Москва бесчеловечная

Москва… Великая пустота…

Это не лирика, это название выставки известного фотографа. Необычной выставки, тревожной, хотя лучше бы тревожащей. Москва в карантине, Москва безлюдная. Что это? Апофеоз города или плач о человеке?

Разобраться следует и с пустотой. Оставленность и полнота присутствуют в великом ничто нераздельно и неслиянно. Одна сторона – гуманизм, плач о безразличном божестве; другая – потусторонний мистицизм, апофатическое утверждение Вечного присутствия. Страшно в обоих случаях, хотя и по-разному.

Разочарование выставки: страха нет, созерцательность вполне человечна.

При этом не стоит думать, что фотографии Пономарева плохи. Сами по себе они профессиональны и интересны по многим параметрам, пригодны для иллюстрации бесконечного числа утилитарно-социальных приложений.

Только не того состояния, в котором мы оказались внезапно весной и летом неприятного для нашей психики 2020 года.

Когда фотограф захотел увековечить странную, будто вымершую Москву, он руководствовался интересной идеей: убрать всё человеческое, слишком человеческое из кадра и показать не очень понятное самому, но постигаемое здесь и сейчас нечто не через историю автономной личности, всегда способной оживить кадр настоящего мастера, но через безликий метарассказ города о себе самом.

Дух захватывает!

Фотохудожник взялся за роман, в котором каждый зритель выведет себя в качестве протагониста. При этом от повествований самоизоляции вряд ли следовало ожидать разнообразия. У нас была одна тревога, каждый из потенциальных нарраторов «Великой пустоты» Пономарёва пережил примерно одно: существование на грани, а зачастую и за гранью нервного срыва.

Так почему это не попало в видоискатель камеры мастера?

Причин может быть много, и не мне, пусть физику-оптику, но все же не фотографу, о них судить. Поговорить можно, но советовать или поправлять я не могу, не имею права. Однако кое-какие очевидные истины я обязан озвучить.

Рассказчиком в фотоискусстве выступает вовсе не оператор, как может показаться на первый взгляд. Историю до нас доносит свет, цвет, композиция. Начнём с последнего пункта, он особенно важен для репортажного фотографа, который почти никогда не может остановить солнце, но обязан сделать красноречивый кадр, выбрав нужную точку съемки. В этой части Пономарёв хорош, он истинный репортажник, представитель лучшей категории фотографов, по которому, не исключено, Magnum Photos плачет. Воздаю должное: локации для пристального взгляда на Москву выбраны не только редкие, но и порой потрясающие. Ладно, оставим последнее утверждение области вкусовщины, но вот первое – истина, яркая до банальности: есть много мест в столице, друг Горацио, куда тебя попросту не пустят. Документальная значимость подхода к теме, принятого Пономаревым, не может быть переоценена. Композиционно все без исключения построения фотокорреспондента-фотохудожника близки к надежной степени безупречности. Мастер пользуется предельно малой диафрагмой, дающей бесконечную глубину безжалостной резкости, он использует объектив, убирающий искажения по краям кадра. Панорамы, избранные Пономарёвым для иллюстрации большого города и низведенного до нуля маленького человека, являются оправданным техническим решением. Однако подвела настройка масштабирования. Трудно сказать, в чем недочет, и уж точно нельзя ничего советовать мастеру, но фотопластина или камера-обскура, не исключено, дали бы больше, чем предложенное. Есть примеры городских съемок с треноги в XXI веке: стеклянные пластины, Carl Zeiss образца 1914 года, длинные выдержки, но эти опыты вряд ли могут помочь в постижении того, что трогало Пономарёва.

Ибо город про людей совсем не город против человека. Для иллюстрации pro не хватает детали, для манифеста contra – пространства. И там, и тут мало настроения. Деталь появляется, когда мы ожидаем равнодушия, отступает, когда нам не терпится впасть в сентиментальность. Ведь чтó по сути эта пустота 2020 года? Порой отчаяние, чаще надежда. Как передать невыносимость несбыточных ожиданий? С оптимизмом было бы просто: чуть больше света, чуть соразмернее нам пейзаж – и вот мы понимаем, что все готово к приему человечества обновляющейся вселенной. К сожалению, в моем романе о карантине такого рисунка на выставке не оказалось.

Труднее было проиллюстрировать беспросветный пессимизм, но здесь, если не чувствуешь и не можешь передать беспредельность бытия по всем координатам, парадоксально помог бы цвет. Обилие ярких деталей мира, не нуждающегося в таком ничтожном наблюдателе, как человек, хорошо бы указало нам на наше истинное место на планете. Картин холодного метафизического отчаяния на выставке мне явно не хватило.

Тогда, может быть, следовало поговорить о беспощадности титанической архитектуры, ее равнодушии к нам? Да, это могло стать предметом интересной беседы, вывод из которой один: человек жалок, пейзаж ужасен, от первого следует избавиться, второй облагородить разрушением, начав со знаковых высоток во главе с МГУ.

Такой пустоты я не увидел. Её можно было изложить так, как делает это, например, Михаил Розанов, очарованный тектоникой архитектурных форм и безжалостным, выжигающим всё светом. Свет, таким образом, мог бы сыграть главную роль в трансляции пустоты, но не сыграл. Он, этот свет, может быть разным, как есть, к примеру, четыре разных проявления одного божества: Зевс – Аид – Аполлон – Дионис. И если Диониса описывает лучше всего цвет, о котором я уже сказал, Аполлона – испепеляющее солнце, то Аида характеризует полумрак. Беседуя о данной выставке с фотографом Евгением Ивановым (Новосибирск), я услышал хорошие слова о свете прозекторской. Выбранное Пономарёвым рассеянное освещение, ещё немного – и полутень, без привязки ко времени года или времени суток могло стать решением в принятом автором методе обезличивания не только индивида, но и его жилища. Такая отстраненная объективность морга могла стать мощной посылкой в страну отчаяния, но не стала. Она появилась, надо думать, помимо воли автора, а это достижением не считается: о себе потустороннее может заявить в чем угодно и где угодно.

Итак, при несомненном качестве каждой фотографии, представленной на выставке, заявленная задача экспозиции выполнена не была: о пустоте нам поведали не до конца, в нашей вынужденной самоизоляции нам посочувствовали не вполне. Где-то не хватило цвета, где-то не выручил свет, где-то подвело чувство меры.

Следует ли из моего обзора, что выставку можно пропустить? Нет и ещё раз нет! Обязательна ли она для посещения? Многократное да! Значимость фотоматериалов превышает, к счастью, незначительность нынешнего недокарантина: пройдёт наша сиюминутная печаль, рассыплется в прах дом на набережной, останется потомкам многоликая Москва ХХ (именно!) века. Только Москва, а не автор, которому удалось избежать главного греха тщеславного художника: запечатлевать себя в любом произведении. Да, фотограф всегда рассказывает нам о себе самом, но мало кто способен предъявить свое отсутствие.

Пономарёв осмелился.

И при всех несовершенствах стал частью великой пустоты.