«Раздался звучный глас Петра: „За дело, с Богом!“»
Александр Пушкин
Перед нами - дивная и страшная эпоха, развернувшая Московию к цивилизации, чтоб за четверть века Россия сделалась одной из ведущих держав Европы. Под цивилизацией подразумеваются не версальские штаны-кюлоты и парики-аллонж, но кораблестроение, науки, искусства. Государь Пётр Алексеевич был тороплив – он хотел всего и сразу, поглощая и лейбницеву математику, и сапожное дело. Пётр - человек-вихрь. Всё – быстро. За год – построить. За минуту – выполнить. Умри, но сделай. Монарх не щадил ни себя, ни сподвижников. Он вникал во всё, вдалбливал боярским сынкам учёность, нещадно карал за лень. Петра, конечно, волновало, что скажут в Европах, но он чаял, что именно русские могут догнать и перегнать Запад. Его мечты исполнились.
Говорить о Петре I и легко, и трудно. С одной стороны, царь воспринимается, как реформатор, а с другой, как палач-сыноубийца и уничтожитель старомосковской идентичности. Мнения о Петре разнятся. Он вызывает и восхищение, и ужас. Александр Пушкин описал это со всей буквальностью: «Выходит Пётр. Его глаза сияют. Лик его ужасен. / Движенья быстры. Он прекрасен. Он весь, как Божия гроза». Человек контрастов – прекрасен и ужасен, как в стихах. Больше того, одни современники утверждают, что царь был привлекателен, иные констатируют, что он выглядел пугающе-уродливым. Надо полагать, что красота и безобразие соседствовали в нём, как две стороны медали.
Все наши правители оглядывались на Петра, и высокоумная Екатерина II повелела сделать надпись на памятнике: ‘Petro primo - Catharina secunda’, подчёркивая не столько очередность, сколько вторичность собственных дерзаний. Вольтер, этот борец против тираний любого рода, меж тем, писал: «Жизнь царя, последовавшая вслед за этим, являла собой ничто иное, как череду его великих замыслов, трудов и свершений, кои, казалось, изгладили крайние проявления его суровости, каковая до этого, быть может, и была необходимо нужной, - и добавил, - Сегодня русские уже не удивляются своим успехам». Как честный человек, Вольтер не мог солгать.
Николай I – инженер на русском престоле - держал бюст Петра в кабинете и, подобно пращуру, стремился быть вечным работником и первейшим слугой отечества. Всё тот же Пушкин призывал Николая быть, как Пётр: «Семейным сходством будь же горд; / Во всем будь пращуру подобен: / Как он, неутомим и твёрд, / И памятью, как он, незлобен».
В Советском Союзе тоже чтили память Петра и это в пролетарском государстве, яро отрицавшем все троны да короны! Неслучаен госзаказ Алексею Толстому на создание романа-эпопеи «Пётр I». Воспоследовал и одноимённый фильм режиссёра Владимира Петрова с актёром Николаем Симоновым в главной роли. Иосиф Сталин был по своей сущности схож с Петром. В 1931 году на Первой Всесоюзной конференции работников социалистической промышленности он заявил: «Задержать темпы — это значит отстать. А отсталых бьют. Но мы не хотим оказаться битыми. Нет, не хотим!»
Итак, в Музее Василия Тропинина и московских художников сейчас проходит выставка «Пётр I. Изменчивый лик истории» с подзаголовком «Графика XVII – XXI веков из частных собраний». Тропининский музей вообще довольно часто экспонирует предметы, находящиеся в собственности российских коллекционеров, что делает проекты интересными вдвойне – большинство произведений показываются впервые.
Вот – гравюра в технике меццо-тинто (тоновая гравюра высокой печати на металле), сделанная англичанином Джоном Смитом по оригиналу Годфри Неллера. Молодой царь одет в рыцарские доспехи, как было принято изображать всех западных государей несмотря на то, что латы в конце XVII века никто не носил. Годфри Неллер считался едва ли не лучшим художником Англии. Работа над портретом велась в ходе пребывания царя в Лондоне - то был один из этапов его путешествия по странам Европы. Личность Петра волновала королей и курфюрстов, учёных и живописцев. Кто он, этот загадочный русский – дикарь или гений? С этой вещи Неллера на протяжении ста лет делались многочисленные гравюры, одну из которых мы и видим на выставке.
В 1717 году царь побывал в Париже, дабы пообщаться с регентом Филиппом Орлеанским. Но любопытного и жадного до впечатлений Петра привлекало французское искусство, особливо батальное. Он восхитился громадными полотнами-триумфами Людовика-Солнца, который самолично выезжал на передовую. Пётр заглянул в студию опытного художника Пьера Дени Мартена-младшего и заказал ему четыре картины, посвящённые основным битвам Северной войны, которая, к слову, тогда ещё не завершилась. Среди экспонатов - набросок Мартена-младшего, отображающий битву при Лесной 1708 года. Царь изображён в мундире лейб-гвардии Преображенского полка, на вздыбленном коне. Мартен-младший славился точностью деталей, и это нравилось дотошному Петру.
А тут – работа голландского рисовальщика и гравёра Якоба Хоубракена по оригиналу голландского же мастера Карела де Мора. Оба слыли крепкими профессионалами, чьи клиенты были состоятельными господами. Собственно, Карел де Мор – автор двойного портрета Петра и его супруги Марты Скавронской, принявшей имя Екатерины Алексеевны. Позировали они во время поездки в Голландию. Царь довольно часто отлучался в Европу, и, тем не менее, запущенная им государственная «машина» ни на секунду не прекращала свою деятельность.
Забавна гравюра голландца Яна Каспара Филипса «Пётр I заставляет бояр брить бороды». Филипс создал в 1740-х годах несколько гравюр, посвящённых русской жизни при Петре Великом. В Россию художник прибыл при Анне Иоанновне и затем был привечаем Елизаветой Петровной, любимицей батюшки. При Елизавете вершился яркий миф о Петре – например, в те годы писались портреты давно почившего государя. На гравюре Филипса мы видим развёрнутый сюжет – длиннобородые аристократы стоят на коленях, приготавливаясь к позорному обриванию. Параллельно с этим солдаты укорачивают полы боярских одеяний. На стене висит образчик французского платья – короткий, в талию кафтан и треуголка. Пётр слишком бодро шёл к своим целям, и люди в охабнях за ним не поспевали.
Монумент Петру, созданный Этьеном Морисом Фальконе – один из лучших памятников своего столетия. Более того, он и поныне -современен. Зафиксировать это чудо в «краю Семирамиды Севера», как называли Екатерину II, поспешили художники из Западной Европы. Мы наблюдаем ряд французских рисунков конца XVIII – начала XIX века. Далее идут пышные аллегории ампирной эры. Их заказывал Александр I, воспитанный на полумифических рассказах о Петре Великом.
Чуть поодаль – его младший брат Николай I, позирующий на фоне памятника. Мол, я продолжил дело монарха-труженика. Запечатлел Николая опытный немецкий рисовальщик Герман Раунхейм, имевший заказы не только в самой Германии, но и во Франции, Италии, России. Презанятна картинка 1830-х годов, сделанная неизвестным мастером «Пётр берёт Екатерину от Меншикова». То был эпизод, когда царь встретил Марту Скавронскую в доме своего друга Алексашки. Что характерно, Петру прощалось всё – в том числе и этот поразительный мезальянс. Царь и лифляндская прачка? Почему бы нет?
В XIX веке шла эстетизация и романтизация петровской эпохи, но при этом стали раздаваться критические возгласы: так ли уж был непогрешим сей венценосец? Историки полемизировали, приходя к диаметрально противоположным выводам. Вместе с тем, вырисовывался реальный, а не сказочно-лубочный царь. Писались книги, выходили статьи, а знаковые художники создавали иллюстрации. Вот – рисунок Василия Верещагина «Царевичи Пётр и Иоанн и царевна-правительница Софья». Юные государи и их сестра встречают польских дипломатов.
Потом настала Belle Époque, именуемая у нас не иначе, как Серебряный век. Модной была ностальгия по галантным празднествам и фейерверкам осьмнадцатого столетия. Константин Сомов, Александр Бенуа, Евгений Лансере, Мстислав Добужинский, Виктор Борисов-Мусатов живописали Версаль, старый Петербург, дам в шикарных фижмах и кавалеров в париках и треуголках. Петру и его стольному граду посвящались целые серии. Здесь – акварель Андрея Рябушкина «Пётр на брегах Невы». Тут же – пушкинские строки: «На берегу пустынных волн / Стоял он, дум великих полн, / И вдаль глядел». Отсель грозить мы будем шведу! А тут – один из эскизов Евгения Лансере с ботиком Петра.
Следующий зал – советская и постсоветская графика. Динамична акварель Николая Кузьмина «Пётр I и Александр Меншиков». Ветер в лицо, широкий шаг, поступь в грядущее – это чётко вписывается в 1930-1940-е годы - вся страна пребывала в движении, «в сплошной лихорадке буден», говоря словами Владимира Маяковского. Примечательно, что на выставке нет ни одного «оттепельного» рисунка или гравюры, словно бы о «тираническом» Петре подзабыли, как и о товарище Сталине. Зато нет недостатка в работах 1970-х годов, когда была снята дилогия Сергея Герасимова «Юность Петра» и «В начале славных дел», несколько раз переиздавали роман Алексея Толстого и выходили детские книги с рассказами о Петре. Кроме того, бытовал культ чудесного прошлого, ретро – история казалась важнее футуро-комического будущего, а на Западе пышных цветом расцвёл постмодернизм с его отсылками и аллюзиями. Золотой полдень брежневской стабильности!
Вот – цветная линогравюра Александра Овсянникова. На ней Пётр явлен, как покровитель русского флота - много схематичности и резких линий. Рядом – литография Ольги Биантковской «Пётр I при штурме Нарвы». Великолепны офорты ленинградского семейства Трагоутов – Георгия и его сыновей Александра и Валерия. Они, в основном, работали в области детской иллюстрации. Их рисунки к сказкам Ганса Христиана Андерсена, Шарля Перро, братьев Гримм до сих пор смотрятся волшебно и чарующе. Полупрозрачные силуэты и ясность почерка – это стиль Трагоутов. Их Пётр – тот самый, из пушкинских строк: «Его глаза сияют». Потрясающе смотрятся линогравюры Рудольфа Яхнина, автора исторических иллюстраций «Летний дворец Петра Великого» и «Петровский флот» - изысканность соседствует с любовью к деталям, а зрелищность – с удачно расставленными акцентами.
Весьма недурны и произведения XXI века – к примеру, литография Екатерины Куберской «Здесь будет город заложен…», где Пётр держит корабль, на борту которого – все главные достопримечательности Петербурга. Или, допустим, филигранный рисунок Юрия Иванова для рассказов о Петре, написанных Сергеем Алексеевым ещё в советскую пору. Выставка, несмотря на скромный размер, информативна. Пётр заявлен, каким он и был – весёлым и злым, созидающим и рушащим, прекрасным и ужасным. Самодержец верил в торжество русского мира и сумел это доказать пресыщенной Европе.
двойной клик - редактировать галерею
