Наш дядя Гиляй

«Гиляровский налетел на меня вихрем…»

Антон Чехов

«Дорогой дядя Гиляй, крестный мой отец по литературе и гимнастике, скорее я воображу Москву без царь-колокола и без царь-пушки, чем без тебя. Ты — пуп Москвы», - так обращался Александр Куприн в письме к Владимиру Гиляровскому, репортёру, которого обожали поэты и воришки, квартальные надзиратели и революционно настроенные интеллигенты. Гиляровский был храбр – он пробирался в такие закоулки, где боялся ходить даже околоточный. Невероятно сильный и здоровый, дядя Гиляй отличался добротой. Гнул подковы, ходил на медведя, но не мог ударить какого-нибудь хама. Лишь пожурить. Будучи популярным, жил без расточительства. Он везде гость – и в дворянских салонах, и на Хитровке - там его знал каждый бродяга. Не будучи природным москвичом, как никто чувствовал дух Первопрестольной.

«Гиляровский — поэт, писатель, знаток России и Москвы, человек большого сердца, чистейший образец талантливого нашего народа», – говорил Константин Паустовский. «Этот не обманет, не разочарует, не оскорбит», – добавлял Владимир Немирович-Данченко. «В нём есть кое-что ноздрёвское, беспокойное, шумливое, но человек это простодушный, чистый сердцем, и в нём совершенно отсутствует элемент предательства», - сообщал Антон Чехов в послании к Максиму Горькому.

Гиляровский был внимателен ко всему – к повадкам и присказкам извозчиков, к одеколонам в парикмахерских, к экипажам аристократок. Театральная премьера? Там – Гиляровский! Выставка изобразительных искусств – он тут как тут. Успевал всё – и поболтать с разносчиком баранок, и заглянуть в трактир, и прочитать новую книжку. По сути, Гиляровский «открыл» Москву, показав её во всей красе и – убожестве. Жизнь – пестра и многолика. В ней масса нюансов, а дворцы соседствуют с лачугами. Писать о барынях в шелках – наслаждение и отрада, но дядя Гиляй опускался на самое дно, чтобы познать души отверженных. До него этой проблемой не сильно озадачивались – репортёры могли расписать суд над голодранцем, но не посещали ночлежек и не общались с перекупщиками краденого. Репортёр должен чуять пульс города – таковым было кредо Гиляровского. Быть всюду и писать обо всём.

В Музее русского импрессионизма сейчас проходит уникальная выставка «Свой человек», посвящённая Владимиру Алексеевичу Гиляровскому (1855 – 1935). Действительно, он был своим для всех и каждого – с любым человеком бывал на «ты». Фамильярность? Отнюдь. Сопричастность, сострадание, созвучие. Путь и становление, извивы судьбы и важные встречи – посетители знакомятся с биографией «короля репортеров» через картины Ильи Репина, Сергея Малютина, Василия Кандинского, Владимира Маковского, Абрама Архипова и Василия Верещагина. И это ещё не полный список громких имён.

Встречает нас портрет Гиляровского, написанный Сергеем Малютиным. Это изображение – наиболее узнаваемо и считается «каноническим». Репортёр смотрит на нас пристально, точно пытается разгадать мысли и чувства. Этот чуткий взгляд и наклонённая голова – типичны для Гиляровского. Художник точно передал движение – он-то хорошо знал дядю Гиляя, ибо дружил с ним. Малютин был очарован богатырём-интеллектуалом и сумел донести до нас его нетривиальный облик. Всё тут дышит спокойствием и силой.

Далее – портрет, созданный Василием Мешковым, который также входил в число друзей Гиляровского. Тут уже другая стилистика – исследователь московских ночлежек явлен непримиримым бунтарём, защитником правды, смельчаком. Он и был таким – то штиль, то - буря.

На сопроводительных стендах – биография героя. Даже в кратком изложении она выглядит головокружительно-извилистой, как художественное произведение. Родился он в Вологодской губернии – в имении господ Олсуфьевых, где Гиляровский-старший служил помощником управляющего. Володя учился в гимназии, однако, в науках не преуспел – всё больше рисовал, писал стихи и насмешливые эпиграммы на менторов. Параллельно с этим увлекался цирком и брал уроки акробатики и джигитовки. Мало этого – юноша общался со ссыльными народниками и читал запрещённую литературу, проникаясь идеями революции.

Где только не трудился Гиляровский! Его основательно помотало по стране – география передвижений впечатляюща. Был истопником, крючником в порту, пожарным, табунщиком, рыболовом, бурлаком на Волге. Среди экспонатов – зарисовки с натуры: бурлаки, грузчики, работяги. Интересна картина Лидии Базановой «Крючники» - художница работала в провинциальных городах и занималась просветительской деятельностью. Её фабулы – типично передвижнические – народ, его тяготы и стремления.

Ещё одна профессия Гиляровского – цирковой наездник. Тема цирка представлена полотнами Бориса Иогансона и Николая Сапунова. Арена, шик-блеск, лошади, клоуны и – воздушные гимнастки. Увы, к циркачам относились с пренебрежением, хотя, их искусство нравилось и простолюдинам, и знатной публике.

Цирк – это кульбиты на износ, бесправие и полное отсутствие социальной защиты. Артист, получавший травму, буквально выкидывался на улицу – цирковой мир был жесток. Там спасало жизнелюбие, которым и обладал Владимир Гиляровский. На небольшой картине Константина Юона «Цирк вечером» можно прочитать название «Цирк Саломонского» - то был один из центров притяжения тогдашней Москвы.

Также Гиляровский подвизался в качестве театрального актёра, выступая в Рязани, Воронеже, Саратове, Пензе и, наконец, в Москве. Стал печататься в прессе. Москва поразила бывалого Гиляя – он тут же влюбился в этот суматошный город с его пышными бульварами да кривыми проулками. Москва – расточительна и раздольна. Тут всё – наотмашь.

«Вид Москвы от дома Хлудова», писаный Алексеем Боголюбовым, изумляет своими деталями – каменные львы, роскошная зелень парка, цветы и – панорама, открывающаяся до самого горизонта. Хлудовы – именитый купеческий род, специализировавшийся на производстве хлопчатобумажной пряжи. Гиляровский в книге «Москва и москвичи» вспоминал Алексея Хлудова, «…которому отведена печатная страничка в словаре Брокгауза, как собирателю знаменитой хлудовской библиотеки древних рукописей и книг, которую описывали известные ученые. Библиотека эта по завещанию поступила в музей. И старик Хлудов до седых волос вечера проводил по-молодому ежедневно за лукулловскими ужинами в Купеческом клубе».

На акварельном этюде «Кафе Филиппова», нарисованном Алексеем Степановым, мы видим разодетую публику, сидящую за столиками. Кто-то болтает, иные - читают газеты, а какой-то мужчина пытается завязать милое знакомство с дамой в чёрном платье. Это - заведение булочника Ивана Филиппова, известного всей России – его хлебный магазин на Тверской славился вкуснейшим товаром, а кафе было этакой «игрушкой» хваткого предпринимателя – оно создавало атмосферу уюта и довольства.

Несколько работ посвящены Сухаревой башне – таинственной, странной, не то феерической – не то безобразной. Этот шедевр отечественного барокко, знак петровского царствования - одна из мощных городских доминант старой Москвы. Сам же район долгое время считался криминальным. «Сюда в старину москвичи ходили разыскивать украденные у них вещи, и не безуспешно, потому что исстари Сухаревка была местом сбыта краденого. Вещи продавались на Сухаревке дешево, «по случаю». Сухаревка жила случаем, нередко несчастным», - отмечал Гиляровский.

Изумительна вещица Елизаветы Кругликовой «Пассаж Солодовникова» - силуэт, вырезанный из бумаги. Потрясает динамика фигур. Фифочки в шляпках, экипажи, извозчики, чиновники, сестра милосердия, провинциал в диковинной шапке – толпа захлёстывает улицу. Этот пассаж замысливался в духе французских магазинов – там продавалось буквально всё – от ниток до шуб на атласной подкладке. Хозяин этого «дамского счастья» Гаврила Солодовников был хитр и жаден и при том – щедр. Как это сочеталось в одном человеке – неясно. Вот свидетельство Гиляровского: «В Сандуновские бани приходил мыться владелец пассажа миллионер Солодовников, который никогда не спрашивал – сколько, а молча совал двугривенный, из которого банщику доставался только гривенник». Крайне мало! Меж тем, экономя на оплате банных процедур, купец жертвовал деньги больницам и театрам, а бОльшую часть своего состояния завещал на обустройство земских училищ и приютов.

На полотне жанриста Владимира Позднеева «Утро в ночлежном доме» наблюдается обычная сцена – кто-то уже проснулся, кто-то ещё дремлет, иные обитатели уже потянулись к выходу. Хозяин дома проверяет бумаги нового жильца, прочем в ночлежку пускали и без документов. Тусклым огоньком светит керосиновая лампа. Художник умело передаёт состояние людей - им предстоящий день не сулит ничего, кроме унижений. Позднеев часто обращался к теме угнетённых классов и был близок к Передвижникам.

Сам Гиляровский так описывал те безрадостные жилища-норы: «Двух- и трехэтажные дома вокруг площади все полны такими ночлежками, в которых ночевало и ютилось до десяти тысяч человек. Эти дома приносили огромный барыш домовладельцам. Каждый ночлежник платил пятак за ночь, а «номера» ходили по двугривенному. Под нижними нарами, поднятыми на аршин от пола, были логовища на двоих; они разделялись повешенной рогожей. Пространство в аршин высоты и полтора аршина ширины между двумя рогожами и есть «нумер», где люди ночевали без всякой подстилки, кроме собственных отрепьев».

Среди экспонатов – портреты лоточников, дворников, завсегдатаев кабака, швейцаров, заводских пролетариев. Прелюбопытна картина Владимира Маковского «Интервью». Перед нами – чванный господин, с которым подобострастно беседует журналист. В те годы журналистика не была престижной специальностью – туда шли от бедности прогоревшие дворянчики или дети разночинцев, не нашедшие себя ни в чиновной службе, ни в педагогике, ни в писательстве. Газетные авторы питались плоховато, перебиваясь жалкими рублишками. Отсюда – приниженный вид. Разумеется, и сам Гиляровский начинал весьма скромно – это уже потом его стали приглашать на обеды к генералам и сановникам. Всё же такая карьера - исключительный вариант.

Великолепен «Продавец яблок» Лидии Чичаговой – внучки Николая Чичагова, главного зодчего Храма Христа Спасителя. На картине – суровый мальчик с недетскими глазами и плотно сжатым ртом. У него нет развлечений, сообразных возрасту – он уже взрослый. Знает, как торговать и – торговаться, кому сделать скидку и как не прогадать. Такие мальчишки тоже – приятели Гиляровского, они с удовольствием рассказывали все новости и сплетни.

Экспозиция «Свой человек» - обширна и уникальна. Владимир Гиляровский – лицо-эпоха, а, вместе с тем, сердечный и праздничный дядя Гиляй. Таковым он оставался всегда, а ему был уготован долгий век. Скончался Владимир Алексеевич в 1935 году, когда «жить стало лучше – жить стало веселее». Он успел возрадоваться московскому метро, парку имени Горького, магистральным «сталинским» домам. Это был удивительно современный и – своевременный человек.