивую душу. Обладала она и прекрасным голосом – ее звучное, богатое обертонами меццо-сопрано покоряло слушателей. Был свойственен сильному, подвижному голосу Ольги Воронец и широчайший диапазон звучания, от нежного, прозрачного пианиссимо до величавого форте. Имелась в арсенале певицы и великолепная дикция, позволявшая ей филигранно, бережно относясь к каждому слову исполнять как русские народные, так и лиричные, и гражданственные песни советских композиторов. И каждый ее выход на большую сцену или на небольшой подмосток где-нибудь в заводском цехе, становился для завороженного певицей слушателя праздником – праздником русской песни, которую Ольга Борисовна боготворила и долгие годы несла по бескрайним русским просторам, советским республикам, странам ближнего и дальнего зарубежья.
Звонкоголосой певице, исконно русской подвижнице, всем сердцем, помыслами и делами служившей России и стоящей в одном ряду с такими лучшими исполнительницами русской песни, ставшими ее незабвенными символами, как Н. Плевицкая, И. Яунзем, Л. Русланова, О. Ковалева, А. Прокошина, М. Мордасова, Л. Зыкина, А. Стрельченко, – 12 февраля могло бы исполнится 95 лет. Впрочем, такого дарования артисты, какого была и Воронец, даже и после смерти продолжают жить. Благо и то, что сохраняется их творческое наследие, записанное и доступное сегодня посредством различных каналов передачи информации. А посему, навсегда останется в нашей памяти и эта выдающаяся певица, слушая которую мы вновь и вновь переживаем добрые эмоции и как будто идем по российским дорогам, видим леса, поля и реки, синие озера, встречаем приветливых, скромных людей, заходим в их деревянные избы, пьем с ними душистый чай, вместе радуемся и грустим, но неизменно и сообща гордимся тем, что нам выпало огромное счастье «жить одной судьбой» с Россией, возвращение подлинного величия которой, хочется верить, уже не за горами.
Большую жизнь суждено было прожить Ольге Борисовне. Многое пришлось ей повидать и на жизненном пути, растянувшемся на без малого полных девять десятилетий. Да и не был он сплошь безоблачным и радужным. Уроженка Смоленска, дитя Великой Отечественной войны, она пережила годы эвакуации в маленьком поселке Федоровка, затерянном в необозримых кустанайских степях, где и научилась тяжелому физическому труду, когда ходила за плугом, бороновала поле, скирдовала солому, отсеивала шелуху, работала на бахчах.
Не просто жилось и в послевоенные годы. Конечно, встречались Воронец и непорядочные люди, завидовавшие ее таланту и готовые всегда подставить ей подножку. Не миновали певицу и разочарования. Приходилось ошибаться. Не все гладко было и в личной жизни. Унылыми, безрадостными, тягостными стали для нее и последние годы жизни, как назло омраченные болезнями и травмами, нагрянувшим инсультом и другими напастями.
Однако же, выходя на сцену, Воронец преображалась и не у кого из слушателей и мысли не возникало, что певица могла что-либо переживать и от чего-то расстраиваться. Собственно, выступая, исполняя ту, или иную песню, Воронец уже всецело погружалась в ее существо и жила, как бы там, далеко, в самой песне, вместе с ее героями. Иначе она и не могла – артистический дар и необычайно уважительное отношение к слушателю не позволяли ей петь посредственно, абы как, не вдумываясь в сюжет песни и не сопереживая, или радуясь вместе с ее героями.
Недаром говорили, и прежде всего те, кто музыкальным творчеством занимался профессионально, что Воронец – «умная певица» и «поет с головой», позволявшей, к счастью, делать выступления вдумчивыми, правдивыми, предельно одухотворенными и правильно, в профессиональном артистическом ключе интерпретированными.
Присущ певице был и особой артистизм, сдержанный, не допускавший кривляния, неестественной наигранности и крикливого выпячивания, но и красочный, изящный, полный чувственности, выразительности, темперамента, сопровождаемый, если в этом присутствовала необходимость, грациозной жестикуляцией рук.
Яркая творческая индивидуальность Воронец просматривалась явно, что называется, невооруженным глазом. Ее наличие у певицы подтверждала и учившая Воронец профессиональным навыкам, чуткий педагог, ставившая к тому же и первые программы начинавшей исполнительницы, народная артистка РСФСР И. Яунзем, написавшая в одном из номеров журнала «Советская эстрада и цирк» за 1966 год, в том числе, такие слова: «Главное же, на мой взгляд, заключается в том, что Ольга Воронец нашла свою индивидуальность, без которой не существует искусства вообще, обрела только ей присущий почерк, свою манеру исполнения… Каждая спетая ею песня – картинка».
Кстати, сама Воронец очень ценила то доброе участие и помощь в процессе ее профессионального становления, которое принадлежало Ирме Петровне. «Она никогда не навязывала мне своей трактовки песни, – вспоминала певица годы спустя. – Напротив, требовала и помогала найти самобытность в решении самых запетых сочинений. Ее огромный опыт сочетался с удивительным тактом и радостной щедростью».
Коль уж вспомнились старшие товарищи и коллеги Воронец по певческому искусству, не могу не сказать и о том, что Ольга Борисовна была в добрых дружеских отношениях с легендарной К. Шульженко. И несмотря даже на то, что работали они в разных жанрах, Воронец очень ценила личные качества и огромный певческий опыт легендарной певицы. По сути, Клавдию Ивановну она воспринимала в качестве своей наставницы и не раз говорила о том, что «очень многим обязана Шульженко».
Известны и отзывы народной артистки СССР Шульженко о Воронец. Так, Клавдия Ивановна как-то сказала: «У нас много общего в понимании места и роли певицы в жизни общества и народа. И помогать мне много Ольге не пришлось, – мы понимаем друг друга с полуслова, наши творческие устремления лежат в одном русле. Если говорить о генеалогии ее исполнительской манеры, то среди множества предшественниц ближе других стоит к ней имя знаменитой в свое время Н. Плевицкой. Ольга не культивирует подчеркнуто деревенскую, этакую квасную и посконную манеру исполнения в духе «раззудись, размахнись, расступись»… Ее стиль благороден – в нем есть что-то от культуры большой поэзии и в то же время – через вершины этой поэзии – истинно народное… Мне глубоко импонирует в Ольге вот что: она поет не на люстру в зале – а глаза в глаза, душа в душу зрителю и слушателю. Не голосовыми связками – а недрами сердца поет. Ее главный прием – вскрывать исполняемую песню изнутри и переливать ее прямо в зал…»
Не мало важно и то, что выступления Воронец славились и исключительным, скорее даже, совершенно феноменальным гармоническим сочетанием текста и мелодии. Потому-то и сложилось мнение, что она и не пела по сути песню, и не рассказывала ее, а играла, именно играла песню, как это наблюдалось некогда на Руси. Причем играла, заручившись поддержкой аудитории, настроения которой Воронец всегда ощущала не только по аплодисментам, но и по пристальным взглядам, обращенным к ней.
Да и относилась она к своему слушателю по-особому. С уважением, признательностью. Посему и старалась не просто порадовать голосом, но и подготовить соответствующий репертуар, делая акцент на произведениях глубоких по смыслу, содержательных, вызывавших поток эмоций и раскрывавших душу России, красоту земли русской, любовь к матери, Родине, человеку.
Петь всё подряд Воронец себе никогда не позволяла. «Песен, которых не люблю, я не пою», – говорила певица, так как была взыскательным творцом и в первую очередь ее интересовал смысловой фон песни. Предпочтение же она отдавала произведениям содержательным, с четким сюжетом, который, как правило, авторам стихов удавалось уложить в подобие музыкальных этюда, новеллы, или баллады, где наличествовали ко всему тому и страстные обращения к слушателю, признания, монологи.
«Первое, что я делаю при знакомстве с новой вещью, – читаю текст, – говорила певица. – Степень его наполненности содержанием определяет для меня всё. Мой критерий прост: текст должен быть глубок и интересен, он должен будить мысль и будоражить чувство. А если при этом и музыка хороша – это уже произведение. И все сомнения – брать или не брать – отпадают».
Но сами по себе стихи и музыка к певице чудесным образом не приходили. Их тоже, в особенности, если речь шла о русских народных песнях, необходимо было подыскивать, изучать, сопоставляя свое видение с тем взглядом на них, который бытовал ранее.
В работе этой, певице помогали ее друзья композиторы и поэты, а также и все те, кто дорожил русской песней и делал все возможное для ее сохранения и популяции. А таких увлеченных людей, бескорыстно служивших национальному искусству, в советские годы было немало. Далеко не мало жило на просторах Советского Союза и тех, кто искренне любил песню. Вспомните ежегодные трансляции «Песни года» рубежа семидесятых годов прошлого столетия, на которых ведущие зачитывали выдержки из писем неравнодушных граждан, обсуждавших песни и их исполнителей и голосовавших за полюбившиеся им песни в рамках тех всенародно любимых фестивалей. И таких писем в редакцию музыкальных программ Центрального телевидения СССР приходило десятки тысяч. Более того, письма эти читались, комментировались… А, ведь, к тому же, граждане писали и своим любимым исполнителям. Писали они и своей любимице Ольге Воронец…
Сегодня трудно даже представить, как трепетно относились советские люди к песне, как любили они певцов, композиторов, поэтов, как верили им! Это удивительное явление советской цивилизации убедительно говорит нам о том, что общественный климат в стране был здоровым. Люди имели возможность приобщаться к подлинному, высокохудожественному и высоконравственному искусству, ходить на концерты, и, ко всему тому, лицезреть артистов на производственных площадках и колхозных станах, в коллективах и учреждениях, воинских частях, в трудно доступных местностях, куда и добраться то было крайне непросто, на стадионах и в сельских домах культуры. И пускались в дальний путь не только начинающие артисты, а и те, кого в стране знали, кто имел почетные звания, заслуженное признание и авторитет.
Исколесила всю необъятную страну и Воронец. Где ей только не довелось побывать! Как сама она вспоминала, что «по Советскому Союзу ездила везде. Нет такого уголка во всем бывшем Союзе, где бы не побывала». В пути певице приходилось находится долгими неделями. На одном только БАМе она гастролировала шесть раз и присутствовала на церемониях укладки «серебряного» и «золотого» звеньев БАМа. Дважды командировалась Воронец и на Камчатку. Пела певица, в холодный, дождливый, ветряный день, и перед строителями Братска, которого тогда и не было, так как не взорваны были и пороги на Ангаре. Выступала она в Братске и потом, но уже в роскошном Дворце культуры из окон которого была видна огромная плотина Братской ГЭС.
Не одно десятилетие она шла пешком и ехала на подводах, пересаживалась с автобусов и машин в поезда, летала на самолетах, пассажирских и грузовых вертолетах, передвигалась на паромах, пароходах и судах, благодаря которым мелькали бесконечные города, поселки, села, далекие станции, дома культуры, предприятия, организации, колхозы. Ну, и, разумеется, везде ее встречали люди, их глаза, улыбки, а порою и слезы – слезы радости, непроизвольно появлявшиеся у слушателей, потрясенных задушевностью и лиризмом, всегда сопровождавшими творчество исполнительницы.
Посему неудивительно и то, что Воронец стала даже народной артисткой Каракалпакской АССР. А вообще то, наградами Ольгу Борисовну не сильно то и баловали. В 1966 году ей присвоят звание заслуженной артистки РСФСР, через двенадцать лет она станет народной артисткой РСФСР. Советское государство наградит Воронец орденом "Знак Почёта". И уже в достаточно преклонном возрасте певица удостоится звания почетного гражданина Смоленска, где она многие годы являлась председателем жюри фестиваля народной песни «Голоса России». На ее малой родине в 2009 году вспомнят о том большом личном вкладе, который Воронец привнесла «в развитие музыкального исполнительского искусства и прославление города Смоленска, его истории и культурного наследия в России и за рубежом». Награждалась она также и орденом Монгольской народной республики «Полярная звезда».
Между прочим, с середины 60-х годов прошлого века Воронец блистательно выступала на заграничных сценах. В какой-то степени, зарубежное ее признание опередило то, которое придет к ней в Российской Федерации и в других республиках СССР.
Тогда же, находясь в прекрасной форме, обогатив репертуар русскими народными песнями, романсами и песнями советских композиторов, солистка Москонцерта Воронец уверенно покоряла массового слушателя Болгарии, Венгрии, Польши, Чехословакии, ГДР, Дании, Голландии, США, ряда стран Южной Америки с прилегающими к ней Антильскими островами, включая и Барбадос, а также граждан Монголии, Японии, Египта, а вместе с ними и жителей одноименного государства, расположенного на острове Маврикий.
А в августе 1965 года во Франции на международном фольклорном фестивале русская народная песня "Калинка" в исполнении Ольги Борисовны пользовалась таким грандиозным успехом, что певицу ласково прозвали именем «Ольга – Калинка».
Как же находила Воронец свою песню? Были ли и у нее счастливые открытия? Да, такие радостные находки в ее исполнительской биографии случались.
Однажды, вместе с известным композитором, гусляршей и аранжировщиком В. Городовской, Воронец в одном из старых дореволюционных изданий обнаружила удивительное произведение «Мой костёр», считавшееся «жестоким» цыганским романсом, хотя и слова к нему были написаны русским поэтом Я. Полонским. Обдумав, проиграв возможные вариации, певица преподнесла этот прекрасный романс слушателю, причем в благородной русской манере исполнения. И он буквально преобразился, став украшением постоянного репертуара Воронец.
Новую жизнь смогла певица подарить и русской народной песне «На улице дождик». Эту чистую как слеза, проникновенную песню в свое время записал лично М. Горький и прислал ее И. Яунзем. Пройдут годы, Ирма Петровна поставит ее как режиссер и введет в репертуар Воронец.
Примерно так же, с подачи неравнодушных любителей и ценителей русской песни, присылавших певице слова и ноты давно подзабытых произведений, она воскресит к жизни такие замечательные русские народные песни, как «Кари глазки», «Ах ты, ноченька», «Ты прости, прощай…»
Вообще же, русскую народную песню певица любила всем сердцем, что называется, неистово. «Мое призвание – русская народная песня, – признавалась Воронец. – Она радость и боль моя, забота и гордость и непреходящая моя любовь. Из чего я исхожу, останавливая свой выбор именно на этой, а не на какой-либо другой песне? Для меня главное, чтобы в песне душа была. Потому я так часто обращаюсь к прошлому: в старинных-то песнях бездушия опасаться не приходится: без души они бы в столетиях не уцелели…»
Немало ярких впечатлений подарили певице также те дни и часы, когда она бралась за работу над песнями советских композиторов. В одном из поздних интервью, данных корреспонденту «Российской газеты» А. Ярошенко, Ольга Борисовна рассказывала: «Как-то послушал меня главный редактор телевизионного новогоднего «Огонька» и спрашивает: «Оль, а вас никогда на телевидение не приглашали?» – «Нет», – говорю я. «А на радио?» – «Тоже нет». – «Подготовьте несколько песен, мы вас послушаем». Несколько дней не спала, не ела – готовилась. Послушали и решили сделать обо мне маленькую передачу на радио, в которой прозвучали две мои песни, одна из них была «Вьюга» Григория Пономаренко. И "Вьюга" пошла в народ! <…>
Когда Оскар Фельцман предложил мне песню «Взрослые дочери» я сразу категорически отказалась. Больное материнское естество взбунтовалось (у певицы не было детей. – Р.С.)! Потом смущало, что я еще молодая для песни о взрослых дочерях.
Оскар Борисович мне интеллигентно, но убедительно говорит: «Дура ты! Это же образ!»
Убедил, и песня пошла в народ. Русланова до самой смерти пела «Я молоденька девчонка, у меня русая коса». Пела так, что ей все верили. Песня возраста не имеет.
Я когда «Дочерей» пела, то всегда вспоминала свою маму, как она в войну водовозом работала, как полуголодная несла мне кусок хлеба. Вспоминала ее руки, запах, глаза, и песня шла у меня из самого сердца. Ничего не придумывала, никаких интонаций, все из души шло и в сердца попадало.
Многие песни Григория Пономаренко имели особый успех. Гриша же был самородок чистой воды, деревенский, в шесть лет так играл на гармошке, что вся округа плакала. Он все ноты брал от земли и из народа. Секрет прост, вернее, секрета в его случае не было. Что от народа шло, то в народе и оставалось.
Очень большой успех я имела, когда спела пономаренковский «Колокольчик», ее страшно любили дети, они мне пачками письма писали. Еще «Тополя» его же пользовались необыкновенной популярностью. <…>
Но с композиторами бывало всякое. Когда Вано Мурадели первый раз услышал «Я Земля» в моем исполнении, ему это жутко не понравилось. Кавказская кровь, вспыхнул как спичка. Потом подходил, благодарил, руки целовал...»
Творческое содружество с замечательным русским советским композитором, порядком уже подзабытым в наше бездуховное время, – Г. Пономаренко, столетие со дня рождения которого пришлось на десять дней ранее девяносто пятой годовщины со дня появления на свет нашей героини, подарило Воронец и другие замечательные, чрезвычайно полюбившиеся в народе песни. Это такие песни, как «Белый снег» на стихи В. Бокова, «Нарьян-Мар, мой Нарьян-Мар» на стихи И. Кашежевой, «Бабья доля» и «Где мне взять такую песню?» на стихи М. Агашиной.
О последней, попутно замечу, певица скажет: «…чтобы спеть «А где мне взять такую песню и о любви, и о судьбе», нужно было жить одной жизнью, одной судьбой с теми, для кого пела. По-другому эта песня бы не стала народной».
Напишет, причем специально для Воронец, на стихи В. Чурсова, Пономаренко и удивительную, сверх эмоциональную, гражданственную песню «Русские матери», впервые исполненную певицей в бессмертном городе на Волге – Сталинграде.
В тот свой приезд в город-герой, певица успела побывать и на Мамаевом кургане, где долго смотрела на монументальную фигуру Родины-матери. А вечером ее «Русских матерей» зал слушал стоя. В конце же песни, Воронец, в сущности, уже и не пела – она заходилась в пронзительном, исполненном трагедийной патетики крике, в котором, тем не менее, напряжение душевных струн было сильнее напряжения голосовых связок. Народное горе и народный подвиг сливались в единое целое, в ту духовную святыню, которая навсегда останется в сердце каждого русского человека-патриота, любящего и готового защищать нашу великую Россию.
«Русские матери» на многие годы стали неизменной кульминацией каждого концерта певицы. И, пожалуй, так темпераментно, гражданственно, призывно и в одночасье задушевно эту песню, лучше Воронец, никто не исполнял. Но, как ни прискорбно об этом говорить, при всем при том, сегодня этот песенный шедевр практически не услышишь на телевидении и по радио. Не знает эту песню и молодежь. Да и среднее поколение, зацикленное на повседневных трудностях и заботах, все больше отдаляется от исконно русских песен, чаще отдавая предпочтение серой и бездумной, низкопробной попсе и зарубежным подделкам-однодневкам, чуждым нашему русскому духовно-нравственному мироощущению. Увы…
Пронзительную ностальгию каждый раз навевало исполнение Воронец песни Н. Кудрина на стихи В. Гундарева «Деревенька моя». Слушатели как-бы вновь мысленно вспоминали родные деревни, деревенский незамысловатый быт, близких, соседей, работу на земле. Потому-то и брала эта песня за душу, особенно в тот момент, когда певица голосом виолончельного тембра выводила известные слова: «Тебя называю по имени-отчеству, святая, как хлеб, деревенька моя».
Удачно посотрудничала певица и с замечательным русским советским композитором О. Фельцманом. Он написал для нее такие имевшие народное признание песни, как «Счастливая» (стихи В. Харитонова), «Взрослые дочери» (стихи Н. Доризо).
Полюбили в народе и блестяще исполнявшиеся Воронец песни русского советского композитора Е. Птичкина «Ромашки спрятались» на стихи И. Шаферана и «Сладка ягода», стихи для которой написал потрясающий русский поэт Р. Рождественский.
Старшее поколение наших сограждан, как и многие зрелые, немолодые люди, живущие на просторах бывшего СССР, конечно же помнят, как великолепно, с особым запалом, душевностью и на высоком подъеме звучали известные всей стране слова:
Гляжу в озера синие,
В полях ромашки рву,
Зову тебя Россиею,
Единственной зову.
Спроси, переспроси меня –
Милее нет земли.
Меня здесь русским именем
Когда-то нарекли.
Гляжу в озера синие,
В полях ромашки рву,
Зову тебя Россиею,
Единственной зову.
Не знаю счастья большего,
Чем жить одной судьбой:
Грустить с тобой, земля моя
И праздновать с тобой.
Пожалуй, эта песня Л. Афанасьева, написанная на стихи И. Шаферана, стала одной из самых популярных в творческом репертуаре Ольги Борисовны, исполнившей ее начиная с того времени, как впервые спела ее в рамках телевизионного фестиваля «Песня-73».
Каждый раз, слушая эту прекраснейшую песню, вспоминаются герои выдающегося русского советского писателя-патриота А. Иванова из его широко известного романа «Тени исчезают в полдень» и из одноименного, не менее знаменитого фильма, снятого по роману писателя и по написанному им же сценарию, талантливыми советскими режиссерами В. Усковым и В. Краснопольским.
Хорошо воспримут слушатели и такие песни советских композиторов, исполнявшиеся Воронец, как «Русская гармонь» В. Мурадели – Е. Долматовского; «Костры горят далекие» Б. Мокроусова – И. Шамова; «Девичья волжская» Б. Карахана – П. Кудрявцева; «Разговоры» Э. Ханока – Г. Серебрякова; «Тихие города» Ю. Саульского – И. Шаферана; «Русская зима» А. Шамардина – В. Бокова; «Березка» И. Лученока – И. Ветлугина; «Семеновна» Е. Барыбина – Ю. Погорельского.
Внимательное, чуткое отношение к песне Воронец испытывала всегда. Причем к песне она подходила как цельному произведению, где в равной степени важны, как музыка, так и слова. «Я не учу стихи отдельно от мелодии – говорила певица. – Выучу – начинаю «обкатывать». И за инструментом, и за стряпней на кухне, и на прогулке, и за баранкой автомобиля. Что бы ни делала – ищу, ищу и время от времени нахожу. Находки откладываю в сокровенный ларец – и ищу дальше. Этот процесс огранки, добавлений и доработок, по сути дела, бесконечен».
Никогда не сомневалась певица и в высоком социальном предназначении песни, в ее исцеляющих душу и тело возможностях, с которыми она столкнулась и на личном примере, когда, ввиду чрезмерных физических перегрузок, находилась на длительном лечении в Центральном институте травмотологии. Сама же Воронец так рассказывала ту историю: «Полный упадок духа… Знаете, как это бывает: читать не хочется, говорить тоже, да и о чем говорить, если разговоры вокруг одного: дескать, нельзя вам, товарищ певица, продолжать петь. Нельзя ездить на гастроли, а нужно срочно менять эту вашу «экстатическую» (так врач и сказал) профессию на любую другую нормальную специальность… И вдруг слышу как-то по радио песню Вано Мурадели «Я – Земля» (стихи Е. Долматовского) в собственном исполнении. И знаю, что сама пою, а слушаю и воспринимаю как-то со стороны и открываю иной, новый для меня смысл. Новый для меня в моем положении. И вдруг во мне словно буря: «Встану! Буду петь! К черту хандру! К дьяволу бессилие!» И еще думаю: «Смотри, Ольга, что может песня!»
Будучи требовательной к себе, постоянно подвергая детальному разбору каждое выступление, Воронец могла при этом свои мысли и переживания не выносить на широкое обсуждение. И не в какой-то скрытности тут было дело. Человеком-то, как раз, она была открытым, общительным. Но и сдержанным, собранным, дисциплинированным, четко понимавшим все тонкости певческой профессии.
Эти ее деловые профессиональные качества знали и коллеги по совместной работе. Вот что говорил на сей счет художественный руководитель и главный дирижер Государственного русского оркестра народных инструментов имени Н.П. Осипова Н. Калинин: «С Ольгой Борисовной работать и очень интересно и нетрудно, потому что она приходит на репетиции максимально подготовленной. Да еще и потому, что у нее хороший нрав – это тоже не последнее в нашем деле. Есть два приема обработки и подачи песни – просто легкий аккомпанемент и другой подход, когда голос становится непосредственным участником оркестровой музыкальной палитры, не выпадая из нее, – ее доминирующей краской. Тогда создается некое равноправие двух основных компонентов, и единство голоса и оркестрового сопровождения рождает уже не просто песню, а целое музыкальное произведение. С Ольгой Воронец работать интересно именно потому, что она в своих творческих целях – максималистка в лучшем смысле этого слова».
Мастер артистической трансформации, умевший одинаково прекрасно передавать в песне, становившейся фактически моноспектаклем, как исповедальную грусть, так и лиричность, а также задор и удаль, торжество, тоску и безысходность, пафос и любовное настроение, Воронец была сильной, волевой личностью. Она могла держать удар, не отчаиваться, не унывать, не бросаться в крайности.
Появлению у нее этих качеств она была обязана не только родителям, людям музыкальным, любившим песню и приобщившим к ней и ее, певшую с детсадовского возраста; но и самому времени – тревожному, суровому, требовавшему предельной организованности.
Вот она-то, эта организованность, помноженная на стремление стать артисткой, и приведет вчерашнюю школьницу в далеком 1943 году в Москву, в стены ВГИКа, в творческую мастерскую народного артиста СССР В. Ванина; а затем, когда Ольга решительно пересмотрит свое видение дальнейшей сценической жизни, – и в оперную студию в Сокольниках, на эстрадное отделение, где и начнутся, в тот голодный год военного лихолетья, ее первые выступления в концертах.
А потом уж все пойдет по накатанной – работа в джазово-эстрадном ансамбле Центрального клуба милиции; знакомство со знаменитым трио баянистов в составе А. Кузнецова, Я. Попкова, А. Данилова, сразу же отметивших ее несомненно яркие певческие данные; выступления на первых сборных и сольных концертах; ну, и, понятное дело, лобовое столкновение с успехом, аплодисментами, цветами, восторженными отзывами поклонников, благосклонными откликами профессионалов…
Но, за всем этим счастливым нагромождением строк из жизнеописания великой певицы беспрестанно стоял каждодневный труд, порою изнуряющий, заставлявший потеть, волноваться, переживать, напрягать голосовые связки, дабы петь лучше, выразительнее, с большей самоотдачей, которую от нее всегда ждал слушатель.
Более полувека отдала Ольга Воронец служению песне. На сцену, к счастью, не потеряв голоса, выходила она и тогда, когда уже сильно болела и нуждалась при таких выступлениях в посторонней помощи, которую ей, зачастую, оказывали баянисты. И опираясь на них, певица вновь завораживала благодарного слушателя…
Так, никогда не расставаясь с песней, и прошла она – красивая, добрая, восторженно любившая Россию и русский народ, невероятно талантливая женщина, свой жизненный путь.
Нам же, потомкам, Ольга Борисовна оставила свое певческое наследие. Оно богато, многогранно, бесценно, да и нет особых сложностей в том, чтобы к нему почаще приобщаться, вновь и вновь вспоминая как саму певицу, так и вместе с ней переживая сюжетные перипетии ее таких прекрасных, завсегда будящих трепетную мысль песен.
Хочется верить и в то, что этого крупнейшего мастера, верой и правдой служившего России и русскому искусству, народ наш будет помнить и впредь.
