Многие спрашивают, почему я не перебрался в Москву или в Санкт-Петербург? При этом апеллируют чаще даже не к возможности лучше материально устроиться (знают, что я в материальном плане довольствуюсь малым), но к каким-то культурным благам, которые словно золото в пещере Али-Баба, рассыпано в столицах. Обычно, чтобы не вдаваться в дискуссии и споры (то, чего я не понимаю в принципе), я крою первой попавшейся картой, что лежит на поверхности: экология. Говорю о столичном шуме, загазованности или сырости, в случае с Питером. Обычно на этом разговор прекращается. Но для себя, разумеется, я отвечаю на этот вопрос несколько в ином ключе, хотя карта с экологией имеет место быть, она вовсе не козырная. Разумеется, фетишизация столицы есть логоцентризм. Причем, граничащий с фашизмом. Это хорошо видно в пренебрежении столичных жителей (чаще не коренных) к приезжим, «провинциалам». Разумеется, мне, как последовательному противнику тоталитарных дискурсивных практик, примыкать к сообществу пускай скрытых, но фашистов, недопустимо. Причем те, кто осознанно выбрал столицу, не родившись здесь, те, кто приехал в нее, как в центр чего-то, и есть настоящие логоцентристы. Но мне нечего взять от Москвы и Петербурга. Меня не прельщает новодел Петра, я не в восторге от этих мертвых музеев эпохи датского колониализма. Что до Москвы, то она, кажется, окончательно потеряла идентичность, превратившись в банальный супергород, форму без содержания. В этом плане, если мне и свойственен логоцентризм, если мне и есть с чем бороться – то с сепаратистскими нотками. Я слишком патриот своей малой родины, для меня древний великий город Тверь и его окрестности, тысячелетней историей переплетенной с историей моей, личной, несоизмеримо богаче достоевского города-призрака и города-сна пьяной купчихи. Невероятные тысячелетние энергии и вихри, бушующие над Небесной Тверью (историки и археологи поймут о чем я), ее, Твери, удивительная история и культура, хрустящая как вековой дуб под напором западной цивилизации, ее природа – тайная, волшебная и невыразимая – не оставляют не малейшего выбора. Если и ехать куда-то отсюда, то сразу в Тибет и на Сириус. Но никак не в Москву, не в Питер. Это мой логоцентризм, пока не изжитый, но для каждого из нас, кажется, более полезен такой «номный» логоцентризм, чем столичный фашистский – и неоправданный – пафос.
Наверное, это сложно объяснить, но я именно люблю свой город. До слез, до какого-то любовного опьянения. Все мне тут родное. Каждое дерево. В Петербурге, конечно же, был, это замечательный город, но он не родной. Я знаю, что очень страдал бы на чужбине. Тверская земля, ее великая и трагичная история, ее прошлое питают меня и моё творчество и я плоть от плоти её сын. Тверь это особенное место. Она важнее Петербурга, глубже Москвы. В духовном смысле уехать отсюда - имея с ней столь глубокую связь - все равно, что продать бриллиант и купить какой-нибудь жемчуг. Наверное, немцы меня поймут. Может быть и французы, «старые» европейцы. У них такая же глубинная связь со Своей Землёй. Как у Хайдеггера с Фрайбургом, к примеру. Важно помнить, что Тверь была до «России», до господства Московского княжества. И соперничала с Москвой за право объединить Русь. И Москва, объединившись с Игом, утопила город в крови. Тут всюду земля пропитана русской кровью. Где «Русский Дух» как не в Твери? А ещё наш Афанасий Никитин первый русский, кто побывал в Индии. И у нас с тех пор очень много проживает великолепных индусов, это многовековая дружба же! А ещё тут – на Тверской земле - берет начало великая русская река Волга. Она начинается таким маленьким ручейком! А ещё тут стоит монастырь, куда Грозный заточил митрополита Филиппа, и где Скуратов его удавил подушкой. А ещё здесь усадьба первого русского анархиста Бакунина, а ещё тут, под Тверью, писали свои лучшие работы Шишкин и Левитан. Тут же удивительная игра светотени. В России такого нет больше нигде.
Следует, однако, отметить, что никакой нелюбви к Москве и Санкт-Петербургу, как городам, а так же к их славному населению у нас нет и быть не может. Более того, города эти с их населением, единственное, что есть достойного и интересного в «феномене столиц», который мы критикуем. Критикуем сам феномен, вернее сказать, его проявления в том, что Карл Юнг назвал бы «коллективной душой». К материальным городам, какие они есть, эта заметка не имела ни малейшего отношения. Но факт остается фактом. Феномен «столиц», как культурных, исторических центров, как места средоточия элит, разумеется, давно исчерпал себя. Столица – то место, где окончательно победил количественный принцип. В ней проживает большее количество людей, циркулируют большие денежные массы, в ней происходит больше различных мероприятий, о ней больше пишут в СМИ. Но и только. Никаких неколичественных различий столица и «соразмерные русские города» (выражение Б. Гребенщикова) не имеют. Остается добавить только, что жители столиц, оказавшиеся под гнетом материи, вынужденные распылять свою жизнь на массу бессмысленных и бесполезных действий, приговоренные к бетонным джунглям, часовым пробкам и грохоту метро, инстинктивно сбегают от всего этого в пригороды, деревни. С этой точки зрения, страсть многих провинциалов к «улью из стекла и бетона» представляется еще более абсурдной, ибо от рождения они – а не столичные жители – имеют массу качественных преимуществ над жителями столиц.
