"ЗАВТРА". Георгий Свиридов — это большая часть твоей жизни. Сотрудничество, общение, ученичество. Что это был за человек, что за тип личности он представлял собой?
Иван ВИШНЕВСКИЙ. Это был пророк. В силу профессии я знаю очень много людей, которые считаются самыми гениальными. Многие писатели, музыканты прошли через журналиста Вишневского. Они все люди. А Георгий Васильевич Свиридов — не совсем человек. Единственный из всех. От него исходила потрясающая энергия. Он одновременно заражал, подавлял и увлекал. Недаром он стал, естественным образом, руководителем направления, которое сейчас выживает и создаёт потрясающее искусство. На концертах его последователей до сих пор люди получают катарсис. Во многом это влияние Свиридова. Не просто человек Георгий Васильевич — может быть, архангел? Он ведь и очень грозный был, представляю его с мечом. Во всяком случае он единственный, когда разгоняли секретариат Союза композиторов СССР в 1991 году, вышел на трибуну и протестовал. Все остальные смирились.
Гумилёв писал, что когда рухнул древнерусский этнос, нашлось несколько людей, таких, как Александр Невский, которые, одновременно являясь членами умирающего этноса, уже в себе предсказывали рождение нового этноса. Таков был Свиридов. Этот глубокий старик оказался моложе всех, потому что, пережив гибель советской цивилизации, единственный успел задать полную систему ценностей, на которых, может быть, сформируется новый русский мир. Он их внятно изложил и на словах, и что особо ценно для меня — музыкально. Он сформировал музыкальный язык, который, безусловно, современен. Меня всегда веселит: когда телевизионные либералы хотят показать что-то ультрасовременное, "инновационное", то берут "Время, вперёд" Свиридова. Это актуальный язык, но, с другой стороны, до такой степени почвенный, что можно вести разговор о палеолитических древностях, пришедших к нему явно путём озарения. Георгий Васильевич заповедал нам надежду на воссоздание. Назовём все великие имена писателей и художников, которые создают русский мир, но лидером, человеком, давшим Слово, всё-таки стал Свиридов. Для меня это не только и не столько музыкант, сколько замковый камень.
А общение наше были очень близким — и часами музицировали, и за грибами ходили, и винцо пили. Он называл нас: Вульфова, Вискова, Вишневского, — "мои юные друзья".
В романе Кинга "Зелёная миля" есть герой, человек от Бога, который чудесно воздействует на окружающих. Вот и Свиридов всем нам троим передал часть своей силы. Я в это глубоко верю, потому что каждый из нас на своём уровне сделал очень многое, может быть, больше, чем может сделать один человек. Вульфов — ещё и замечательный прозаик, Висков — один из композиторских лидеров в среде регентов, а радиодеятельность вашего покорного слуги вкупе с музыкальной тоже не прошла незамеченной. Всё это частички энергии Свиридова, корпускулы разлетелись.
2010
В преддверии 100-летия со дня рождения Георгия Васильевича Свиридова, которое состоится 16 декабря 2015 года, мне хочется вспомнить мои впечатления, ощущения от творческих встреч с этим великим композитором, ставшим при жизни классиком русской музыки.
Но прежде чем поделиться воспоминаниями, приведу здесь отрывок из статьи о творчестве композитора, опубликованный в американском журнале «Кастлмюзик» 22 года назад. Её автор Луис Блуа в переводе И.Истратовой.
«Георгий Свиридов — современный пророк русской национальной стихии подобно тем поэтам, на чьи слова написана его музыка.
Он является композитором редкой самобытности, во времена, когда национальные черты и фольклорный стиль в серьёзной музыке почти исчезли с лица земли.
Многочисленные сочинения Свиридова не только славят русскую культуру, но и раскрывают абсолютную оригинальность и народность языка композитора с его ярким мелодизмом и искусными трезвучными гармониями.
Несмотря на глубоко русскую сущность стиля и содержания музыки Свиридова, часто кажется, что она тесным образом связана с мифологическими представлениями, свойственными всем народам».
Лучше, на мой взгляд, не скажешь, поэтому я не рискнула давать оценку творчества великого мастера.
С Георгием Васильевичем Свиридовым я познакомилась, когда стала готовить программу для сольного концерта из его произведений. Прежде чем вынести на публику исполнение, я решилась позвонить композитору и попросить его о встрече с тем, чтобы он послушал и высказал свои пожелания, замечания.
Георгий Васильевич любезно дал своё согласие. Зная его требовательность в исполнении своей музыки, не скрою, идя к нему на репетицию, волновалась, но, слава Богу, первая встреча прошла успешно и в целом он остался доволен, сказав, что рад был познакомиться со мной, как с певицей, т.к. до этого меня не слышал.
На репетицию я приехала со своим концертмейстером Лернером Д.М. и пела с ним, а Георгий Васильевич только слушал. Затем он сел за рояль, и мы стали более тщательно анализировать каждый романс, о котором, по ходу репетиции, он говорил свои видения, характер. Таких репетиций было несколько.
Приведу, пожалуй, анализ исполнения одного романса, довольно протяжённого по времени, но, тем более, показывавшего, с какой скрупулёзностью, тщательностью Георгий Васильевич хотел, чтобы был донесён смысл и характер исполнителями. Это романс «Осенью» на слова М. Исаковского.
Вступление — играть не быстро, ровно, не ускоряя.
Пели две подруги, пели две Маруси (петь без запятой)
рассказывая, без акцентировки слов,
Как осенним утром улетали гуси (динамично и ровно)
И тише во 2-ой раз – улетали гуси.
Пропускаю 4 фразы и дальше:
Улетели гуси, лето закатилось (петь без запятой).
По лесам брусника в кузовок просилась.
По лесам орешник гнулся безутешен
И ронял орехи со своих орешин.
Фортепиано не прерывая движения, только ещё динамичнее и полнозвучнее и также я продолжаю:
И пошли подруги тропами лесными
Колыхалось небо высоко (подчеркнуть) над ними.
Осыпались липы, облетали клёны,
Лист на землю падал, словно раскалённый.
Стлалася тропинка золотой каёмкой
И хотелось песни ласковой, не громкой.
И внезапно в небе гуси прокричали
О разлуке тяжкой, о своей печали.
Прокричали гуси над лесной округой,
Два пера на память бросили подругам…
Здесь аккорд играть на полной педали, очень объёмно звучащий и долго затихающий (полёт перьев).
И подруги стали, головы закинув,
Словно две осенних, две лесных рябины.
(Звонко спеть) — И запели разом стаю провожая,
Что всего дороже сторона родная.
(Обязательно точно перейти на слог я).
После таких репетиций у исполнителя, а в данном случае у меня, появилось невероятное чувство уверенности, а это очень важно, когда выходишь перед зрителем в концертном зале.
Эта уверенность, в исполнении произведений Георгий Васильевича, осталась во мне на всю мою творческую жизнь, и реакция публики всегда была соответствующей.
И ещё. Мы, певцы, не побоюсь говорить от лица всех, конечно же, любим, когда музыка мелодична, быстро запоминается.
У Г.В. Свиридова, наряду с глубиной содержания, эмоциональным накалом или созерцательным началом, музыка всегда мелодична, поэтому его творчество так любимо как музыкантами, так и публикой.
Я несказанно счастлива, что судьба меня свела с Г.В. Свиридовым, чьи произведения до сих пор пою с любовью, вспоминая его с огромной благодарностью.
Евгения АЛТУХОВА, Народная артистка РСФСР
2015
"ЗАВТРА". Сейчас мы отмечаем 100-летие Свиридова. Вы и Владимир Иванович Федосеев были связаны с композитором, хотелось бы услышать ваши воспоминания.
Ольга ДОБРОХОТОВА. Мне очень трудно сейчас говорить о Георгии Васильевиче … потому что Свиридов для меня не только Художник. Судьба подарила нам моменты очень тесного общения с ним до последней минуты… Мы были первыми, кто узнал, что наступила последняя минуты жизни Свиридова. И что-то мне не позволяет сейчас говорить, перевести чувство в слово.
…Я хочу сказать, что Свиридов не просто композитор. Свиридов — явление. Велик он был не только в музыке. Он был человеком высочайшего образования, знал русскую философию, литературу, он любил поэзию. Мы сидели за чашкой чая, и он мог долго говорить об этом с нами, часами. И мы слушали, не произнося ни слова, и, увы, даже не было чувства, что надо всё сохранить не только в своей душе, а на бумаге. И сейчас до слез жалко, что не записывали тогда.
"ЗАВТРА". Каким он был человеком?
Ольга ДОБРОХОТОВА. Свиридов был человеком очень сложным. Сила его характера и прямота, порою чрезмерная, иногда вызывали неприятие. Он мог говорить резко. Он мог говорить нелицеприятно и оказывался себе же первым врагом.
В то же время он был такой тонкости, такого ума и такой широты знаний, которых… я в своей жизни не встречала. Хотя в силу профессии судьба сводила нас с великими людьми: Михаилом Константиновичем Аникушиным, Дмитрием Дмитриевичем Шостаковичем, Евгением Александровичем Мравинским… И Свиридов среди них был очень значителен. Очень.
"ЗАВТРА". Можно ли сказать, что масштаб Свиридова таков, что пока даже трудно его вписать в иерархию русских композиторов ХХ века?
Ольга ДОБРОХОТОВА. Понимаете, время от времени волны истории как-то открывают нечто, что мы не сразу понимаем. Это как видение какое-то. Таков и есть Свиридов, его значение еще не дано понять. Я думаю, что Свиридов ещё открывается при всей его кажущейся простоте, но это не та простота, которая "хуже воровства"… А это та простота, которая характеризует великие явления жизни… Слово "великий" сейчас стало такое затёртое, что не хочется его даже произносить, все — "великие". Времени ещё предстоит осветить имя Свиридова.
"ЗАВТРА". Пушкинская простота. Свиридовская "Метель" близка пушкинской?
Ольга ДОБРОХОТОВА. Вы знаете, он относился к этому произведению небрежно. Это был заказ, Свиридов писал музыку к фильму, ему надо было поскорее закончить эту работу и передать в кино. Он не ощущал, что создает нечто серьезное и глубокое, выражающее его самого… И может быть, гениальные мелодии, которыми мы теперь восхищаемся, приходили к нему от Пушкина. Эта гениальная простота и эта лёгкость, они — пушкинские. Его гений вёл по пути. И возникла в музыке вдруг такая Россия, такой простор и тоска, и печаль, и всё — в одной фразе… И эта фраза — такая русская. Только в славянской музыке можно найти такой длины и такого смысла фразу. Если вы пропоёте с начала до конца тему, определяющую "Метель", то мысль будет длиться и длиться… Свиридов выражает бесконечность. Это удивительно.
"ЗАВТРА". И рядом — авангардное сочинение "Время, вперед!", что является позывным к информационным программам, а во время церемонии открытия Олимпийских игр в Сочи символизировало Россию эпохи СССР.
Ольга ДОБРОХОТОВА. Вы знаете, я даже не очень отношу это сочинение к авангарду. Это очень любопытное сочинение, тема, она не так проста. Она несёт в себе сложный образ, который сильно связан с нашим социалистическим временем. Это — очень русская и очень напряженная тема. Она стала символом того небольшого, что слишком велико для выражения символа. И советский строй, и Россия вечная — всё в одной фразе. Думаю, так получилось благодаря мощной интуиции композитора. Не придумаешь такой темп, такой ритм, такую мелодию.
"ЗАВТРА". Читая дневники Свиридова, обжигаешься его одиночеством. "Оттепель" взяла реванш, она снова загнала русскую культуру в резервации. И такое ощущение — Свиридов как вершина горы, запрятанная в облаках. Один. Такое ощущение.
Ольга ДОБРОХОТОВА. Я знаете, что думаю? Что это было несвоевременный шаг — издать дневники. Свиридов был закрытым человеком. Он не с каждым говорил и не с каждым делился своими мыслями, соображениями, взглядами, даже теми, что возникали сиюминутно. Круг его общения был ограничен. Я могу назвать двух-трёх человек, которых мы видели в его доме: это был Владимир Николаевич Крупин, которого он ценил очень, это был Андрей Андреевич Золотов, это был, конечно, Валентин Григорьевич Распутин, да и мы, конечно, не были у него ежедневно.
"ЗАВТРА". А если говорить о социальной защищенности? Голованов, он, как бы то ни было, находился под покровительством, четырежды лауреат Сталинских премий. А вот Свиридов? Мог ли Свиридов на кого-либо положиться? Найти в ком-либо опору?
Ольга ДОБРОХОТОВА. Опору? Этого ему не нужно было. У него была очень сильная внутренняя опора. И это отчасти объясняет сложность его характера, его недоступный окружающим мир. Скорее находили опору в Свиридове. Он чувствовал внутреннюю жизнь художников русского мира, он чувствовал их душевную волну. Он чувствовал, как много сил нужно для того, чтобы творить, для того, чтобы создавать и передавать слушателям, зрителям, читателям. Всё это он знал. Он видел в них самого себя, в их творчестве как бы искал продолжения традиций русской культуры. И тогда поддерживал, любил. Такая внутренняя связь и взаимодействие существовали. Все это чувствовали.
"ЗАВТРА". И тоже как странно. Меня поразили совершенно два обстоятельства из дневника Свиридова. Первое: отношение к Свиридову его сокурсников по консерватории. И второе — реакция на грандиозный успех "Патетической оратории" в Париже, когда никто из русских музыкантов, коллег по "цеху", его даже не поздравил. Похвалил лишь кто-то из иностранцев. Откуда эта небрежность русских людей к своему гению?
Ольга ДОБРОХОТОВА. Небрежность — это мягкое слово… Да, это есть. Это один из наших серьёзных недостатков, который иногда используют для представления русского национального характера. Зависть — назвать это — грубо и это не точно. Зависть, не наша черта… Но вот какая-то червоточинка есть. Она не даёт нам до конца душой объединиться друг с другом. Иначе мы были бы непобедимы, неодолимы как другие, которые остро чувствуют локоть, которые остро чувствуют соотечественника, общно чувствуют. Вот у нас, мне кажется, этого недостаточно. Я так хотела бы ошибиться, так хотела бы…
Беседовала Марина Алексинская
2016
Заповедный мир музыки Свиридова
Музыка как забава.
Музыка как профессия.
Музыка как искусство.
Музыка как судьба.
(Из записных тетрадей Свиридова)
"Музыка, быть может, самое дивное создание человека, его вечная загадка и услада. Никто так близко, как музыкант, не соприкоснулся с подсознанием человеческим, той самой неотгаданной материей и вечной тайной, что живёт в нас, тревожит и волнует.
Люди плачут, слушая музыку, плачут от соприкосновения с чем-то прекрасным, казалось бы, умолкнувшим, навсегда утраченным, плачут, жалея себя и то чистое, дивное создание в себе, что было задумано природой, но в борьбе за существование человеком же и погублено.
Музыка возвращает человеку всё лучшее, что есть в нём и пребудет на земле.
Есть звуки и нити, соединяющие русского человека на русской земле, и они звучат в каждом из нас от рождения, да вот выразить их, донести до моря людского, вечно волнующегося и клокочущего под ветрами и бурями бытия, не каждому дано.
Будучи прошлой золотой осенью на Курщине, ...я открывал для себя — отсюда, с этой родной земли унес в сердце и сохранил великий композитор современности тот нежный и непреклонный звук, ту пространственную, высокую мелодию, что стонет, плачет, сжимает сердце русское неизъяснимою тоскою, очистительной печалью", — так писал о нашем замечательном композиторе Свиридове и его музыке Виктор Астафьев.
Музыка Георгия Васильевича Свиридова — её образный мир, берущие за душу интонации, — покоряет слушателя с первых же звуков. С незаметной лёгкостью проникает она в самое сердце, входит в душу чистым, трогательно-щемящим светом. Однако за этой лёгкостью стоит глубокое постижение сложности жизни, вера в лучшее, что есть в человеке, мудрый оптимизм, мужественность и огромное желание и умение выразить самую сокровенную суть времени, глубину и ясность чувств. При этом музыке Свиридова чужды крайние состояния, экстаз, истерики, преувеличения. В ней нет надлома, исковерканного духа. Эта музыка не кричит не от того, что у неё нет достаточно голоса: она умеет говорить тихо; она не рыдает не оттого, что нет слёз: не на слезах держится жизнь.
Композитор Валерий Гаврилин писал в своей книге «Слушая сердцем»: «Мир музыки Свиридова хочется назвать заповедным. Здесь всё первое, свежее, настоящее, незагрязнённое, не отравленное ни шумом, ни фосфатами, ни синтетикой. Здесь то, без чего люди не могут и никогда, я в этом убеждён, не смогут жить. Здесь по-рыцарски нежно берегут вечно необходимое, потому что без защиты может погибнуть только необходимое. Ненужное может жить вечно».
Всё творчество Свиридова имеет огромное значение прежде всего в смысле сохранения изначальной музыкальной природы, защиты её от негативного воздействия далеко не всегда безобидной современной музыкальной среды, наполненной «придуманной» новизной, массой внешнего, пустого, бездуховного; искусством, по выражению самого Свиридова, «измышленным», презирающим простоту и искренность, самодовольным ремеслом, производящим лишь муляж, синтетическое подобие подлинного искусства, имитацию, подделку. Свиридов считал ошибочным думать, что язык, приёмы музыкального письма очень важны. Всё дело в том, о чем говорит художник – в содержании. Ни сам язык, ни форма не являются смыслом произведения. Смысл сочинению придаёт его содержание, лежащее вне музыки, но выраженное в звуках. Голое конструирование не может заменить создание образа. Поиски формы у настоящего художника происходят от необходимости найти такую форму, которая не должна чувствоваться, а всецело должна быть поглощена содержанием. «Искусство, в котором присутствует Бог как внутренне пережитая идея, будет бессмертным». Подобно тому, как лицо — есть символ души, для Свиридова мелодия была символом души Божественной или Человеческой. Свиридов был убеждён, что если музыка хочет выражать душу человеческую, её печаль и радость, её сокровенные устремления — она должна возвратиться к мелодии.
Свиридов — композитор русский и, как всякий подлинно русский композитор, сохранял связь с народной музыкой. Он считал неправильным утверждение, что «история русской музыки начинается с Глинки», поскольку, таким образом, русская музыка лишается фундамента, корней. История русской музыки, по его мнению, должна начинаться с духовной (церковной) музыки и народных песен, так же как история живописи берёт свое начало с Рублёва и других старых иконописцев.
Главное место в творчестве Свиридова занимает вокальная музыка (песни, романсы, вокальные циклы, кантаты, оратории, хоровые произведения). Удивительно чутко в своих творениях он относится к слову, мастерски подчёркивая его значение и выразительность верно найденными музыкальными интонациями, ритмом, красочностью тембров голосов. «Неправильно пишут о моём пристрастии к литературе или что я считаю литературу первой в иерархии искусств. Я же пристрастен к слову (!!!), как к началу начал, сокровенной сущности жизни и мира. Наиболее действенным из искусств представляется мне синтез слова и музыки. Этим я и занимаюсь. …Моя музыка исходит из живого слова (такое слово я нахожу в Русской поэзии)».
Одним из лучших своих сочинений Свиридов называл «Пушкинский цикл» - цикл романсов для голоса в сопровождении фортепиано на слова А.С. Пушкина, написанный в 1935 году. «Его бы надо назвать «Бедная юность», — писал композитор, — именно такой была моя юность. Бедная, нищая, бесприютная бездомная. Надежды сулила лишь сама жизнь, судьба, бессознательная надежда на Бога».
Свиридову удалось «распеть» строки Маяковского, Пастернака (знаменитая кантата «Снег идёт») и даже прозу Николая Гоголя (хор «Об утраченной юности». Есенин – поэт, чьё обострённое чувство любви к Родине, её природе и людям особо близко композитору. Он написал на его стихи около 50 сольных и хоровых произведений. Среди есенинских сочинений — дивные по своей поэтической наполненности хоры («Душа грустит о небесах», «Вечером синим», «Табун»), кантаты, песни разных жанров, камерно-вокальная поэма «Отчалившая Русь».
Неоднократно композитор обращается к поэзии русской деревни. Это вокальный цикл «У меня отец крестьянин», кантата «Курские песни», в основу которой лёг ряд песен родного края композитора, воссозданных с необыкновенной поэтичностью и любовью, «Деревянная Русь», «Лапотный мужик».
«Пророк — это символ поэта, его судьбы!» — говорит Свиридов. Эта параллель не случайна. Блок поразительно точно предчувствовал огненную, вихревую и трагическую будущность наступившего XX столетия. А на слова грозного блоковского пророчества Свиридов создал один из своих шедевров — «Голос из хора».
Будьте ж довольны жизнью своею,
Тише воды, ниже травы!
О, если б знали, дети, вы,
Холод и мрак грядущих дней!
Блок многократно вдохновлял композитора, написавшего около 40 песен на его стихи: это и сольные миниатюры, и камерный цикл «Петербургские песни», и небольшие кантаты «Грустные песни», «Пять песен о России», и хоровые циклические поэмы «Ночные облака», «Песни безвременья».
Начиная с «Поэмы памяти Сергея Есенина», композитор использует в своей музыке интонационно-ладовые элементы древнего православного знаменного распева. Опора на мир старинного духовного искусства русского народа прослеживается в таких хоровых сочинениях, как «Душа грустит о небесах», в хоровых концертах «Памяти А. А. Юрлова» и «Пушкинский венок», в изумительных хоровых полотнах, вошедших в музыку к драме А. К. Толстого «Царь Федор Иоаннович» («Молитва», «Любовь святая», «Покаянный стих»).
Свиридов очень любил театр, и музыкальный, и драматический. Первой его работой для театра была музыка к пьесе А.Н. Островского «На бойком месте» в Ленинградском театре комедии. Но особое место среди его театральных работ занимает музыка к спектаклю «Царь Федор Иоаннович». «Молитва» — тема Ирины Годуновой — это тема Вечной женственности, идеальное воплощение Мудрости Женщины, её бесконечной доброты, её внутренней силы. «Любовь святая» — тема любви, доброта и любовь, беззащитная в своей обнаженности и жертвенная. Трагический «Покаянный стих»: «Горе тебе, убогая душа». Тема гибели, краха идеи Фёдора. Свиридов пытался музыкой выразить внутренний, душевный мир драмы, испытывая чувство глубокой симпатии к главному герою, несмотря на весь трагизм его существования и видимые человеческие недостатки. В представлении Свиридова он был воплощением любви и добра.
Много работал Свиридов и в кино. «Время, вперёд!» — сюита из музыки к фильму режиссера М. Швейцера по одноименному роману В. Катаева. Последняя часть её, напористая, словно подгоняющая само время, стала музыкальным символом ушедшей эпохи. Однако и в наши дни эта музыка вызывает восторг слушателей, поскольку в ней — пульс свободной от страстей и суеты жизни, время, которое продолжается вопреки историческим катастрофам, ударам судьбы, устремляясь в будущее.
Романс и песня для Свиридова — самые любимые виды музыки, с которыми он не расставался никогда. Со всей чуткостью композитор ощущал их свойство проникать в самое сердце человека и жить в нём не только как воспоминания, ощущения; но именно жить в сердце им самим, оставаться живыми, когда можно вспомнить мелодию, запеть её самому. Приметы прошлого, воспетые в этой музыке: красный сарафан, ямщицкая тройка, домик-крошечка давно ушли из жизни, а музыка всё живёт и волнует душу. Авторы этих восхитительных сочинений: Алябьев, Варламов, Гурилев, Бородин, Даргомыжский, в музыкальной среде и поныне полупрезрительно называемые дилетантами, на самом деле, по мнению Георгия Васильевича, большие и подлинные мастера, чьи идеалы и нравственные ценности и сегодня представляются недосягаемыми вершинами; мастера, создавшие прекрасные образцы искусства, которые до сих пор живут в сердцах тысяч людей. Почему? Свиридов ищет ответ на вопрос. Что главное в музыке и стихах? «Музыкальный язык может в чем-то меняться, - пишет композитор о музыкальной традиции России, — но существо его должно оставаться незыблемым, он полностью сохранил свою выразительную силу, и нет необходимости заменять его каким-либо другим искусственно сконструированным языком».
Немало произведений написано Свиридовым для хора. Он наделял «хор человеческих голосов» особым смыслом: «Вот куда я веду, очень неумело, бестолково и сбивчиво: к хору, к хоровому пению, к соединению души в звуках, в совместной гармонии. Хор – насущное (особенно сейчас!), искусство. Если болезнь не уничтожит основу, то она должна будет уйти. И в слабом, изнурённом теле возникает тихая гармония катарсиса, очищение мира. Это будет — звучание хора».
Свиридов является создателем интересного музыкального жанра, который он назвал «музыкальной иллюстрацией». Композитор словно бы рассказывает литературное произведение средствами музыки. Это, прежде всего, цикл, посвященный повести Пушкина «Метель». Поэтизация простой жизни маленьких городков и усадеб, а не столичных чиновников и аристократов, жизни, особенно близкой Свиридову, — вот что стало основным в его музыкальном решении. Он исходил из интонаций, бытовавших в начале XIX века: вальсовых, маршевых, романсовых, перезвона бубенцов, всегда висевших на дугах ямщицких лошадей. Но эти простые, подчас наивные интонации одухотворены им, использованы творчески, с особым, присущим только Свиридову настроением. «В ней (жизни) всегда присутствует скрытый поэтический элемент, «незримые», неведомые миру слёзы»[1]. Музыка зазвучала как ретроспектива давно ушедшей, но милой, привлекательной, вызывающей ностальгическое чувство, жизни.
Свиридов много думал и рассуждал о роли и значении искусства в современном обществе. В его понимании искусство это не просто искусство, но обязательно часть духовного сознания народа. Когда искусство перестаёт быть этим сознанием, писал Георгий Васильевич, оно становится «эстетическим» развлечением.
«Есть искусство, произведённое с намерением потрясти, взволновать, произвести впечатление. Есть иное искусство, оно всё более становится редким, когда автор совсем не старается произвести какое-либо впечатление, даже самое хорошее, самое возвышенное. Душа изливается сама собою, кому? Никому, Богу, в бездну, в океан мира». Искусство профессиональное. т.е не исходящее из внутренней необходимости, Свиридов уподоблял скоморошеству, вытесняющему духовное, внутреннее, необходимое, неизбежное, так как «скоморошье» искусство было первым в России «профессиональным» искусством и занимались им специальные люди — «артисты», которые работали за вознаграждение на «потеху», для развлечения, для забавы.
Очень остро стоит для Свиридова проблема ответственности художника: «Искусство нашего века несёт большую ответственность за то, что оно настоятельно и талантливо проповедовало бездуховность, гедонизм, нравственный комфорт, кастовую, интеллигентскую избранность, интеллектуальное наслажденчество и ещё того хуже: упоённо воспевало и поэтизировало всякого вида зло, служа ему и получая от этого удовлетворение своему ненасытному честолюбию, видя в нём освежение, обновление мира. Всё это, несомненно, нанесло огромный вред человеческой душе, понизив уровень её духовного насыщения до минимума, почти до нуля.
Дело добра могло бы казаться совершенно безнадёжным, ибо души, подвергшиеся столь сильной обработке и омерщвлению, воскресить, пожалуй, уже невозможно. Но мудрость жизни заключена в ней же самой: новые поколения приходят в мир вполне чистыми, значит, дело в том, чтобы их воспитать в служении высокому добру».
Слова, сказанные Свиридовым о Глинке и его музыке сегодня в полной мере можно отнести и к музыке самого Георгия Васильевича: «Пусть среди шума и грохота нашего века звучит эта музыка – естественно простая, глубокая, исполненная красоты и благородства чувств, возвышенных устремлений человеческого духа. Важно, чтобы она звучала для нас самих, чтобы мы внимательно слушали её внутренний голос, особо обращённый к нам, соотечественникам, важно, чтобы этот голос будил наше сердце, наше сознание, нашу совесть».
[1] «И долго ещё определено мне <…> озирать её <жизнь> сквозь видный миру смех и незримые, неведомые ему слёзы». – Н.В. Гоголь. «Мертвые души», т.1, гл. 7.
Наталья Колесникова
2018
