Некоторое время назад, прогуливаясь пасмурным осенним утром в одном из районов новостроек в родном Воронеже, я обнаружил любопытный пример так называемого граффити, представляющего из себя надпись: «Not streetart, plain old vandalism». Этот образец «уличного искусства» неожиданно поразил меня с одной стороны своей простотой и в тоже время емкостью, а с другой стороны тем идейным посылом, который в него вложил художник. Об этом я и попытаюсь поразмышлять в данной статье. При этом я сразу оговорюсь, что пытаться понять, что же в действительности хотел сказать автор, по-моему, весьма бессмысленно. Тем не менее, одной из отличительных особенностей «уличного искусства» является его стремление вовлечь зрителя в диалог. И с этой проблемой автор прекрасно справился, я как зритель вступаю с ним в диалог.
Основной задачей, которую я ставлю в данной статье, будет попытка проинтерпретировать указанный образец «уличного искусства». При этом с одной стороны я отдаю себе отчет в том, что, скорее всего, эта интерпретация будет крайне авторской, и я в данном случае вообще не ставлю вопрос о возможности (или невозможности) понять другого. И все же мне бы хотелось увидеть в данном граффити некоторое общее настроение, характерное для нашей эпохи, прорывающееся через тот язык и через те формы, которыми говорят независимые анонимные уличные художники. Тем более, как это не сложно заметить, работа не подписана. И это, пожалуй, самое главное. Почему автор пожелал остаться неизвестным? Побоялся административной ответственности? Вряд ли! Пример того же Banksy с легкостью иллюстрирует как можно на протяжении многих лет заниматься «уличным искусством», стать известным на весь мир художником и при этом так до сих пор и не раскрыть свое настоящее имя и неизбежно уходить от полиции. Любопытно, что в январе 2011 г. появились сообщения, что на eBay некто выставил на интернет-аукцион клочок бумаги с написанным на нем настоящим именем Banksy. Нужно отметить, что в ходе аукциона цена лота росла как на дрожжах. Тем не менее, по неизвестной причине лот был удален. Существует мнение, что это была очередная акция самого художника. Как бы то ни было, но стоит вернуться к нашему воронежскому автору, чья работа и послужила толчком к написанию данного текста. Его работа не подписана. Почему? Не потому ли, что автор интуитивно почувствовал (а, может быть, и вполне отчетливо понимал), что его работа носит не столько авторский характер, сколько отражает умонастроение целой эпохи, поколения, ну или, по крайней мере, какой-то его части.
И так, «Not streetart». Street art – направление современного искусства, встраиваемое в пространство города, с ярко выраженным урбанистическим стилем, примерами которого могут быть граффити, трафареты, постеры, инсталляции, акции и т.д. Однако если раньше, на заре своей нынешней стадии развития «уличное искусство» было абсолютно некоммерческим, зачастую несколько опасным и потому в первую очередь очень искренним и, возможно, наивным, то со временем «невидимая рука» ситуации постмодерна, провозгласившая «конец истории», конструирующая нескончаемые копии копий, включившая (или, по крайней мере, намеревающаяся включить) весь многообразный спектр культуры в процесс своего вялотекущего умирания с его имманентностью и длительностью, включила и его в структуру современного благопристойного общества, нацеленного на комфорт, общества потребления, тем самым стерилизовав его, сделав беззубым, зато абсолютно «комфортным», безопасным как для художников, которые теперь могут принимать участие в официальных фестивалях street art’а и больше не бегать от полиции, а иногда даже и неплохо зарабатывать на своем творчестве, так и для общества, поставившего свой комфорт на вершину иерархии ценностей, общества, которому больше не задают неудобные вопросы. В этой фразе «Not streetart, plain old vandalism» своеобразный протест против современного общества, против того комфортного, расслабленного состояния европейской культуры, в котором она пребывает.
Коммерциализация искусства, включенность художника в структуру бесконечных институций, в которых он становится лишь незначительной частью, если угодно, винтиком (каким бы избитым не было это сравнение, но оно по-прежнему остается наилучшим символом для обозначения личности, чья индивидуальность, творческий порыв, свобода становятся погребенными под лавиной бюрократии, формальностей, коммерциализации) не может не вызывать беспокойство молодых, творчески активных художников.
При этом постепенно произошла коммерциализация даже самых радикальных форм искусства. Уже в 1972 году Хуго Мартинес основал организацию «United Graffiti Artists», в которой состояло множество лучших граффитчиков того времени. Фундаментом для организации стало стремление представить широкой публике произведения граффити в рамках арт-галереи. В 1980-х гг. Кит Харинг открыл свой первый «Pop Shop» – магазин, в котором он продавал свои работы, ранее представляемые им на улицах города. Но, по-видимому, самым выдающимся примером того, как граффити проникло в поп-культуру, является французская команда 123Klan, основанная в 1989 году Scien и Klor. Постепенно в сферу интересов 123Klan попала и работа в области дизайна и иллюстрирования, результатом чего стала работа со многими крупными компаниями. Группа художников 123Klan, начинавшая как художники граффити, со временем стала зарабатывать выполнением дизайнерских проектов для таких крупных компаний как Adidas, Coca Cola, Sony и др. К началу 2000х граффити приобрело достаточно высокую степень коммерциализации (так, в 2001 году компьютерный гигант IBM провел рекламную компанию в Сан-Франциско и Чикаго, в рамках которой было использовано граффити отражающее слоган «Мир, любовь и Linux», в результате по обвинению в вандализме компании пришлось выплатить штраф в $120,000. Тем не менее, сама эта акция красноречиво говорит об окончательной включенности «уличного искусства» в рынок. К тому же, в дальнейшем ряд других крупных компаний провели подобные акции). Безусловно, подобное положение дел не устраивает целый ряд художников (кстати, тут можно вспомнить и некоторые ироничные акции уже упомянутого мной Banksy).
Жан Бодрийяр в работе «Поп-арт: искусство общества потребления?» (см. Бодрийяр Жан. Общество потребления. Его мифы и структуры. М.: Культурная революция; Республика, 2006, С. 150-158) указывал: «Кубисты еще ищут «сущность» пространства, стремятся раскрыть «тайную геометрию» и т. д. дадаисты и Дюшан или сюрреалисты лишают объекты их функции (буржуазной), выстраивают их в разрушительной банальности, в призыве к утраченной сущности и подлинной системе, которую абсурдно воскрешают в памяти. Считается, что в восприятии голого и конкретного предмета присутствует еще сознание или поэтическое восприятие. Короче, поэтичное или критичное, всякое искусство, «без которого вещи не были бы тем, чем они являются», питается (до поп-арта) трансцендентным… поп-арт означает конец перспективе, конец воспоминанию, свидетельству, конец творческому жесту и, что немаловажно, конец ниспровержению мира и проклятию искусства. Поп-арт имеет в виду не только имманентность «цивилизованного» мира, но и свою полную интеграцию в этот мир. В этом заключается безумная амбиция: уничтожить блеск (и основание) всей культуры, уничтожить трансцендентное» (об альтернативе поп-арту в рамках современного искусства см. мою статью «От социальной скульптуры к сибирской симфонии: о социальной философии и философии искусства Йозефа Бойса»).
В апреле 2012 года я с группой друзей-концептуалистов провел в Воронеже независимую выставку «Пашня». Ни для кого не секрет, что сегодня в рамках современного искусства успели сложиться не только набор требований, позволяющий идентифицировать то или иное произведение искусства, но и правила игры, жестко регламентирующие все процессы, происходящие внутри современного искусства. Однако как это уже не раз происходило в истории культуры, появление жестких канонических назначений в том или ином направлении культурной деятельности, как правило, свидетельствует об его исчерпанности. Можно сказать, канонизация, существующих в современном искусстве, правил говорит о его кризисе, о том тупике, в который оно зашло. Граффити «Not streetart, plain old vandalism» это также протест портив заскорузлости тех форм, в которых искусство выражает себя сегодня. На мой взгляд, сейчас необходим поиск новых форм организации сообщества вокруг искусства с разрушением старых институций, поиск новых форм существования самого искусства и адекватной для него среды. Возможно, именно с этого поиска и начнется наконец-то формирование Нового русского авангарда, о котором вот уже несколько лет в миру ходят пророчества. Новый русский авангард как истинный авангард должен пройти (прийти) через отрицание всего того, что сегодня формирует российское современное искусство. Новый русский авангард должен породить свободу в противовес тоталитарности, обращение к фундаменту, глубине через отрицание болтания на поверхности, к сакральности через преодоление высмеивания. Проведенная нами выставка «Пашня» была попыткой, по крайней мере, обозначить порыв к выходу из под диктата уже существующих канонов. Неслучайно в качестве пространства для проведения выставки нами была выбрана заброшенная электростанция – красное кирпичное здание с разрисованными граффити стенами. Пашня для русского человека это не просто место, призванное служить его утилитарно-практическим целям. Пашня всегда в русской культуре наделялась сакральным смыслом, ее связывали и с культом Матери, и с мистериями рождения, и с, пронизывающей русскую культуру, эстетикой смерти. В то же самое время, пашня – это место для творчества, можно сказать, что для русского человека земля это лаборатория, полная практики, преобразований, экспериментов… Однако это не безобидное экспериментирование, от плодов этого творчества напрямую зависит жизнь и смерть человека.
