Есть ли вам что сказать людям? – вопрошал Джек Лондон молодых литераторов в эссе «О писательской философии жизни». Судьба Мартина Идена, вымышленного героя, и судьба Сергея Есенина так похожи… Джек Лондон ушёл из жизни в 1916-м, на 41-м году. А сделать успел – на века.
«Он добивался вдохновенного реализма, проникнутого верой в человека и его стремления. Он хотел показать жизнь как она есть, со всеми исканиями мятущегося духа».
Герман Гессе («Игра в бисер»), Джек Лондон («Мартин Иден»), Рэй Бредбери («451 градус по Фаренгейту») предугадали судьбу книги и писателя. Западный мир внимательно прислушивался к гулу грядущей катастрофы.
А что же СССР, Россия? Кто мы, что мы? Обочина мира, окраина его, или – самостоятельная часть, пусть даже и «дикая», не укладывающаяся в общий канон?.. Способны ли мы на свой путь?
Три дня, неспешно, я перечитывала «Мартина Идена», и снова, как десятилетия назад, болело моё сердце, вся я была напряжена, взволнована, переживая за героя. И, когда мне осталась последняя часть, когда трагический финал уже был неизбежен, я не спала почти всю ночь, и никак не могла утешить себя мыслью, что это всё «придуманное», «понарошку». Нет, всё это было настоящее! Написанное сто с лишним лет назад, и, всё равно, – настоящее, живее многих живых. «И вы бессмертны, Невский и Есенин, Вас нет давно, но свет летит от вас!..»
Когда меня спрашивают, зачем я пишу художественную прозу (её невозможно продать, в отличие от публицистики или очерков), я теряюсь. Но ничто не даёт литератору такое чувство уверенности в своём праве на жизнь, как поэзия или художественная проза. Я строю невидимый мир, может быть, даже более устойчивый, чем мир обыденности, проиллюстрированный фото-, видео- и соцсетями. Я взращиваю свой сад, и яблоки в нём доступны любому, кто доберется к ним по извилистому лабиринту, горам и крутым тропам. Это мой мир, нетронутый социологией, идеологией, «борьбой» и конкуренцией. Мир, похожий на парение птицы надо пропастью, мир, где столько наслаждения – силой, вечностью и красотой.
Новые литераторы – есть ли им что сказать людям? Для чего они пишут, кому они нужны в обыденности, такой равнодушной к книге и даже – к гениям прошлого? Неужели они пишут, чтобы самоспастись, получить крохотный отклик на свои одинокие чувства?.. Как же всё это похоже на искры угасающего костра!..
Джек Лондон: «Читайте лучшее, только лучшее».
Люди, играющие «роли писателей», и честные литераторы, пусть даже со скромным талантом, – разные люди. Слиток золота и золотой песок – одно и то же вещество. Но самородок и латунная подделка, внешне похожая на золото, – разное.
Играя по законам спекулятивного капитала, ты теряешь «писательское вещество», тот самый золотой песок. Но если, отвечая на главные вопросы, ты идёшь против «схем», против затверженного, ты сохранишь свою самость. Если, конечно, ты – настоящий, тот самый уголок дикой природы.
«Лучше убить себя, лучше вообще ничего не писать, чем согласиться плясать под чужую дудку!»
Верность, неуступчивость, преодоление постепенно делают тебя победителем. Ты становишься явлением, потому что у тебя есть дорога призвания. Главное – не сбиться с неё, не оступиться, не бояться завалов и буреломов в пути, большая часть которого – в тумане или сумерках. Но, едва судьба улыбнётся тебе, подарив несколько счастливых дней, свободных от беганий по работам и добываний куска хлеба, золото твоего слова сияет ярко и высоко, освещая «пустыню мира» и пещеры личных заблуждений.
Главные книги написаны, главные предупреждения сделаны.
Убить писателя, удушить его замалчиванием, всё равно, что выбросить градусник в пандемию. Это не даст ни выздоровления, ни спокойствия.
Уцелеют ли народы, или только некоторые языки? Уцелеют ли живые люди, или будут только «сложносоставные», вроде киборгов?
Кажется, что осталась только золотая пыль, а все самородки – выбраны. Что ж, и это немало – ощущать своё родство с великими, понимать их масштаб, восхищаться их титаническими творениями.
Где же будем мы, писатели, после смерти? В мире, который создали. Там мы встретимся со своими литературными героями, там будет жить наше авторское «я». И оно – ярче и красивей, чем наш земной образ.
Писатель творит мир со своим пейзажем, интерьером, с бытом и мечтой. Писатель творит свой будущий рай, умножая территорию невидимого, приращивая её новыми художественными землями. Вот Пушкин. В его мире – и кот учёный, и семь богатырей, и «таинственный остров» с князем Гвидоном, и «Петра творенье», и «буря мглою», и «гений чистой красоты», и разбойник Дубровский. А Гоголь? Тарас Бульба, старосветские помещики, Оксана с черевичками, Манилов, грезящий на берегу пруда, голодный Хлестаков, «демонша» Солоха – какой кипучий и сочный реализм! Какая удивительная, поразительная правда жизни!
Писатель свободен в со-творении, он не выражает мнения, как публицист, не служит редактору, как журналист, не участвует в коллективном безумии, как сценарист. Художник, композитор, литератор – по-настоящему вольные люди. Но на самой вершине – писатель.
А куда же попадают после смерти читатели? Наверное, в те миры, которым они отдавали свою душу, время, эмоции, внимание.
Книга не умирает. Уходят личности, способные на созидание великих миров и великих героев, истончается само народное поле, питавшее их дарования. Возможно, в будущем люди не смогут даже читать. Ну, разве что вывески, набранные крупными буквами в сопровождении рисунков-подсказок. Люди будут появляться на свет с готовыми ответами на все вопросы, и уж такие глупости, как «кто я?», «зачем?», «для чего живу?» их не тронут.
Природа наносит ответный удар «подлым мира сего» – необязательностью присутствия человека на планете, бессмысленностью его существования, убиением инстинкта жизни. Смогут ли существа – наполовину компьютеры, подчинить людей – «наполовину животных»? Вполне возможно. А вот природа точно обладает бессмертием, и ей для этого ничего делать не нужно!
Но представим древний храм совершенной архитектуры. Например, Дмитровский собор во Владимире (XII век) или собор Святой Софии в Стамбуле (VI век). Оба строения подвергались всевозможным «ударам судьбы». А если бы их форма (не только внешняя, но и эстетическая, т.е. сама «идея») была менее устойчивой?! Соборы давно бы перестали существовать, исчезли как явления материальной культуры. То есть устойчивость, убеждённость в своём праве на жизнь, следование красоте – огромный аргумент, заявка на сверхдолгое бытие. Иррациональность замысла и его воплощения пережили десятки тысяч окружающих строений – разумных, практичных, обыденных. Растворившихся во времени без следа, не оставивших о себе даже воспоминаний.
Книга, художественное слово, если брать именно национальную литературу и классику, есть воплощенная иррациональность, устремлённость к бессмертию, «мятущийся дух» вдохновенного реализма. «Умов слепое бездорожье Трагедий века не решит, Меня, взлетевшего над ложью, Могильный крест не устрашит!»
Таким героям мы всегда будем отдавать свои сердца! Красота – непобедима.
На фото: Джек Лондон (12 января 1876, Сан-Франциско – 22 ноября 1916, Глен-Эллен, Калифорния)
