О пейзажном аудите советской страны

Советская цивилизация в области культуры и искусства – это редкий в нашей истории пример гармоничного сочетания интенсивности и экстенсивности. Вообще мы по природе своей экстенсивные – широкие, текучие. Наша цивилизация – это цивилизация Юрьева дня. Нас, наличных людей, всегда не хватало на всю эту едва обозримую территорию. СССР же вынуждено большую часть своей истории пребывал в состоянии относительной закрытости. Когда-то он сам закрывался, а когда-то и от него специально закрывались соседи. Советский роман с пространством русской цивилизации - это вообще особенная, даже огромная и, должным образом, еще не исследованная тема.

Пожалуй, никогда в нашей истории не было столь глубокого и широкого освоения русского пространства посредством искусства, как при советской власти.

В ранний период, в XVIII веке, ландшафтные и народоведческие картинки составили первую, на белую нитку, парадную, фасадную художественно-хроникерскую опись русского пространства.

В XIX веке на художественной карте России появляются различные характерные пейзажные коды срединной и корневой России. Действительно рождается не просто русский пейзаж в живописи, а скорее русская пейзажная художественная коституция. Великие русские художники-пейзажисты в нашей культуре оцениваются прежде всего по их способности создавать ситуации пейзажного инсайта. Русские судят русских пейзажистов не по их формальным открытиям, а по этой способности создавать картины-пейзажные коды, эдакие пейзажные картины мира. И именно согласно этому приницпу слагается и пантеон, олимп, парнас русской пейзажной живописи – Шишкин, Айвазовский, Левитан, Крымов, Рылов, Васильев, Поленов…

В XVIII-XIX вв. к некому пейзажному потоку добавилась ведута. Достоверная в деталях, населенная людьми и даже механизмами, русская ведута до сих пор еще накрепко не освоена и не присвоена русской публикой. В русской ведуте сегодняшний русский не опознает себя, он не узнает там себя, как узнает в настроенческих и малонаселенных картинах Левитана или Шишкина, в которых есть лес, небо с облаками, поля и дожди.

В XIX веке также окончательно уже оформился и русский ориентализм. И это уже не акварельная скоропись путешественников и чиновников. Вершинным явлением русского пейзажного ориентализма безусловно стал великий Верещагин, который умудрился не только выдать ставшие уже каноническими живописные нарративы. Верещагин в своей гипернарративности, во имя точности передачи информации и ощущений, оказался невероятно артистичным и раскрепощенным художником, выдавшим впечатляющие образчики и операционного импрессионизма, и операционного фовизма – которые проистекали не из художнического манифестирования и не из приключений художнического эго. Формальные находки Верещагина рождались из самого наблюдения – из разлитого света и особенного явления цвета, из наблюдаемой реальности и и складывающихся нарративов о наблюдаемой реальности. Не менее интересен и ориентализм библейский. Это был небольшой, но весьма именитый период в истории отечественной живописи.

Очень особенным и почти сразу импрессионистическим был русский пейзажный вестернизм. Даже пишущий римский систискейп Карл Брюллов – это уже самый настоящий импрессионист.

И Илья Репин, пишущий парижское кафе.

И Алексей Боголюбов.

И прежде всего Иван Похитонов.

К началу ХХ века русский пейзаж уже начал учреждать свои «места силы». Наряду с Крымом, таковым становится Поморье, эдакое наше северное Живерни, это место силы русского импрессионизма, где побывали Валентин Серов и Константин Коровин, Абрам Архипов и ранний Петр Кончаловский и др.

Если в свой досоветский период русский пейзаж уже сформировал свою основную художественную программу, то в советский период и сама программа значительно дополнилась и была реализована с неслыханными масштабами и подробностью.

Еще одно важное пейзажное направление в истории русской досоветской живописи – функциональное живописание. У русской функциональной живописи большая и еще толком не написанная история. Это и инженерная графика XVIII века, и путешественническая акварельная скоропись. Это морское живописание по заказу Адмиралтейства и многое другое. Пейзажное направление в русской функциональной живописи было весьма и весьма значительным.

Советская пейзажная живопись – это даже не просто ветвь в истории советских визуальных искусств. Это нечто гораздо более значительное. Это какой-то невиданный пейзажный аудит одной шестой части земной суши. В истории мировой живописи не было ничего подобного, и уже никогда не будет.

Одна из наиважнейших черт советских визуальных искусств – это появление его провинциального, регионального измерения. Художественное производство буквально пронизало всю страну до самых дальних окраин. И это уже были не примеры функциональной художественной скорописи, а функциональная живопись в СССР достигла каких-то невиданных высот. Точнее была не только она. Это был и наконец-то сложившийся и оформившийся русский анимализм во всех его проявлениях, и этнографическая графика, и всяческая путешественническая отчетная графика и прочее, и прочее, и прочее…

Но к этому многоцветью функциональных живописных жанров необходимо добавить и «просто искусство», результат художнического пейзажного видения. И такого высокого художественного уровня пейзажные живопись и графика выдавалась по всей стране, в самых далеких ее уголках.

Ещё раз. Можно говорить о небывалом художественном пейзажном аудите огромной страны, уникальном, единственном в своем роде в истории мировой живописи. Не осталось почти ни одного непроаудированного региона. Мне было бы удобнее пройтись по пунктам:

Продолжилась история русского ориентализма. И пейзажного прежде всего. Если не бояться категорических оценок, то следует признать, что в советский период были созданы вершинные образцы русского живописного ориентализма. Причем в советский период русский ориентализм был очень многослойным и многогранным. Это и по сути завершение туркестанской, среднеазиатской темы. Точнее, ее художественное исчерпание и в авангардный, и в пост-авангардный периоды. Советская геополитическая экспансия породила и пейзажное живописание множества стран условного «Востока» - Монголии и Китая, Вьетнама и Индии, ближневосточных стран и др. Если прибавить к этому списку тему Кавказа, то получается наиогромнейший комплекс памятников пейзажной живописи.

К ориентализму советский период добавил интереснейшее направление – нордизм, подробное и высокохудожественное отражение мира Русского Севера. Русский Север – место жительства очень особенного света и не менее особенного звучания цвета.

Исключительная многолюдность советской пейзажной живописи отнюдь не отменяет и наличия настоящих живописных гениев, как раз тех самых кодификаторов русского пейзажа. Во-первых, в советский период продолжали творить и даже творчески эволюционировать такие великие художники, как Н. Крымов и А. Рылов, К. Юон и И. Грабарь, М. Нестеров и Б. Кустодиев и др. Но ничуть не менее грандиозными были такие советские художники, как Н. Ромадин и Я. Ромас, А. Ведерников и Н. Лапшин, А. Семенов и Г. Нисский, И. Обросов и П.Оссовский, В. Попков и А. Дейнека и многие другие. И этих гениев опять много. И опять встает извечная проблема советских визуальных искусств – даже их парнас, даже их олимп, крайне, исключительно многолюден.

Именно в советский период расцвел и достиг недостижимых, исключительных высот русский ситискейп. Городской пейзаж существовал и в досоветский период, но даже сегодня он не слагается в какую-то целостность, в какой-то особенный поток. Хотя часто это просто вершинные имена в истории отечественной живописи – М. Воробьев и А. Мартынов, Ф. Алексеев и П. Лагорио, П. Верещагин и А. Беггров… Но по-настоящему городской пейзаж загромыхал именно в СССР, а Советский Союз был самой настоящей гардарикой. Советская урбанизация, сопровождавшая волны индустриализации, породила грандиозную художественную опись самой себя. Советский художественный ситискейп имеет исключительное художественное качество. Советский ситискейп может выдать целую армию исключительно талантливых художников. Какое разнообразие тем, интонаций, художественных манер и стилей в советском городском пейзаже! Советское художественное пейзажное городоведение заслуживает множество многотомных исследований.

Русская ведута дополнилась таким наимощнейшим явлением, как советский индустриальный пейзаж. Кое-что индустриальное в пейзаже можно найти и в дореволюционном искусстве. Братья Худояровы, Петр Верещагин, П. Пясецкий и даже предреволюционный импрессионист и дивизионист И. Грабарь отметились на ниве индустриального пейзажа. Но в СССР этот жанр становится одним из первейших. Советская страна бесконечно строила индустриальные объекты. У советской страны случилась индустриальная лихорадка, настоящая любовь к инфраструктуре, инфраструктурный роман. Нигде и никогда не создавалось в мире так много в жанре индустриального пейзажа. Индустриально зазвучал киммериец К. Богаевский. Устало-сезаннистский индастриал выдали П. Кончаловский и А. Лентулов. И даже фовисты М. Сарьян и П. Кузнецов отметились в этом жанре. По сути, вершину своего творчества выдал И. Бродский как раз в индустриальном жанре. Великих индустриальных пейзажистов можно перечислять долго. Особенно хотелось бы выделить умопомрачительного художественного уровня индустриальный импрессионизм великого казанского художника Николая Кузнецова.

История советского пейзажа ценна еще и тем, что она выдала необычайное стилевое разнообразие, мозаику индивидуальных художнических манер на довольно узкой делянке фигуративной живописи, условно реалистических художественных «нот», на самом деле, еще меньше, чем музыкальных. Вариативность художественной математики на ниве реализма и шире фигуративного искусства – это очень непросто. Тем более ценны советские художественные индивидуальности в области не всегда разнообразного русского пейзажа.

Нельзя игнорировать и такой феномен, как советский палео-исторический пейзаж. Эти палео-реконструкции крайне интересны. И выполнены на неизменно высоком художественном уровне.

Особенно следует выделить такое явление, как советский наивный пейзаж. Это действительно нечто невероятное по своему художественному, творческому качеству! Особенно хорош в картинах наивных художников Русский Север. Чудо как хорош!

Особенно значима целая индустрия художественной кодификации русского пейзажа в советской гравюре. Вообще советская гравюра – это тот удивительный жанр, который был, в том числе, как бы мини- и даже микро-инкарнацией советского монументального искусства. Если монументализм – это нечто крайне значительное, увековеченное в камне и других надежных материалах, то гравюра – то же самое, завпечатленное резцом гравера. И это тоже очень надежно, т.к. тиражная графика широко распространяется в символическом пространстве. И совгравюру уже не вырубишь топором. Причем гравюра предполагает как раз мышление монументалиста, способность к образности и кодификации. Совгравюра выдала буквально визуальную кодификацию русского пейзажа. Во всех техниках: линогравюре и ксилографии, офорте и цинкографии… Здесь нужно отметить и пейзажную литографию необычайной красоты.

Вообще мне иногда кажется, что советские визуальные искусства гораздо лучше нас, сегодняшних людей. Советское искусство предполагает обладание человеком, его потребляющим, каким-то особенным сверхвместительным чувственным желудком. Советские визуальные искусства просто неспособны поместиться в человека. Идеальным зрителем советского может быть нейросеть. Уверен, она нам ещё очень поможет систематизировать, классифицировать советские визуальные искусства. Ну, и, как принято сейчас говорить в прогрессивных креативных кругах, «размотать» их на прекрасные диджитальные проекты. А советский пейзаж идеален для какого-нибудь прекрасного мега-проекта, в котором красивейшие картины будут привязаны к конкретным местам на карте. До чего же красиво может получиться. А ещё советские пейзажи – идеальные визуальные средовые коды для анимационных проектов. А еще… Именно советские визуальные искусства дожидались технологий будущего. Кажется, дождались.

Загл. илл. Виктор Попков. "Переславль. Зима". (1961-1963 гг.)