«Где вчера был глубокий омут, там сегодня мель»
(японская поговорка)
Среди нынешнего широкого разлива литературы на исторические темы, сочиненной на скорую руку любителями самых невероятных «открытий», развенчаний всевозможных «мифов», скандальных «разоблачений», монолитным особняком стоит недавно вышедшая в свет монография ««Барбаросса» по-японски – почему провалился план «Кантокуэн». Её автор – маститый историк (доктор исторических наук), профессор, член исполнительного совета Российской ассоциации историков Второй мировой войны, профессиональный японист Анатолий Кошкин, глубокий и скрупулёзный исследователь новейшей истории советско- и российско-японских отношений.
Долго живший и работавший в Японии, свободно владеющий японским языком, автор сумел органично построить свой монументальный труд на богатейшем материале подлинных и ранее незнакомых широкой публике документов из официальных рассекреченных японских источников. В этом уже проявилась уникальность этой монографии, тем самым вызывающей безусловное доверие к аргументам и заключениям автора. Другой её безусловной заслугой является системность и последовательность изложения – А. Кошкин с безупречной логикой и стройностью мышления, с подбором неоспоримых фактов ведёт нас по годам и периодам отношений между нашей страной и Японией, как в предвоенный период с момента установления дипломатических отношений в 1925 году, так и после него.
Главный стержень всей книги – интереснейшие военные аспекты в политике и идеологии Японии накануне и во время Второй мировой войны, как открытых, очевидных, так и скрытых и даже секретных устремлений современных самураев. Причём не только в отношении Советского Союза, но и Китая, Монголии и в более общем плане – в Восточной и Юго-Восточной Азии. Автор последовательно, с использованием японских же документов, буквально «раздевает догола» стратегов Токио, прикидывавших на всевозможных планах, как «осчастливить» и внедрить «новый век процветания» в странах, которые Япония намеревалась захватить и оставить за собой в качестве колоний на вечные времена. Вместе с ним мы как бы поднимаемся с одной ступеньки на другую, прослеживаем эволюцию военных притязаний Японии, её стратегии, агрессивно-захватнических планов и их реализацию. Мы видим, как японских военно-политических деятелей буквально раздирали аппетиты, какие разгорались споры, куда в первую очередь направить свои агрессивные военные аппетиты, как совместить на самом деле несовместимое – порабощение Китая, Кореи и других стран Азии с разгромом дальневосточной группировки войск Советского Союза и захвата его территории, начиная с северной части Сахалина, Приморья, Камчатки и вплоть до озера Байкал. Оказывается, японский военный атташе в Москве в шифровках доносил, что: «Япония должна рассматривать эти дальневосточные провинции, которые она захватит, как часть собственной империи и создать там военные поселения на долгие годы». Созвучны были и заявления военного министра Араки Садао в 1933 г. (!), не забывшего присовокупить к этим территориям ещё и всю Сибирь. Собственно, с этим были согласны все высшие чины, вплоть до императора, формировавшие политику, стратегию и военное строительство Японии.
В начале книги крайне познавательны страницы, посвящённые захватнической политике Токио в отношении Китая. Автор совершенно справедливо подробно излагает на этот счёт как суть, так и детали, помогая нам правильно, по достоинству оценить первостепенность «китайского фактора» в противодействии созданию на его территории мощного плацдарма для наступления в будущем на СССР. А ведь бывший военный министр Японии Минами Дзиро на процессе главных военных преступников в Токио заявлял, что «Манчжурия рассматривалась как военная база в случае войны с СССР. Как оккупация Манчжурии, так и вторжение в Китай исходили из конечной стратегической цели Японии – войны против СССР». Подготовка к этой войне, как и в целом рост военной мощи Японии, строилась на колониальной эксплуатации как минимум Северо-Восточного Китая. Ведь на его долю приходилось 93 % добычи нефти, 79 % выплавки железа. 55 % добычи золота, 41% железнодорожных линий, 37 % запасов железной руды, 23 % выработки электроэнергии и 37 % внешнеторгового оборота Китая. В Японии бытовала всеобщая уверенность, что она не выдержит полномасштабную войну против СССР без китайского сырья. Поэтому в итоге был сделан выбор: вначале разобраться с так называемым «китайским инцидентом», то есть покорить территорию и население Китая, а затем, создав достаточный военно-сырьевой задел, развернуть масштабные и скоротечные победоносные военные действия против СССР. Любопытно, что такие планы в Токио зрели, прорабатывались ещё задолго до того, как Гитлер замыслил свой аналог блицкрига против Советского Союза.
В сгущавшейся в начале 30-х годов над дальневосточными рубежами СССР обстановке достаточно откровенно выглядит отношение ключевых западных держав - наших будущих союзников, к японским экспансионистским приготовлениям – Великобритания, Франция и США близоруко рассчитывали избежать разворота японских военных устремлений на юг, к их колониям и рынкам, а вместо этого побудить военную машину Японии сосредоточиться на войне против СССР. Характерна в этом ключе приводимая автором шифровка в Вашингтон посла США в Токио Дж. Грю о том, что «японцев можно легко побудить вторгнуться в Сибирь». Японцы же со своей стороны умело подталкивали западные страны, имевшие свои экономические интересы как в Китае, так и в Японии, проводить политику собственного умиротворения, продолжая получать от них стратегическое сырьё и военные материалы. В справедливо названным А. Кошкиным таким раскладом «азиатским Мюнхеном» японцы начисто переиграли политических мечтателей в Вашингтоне, Лондоне и Париже, усыпили их бдительность, накопили силы и в конце концов повернули оружие против своих покровителей.
Решение активизировать подготовку к войне на двух направлениях: северном – против СССР и южном – против США, Великобритании, Франции и Голландии, - было принято в правящих кругах Японии в 1936 г. Под утверждения японского командования о том, будто увеличение советской дальневосточной группировки «создало кризис для обороны Японии», императором был утверждён «План войны против СССР». Автор подробно, на цифрах и фактах развёртывает перед нами реализацию подготовки основных пунктов этого плана, рассчитанного на «стремительность, внезапность, военное и политическое подавление противника до пределов, создающих объективную для него необходимость пойти на капитуляцию». Именно победоносная скоротечная война рассматривалась как непременное условие дальнейшей экспансии Японии в Восточной Азии и на Тихом океане.
Такая последовательность и была бы реализована, если бы не два важных обстоятельства. Первое: Япония столкнулась с упорным сопротивлением со стороны вооружённых сил Китая, которому стал оказывать помощь оружием Советский Союз. А. Кошкин делает совершенно правильный вывод: именно советская помощь являлась одним из важных препятствий, не позволявших японским войскам покорить Китай. Эта борьба на протяжении последующих лет отнимала массу сил и средств военной машины Японии, не позволяла высвободить достаточно войск для того, чтобы полномасштабно обрушиться на СССР. Второе: в Москве видели, куда идёт дело, и усиливали свой военный заслон на дальневосточных границах. Инициированные Японией пробы сил (в первую очередь чтобы побудить СССР к свёртыванию материальной поддержки Китаю) – проигранные вооружённые столкновения у озера Хасан и реки Халхин-Гол заставили военных авантюристов в Токио проявлять больше осмотрительности и тщательности в подготовке к новому раунду вооружённой борьбы с СССР. В сентябре 1939 г., по свидетельству автора, возглавивший правительство принц Коноэ Фумимаро заявлял немецкому послу Отту: «Японии понадобится ещё два года, чтобы достигнуть уровня техники, вооружения и механизации, который показали советские войска в боях». В итоге, после столкновения с советской военной мощью приоритеты и плоды этой подготовки после напряжённых дебатов, о которых в лицах нам рассказывает автор, были перенацелены на южное направление под откровенно-лицемерным лозунгом создания там «зоны нового порядка в Восточной Азии на вечные времена». А. Кошкин уместно иллюстрирует эту захватническую философию на примере «Заявления императорского правительства» от 3 ноября 1938 г., с беззастенчивым пафосом декларирующее, что осуществление этой программы «является священным и славным долгом нынешнего поколения японского народа».
Поворот на юг отнюдь не означал отказ от реванша против СССР – вооружённое выступление лишь откладывалось до степени полной готовности для достижения безусловного превосходства на поле боя. Характерно в этом плане приводимое в тексте выступление военного министра Хата в парламенте: «Понесённые потери являются действительно громадным уроном для нашей армии… Мы уже приступили к осуществлению соответствующих мероприятий… Пролитая кровь не останется напрасной».
Любопытно читать, что, несмотря на сближение с нацистской Германией и общего понимания с Гитлером о неизбежной совместной борьбе с СССР, в Японии были ошарашены и дезориентированы заключением советско-германского пакта о ненападении. Автор приводит характерную выдержку из донесения советского посольства в Токио: «Известие о заключении пакта о ненападении между СССР и Германией произвело здесь ошеломляющее впечатление, приведя в растерянность особенно военщину и фашистский лагерь…». В Токио были вынуждены для себя признать, что Японии не под силу сейчас военное соперничество с СССР один на один, а Берлин, похоже, намерен пока что поддерживать мирные отношения с Москвой. Интересно, что ради маскировки совместных с Японией далеко идущих планов, министр иностранных дел Германии Иоахим фон Риббентроп, как мы узнаём, даже предложил посреднические услуги, заверяя советское руководство, что «германо-японские связи не имеют антирусской основы, и Германия, конечно же, внесёт ценный вклад в разрешение дальневосточных проблем». Он пытался заинтриговать ещё больше, внушая, что «если будет заключён советско-японский пакт о ненападении, Япония продемонстрирует великодушную позицию в разрешении всех других вопросов».
На тот момент временная нормализация советско-японских отношений на период начального этапа войны с западными державами была выгодна Берлину – в этом случае Японию было бы легче побуждать к действиям против Великобритании, уже воюющей с Германией. По расчётам Гитлера, нападение японцев на дальневосточные владения Великобритании могло бы нейтрализовать последнюю, или, как минимум, связать значительные английские силы на Тихом океане. Как подзуживал и Риббентроп, «это позволило бы Японии беспрепятственно распространить свою мощь в Восточной Азии, двигаться в южном направлении, где находятся её жизненные интересы». А обеспечить эти интересы, то есть получить неограниченный доступ к сырьевым ресурсам и дармовой рабочей силе, можно было только «наступив на пятки» тогдашним колонизаторам: Великобритании, Франции, Голландии. И для того, чтобы высвободить себе руки в продвижении в Азии и на Тихом океане, и в подготовке к войне там главным образом против США, в Токио после долгих раздумий, споров и политического маневрирования пошли на заключение с Советским Союзом пакта о нейтралитете (13 апреля 1941 г.). Но уже на следующий день в «Секретном дневнике войны» японского генерального штаба армии была сделана следующая запись: «Данный договор даёт лишь дополнительное время для принятия самостоятельного решения о начале войны против Советского Союза». Однако Гитлер играл в свою игру - именно для того, чтобы сосредоточить внимание Токио на азиатском направлении: автор приводит не известное широко до этого указание в Директиве Гитлера N 24 от 5 марта 1941 г., которым запрещалось сообщать японцам о существовании плана «Барбаросса» войны Германии против СССР.
Нападение Германии на Советский Союз сразу оживило и военщину Японии. В соответствии с решением императорского совещания от 2 июля 1941 г. генеральный штаб армии и военное министерство Японии разработали комплекс широких мероприятий, направленных на форсирование подготовки к проведению наступательных операций против советских вооружённых сил на Дальнем Востоке и в Сибири. В японских секретных документах он получил завуалированное название «Особые манёвры Квантунской армии», или сокращённо «Кантокуэн». Это был, как раскрывает его суть и детали А. Кошкин, детально разработанный амбициозный план вторжения, значительно усиленный по силам и средствам по сравнению с ранее составлявшимися планами. К операциям подключались на этот раз гораздо большие силы – Квантунская группировка была удвоена и доведена до 700 тысяч человек (а с учётом последовавшей дополнительной мобилизации в Корее и Манчжурии - до 850 тысяч человек), войска были разделены на три фронта, предполагавшие прорывы ими на значительную глубину советской территории. Только на первом этапе предполагалось захватить Уссурийск, Владивосток, Благовещенск, Хабаровск, Биробиджан, Северный Сахалин, Комсомольск, Николаевск-на-Амуре, Советскую Гавань, Петропавловск-Камчатский и другие города этого обширного региона. Следующими на очереди были Чита, Улан-Удэ, и многие города Сибири, построенные на месторождениях полезных ископаемых, таких как железная руда, нефть, уголь, молибден, свинец и цинк. Проанализировав и описав план «Кантокуэн», автор приходит к оправданному выводу - он был по замыслу и масштабу аналогичен плану «Барбаросса» и так же предполагал «молниеносную войну» против СССР. Принятие решения о начале войны намечалось на 10 августа 1941 г., а завершение агрессии, то есть победа и оккупация «на вечные времена» – к середине октября, во всяком случае до наступления холодов.
Почему же этот план так и не был реализован? Автор, безусловно прав, считая, что стойкое сопротивление советских войск гитлеровскому вторжению породило в Японии массу раздумий о своих дальнейших действиях. Но пока ещё лишь о времени удара по СССР. Мнения разделились: одни настаивали на том, чтобы немедленно выступить, дабы не позволить немцам дойти до намеченных японцами в собственность районов СССР, успеть к дележу «русского пирога». Другие считали, что надо накапливать силы и придерживаться принципа «спелой хурмы», когда «Россия сама упадёт в руки» в результате истощения в противостоянии вермахту. Иначе говоря, победить малой кровью и без существенных материальных затрат.
Крайне любопытно читать в книге о примере вопиющего лицемерия и лжи одного из скрывавших своё истинное лицо «ястребов» - министра иностранных дел Мацуока. В ходе визита в Москву и беседы со Сталиным (автор приводит документальную рассекреченную запись их беседы) Мацуока горячо заверял в японских мирных намерениях, в том, что Токио и Москва могут «идти рука об руку», что он лично решительно за улучшение отношений с СССР и за подписание Пакта о нейтралитете (он и был им подписан 13 апреля 1941 г. в Москве). По его уверениям в Кремле, он «всегда говорит и сотрудничает откровенно, не занимаясь мелочами и торгашеством». И тот же самый Мацуока уже 26 июня 1941 г., как свидетельствует стенограмма заседания координационного совета и императорской ставки, был самым напористым, убеждая, что «мы должны сначала ударить на севере (т.е. против СССР- В.М.), а уж затем нанести удар на юге (в Юго-Восточной Азии – В.М.). Ничего не предпринимая, ничего не получишь. Мы должны предпринять решительные действия. Я хотел бы принятия решения напасть на Советский Союз». И при этом он, ничуть не смущаясь, умудрился объявить себя на том же совещании «сторонником нравственных начал в дипломатии»!
Однако возобладала иная, более осторожная и практичная точка зрения, выраженная министром торговли и промышленности Кобаяси: «Мы не обладаем достаточными возможностями для военных действий, не имеем сырья и военных материалов для обеспечения войны и на суше, и на море. Если армия использует суда в своих целях, мы не сможем обеспечить транспортировку сырья и военных материалов. Следует подумать, как обрести уверенность в том, что мы не потерпим поражение. А также, как разрешить китайский инцидент» (то есть победить в борьбе против национально-патриотических сил Китая – В.М.). Спор в военно-политических верхах Японии перешёл, таким образом, в сферу приоритетов: с чего и с кого начать, не затрагивая, впрочем, генеральной линии на агрессию в отношении Советского Союза. Принятая на императорском совещании «Программа национальной политики Империи в соответствии с изменениями обстановки» предусматривала продолжение войны в Китае и одновременное завершение подготовки к войне как против США и Великобритании, так и против Советского Союза. Нападение на нашу страну лишь откладывалось и ставилось в зависимость от успеха наступательных действий рейха на Восточном фронте. Было принято решение подождать первых результатов войны там через 50-60 дней. Кроме того, осторожность заставляла проявлять и внушительность советской группировки на Дальнем Востоке. Пользуясь рассекреченными японскими архивами, автор приводит характерное выступление на этот счёт на императорском секретном совещании начальника генерального штаба армии Сугияма: «Советский Союз всё ещё обладает явно подавляющей силой (на Дальнем Востоке), готовой к стратегическому развёртыванию».
Его «философия», тем не менее, имела вполне «заряженную» на войну с СССР направленность: «Наиболее подходящим для нас будет некоторое время не участвовать в германо-советской войне, так как мы предпринимаем меры для урегулирования китайского инцидента. Но, если события германо-советской войны будут благоприятны для нашей Империи, мы используем силу для разрешения проблемы на севере. Чрезвычайно важно для нас сохранять втайне необходимую подготовку к военным операциям». Ещё более определённо прозвучал председатель Тайного совета Хара: «Война между Германией и Советским Союзом является историческим шансом Японии. Мы будем вынуждены рано или поздно, в удобный момент, напасть на Советский Союз. Но так как Империя всё ещё занята китайским инцидентом, мы не свободны в принятии решения о нападении на Советский Союз, как того хотелось бы. Кто-то может сказать, что в связи с пактом о нейтралитете для Японии было бы неэтично нападать на Советский Союз. Но никто не сочтёт это предательством. Я с нетерпением жду возможности для нанесения удара и прошу армию и правительство сделать это как можно скорее. Советский Союз должен быть уничтожен».
Решением императорского совещания вооружённое нападение на СССР было утверждено в качестве одной из основных военных и политических целей империи. А.Кошкин поэтому делает справедливый базовый вывод: «Приняв это решение, японское правительство по сути разорвало советско-японский Пакт о нейтралитете».
Автор раскрывает нам любопытную деталь, характеризующую методы и политическую нравственность японских, как сейчас бы сказали, «партнёров»: японское правительство в послании в адрес правительства СССР заявило об «искреннем желании поддерживать дружественные отношения с Советским Союзом», о «надежде на скорое окончание советско-германской войны, заинтересованности в том, чтобы война не охватила дальневосточные районы». Но на встрече с немецким послом в Токио Оттом (от кого черпал информацию Рихард Зорге – В.М.) всё тот же Мацуока сказал, что «русским передали, что Япония намерена строго соблюдать Пакт о нейтралитете. Однако в этом проявилась необходимость ввести русских в заблуждение или, по крайней мере, держать их в состоянии неопределенности, ввиду того, что военная подготовка нами ещё не закончилась».
Падение Москвы должно было стать переломным моментом, сигналом для начала японской агрессии на советском Дальнем Востоке. Однако разгром гитлеровских войск, сопровождавшийся контрнаступлением, продемонстрировал японцам, что Красная Армия сохранила способность наносить сокрушительные удары, что заставило Токио с большей осторожностью оценивать перспективы быстрой победы гитлеровских войск. К тому же производило должное впечатление сохранившаяся, несмотря на существенные потери, производственная мощь советской военной промышленности, переведённой на напряжённый военный ритм. Именно с учетом этих факторов на вопрос императора о сроках проведения операций против СССР начальник генерального штаба Сугияма заявил, что, по его мнению, до лета 1942 г. нецелесообразно проводить наступательные операции на севере». Этой же позиции придерживалось и командование Квантунской армии, увязшей в войне в Китае. Эти чисто военные соображения подкреплялись и экономическо-материальными расчётами. Автор книги приводит анализ императорской ставки о том, что «в случае операций против Советского Союза, в течение полугода-года будут израсходованы все запасы нефти. Поэтому, что касается горючего, то кроме движения на юг, выхода не нет». Неудивительно в этом плане, что взоры японских стратегов стали всё больше обращаться к Азии. Только в так называемой «Голландской Индии» - нынешней Индонезии - ежегодно добывалось около 8 млн. тонн нефти, что в 20 раз превышало добычу нефти в самой Японии. Быстрая оккупация и длительное удержание богатых сырьём территорий на юге рассматривалось японским командованием как залог окончательного успеха Японии в мировой войне, которую развязали державы «Трехстороннего пакта» - германо-итало-японской «оси».
И в этом случае расчёт делался на молниеносность: на всю кампанию отводилось три месяца. Предполагалось ведение боевых действий в основном военно-морского флотом, который был значительно усилен. Для войны на юге выделялось всего лишь 10 дивизий. Остальные же по-прежнему предназначались для вторжения в СССР. План «Кантокуэн» оставался в силе. Квантунской армии было дано задание составить план операций её силами против СССР с общей целью оккупировать на первом этапе советское Приморье. А. Кошкин приводит данные расчётов: для нанесения первого удара по СССР было подготовлено 50% пехотных дивизий, 75-80% кавалерийских частей, около 65% танковых полков, половина артиллерии и авиации сухопутных сил.
Однако в начале 1942 г. в Японии стали всё больше сознавать, что одновременное ведение войны на юге и севере чревато опасными последствиями. Ожидавшегося японцами резкого сокращения советской группировки на Дальнем Востоке так и не произошло. А. Кошкин знакомит нас с выводом разведуправления генерального штаба Японии, согласно которому «переброска советских войск с востока на запад не привела к ослаблению группировки Красной Армии, пополнявшейся за счёт местных резервов». К тому же план молниеносной войны в Азии после первых успешных завоеваний стал давать осечки - японцы испытали в июне 1942 г. серьёзное поражение в сражении за остров Мидуэй. Становилось ясно, что широкомасштабная война на Тихом океане потребует концентрации основных сил империи. Из повествования А. Кошкина мы узнаём, что летом 1942 г. начальник оперативного управления генерального штаба Танака записал в своём дневнике: «Следует избегать решающих сражений, вести затяжную войну. Операцию против Советского Союза в настоящее время проводить нецелесообразно». Не рекомендовал выступать на севере и посол Японии в СССР Татэкава.
Нацистская Германия, столкнувшись с неожиданным твёрдым отпором советских войск, стала подталкивать Японию переместить приоритеты на скорейшее выступление против СССР. Это видно уже из телеграммы Риббентропа японскому правительству: «Без сомнения, для захвата сибирских приморских провинций и Владивостока, так жизненно необходимых для безопасности Японии, никогда не будет настолько благоприятного случая, как в настоящий момент, когда комбинированные силы России предельно напряжены на европейском фронте». Дополнительным аргументом немцев была гипотетическая возможность предоставления Советским Союзом союзникам своих баз, в частности Владивостока, для нанесения ударов их авиации по Японии (Интересно, что такой вопрос действительно ставился американцами, но речь шла о Камчатке. Этот зондаж, чреватый открытием Японией против СССР «второго фронта» на Дальнем Востоке, был отвергнут Москвой – В.М.). Выполняя указание Гитлера, Риббентроп проявлял настойчивость, уверяя, что «если Япония стремительным ударом захватит Владивосток, а возможно, и территорию Советского Союза вплоть до озера Байкал, положение русских на обоих фронтах станет чрезвычайно тяжёлым. Таким образом, конец войны будет предрешён».
Однако плачевный итог для вермахта Сталинградской и Курской битв вынудил Японию вновь отложить реализацию планов вторжения в СССР. Стратегия так и не созревшей до спелости хурмы фактически начала ставиться под вопрос. В ответе японского правительства в Берлин сообщалось, что «выступление Японии против СССР приведёт к чересчур большому распылению наших сил». Помощь Германии тем не менее оказывалась поддержанием напряжённости на границе, ведением непрекращающейся подрывной деятельности ради того, чтобы связать силы советских войск на Дальнем Востоке, не допускать их переброску в европейскую часть СССР. Несмотря на наличие Пакта о нейтралитете, вооружённые японские вылазки не только не сократились, а наоборот – их число возросло. Автор приводит не известные до сих пор широкой публике данные (они были обнародованы в ходе Токийского трибунала): в общей сложности части и соединения Квантунской армии во время войны 779 раз нарушали сухопутную границу, а самолёты ВВС Японии 433 раза вторгались в воздушное пространство Советского Союза. Советская территория, пограничники, суда нередко подвергались обстрелу.
Автор характеризует действия Японии на море как по существу необъявленную войну против СССР. В Берлин сообщалось, что «Япония будет перехватывать все американские суда, предназначенные для Советской России». То есть ставилась цель максимально усложнить считавшийся самым безопасным канал поступления в СССР материалов по ленд-лизу. Однако ради безопасности поставок часть таких грузов отправлялась на советских судах. Их незаконный захват, арест, длительное задержание в строгой изоляции команд, а то и потопление судов, несмотря на неоднократные протесты советского правительства, продолжались до конца войны. Подводными лодками японского флота были пущены на дно такие крупные советские суда, как «Ангарстрой», «Кола», Ильмень», «Перекоп», «Майкоп» и другие. По подсчётам автора, всего за период с июня 1941 по 1945 год японский военно-морской флот задержал 178 и потопил 18 торговых судов, нанеся убытки советскому судоходству на сумму 637 млн. рублей.
В то же время Япония на протяжении всей войны регулярно снабжала Германию крайне дефицитными стратегическими материалами из захваченных в Азии районов. В Германию до последних дней войны поступали на японских кораблях и подводных лодках вольфрам, каучук, цветные металлы.
Конец войны в Европе ознаменовался попытками Японии найти наименее безболезненный для себя выход, оптимально – выступить посредником для перемирия и даже мира между СССР и гитлеровской Германией. Безусловно в этом был и расчёт на развал коалиции с союзниками СССР и создание для Токио более выгодных позиций для сепаратных переговоров с США и Великобританией. Автор приводит отрывок из документа от 20 апреля 1945 г. Высшего совета по руководству войной: «Приложить усилия к тому, чтобы умелой пропагандой разобщить США, Великобританию и СССР и подорвать решимость США и Великобритании продолжать войну». Ради того, чтобы не допустить присоединения Советского Союза к союзникам в войне против Японии, ради сохранения хотя бы духа Пакта о нейтралитете, в Токио решили заинтересовать Москву беспрецедентными уступками вплоть до безвозмездной передачи территории Южного Сахалина и Курильских островов.
Однако Москва сделала свой ход первой – 5 апреля 1945 г. СССР информировал Японию о денонсации Пакта о нейтралитете. Причины к этому излагались в заявлении советского правительства прямо и логично: «Пакт был подписан до нападения Германии на СССР… С этого времени обстановка изменилась в корне. Германия напала на СССР, а Япония союзница Германии, воюет с США и Англией, которые являются союзниками Советского Союза.
При таком положении Пакт о нейтралитете потерял смысл, и продление этого Пакта стало невозможным».
Автор не случайно подчёркивает, что это объявление было сделано в полном соответствии со статьей 3 упомянутого Пакта, предусматривающей право денонсации за один год до истечения пятилетнего срока действия. Это – беспроигрышный аргумент против нынешних утверждений японских пропагандистов, что СССР, дескать, вероломно нарушил свои обязательства по этому Пакту. Не менее справедливо звучит и мнение А. Кошкина о том, что советское правительство, денонсировав Пакт о нейтралитете за четыре месяца до вступления в войну, фактически информировало японское правительство о возможности участия СССР в борьбе с Японией с целью скорейшего завершения Второй мировой войны. Это официальное объявление рассматривалось Москвой как серьёзное предупреждение японскому правительству, призванное убедить его в бесполезности продолжения сопротивления.
Намёк был услышан, но должных выводов из него японцы не сделали. Они хотели верить в сказку, которую сами для себя сочинили – в затяжную войну с США и Великобританией, «не считаясь ни с какими жертвами», без участия в ней СССР. А в результате такой войны выторговать себе приемлемые условия для перемирия вплоть до сохранения за собой Кореи и Тайваня. Её даже не убедило ни объявление Советского Союза о своём вступлении с 9 августа в войну, ни присоединение СССР к Потсдамской декларации от 26 августа 1945 г., которая призывала Японию немедленно капитулировать и предупреждала, что «иначе Японию ждёт быстрый и полный разгром».
Автор совершенно справедливо подробно описывает последовательную установку как политического, так и военного руководства США на настойчивое втягивание СССР в антияпонскую орбиту. Ещё на Тегеранской конференции президент Рузвельт поднимал эту тему перед Сталиным и заручился обещанием последнего, впрочем, в то время сделанным в общей форме. На ялтинской конференции Рузвельт вновь «продавливал» эту тему, и Сталин конкретизировал своё обещание уже по срокам. В Вашингтоне и после смерти Рузвельта ждали воплощения в жизнь этого обещания, поскольку отдавали себе ясный отчёт о своих будущих громадных потерях при вторжении на Японские острова. Недаром и новый президент Трумэн на Потсдамской конференции заявлял: «США ожидают помощи от СССР в войне против Японии». А. Кошкин цитирует среди прочего записку-ориентировку военного министра США Г. Стимсона, адресованную президенту Трумэну: «Начав вторжение, нам придётся завершать его даже ещё более жестокими сражениями, чем те, которые имели место в Германии. В результате мы понесём огромные потери и будем вынуждены оставить Японию». И для такого пессимистического сценария были основания. Высший японский совет по руководству войной ещё 6 июня 1945 г. постановил: «Империя должна твёрдо придерживаться курса на затяжной характер войны, не считаясь ни с какими жертвами». Борьба действительно могла стать упорной и кровопролитной. Создатель отрядов смертников-камикадзе, заместитель начальника главного морского штаба вице-адмирал Ониси Такидзиро излагал идеологию фанатичного сопротивления на заседании правительства: «Пожертвовав жизнями 20 миллионов японцев в специальных атаках, мы добьёмся безусловной победы». По всей стране развернулась подготовка гражданского населения к отпору врагу.
До последнего существовали надежды и на использование сохранившей свою боеспособность Квантунской группировки. Её численность, достигавшая почти 900 тысяч человек, после возвращения в Японию обеспечила бы американским силам самый нежелательный сценарий затяжного и кровопролитного противодействия вторжению. В Вашингтоне оценивались потенциальные жертвы среди своих военных в ходе десанта и последующих боёв в сотни тысяч, что подпадало под категорию «неприемлемых потерь». А. Кошкин раскрывает по ходу дотоле не известный широко факт: рассматривался и другой вариант - в случае высадки американских войск на Японские острова переправить императора и его семью на материк в Манчжоу-Го в расположение Квантунской армии, чтобы там продолжить сопротивление. Тем самым США навязывалась бы война на два фронта. При этом считалось, что американцы не станут подвергать новой атомной бомбардировке территорию союзного им в то время Китая.
И даже атомная бомбардировка Хиросимы и Нагасаки лишь поколебала, но не сломила до конца японскую волю к сопротивлению. Это произошло лишь после объявления СССР 8 августа 1945 г. состояния войны и последовавшим эффектным разгромом Квантунской группировки. В рескрипте императора Хирохито «К солдатам и матросам» от 17 августа со всей определённостью декларировалось: «Теперь, когда в войну против нас вступил и Советский Союз, продолжать сопротивление…означает поставить под угрозу саму основу существования нашей Империи».
Автор объективен в своём выводе о том, что без вступления в войну СССР американцы не смогли бы быстро покорить Японию с помощью атомного оружия. По расчётам американских штабов, для обеспечения высадки десанта на Японские острова требовалось по меньшей мере девять атомных бомб. После ударов по Хиросиме и Нагасаки у США уже не оставалось готовых атомных зарядов. Производство же новых требовало длительного времени. «Эти бомбы, сброшенные нами, - свидетельствовал военный министр США Г. Стимсон, - были единственными, которыми мы располагали, а темпы производства их в то время были весьма низкими». А. Кошкин при этом напоминает, что в ответ на дополнительные атомные удары японцы могли обрушить на войска США накопленное в секретных лабораториях в огромных количествах и уже опробованное на людях бактериологическое оружие (бактерии брюшного тифа, дизентерии, чумы, холеры, сибирской язвы, газовой гангрены и других смертельных болезней).
Монументальный труд А. Кошкина венчает тщательное изложение темы принадлежности Курильских островов и борьбы за них с обеих сторон. Читатель может узнать массу подробностей, начиная с предвоенных лет, когда СССР предлагал Японии выкупить «некоторую группу северной части Курильских островов», чтобы обеспечить беспрепятственный выход в Тихий океан по крайней мере в районе южной оконечности Камчатки. Очень любопытно читать стенограмму диспута на этот счёт между Сталиным и министром иностранных дел Японии Мацуокой. Однако вопреки мнению автора, представляется, что нет противоречия в том, что СССР, считавший Южный Сахалин и Курильскую гряду своей исконной территорией по праву первооткрытия и освоения, не ставил вопрос перед союзниками об их возвращении в качестве «платы» за участие в войне с Японией. Мы без сомнений имели полное право на это, будь то в качестве «платы» либо военного трофея. Весьма полезны в свете нынешних отрицаний и уловок в Японии, текстовые выдержки из меморандума главнокомандующего союзных держав японскому правительству от 29 января 1946 г., в котором перечисляются острова, отходящие к Советскому Союзу. Тем более, что Сан-Францискский мирный договор от 8 сентября 1951 г. (эту часть автор оправданно цитирует для документальности), декларировал: «Япония отказывается от всех прав, правооснований и претензий на Курильские острова и на ту часть острова Сахалин и прилегающих к нему островов, суверенитет над которыми Япония приобрела по Портсмутскому договору от 5 сентября 1905 года».
В заключительной главе книги А. Кошкин перебрасывает мостик в нынешние времена, когда при небрежном попустительстве М. С. Горбачёва японцам был дан намёк на допустимость постановки вопроса о передаче им Курильских островов. Автор, будучи в авангарде последовавшей борьбы российской общественности за сохранение статус-кво (он и по сей день является главой общероссийского движения «За русские Курилы»), раскрывает многочисленные «интимные» подробности переговоров с японцами на этот счёт, сделанных неоправданных уступок как при Б.Н. Ельцине, так и при В.В. Путине. Автор достаточно убедительно, используя тщательно собранные им факты и их анализ, вплоть до японских источников, показывает, что же в действительности скрывалось за идеей заключить бесполезный для России мирный договор с Японией. И не просто бесполезный, а на 100 % вредный, антигосударственный, поскольку его базой стороны были намерены сделать Декларацию 1956 года, в которой упоминалось о передаче Советским Союзом в качестве жеста доброй воли островов Шикотан и группы островов Хабомаи (Плоские). Автор с облегчением пишет о том, что поправка в Конституцию РФ, исключающая отчуждение российских территорий, «становится дополнительной преградой для попыток покушения на суверенитет и территориальную целостность нашей страны». В то же время он даёт понять, что эта поправка не остудила до конца горячие головы в Японии, которые теперь трактуют внесённую Президентом В.В. Путиным оговорку о возможности изменения границ России в результате демаркации или делимитации. Автор чётко формулирует и адресует Японии свою позицию: пора завершить явно затянувшееся блуждание в лабиринте заведомо бесплодных переговоров о принадлежности по праву возвращённых России её земель – русских Курильских островов.
Монография А.А. Кошкина – это своего рода мини энциклопедия по политике и действиях Японии в предвоенный, военный и послевоенный период в отношении Советского Союза/Российской Федерации. Сильное впечатление оставляют и Приложения в завершении книги, состоящие из уникальной подборки документов. Структура книги, логика изложения, чёткий и правильный, лишённый пропагандистского налёта, литературный язык А.А. Кошкина сулит увлекательное чтение и массу открытий для интересующегося историей и международными отношениями читателя, даёт богатый фактический материал для пополнения эрудиции по этой непростой, многогранной теме.
Владимир Микоян
