В противовес Нобелевской премии в мировой практике существует так называемая Шнобелевская премия, которую выдают учёным за самые странные исследования, прикладная цель которых не ясна. Проще говоря – за рекорды по части бездарно потраченных денег. В частности, за определение экспериментальным путём, безопасно ли перевозить носорога по воздуху вверх ногами. Если бы не знаменитые «адские санкции» Запада, которые отрезали нас от Нобелевских и Шнобелевских премий, то в нашей отечественной гуманитарной науке последних могли бы удостоиться целые научные коллективы и институты. И далеко за примерами ходить не нужно.
Возьмём такое солидное на первый взгляд учреждение, как Федеральный научно-исследовательский социологический центр Российской академии наук. Он объединяет под своим крылом целый ряд институтов, которые занимаются примерно одним и тем же, о чём можно сделать вывод уже из их названий: Институт социологии, Институт социально-политических исследований, Социологический институт, Институт демографических исследований и т.д.
Чем же конкретно они занимаются? Извольте: Институт социально-политических исследований (ИСПИ) в начале марта провёл конференцию на тему «Гендерные ресурсы как потенциал развития социума: культурно-исторические традиции и новации». Как обычно, много наукообразных терминов, но смысл ясен – поговорили о «гендерах», а именно о гендерном равноправии, о технологиях обеспечения гендерного равенства, о женщинах на политическом поле. Приветствие участникам конференции прислала самая главная специалистка по женскому вопросу - Екатерина Лахова, председатель Союза женщин России, которая прославилась в своё время лоббированием законов о стерилизации.
Сами понимаете, нет сейчас более насущной проблемы в России, чем уравнять в правах мужчин и женщин. И «учёных» даже не смущает, что в нашей стране женщины получили избирательное право в 1917 году, а в демократичнейшей Швейцарии – только в 1971 (а в одном из кантонов только в 1990). Ну и что? Повестка была спущена из международных организаций, её надо отработать. Значит, будем бить себя ушами по щекам и доказывать, что мы опять отстали от Европы. И, конечно, весь фуршет опять за государственные деньги. Не забываем, что социологическая «наука» финансируется как из бюджета напрямую, так и косвенно через так называемые грантовые линейки Российского научного фонда, это тоже бюджетные средства.
Но может быть, в перерывах между исследованиями гендеров уважаемые социологи из ИСПИ занимаются чем-то более полезным и прикладным? Увы, нет: совсем недавно закончились «Дробижевские чтения: этническое и социальное измерения». Впрочем, есть и спущенные сверху, вымученные мероприятия на тему «патриотизма»: «Патриотизм в современной России в условиях роста угроз…».
Напомню, что основатель социологической науки Конт называл её «социальной физикой». Но где здесь «социальная физика»? Есть очень серьёзное подозрение, что у так называемых «социологов» вместо изучения объективных законов развития общества налицо только стремление получить кандидатские и докторские степени с наименьшими затратами сил.
Но может быть, лучше обстоит дело в параллельном институте – Институте социологии (ИС)? Увы, и тут мы видим всё те же невнятные, маловразумительные, полностью оторванные от реальности темы: «Семья в движении: теоретические и эмпирические проблемы в контексте трудовой миграции в России», «Влияние неэкономических факторов на посткризисное состояние и динамику российского социума в условиях внешних и внутренних вызовов» и т.д. Всё это словоблудие носит у нас гордое название фундаментальной науки.
Но давайте попытаемся полистать номера журнала российских социологов «СОЦИС», как он сам себя называет «ежемесячный научный и общественно-политический журнал Российской Академии наук, основан в 1974 году».
Что же мы видим? «Концепцию глобальной бифуркации, детерминированную рядом опасных планетарных факторов, прежде всего экологическим кризисом человечества». «Объект социологии в метаморфозе морфогенеза гибридного социума» – это вовсе не про морфий, а про «нового агента социальных отношений» - устройства с искусственным интеллектом. А вот ещё из выдающихся шедевров: «Феномен фаворитизма в российских организациях», «Марксизм в плену у интерсекциональности».
Листая главный социологический журнал России, чётко понимаешь, что прошёл год с начала СВО, а главные социологи нашей страны не заметили ни войны, ни разрушенных городов Донбасса, ни трагедии российских семей, потерявших близких, ни раненых и искалеченных российских солдат в военных госпиталях, ни беженцев с востока Украины, ни референдума и последующего включения четырёх новых регионов в состав России, ни оставления Херсона, ни частичной мобилизации, они не заметили ровным счётом ничего, что на самом деле волнует россиян.
Будь они профессиональными социологами, они могли бы выяснить, какие слои населения в половом, возрастном и профессиональном разрезе поддерживают политику президента России на Украине, а какие нет, и почему? Как народ относится к включению новых регионов в состав государства? Готов ли он к тому, что нас стало больше, что к нам прибывают десятки и сотни тысяч образованных, квалифицированных людей с бывшей Украины, которые поневоле начинают конкурировать с нами за рабочие места, за бюджетные места в вузах? Как изменилось в обществе отношение к украинцам, украинской культуре, языку? Какая мотивация у мобилизованных, участвующих в боевых действиях? Есть ли у членов их семей уверенность в социальной защите со стороны государства? Возникает ли в обществе культ героев военной операции? Что думает современная российская молодёжь об украинском нацизме? На какие лишения готов пойти наш народ ради победы? Что думает о мирных переговорах? Готовы ли мужчины идти в армию по контракту? Как относятся в России к «испуганным патриотам» и беглым артистам? Хотят ли люди, чтобы они возвратились? Пойдут ли снова на их концерты? Что вообще народ понимает на сегодняшний день под национальной «элитой»? Как изменилось отношение людей к власти за минувший год? Есть ли разница в отношении к войне у жителей Белгородской области, которых регулярно обстреливают нацисты, и жителей, скажем, Сахалинской области, которые в географическом отношении гораздо ближе находятся к Америке, чем к Украине? На эти интереснейшие вопросы мы могли бы получить ответ, но уже не получим, потому что они совершенно не волнуют социологов.
Я уже не говорю о том, что социология могла бы помочь найти ответы и на более сложные вопросы, например, как придать обществу иммунитет к социальным потрясениям, чтобы очереди за колбасой или за джинсами, как в 1991 году, нечаянно не привели к разрушению страны? Как сделать так, чтобы наша молодёжь искала себе работу не в бизнес-центрах, а на заводах? Как сделать так, чтобы та же молодёжь, впитавшая «с молоком матери» голливудские блокбастеры, забыла про них и повернулась в сторону российской культуры? Что могло бы стать нашей новой национальной идеей на ближайшие десятилетия? Ждёт ли нас смена элит? Но боюсь, что от социологов мы уже не дождёмся ответов. Не для того наша либеральная интеллигенция получала высшее образование и защищала свои диссертации, чтобы помогать Российскому государству выживать и побеждать.
Впрочем, судьба России их всё-таки интересует. Из рубрики «Книжное обозрение» журнала «СОЦИС» мы узнаём, что некто Травин Д. Я. издал книгу под нахальным названием «Почему Россия отстала?» (СПб.: Издательство Европейского университета в Санкт-Петербурге, 2021. Рец. Б.Н. Миронов). В «Новой газете», ещё до её благополучного закрытия, автор данного фолианта пояснял: «Я пытаюсь ответить на вопрос, который возникает у многих людей, не очень хорошо знающих историю, но смотрящих на сегодняшнее положение дел: почему мы отстаем экономически, почему у нас нет демократии и так далее. Но отвечая на этот вопрос, я пытаюсь разобраться в истоках, начиная с первых веков существования русских земель». Больше всего здесь умиляет это высокомерное «и так далее».
Вывод напрашивается сам: российская социология как наука превратилась за последние десятилетия в пародию на саму себя, в голую схоластику, она окончательно утратила связь с жизнью, можно сказать, стала мёртвой наукой.
Социология – это, конечно, только одна из гуманитарных наук, но и с остальными дело обстоит не лучше.
Возьмём, к примеру, экономическую науку. В журнале «Вопросы экономики», в свежем номере, мы читаем: «Корпоративный веб-сайт как стратегический ресурс российских и европейских компаний», «Микроуровень процессов экономической координации», «Мезоинституты для цифровых экосистем». Такое впечатление, что авторы статей только что вернулись из групповой туристической поездки в Вашингтон, с посещением Международного валютного фонда. Заметьте, ни разу ни в этом году, ни в прошлом в этом авторитетном научном журнале не поднималась тема национализации собственности у иностранных компаний, уходящих с российского рынка. Ни одного слова нет о критической ситуации с золотовалютными резервами России, арестованными за рубежом. Ничего не говорится о том, что пора прекратить выплачивать иностранцам доходы по еврооблигациям – просто незачем это делать в новой реальности. Зато есть всё та же тягучая, демагогическая, псевдонаучная дискуссия о деловых циклах и об инфляционных вызовах. Складывается впечатление, что в гуманитарных науках отсутствует сама мысль, да и самих этих наук давно уже нет, остались только гранты, фонды, зарплаты и гонорары. И, конечно, либеральная ненависть к своей «отсталой», «дремучей», «нецивилизованной» стране.
Откуда же возникла вся эта либеральная мощь, откуда взялись все эти легионы доцентов и тучи профессоров гуманитарных наук, ненавидящих всё русское, российское? Причин много, но основной видится теснейшая связь между научными и преподавательскими кругами России и Запада.
Эта связь гораздо прочнее, чем может показаться на первый взгляд. Одна из молодых преподавательниц журфака МГУ, стажировавшаяся в США, после введения санкций испытала настоящий шок оттого, что её близкие друзья-коллеги в редакции американского журнала отказались публиковать её уже согласованную статью только потому, что автор - русская. Это был для неё сильнейший удар, ведь девушка написала материал о своей борьбе с путинским режимом и отправила «своим» в Америку, а те вдруг отказались её считать «своей»!
Вообще, не только в МГУ, но и в других вузах, и в Российской академии наук для успешной научной карьеры долгое время было необходимо, чтобы вы как можно чаще печатали свои статьи и чтобы вас постоянно цитировали коллеги, причём не в любых, а в строго определённых научных изданиях. Для этих целей, например, существует Scopus – международная база данных и одновременно инструмент для отслеживания цитируемости статей. Если верить Википедии, Scopus индексирует двадцать четыре тысячи названий научных изданий по техническим, медицинским и гуманитарным наукам от пяти тысяч издателей. Есть журналы, которые охвачены системой Scopus, и цитирование в них приносит учёному или преподавателю дивиденды, в том числе и немалые денежные, и есть все остальные журналы, цитирование в которых не приносит ничего.
Конечно, не все учёные разделяли восторг по поводу публикаций в Scopus, некоторые заявляли, что оценивать эффективность учёного по количеству публикаций – всё равно, что оценивать мощность паровоза по его свистку, но основная масса научных работников всё равно полностью подчинялась правилам. Приводило это к тому, что учёный чувствовал себя востребованным только тогда, когда его признавало «международное сообщество» в лице Scopus. Если учёный работал над проблемами, которые не интересовали международную научную общественность, либо приходил к выводам, которые не нравились или были не понятны этой самой общественности, то цитируемости, а заодно и высоких заработков ему было не видать. С другой стороны, международная общественность получала моментальный доступ ко всем исследованиям, которые проводились российскими учёными. В результата научный работник ощущал себя уже не столько гражданином своей страны, сколько членом корпорации Scopus.
Жизнь меняется, и на сегодняшний день Scopus ушёл в прошлое, но изменения в сознании многих российских учёных и преподавателей уже произошли – они уже ментально не с нами. Открытое письмо российских учёных против войны с Украиной подписали сотни кандидатов и докторов наук. Можно не сомневаться, что ещё большее число хотело бы подписать, но испугалось испортить отношение с начальством. Те же, кто подписал, самим фактом подписи признали, что связь с международными организациями и с Западом для них важнее, чем интересы своей страны.
Что же делать с нашей российской гуманитарной научной элитой, которая по факту уже не российская? Да это и не элита уже вовсе, а сидящая на чемоданах, вечно брюзжащая прослойка населения, которая очень хочет «свалить», но не находит в себе сил. Что делать с «мёртвыми» науками? Что делать с их служителями? Вопрос может быть адресован даже не Российской академии наук, которая всегда заступится за своих, а Правительству РФ, которое щедро финансирует все «научные» гуманитарные богадельни.
Как шершням в природе необходимы для пережёвывания древесные волокна, так нашей либеральной интеллигенции необходимы для воспроизводства и утоления своих научных амбиций все эти институты социологии, политологии, журналистики, экономики и прочее, и прочее. В них не рождается никаких новых полезных идей, тем более научных идей, они только тянут нас назад – в «святые» девяностые, к Наине Ельциной и её незабвенному супругу.
Единственный выход, который видится в данной ситуации, это осознать, что все гуманитарные научные институты в России в настоящее время – это и не институты вовсе, а дискуссионные клубы и питательная среда для либералов. И, осознав, с чистой совестью прекратить их финансирование за счёт бюджета.
