Вот и отошла ко Господу композитор София Губайдулина. Что делать – земная жизнь коротка и уж, конечно, не вечна. Как, впрочем, и земная слава. Есть ещё, правда, слава небесная, которую она наверняка заслужила.
К смерти, скорее всего, она давно была готова, и не только по причине возраста. Свой жизненный путь она достаточно рано и вполне сознательно стала выстраивать как верующий человек. В контексте веры воспринимала и свою музыку, которая целиком ею определялась.
С 1963 г. Губайдулина, до того пробовавшая себя как музыкант, всецело посвятила себя сочинению; но ввиду того, что её уникальный, окончательно выработанный к началу семидесятых годов и узнаваемый сразу же стиль, официозными композиторскими кругами воспринимался, мягко говоря, неоднозначно, музыка её исполнялась мало, а имя было занесено, в числе семи других, в так называемый хренниковский чёрный список, на жизнь Губайдулиной пришлось зарабатывать в основном сочинительством для кинематографа (самой яркой и памятной для многих стала её музыка, написанная к многосерийному мультфильму «Маугли», и несколько позже даже вышедшая, если память меня не подводит, на пластинке). Так продолжалось до 1985 г., после чего музыка Губайдулиной, вывезенная концертирующими известными русскими музыкантами за рубеж, почти в одночасье получала мировое признание, что позволило ей в 1992 г. поселиться в маленькой малонаселённой деревушке под Гамбургом, где в одиночестве, посреди любимой ею тишины она прожила многие годы. Эту тишину она неоднократно пыталась передать в музыке, зачастую самыми радикальными способами; удачней всего - в симфонии 1986 г. «Слышу…умолкло...», одна из частей которой представляет тишину в чистом виде, посредством молчащего оркестра и в уникальном произведении «Свет конца». Впрочем, все её произведения уникальны. Говорят, их очень сложно слушать. Не знаю: я эту музыку слушал легко, не напрягаясь – может быть потому, что она была мне близка.
Губайдуллина, в отличии от многих людей, не вполне обосновано причисляющих себя к верующим, была обладательницей самых широких и глубоких познаний в различных областях, в религиозной – прежде всего. Но, при кажущейся герметичности мировосприятия, отнюдь не равнодушной к тому, что происходило вокруг: она, например, решительно поддержала позицию России относительно Украины и так же решительно выступила против позиции в этом вопросе Запада.
Черты отчетливо религиозно-христианского характера её музыка приобрела с начала восьмидесятых, или даже с конца семидесятых годов, и в особенности с написанием для Гидона Кремера большого симфонического произведения «Жертвоприношение», высоко оценённого коллегами, которое в восьмидесятые годы претерпит несколько редакций. Но ещё раньше Губайдулина, вообще любящая экзотические звучания и использующая для этого редчайшие инструменты, пишет ряд духовных произведений для баяна, в том числе для баяна соло – «Из глубины возвах», ставшего самым исполняемым произведением из всех когда-либо написанного для этого инструмента. Самым значительным в этой области стала сочиненная в 1982 г. для баяна, скрипки и струнного ансамбля Партита «Семь слов Господа Иисуса Христа», состоящая из семи частей, аннотированных цитатами из Евангелия, каждая из которых отражает тот или иной эпизод из Страстей Господних, и изданная, как ни странно, в середине восьмидесятых годов в московском издательстве, правда, без указания названия. Надо добавить, что подавляющее большинство даже произведений Губайдулиной носит принципиально программный, а во второй половине творчества – программно - религиозный характер, который могут диктовать самые различные культурные или религиозные посылы, находящие развитие в музыке – к примеру, две стихотворных строки украинского философа Григория Сковороды, которые определяют строй виолончельной сонаты под названием «Радуйся», однако прямо в ней не присутствуют. Ещё один пример: посылом для сочинения одночастного произведения «Intruitus»для фортепиано и камерного оркестра , служила вступительная часть католической мессы, однако в партитуре отсутствует не только текстовое, так сказать, слагаемое, но и музыкальное - его Губайдулина передает не прямо, но опосредовано, через акустические эффекты, порождающие систему звуковых аллюзий, отражений и смещений.
Одним из самых впечатляющих и наиболее значительным в духовном смысле стало произведение, названное «Из Часослова» на текст «Книги о монашеской жизни» Райнера Марии Рильке, написанное в 1991 г. для виолончели, оркестра, мужского хора и чтеца, где музыкальными средствами (виолончель, мужские басы, сверхнизко настроенные струнные) виртуозно передан образ темноты, определяющей непостижимую сущность Божества для человеческого понимания, а также очень близкий по звучанию и смысловой наполненности Концерт для альта с оркестром, одно из исполнений которого состоялось в зале церковных соборов Храма Христа Спасителя силами оркестра под управлением Валерия Гергиева при участии солиста Юрия Башмета в честь семидесятилетия автора.
Самое значительное, наверное, произведения Губайдулиной – «Страсти по Иоанну» для группы солистов, двух смешанных хоров, органа и оркестра, сочиненная в 2001 году к 650-летию Баха и продолжающая их «Пасха по Иоанну» для того же состава, написанная год спустя.
Может быть, не в последнюю очередь из-за того, что громадный и почти неразрешимый заряд трагизма, определяющий атмосферу «Страстей», требовал некоторого смягчения его уже за их рамками, в тексты из «Евангелия от Иоанна» Губайдулина ввела также фрагменты из Апокалипсиса, что должно выражать, по ее замыслу, концепцию страшного катарсиса, выраженного через смерть Спасителя и пролитие семи чаш гнева. Это очень типично для мировосприятия и музыкального мышления Губайдулиной, что подтверждается её высказыванием по этому поводу: «Все страшные, последние вопросы страстей не должны быть отодвинуты. Такое отодвигание в сторону – неправда. Они, эти вопросы, настолько велики, что не могут быть и морально преодолены; такое моральное преодоление – иллюзия. Тем более не могут эти вопросы быть сняты: снять такое – это значит взять грех на душу».
Задача симфонического произведения для группы солистов, детского хора и оркестра «Аллилуйя», для меня особо значимого, заключалась, как мне случайно удалось узнать, в передаче идеи Евхаристии, соборного жертвования и последующего воскресения, то есть теми же мотивами, которыми определялось уже упомянутое «Жертвоприношение». Ранее моё восприятие этого произведения определялось несколько другой, хотя и сходной концепцией. Мне казалось, что здесь, как ни в одном другом из её сочинений, осуществилось стремление отразить в музыке личные представления о христианском универсуме, состоящего из множества слагаемых, могущих быть собранных воедино посредством идеи, определяемой личностью и учением Христа, воплотившего в себе не только Адама, каким тот был до грехопадения, но и все грядущее, долженствующее быть преображенным в Боге человечество. Для этого Губайдулина заставляет слушателя пройти весьма непростой путь: вначале музыкальные славословия Богу, перемежаемые наползающими и постепенно подменяющими их звуками современного мира, выражались в звуках, долженствующих отразить хаос современной жизни в следствии сложного сочетания в человеке добра и зла. Третья часть, в которой прорываются некие потусторонние обертона, могла отражать ложное, воздаваемое падшими духами славословие (в партитуре тема обозначена как Сon spiritо).
Уже в первой части в размытом виде присутствовала эта вторая потусторонняя действительность, воспринимаемая расплывчато и неясно взглядом, который, по апостолу Павла, видит нечто за мутным стеклом, до поры не проникая, однако, до сути виденного. Взгляд за стекло проникает в предпоследней, шестой части, носящей программное название «Верую», отражающей всеобщее, неотвратимое шествие христианства, продолжающееся через века и пространства, исповедание веры происходит за счёт весьма контрастных материалов и пластов, отсюда их подчеркнутые напряжение и мощь. Но дальше - просвещенность тонкой, прозрачной звукописи, сродной иконописным линиям и цвету, с использованием подлинной древнерусской молитвы «Да исполняться уста моя», исполняемой, как обычно это бывает у Губайдулиной, в необычном регистре детским голосом, выражающим безгрешное состояние человеческой души, достигнутое через религиозный катарсис.
Здесь – вся Губайдулина, целиком, осознающая себя как создание Божье, постигающая эту ипостась своей личности на почве религиозного делания, созидающая себя в Боге, без чего, собственно, невозможна ни вера, ни сама человеческая жизнь, ни даже смерть. «Я – религиозный православный человек, - призналась Губайдулина в одном из интервью, - и религию понимаю буквально, как ре-лигио – восстановление связи, восстановление легато жизни. Жизнь разрывает человека на части. Он должен восстановить свою целостность – это и есть религия. Помимо духовного восстановления нет никакой более серьёзной причины для сочинения музыки».
Это – чистая правда.
Фото: Фёдор Савинцев (ИТАР-ТАСС). Композитор София Губайдулина перед концертом в Государственном центральном музее музыкальной культуры им. М.И.Глинки в рамках вечера импровизации "Кватернион" (2003 г.)
