Кто они – служащие государству, и где их взять

Все общественные силы в современном обществе брошены на развитие целесообразности, экономики и эффективности, то есть рационального. А что же положено на другую чашу весов, чтобы под этим однобоким креном не сползти в пропасть бесчеловечности? На другой чаше весов давно уже размещено наше иррациональное: духовность, смыслы, культура. Мы только исключили их из списка наших усилий и пожинаем удивляющие и пугающие нас плоды, хотя наши предки предупреждали, что именно дух творит себе формы.

Между тем почти все формируемые, принимаемые и исполняемые решения в стране попадают в административно-бюрократическую среду, зачастую действующую вразрез с культурно-исторической и духовно-нравственной традицией нашего народа. С другой стороны, невозможно себе представить, что кто‑то за кулисами верховодит и реализует скрытый сценарий. Но проблема очевидна: как по нотам реализуются изменения, чуждые нашей традиции, — и они неминуемо ведут нас к затиранию культурноисторического типа России и человеческого типа, который сложился у нас за XX столетие.

Вместе с тем становится всё более очевидно, что значительная часть лиц, принимающих решения, не транслирует ценности и даже их не обозначает, но идентифицирует себя как менеджеров, управленцев и технократов. Попытаемся рассмотреть динамику проекции смыслов на жизнь общества и сформулировать начала, факторы и сферы, в которых эта жизнь формируется и развивается. Для начала мы проследим логику проекции смыслов от самых высших и до социальной динамики, воплощённой в деятельность, а затем мы попытаемся полученный в результате нашего анализа инструмент погрузить в питательный раствор той или иной культуры, чтобы выявить присущие им принципы и коды и их соотношение с целями деятельности.

Начнём с того, что, помимо тех смыслов, которыми мы ежедневно движимы на работу, на встречи, на события, над нами есть высший смысл. Высший смысл есть как у человека, так и у общества, поскольку общество и есть общий человек. Устремление общества к этому высшему смыслу характеризует его как устойчивое. Если же вектор устремления изменяется, то общество рассогласовывается и такое его состояние неминуемо ведёт к социально-политическим нестроениям.

Для того чтобы нам удобно было проследить логику самой проекции, предлагается за основу взять образ кинотеатра, где зрители наблюдают за действием на экране, а за их головами в темноте из маленького окошка исходит свет той самой проекции, которая несёт изображение на экран. Представим, что этот луч, исходящий из линзы, имеет множество линз, в которых он и преломляется (см. рисунок 1).

Итак, высший смысл есть точка привязки сознания человека или общества и одновременно начало смысловой проекции, которая освещает его жизнь. Высший смысл есть источник условного луча, который освещает всю нашу жизнь. Проецируясь, он обозначается, фиксируется и закрепляется в линзе, которую мы условно назовём «мифология», далее он проявляется в ментальных законах, духовно-нравственных нормах, в линзе, которую мы условно назовём «нормы». Духовно-нравственные нормы формируют позицию по отношению к жизни, некую точку воззрения на мир — и мы эту линзу условно назовём «мировоззрение». Далее — в линзе, которую мы условно назовём «идеология», формируется отношение человека к вещам, к людям и к событиям сквозь призму идей и идеалов. Затем в линзе «культура» происходит кристаллизация всех этих отношений, выраженных в традициях. Культура осоляет собой общество, и соответственно эту линзу мы назовём «социум». Социум делегирует свои страхи, ожидания и предпочтения, сформулированные в запросы, в ту среду, где все эти моменты могут получить решение, и эту линзу мы назовём «политика». А уж политики запускают механизм деятельности общества и государства, который выражается в экономике. Таким образом, мы получаем три блока: «существующий» — блок социально-экономических сфер жизни общества, «существенный» — блок культурно-мировоззренческих факторов, влияющий на сферы, и «сущее» — блок духовно-нравственных начал, производящих и оказывающих влияние на все факторы жизни общества.

Теперь, когда мы получили этот конструкт, состоящий из девяти линз, попытаемся его погрузить в ткань нашей культуры. Исследовав произведения русской литературы и кино, мы обнаруживаем непреодолимую тягу нашего народа к миротворчеству. От Тифлиса и Шипки и до Афганистана и Сирии русские наводили порядок, вкладываясь основательно и в инфраструктуру, и в становление народов и наций как субъектов истории. Миротворчество как высший смысл формирует в линзе «мифология» жертвенность. Жертвенность же в линзе «нормы» формирует совестливость, а та, в свою очередь, в линзе «мировоззрение» формирует позицию по отношению к миру, которая звучит так: «Я для мира». Подобная мировоззренческая установка заставляет человека во всём руководствоваться пользой, которую мы обнаруживаем в линзе «идеология». Такая идеология заставляет человека во всём искать смысл, посему за линзой «культура» мы закрепляем эту категорию. Дальше, в проекции, в линзе «социум», такой человек руководствуется только общинностью, в политике — идеальным намерением, а в экономике — разумной достаточностью (см. рисунок 2).

Если же мы рассмотрим ценности западного человека сквозь данную призму смысловой проекции на основе произведений искусства, литературы и кино, то вдруг обнаружим безконечное «спасение» человечества от неправильной жизни. Это, собственно, и культивируется как высший смысл западной цивилизации. Эта установка как раз и формирует исключительность, которую мы фиксируем для себя в линзе «мифология». Она сквозит и в Фултонской речи Черчилля, и вполне явно обозначается в недавнем заявлении Барака Обамы о том, что американцы исключительная нация. Соответственно, такая мифология рождает неприятие никаких форм общественного и политического устройства, никаких концепций, кроме своей. Нигилизм является основным критическим свойством западного сознания. Это влечёт за собой позицию по отношению к миру как «Мир для Меня», что мы и обозначаем для себя в линзе «мировоззрение». Подобное мировоззрение формирует отношение к вещам, людям и событиям сквозь призму выгоды. Это мы закрепляем для себя в линзе «идеология». Подобная идеология формирует культуру самовыражения, что совершенно очевидно обнаруживается сегодня. Подобная компонента в социуме обязательно формирует индивидуализм, так как выражение себя требует своего творческого пространства. Зато в политике это всегда будет соревнованием в доминировании над другими, а в экономике — состязательностью в обогащении.

Таким образом, мы обнаруживаем две совершенно разные проекции смыслов. По сути их можно разделить на онтоцентрическую модель (от человека к смыслам) и антропоцентрическую модель (от смыслов к человеку). Первая модель присуща сельским территориям или сельскому сознанию, вторая же присуща городскому населению (концепция городской цивилизации как «каинитской» — В.Ю. Катасонов. Капитализм. История и идеология «денежной цивилизации»). Россия в своём состоянии всё же пока остаётся страной с сельским менталитетом. Человек такого менталитета обладает стремлением к другому человеку, тогда как человек городской цивилизации стремится отторгнуться от всякого общества и уединиться. Наши просторы дали нам самую важную компоненту нашего сознания — созерцательность. Созерцательность позволяет нам совершать великие открытия, принимать нелинейные решения, а в грядущие времена нового технологического уклада позволит сформировать наше место в мировом сообществе за счёт работы с образами. Ведь всё остальное, скорее всего, смогут осуществить искусственный интеллект и машины. А для сохранения этой важной для нас компоненты — созерцательности — главным условием являются ценностные ориентации онтоцентричной модели цивилизации.

Если людей с одинаковой системой ценностей распределить в точки системы управления, где решения формируются, принимаются и исполняются, — то решения будут приниматься однородно. Таким образом, можно утверждать, что принятие решений будет сообразно той цивилизационной модели, носителями ценностей которой эти люди являются. Речь идёт о ценностно связанной распределённой элитарной среде, генерирующей однородные решения. Дело в том, что за время новейшей истории никоим образом не производилась селекция кадров по признакам ценностных ориентаций, а больше она осуществлялась сквозь призму компетенций. Но такой подход в корне неконструктивен. Государство по природе своей организации является охранителем ценностных и культурно-мировоззренческих кодов. Если оно не озабочено охранением своих цивилизационных кодов — оно непременно будет инфицировано чуждыми кодами и погибнет (см. рисунок 3).

Например, в Америке, если некий человек придёт в корпорацию и начнет продвигать свою систему ценностей, его сразу выдворят. А если этот человек будет взывать к ценностям, чуждым американским (например, взывать к совести, говорить о пользе, о поиске смысла), то его явно никто травить не станет, но постепенно закроют и не продлят контракты, перестанут приглашать на светские рауты, и он будет маргинализирован и вытеснен на обочину общественной жизни, а впоследствии забыт. Так американское общество на уровне цивилизационных кодов «свой — чужой» себя защищает. И это никакой не репрессивный аппарат, это органичное неприятие иных ценностей, ломающих привычный уклад и способы достижения «американской мечты», то есть цивилизационный иммунитет.

У нас же, ввиду имплантированного нам плюрализма, за разномыслием не различаются разноценностные ориентации. Отсюда и возникает недоразумение, когда несвойственные нашей культурноисторической и духовно-нравственной традиции решения принимаются и даже продавливаются сверху под рассуждения о «глубинном народе». Сам факт возникновения такого термина «глубинный народ» в политическом дискурсе говорит нам о серьёзном разрыве общества и тех, кто принимает решения в стране. Предложенная культурно-мировоззренческая модель смысловой проекции по сути является жёстко иерархичной системой ценностей от сущего до существующего. При этом в ней только лишь описаны точки преломления смыслов, которым присвоены категории: высший смысл, мифология, нормы, мировоззрение, идеология, культура, социум, политика, экономика. Анализ ценностного ряда может производиться как в отношении общества в целом, социальных групп, так и в отношении отдельно взятого человека. В отношении как человека, так и социальных групп, этот анализ может проводиться методом нарративных интервью или обычным наблюдением.

Если мы идём по пути собирания многоэтнической нации воедино, нам необходимо иметь каркас культурно-мировоззренческих принципов, на котором будет формироваться ценностно связанная распределённая элитарная среда, способная генерировать решения в соответствии с нашей культурно-исторической и духовно-нравственной традицией. Мы находимся в состоянии цивилизационного противостояния — психологического по форме, цивилизационного по содержанию и информационного по средствам. И в этой ситуации, дабы не раствориться, нам необходимо выработать свой культурно-мировоззренческий каркас, позволяющий структурировать пространство своих культурных содержаний и заимствований извне. Сегодня мы работаем только на уровне экономическом и политическом, заимствуя модели, которые не приживаются ввиду их несоответствия нашей природе. Дух творит себе формы — и это начало должно быть очищено от всякого рода примесей и искажений. Чем меньше искажений будет на пути проекции от высших смыслов до воплощённой деятельности, тем органичней, а главное динамичней будет наше поступательное движение к коллективному образу будущего.

Со всех сторон идёт обсуждение, что чиновники — и казнокрады, и узурпаторы, и ведут они себя вызывающе. В том числе и политики высказываются негативно: давайте, мол, этих самых чиновников приструним, заставим, уберем…

Но на самом деле, это очень опасная риторика: это то же самое, что подвергать сомнению цемент, который держит все соединения здания. Допустим, убрали мы весь цемент из всех конструкций, получили весь город в руинах. Не этого ли добиваются те, кто запускает подобные манипулятивные установки в информационное пространство?!

Нельзя связующие элементы подвергать жёсткой обструкции, надо рассматривать причину, почему их отдельные фрагменты не выполняют свою функцию, надо разбираться, из‑за каких воздействий свойства этой важной компоненты государственного устройства стали меняться. А воздействия эти были ценностно-ориентированные. Именно такого типа воздействия привели к тому, что этот материал не имеет надлежащего связующего свойства у госслужащих. Иными словами, это случайные люди, которые стали примесью в несущих элементах государственной власти. Это не настоящие госслужащие, это не цемент, это не несущие конструкции. Это труха. И чем система в себя больше будет вмещать этой трухи, тем ненадёжней будет вся конструкция государственной власти. Их появление во власти было обусловлено чем угодно, но никак не процедурой ценностно-ориентированной селекции: они не проходили определённых процедур, они не сориентированы на должное целеполагание, они не имеют внутренних настроек, соответствующих культурно-мировоззренческим принципам государственного служащего, которые запитаны от культурно-исторической и духовно-нравственной традиции нашей страны.

Именно отсутствием комплекса ценностных ориентаций можно объяснить ту стихийность государственной кадровой политики, её бессмысленность, её фрагментарные заимствования, например, внедрение образа менеджера, который по сути сильно отличается от образа государственного человека.

Подвергать критике надо не статусы, а всю систему кадровой политики, которая после краха 1990‑х не преодолела ценностно-дезориентированных тенденций. Необходимо наполнить ткань государственной власти достойными идеалами, каждому ведомству и министерству своими. Поскольку взгляд на вещи, на людей и на события сквозь призму идеала задаёт определенный характер отношений и в самом коллективе, насыщает его должной атмосферой и формирует определённые смыслы, ради сохранения которых, собственно власть и существует. Смыслы, а не цели, которыми сегодня система государственной власти преизобилует и в которых тонут все намерения добросовестных государственных служащих, когда руководствующийся выгодой случайный человек в системе просто «обделывает» свои дела.

Сколько бы не дискутировали о сетецентрических, горизонтальных формах управления, без иерархии никуда. Иерархию наполняют специально организованные люди, которые удерживают её деятельность. Все иерархии в государстве также объединены между собой ценностно связанной распределённой элитарной средой, которая должна быть способна производить ценностно однородные решения. И в зависимости от регистра общей настройки системы государственной власти продуцируются те или иные решения: отвечающие духу миротворчества или мессианизма, жертвенности или исключительности, совестливости или нигилизма, пользы или выгоды. От качества принятых решений и формируется направление большого корабля именем государства. Но определяется оно во многом ценностными ориентациями государственных служащих, приверженности этому государству. За несколько лет несколько раз осуществлялись действия формирующие и усиливающие эту приверженность. Это и вопрос двойного гражданства, наличие имущества и счетов за границей. С каждым ежегодным посланием всё больше и больше акцентируется внимание на качестве чиновного люда. Но с ценностными ориентациями так никто и не работает. А внешними инструментами невозможно отрегулировать внутренние настройки каждого лица, принимающего или проводящего решения.

Надо признать, что интеграция менеджеров в систему государственной власти есть величайшая глупость, или преступная халатность, которая могла прийти в голову только неучам. Ведь менеджеры по своей сущности руководствуются концепцией проджект-менеджмента. А он пригоден только для краткосрочных и среднесрочных действий, поскольку строится на потоке задач, и заканчивается с истечением этих задач. Например, построить мост, дом, город, завод и т.д. То есть весь проджект-менеджмент ориентирован на создание неживых систем или продуктов, в которых люди — ресурс. Для этой технологии существует корпорации, тресты, компании и т.д. Государственная система, по сути своей, является живой системой, поскольку существует для общества. Государство — это живой организм, бесконечно воспроизводящий задачи на всём сроке своей жизни. В этом случае основная функция государственного служащего не закончить задачу, а ни в коем случае не дать ей закончиться, а всё время воспроизводить: пенсии выдаются, люди образовываются, больные лечатся и т.д. Он отвечает за непрерывность нормы, которая на него возложена, он не может её закончить. А цель проджект-менеджера — решить задачу как можно быстрее и с минимальными издержками. Полемику на тему менеджера и служащего необходимо прекратить раз и навсегда, а всех менеджеров вернуть туда, откуда они пришли — в бизнес и на производство. Государственная служба и менеджмент находятся в дихотомии и по сути своей являются антагонистами именно по ценностным ориентациям.