Выставка народного художника СССР Валентина Сидорова "На теплой земле" в галерее при Пекинской академии изящных искусств в октябре минувшего года стала событием. Агентство "Синьхуа" дало репортаж с открытия, телевидение КНР осуществило съемку документального фильма о пребывании Сидорова в Китае. Мы же предлагаем читателю фрагмент воспоминаний Валентина Михайловича "Китай глазами русского художника".
Не сразу поверил, что моя выставка ("Тихая моя родина", СПб, 2014 год — "Завтра"), развернутая в залах Русского музея в Петербурге, приглашена в залы Академии изящных искусств Пекина, академии, как выяснилось, связанной с именем великого Ци Байши, того самого Ци Байши, который в годы далекой юности произвел на нас какое-то особое впечатление. Мы с Левой Пылаевым, ученики московской средней художественной школы, только начинавшие осваивать само понятие "художник" и мир искусства, увлечены были попавшимися нам маленькими книжечками о китайском художнике Ци Байши и переводами древних китайских поэтов. Сейчас можно только удивляться, что эти книжки появились у нас в годы войны, и мы тогда уже могли познакомиться с поэзией Ван Вэй, Ли Бо и Ду Фу. На всю жизнь запомнились поэтические образы пейзажа: "Дождь кончился, и в дымке голубой открылось небо дивной чистоты", "Плывут облака отдыхать после знойного дня". Что-то было общее между этими поэтами и Ци Байши. Этим общим было их отношение к природе: к земле и небу, к цветам, травам, стрекозам, лягушкам и всему сущему на земле. Поэзия всегда была связана с природой, и нам казалось, что надо искать дорогу свою здесь, в жизни природы…
Много прошло с тех пор лет — жизнь. И вот, преодолев частокол организационных неурядиц, существующих, к сожалению, у нас, и пороги, всегда возникающие на пути, и тысячи километров, выставка моя оказалась в Пекине. Первое желание — поздороваться с Ци Байши. В зимнем саду Академии, в том зеленом и светлом мире растений, птиц и рыб, который так любил и так мастерски изображал Ци Байши, стоял его бюст,
В залах, предоставленных для моей выставки на 1-м и 2-м этажах, еще перекрашивали стены, а на 3-м и 4-м — была экспозиция произведений Ци Байши, где я и увидел подлинные работы великого мастера. Первое, что меня поразило, — ощущение жизни природы. Словно ты оказался среди высоких трав цветущего поля с бабочками, кузнечиками и стрекозами. Какая точность рисунка, какая колористическая гармония, какая строгая и, вместе с тем, легкая, тончайшая композиция листа! Недаром Ци Байши говорил: "Чем тоньше — тем лучше". Меня покорило его стремление к созданию образа, а не к перечислению всех деталей.Не рисовать с натуры всё, что видит глаз, изображать лишь главное, а не добиваться подобия.
Ци Байши стремился соединить изображение и слово, зрительный и поэтический образы, в каждый свой лист он включал поэтические и философские изречения, поясняя то, что он изображает, и эта его особенность, теперь я думаю, незаметным образом оказала и на меня влияние. Искусство Ци Байши — это особое искусство, не соответствующее сложившимся у нас представлениям о картине, непривычное для европейского глаза, но оно имеет притягательнейшую силу. Это искусство совсем другое, я к нему почувствовал какое-то внутреннее расположение, оно трогает душу. В листах Ци Байши — понимание природы, красоты её, художником-крестьянином, который, благодаря своему труду, находится с ней в живой связи. В свое время Пикассо выражал удивление, почему китайские художники едут учиться в Париж, ведь китайские картины и так поразительны. Говорили, что он высоко ценил Ци Байши, и как-то на приглашение приехать в Китай, улыбаясь, ответил: "Я боюсь ехать в вашу страну, ведь в Китае есть Ци Байши". И тот, и другой в то время изобразили голубей как символ мира, и Премии Мира был удостоен китайский художник.
Побывал я и в районном центре провинции Хунань, в прекрасном городе Сянтань где находится музей Ци Байши. Как они берегут память о своем великом земляке! Здесь регулярно, при невиданном стечении зрителей, каждые три года проводится международный фестиваль, на котором, как я с сожалением узнал, были представлены только два художника из России (А.А.Мыльников и я), потому что никто у нас об этом фестивале ничего не знает. В этом музее, кроме прекрасной экспозиции работ Ци Байши, представлено его творчество как ювелирного резчика по дереву и резчика печатей из камня, подтверждающее мастерство рук этого художника.
Невольно возник вопрос: "А сохранился ли дом, где родился Ци Байши?" "Да, конечно. Сейчас его даже подреставрировали". Вот бы посмотреть! И мы едем в деревню. Оказалось, что это не совсем рядом, не один час мы ехали под моросящим осенним дождичком, пока не остановились прямо напротив маленького домика Ци Байши. Здесь он родился и прожил половину своей жизни, здесь он учился и работал, здесь он "вешал книжку на рога буйвола", когда обрабатывал эту землю. Видно, что вся земля возле дома для чего-то использовалась: где дерево, где куст, где виноградные лозы, где грядки, где цветочные клумбы. Вот пруд с лилиями, где жили креветки — главные герои его произведений. Всё вокруг было наполнено памятью о жизни, которая здесь была когда-то. Ци Байши жил среди этой природы. Вспомнились его слова: "Я обычный человек, подобный травам и растениям". Не только сам дом, но и всё хозяйство восстановлено так, как будто здесь кто-то живет. Казалось, вот сейчас из-за угла появится петух с курами.
Хотелось постучать в дверь. Перед порогом дома я увидел плоский камень, вросший в землю, и вспомнил сразу же, что подобный камень лежал и перед порогом моего дома в Сорокопенье. Я будто поздоровался с ним, наклонившись, пошлепал по нему рукой, как бывало в детстве. Дверь нам открыли, и я впервые переступил через стёртый ногами многих поколений порог дома Ци Байши. Вот комната, где жил художник, стол перед окном, за которым он работал, на него так же падает солнечный свет, а вечерами, наверное, Ци Байши зажигал сосновую лучину и читал допоздна стихи любимых поэтов. На старой самодельной кровати с резным балдахином — тончайшего цвета из выгоревшего на солнце ситца занавески, которые вносят тепло и уют. В других комнатах сохранились предметы быта: корзины, кувшины, миски. А вот два огромных тёмных сосуда, напомнившие мне нашу корчагу. Спрашиваю: "А для чего они использовались?" "Для приготовления вина", — был ответ. Ну, вот, а в наших — варили пиво. А дальше — грабли, косы и даже соха, точно как наш плуг, только переделанный под пахоту рисового болотца. От рукоятей этой сохи сколько мозолей получишь, учась владеть плугом! Батюшки, а это ведь жернова, только гораздо большие, чем у нас, без них не обходился ни один крестьянский дом. И я когда-то их крутил, чтобы получить что-то похожее на муку для горячих лепешек. А вот и хо-го — прародитель нашего самовара. Как много общего! "А переступал ли этот порог кто-то из художников России?" "Да нет, вы — первый".
Возвращаясь уже в темноте, я все время думал о Ци Байши, о том, что у нас, наверное, его назвали бы почвенником. Как жаль, что никогда не было в России его большой выставки и не издан альбом о его творчестве. И еще я думал о правиле Ци Байши: говорить надо языком, который понятен людям, и изображать вещи, которые люди видят повседневно. Какое мудрое правило!
Рис. Ци Байши. Пейзаж
