Андрей ФЕФЕЛОВ. Алексей Олегович, архитектурный проект "Русские маяки" наделал много шуму. Что это за инициатива, в чём её смысл, и какова география проекта?
Алексей КОМОВ, главный архитектор города Калуги, первый вице-президент Союза московских архитекторов, член президиума Союза архитекторов России. О проекте "Русские маяки" мы с коллегами некоторое время назад заявили в эфире крымского телевидения. Эта новость получила резонанс, причём многовекторный, потому что из этой задумки родилась и тема нового русского стиля, новой русской архитектуры.
Поначалу разговор шёл про российские воссоединённые с нами территории, которые нуждаются в реальном слиянии со своей исторической Родиной, потому что за постсоветские годы единое русское культурное пространство было насильно разорвано. Наши противники сносят и уничтожают всё, что ассоциируется с Русским Миром, мы же, наоборот, обязаны задействовать весь арсенал традиций: от Екатерины Великой до советских модернистов, — учитывая при этом и замечательное наследие, и самобытность каждого вернувшегося в Россию города. Нам нужно показать образ будущего, куда мы стремимся.
Один из первых шагов здесь — создание системы культурных ретрансляторов в виде монументальных произведений "Маяки Русского Мира", которые показывают присутствие русской традиции. Неважно, Одесса это или Краматорск, Скадовск, Луганск или Мариуполь, на этих территориях создавалась великая отечественная культура. Даже если просто говорить про архитектуру, например, про советский Киев, всплывают такие имена, как Иван Фомин, великий русский архитектор, создатель понятия "пролетарская дорика", как и имя автора Крымского моста и Крымской набережной в Москве, архитектора Александра Власова, возглавившего уникальный проект по восстановлению полностью разрушенного в годы войны Крещатика, а в 1950-е вернувшегося обратно в Москву, чтобы стать её главным архитектором. То есть вся культурная основа здесь наша. Но это нужно подтверждать, в том числе и монументальным языком. Главная цель проекта — вернуть чувство преемственности, осознание нашей общности.
Этим мы сейчас и занимаемся. Проект "Маяки Русского Мира", который делают 12 архитекторов, визионеров, будет представлен с 31 октября по 2 ноября в Москве на XXXI Международном архитектурном фестивале "Зодчество-2023" в Гостином дворе, в двух шагах от Кремля. Одни из первых наших маяков, скорее всего, будут установлены в Крыму и Бердянске. Следующие — на границе с Крымом, Херсоном и так далее. Наша активность, замешанная на искреннем энтузиазме, набирает обороты.
Андрей ФЕФЕЛОВ. Что это будут за маяки: архитектурные сооружения, скульптуры?
Алексей КОМОВ. Сейчас со всей страны: из Крыма, Саратова, Питера, Москвы, с Дальнего Востока и так далее, — мы собрали профессионалов: архитекторов, дизайнеров, — которые выберут свою собственную, близкую им локацию. Например, Павел Сонин ставит маяк на Куликовом поле в Одессе. Оказывается, там был своего рода маяк — стела, которую во время оккупации снесли румыны. Она будет восстановлена, ей будет придан дополнительный смысл. Или, например, Евгений Спирин из Саратова делал для Скадовска модернистское архитектурное сооружение в стилистике знаменитых югославских памятников, посвящённых послевоенному осознанию жизни. Мы сотрудничаем и с такими известными творцами, как Салават Щербаков, с которым обсуждаем два проекта не только для Мариуполя, но для Славянска и Краматорска.
Андрей ФЕФЕЛОВ. Всего будет двенадцать маяков?
Алексей КОМОВ. Двенадцать творцов, а маяков будет больше. На следующей стадии мы объявим большой конкурс проектов для работы в городской среде. Дело в том, что когда мы воссоединялись с Крымом, то достаточно оперативно решили проблемы, например, с надписями на украинском языке в разных населённых пунктах. Теперь это надо делать на новых территориях. Мы много говорим о больших проектах: будущих "космодромах", стадионах, набережных, — но человека, его сознание ежедневно формирует окружающая среда, в том числе на уровне глаз. Пришедшая империя должна сиять, озарять своим присутствием всё, вплоть до мелочей. И ретрансляция русской традиции, её перезапуск в присоединившихся регионах, работа с городской архитектурной средой — это важная задача.
Андрей ФЕФЕЛОВ. Но хотелось бы увидеть русские маяки не только на новых территориях, но и в России в целом.
Алексей КОМОВ. Безусловно, их будет больше. Они могут появиться и в Рыбинске, и в Калуге, и в Сибири, и на Дальнем Востоке. Русское влияние безмерно и в пространстве, и во времени.
Андрей ФЕФЕЛОВ. Вы укоренённый москвич, но вам пришлось работать сначала в Евпатории…
Алексей КОМОВ. Да, так получилось, что я оказался первым главным архитектором в воссоединённом Крыму.
Андрей ФЕФЕЛОВ. Потом был Севастополь. Вы заложили архитектурное образование в легендарном городе.
Сейчас вы главный архитектор Калуги. Существует ли проблема контакта с городом, с его характером, традицией, чтобы, с одной стороны, не погрузиться во внутреннее болото, а с другой — продвигая новые проекты, не уничтожить дух города?
Алексей КОМОВ. Поначалу мне задавали вопрос: как я, сын известного скульптора, окончивший МАРХИ, работавший в известном бюро, вдруг неожиданно для всех взял и пошёл на Крымский архитектурный фронт? Ответ здесь простой: а кто, если не мы?
В Евпаторию я попал не потому, что меня призвали, а потому, что ещё до нашего воссоединения я проектировал и строил в Крыму, вникал в том числе и в его советскую архитектурную традицию. Занимался и изучением Евпатории. Там есть и древний город Керкинитида, и османское наследие, и царский модерн. Но остались и советские вокзалы, и потрясающие санатории, например, санаторий имени ХХ съезда КПСС, построенный в 1956 году по проекту известного архитектора академика Ивана Жолтовского, корифея сталинской архитектуры. На основе этих знаний родился проект "Курортоград", целью которого стала популяризация советского культурного наследия Крыма для его сохранения.
Андрей ФЕФЕЛОВ. То есть вы увидели в Евпатории какой-то самый ценный для себя элемент?
Алексей КОМОВ. Конечно. Я увидел наследие не как что-то пыльное, под стеклом, а как ресурс для созидания, большую вдохновляющую тему. Отличие Екатерины II от Петра I в том, что тот "рубил форточку" на задворках Европы, а Императрица сказала: мы и есть Европа, вот наша античность, мы сами есть центр, к которому должны все стремиться, как на свет солнечного маяка. В Евпатории мы попробовали свои силы в новом проекте, и у нас получилось.
Это же касается и Севастополя, где результат наших усилий — действующий институт развития города. Удивительно, но здесь не давали архитектурного образования, при том, что этот город во времена СССР имел статус всесоюзного значения, а сейчас — федерального. Таких всего три в стране: Москва, Ленинград (Санкт-Петербург) и Севастополь. При этом севастопольцы учились архитектуре в соседнем регионе — в Симферополе. А ведь Севастополь — это удивительный ансамбль, просто космос архитектурный! И где, если не там, растить нового зодчего? Таврида — это единство и таинство традиции.
В Севастополе мы аккумулировали свои усилия и запустили важные проекты. Например, теперь в стенах Севастопольского госуниверситета можно получить полноценное высшее образование по специальностям "Архитектура", "Реконструкция и реставрация архитектурного наследия" и "Градостроительство".
Андрей ФЕФЕЛОВ. В чём основная идея развития Севастополя?
Алексей КОМОВ. Севастополь — это южная столица Русского Мира. Причём не только военная, но и смысловая — как центр рождения русского Православия в том числе. Здесь крестился князь Владимир.
Наличие цивилизации всегда считывается именно в архитектуре. Все удивляются, как в СССР удалось восстановить Севастополь фактически за пять лет после его освобождения. Кстати, ответ на этот вопрос и сейчас актуален, потому что мы должны поднимать разрушенные города в воссоединившихся регионах. Так вот, уже в 1944 году было принято решение восстанавливать Севастополь на старых фундаментах, сохраняя пропорции кварталов, проездов и оставляя даже уцелевшие стены разбитых домов. Например, так было на Большой Морской улице, где уцелевшие стены "впечатали" в новый массив сталинских кварталов. Такой план строительства обеспечил удивительный эффект: во-первых, увеличил скорость работы, во-вторых, подчеркнул преемственность на таком органическом уровне и, в-третьих, реконструкция проявила удивительное чувство ансамбля. Сверхзадача любого искусства, архитектуры — это образ. А ведь у некоторых городов есть только название, а образа никакого нет. Ты их вообще не запоминаешь, хотя там может быть самая ультрасовременная архитектура, но она, как фастфуд, проходит через пищевод — и ничего не остаётся.
Андрей ФЕФЕЛОВ. А что самое главное Вы увидели в Калуге?
Алексей КОМОВ. Во-первых, Калуга — это колыбель космонавтики. Что сразу ассоциируется с гением Константина Эдуардовича Циолковского, который все свои потрясающие открытия сделал в этом городе. Там же он и похоронен. И в 1957 году в Колонном зале Дома Союзов на 100-летие Циолковского Сергей Павлович Королёв сказал, что "страна находится на пороге удивительных открытий, и нам уже нужен свой Дворец космоса. Он должен быть возведён на Родине пророка".
Андрей ФЕФЕЛОВ. Королёв имел в виду Музей космонавтики?
Алексей КОМОВ. Тогда он назывался Дворец космоса. В 1959 году был объявлен Всесоюзный конкурс проектов, который выиграла команда под руководством замечательного архитектора Бориса Григорьевича Бархина. И 13 июня 1961 года приступили к строительству музея. Камень в его основание заложили Сергей Королёв и Юрий Гагарин, который на тот момент только два месяца назад совершил свой подвиг. Это первый в мире Музей космонавтики. Он является шедевром советского модернизма, этаким космическим Парфеноном, куда приезжают, чтобы инициироваться советским модернистским архитектурным духом. Это неотъемлемая часть всего великого советского космического проекта. Безусловно, его наличие в Калуге на долгие годы определило внимание к городу.
При этом в Калуге много и других важных смыслов. Для меня это столица русского классицизма, которая овеяна гением Петра Романовича Никитина. Как в эпохе Возрождения есть три гения — Микеланджело, Леонардо да Винчи и Рафаэль, так и в русской архитектуре — три гения: Василий Иванович Баженов, Матвей Фёдорович Казаков и Пётр Романович Никитин. Казаков — ученик Никитина, который одно время был, по сути, главным архитектором Москвы, создал генеральный план Твери, Торжка, Боровска, Козельска, Малоярославца, Калуги — всех уездных городов, которые до сих пор существуют. Регулярный план Калуги сохранился. И вообще историческая Калуга уцелела. Наполеон до неё не дошёл. Поэтому, если вы хотите увидеть допожарную Москву и почувствовать себя исконным москвичом, добро пожаловать в Калугу. А моей Москвы, большей её части, уже нет. Может быть, поэтому кто-то говорит, что я аккумулировал себя в Калуге. Здесь — космос русской классики, вневременная традиция. Её нужно ощущать, ею нужно учить…
Андрей ФЕФЕЛОВ. Москва — это, конечно, особый случай. Но был период, когда она развивалась по некоему генеральному плану. Потом он был куда-то спрятан, началась перестройка, хаос, лужковщина, в столице появилась точечная застройка. Вокруг Москвы возникла целая "шуба" из новых районов. Логично ли так развивать город или нужно делать по-другому?
Алексей КОМОВ. Развитие города начинается с детинца, острога. Дальше территория расширяется, появляются посады. Это естественно. В советское время, например, вокруг предприятий росли рабочие районы. Возникло такое понятие, как "соцгород". Стремились даже делать идеальные архитектурные истории, как, например, в Горьком или Казани, и в том числе в Калуге.
Андрей ФЕФЕЛОВ. То есть, это такое созвездие центров?
Алексей КОМОВ. Да. Но, с другой стороны, они подчинены логике, и задача градостроителей — эту логику блюсти. Недаром в советское послевоенное время главные архитекторы городов фактически находились в подчинении Берии. Поэтому так быстро были восстановлены разрушенные города. Ведь, по сути, главный архитектор отвечает за безопасность города — и физическую, потому что это связано с обороной и со стратегическими объектами, и эстетическую, поскольку произошедшие после 1991 года фундаментальные изменения обрушили многие вещи. Как говорил главный архитектор довоенного Крыма Борис Иванович Белозёрский, архитектура города может развиваться только при отсутствии частной собственности либо в связи с какими-то катастрофами — войнами, цунами и прочими бедами. Это и трагедия, и одновременно шанс на развитие, на перезапуск городских проектов, в том числе технологических и архитектурных. Поэтому очень важно, чтобы реконструкцией занимались люди, которые понимают, для чего они это делают и на какой земле стоят.
Андрей ФЕФЕЛОВ. Центры городов постепенно превращаются отчасти в некий музейно-культурный ансамбль, отчасти в офисный комплекс, где размещены административные учреждения, представительства компаний, бизнеса. Все стремятся устроиться ближе к историческому центру, а не на периферии…
Алексей КОМОВ. При определённых условиях все эти компании и учреждения переместятся в ту часть города, куда укажут власти. Дело в том, что архитектура — это абсолютно политический вид искусства, самый действенный инструмент влияния на социум. И если мы отдаём здесь управление рынку, то это от лукавого. Есть понятие архитектурной и градостроительной политики…
Андрей ФЕФЕЛОВ. Сейчас у нас есть такая политика?
Алексей КОМОВ. Как и любая тема, связанная с юридическими вопросами, она многоукладна, и некоторые моменты просто противоречат сами себе. Да, у нас есть Градостроительный кодекс, который делался по американским лекалам, но при этом сохранились и некоторые нормы советских времён. Зачастую, когда одно помножается на другое, в итоге получается нулевой результат. Сейчас мы пытаемся каким-то образом это всё перезапустить. Но существуют такие законы, например, про архитектурно-строительный облик, когда каждый муниципалитет должен выпустить некий свод требований к зданиям на своей территории, которые обязаны этим требованиям соответствовать. Но ведь на исторические центры и так наложены всякие регламенты, связанные с объектами культурного наследия и т.д. Иногда к объекту, имеющему такой статус, вообще невозможно приблизиться и что-то с ним сделать. В результате он становится аварийным и просто умирает.
Андрей ФЕФЕЛОВ. Существуют же инвесторы?
Алексей КОМОВ. Это иллюзия, что сейчас какие-то инвесторы прилетят на звездолёте, высадятся зачем-то в небольшом городишке, где нужно вложиться в какой-то музей. Как и упование на государство, которое обязательно должно этот музей сделать. Но люди не понимают, что, если этот музей не рассматривается в комплексе, он просто бессмыслен и ложится бременем на тех самых людей, которые платят налоги государству. То есть это такая змея, кусающая себя за хвост. Но именно на таком, как сейчас, историческом изломе русские зодчие, русские мыслители всегда рождали новые стили и направления. И сейчас у нас есть возможность не просто сделать работу над ошибками, а создать актуальную, отвечающую интересам государства законодательную базу.
Андрей ФЕФЕЛОВ. А может ли современная жилая застройка быть чем-то, что самодостаточно выражает городскую среду и городской характер? В Москве, например, мы этого не видим.
Алексей КОМОВ. В идеале, конечно, все архитекторы, мои коллеги, в том числе и в регионах, выступают за это. Но только они абсолютно бесправны, потому что у нас рулит стройкомплекс. И главное для него — квадратный метр. Экстенсивное развитие — нужно строить быстрее, успеть извлечь максимальную прибыль… Современный зодчий, особенно занимающийся обычными, не элитными, жилыми домами, чтобы сохранить проект, вынужден пройти, можно сказать, между Сциллой и Харибдой. И это неправильно. В советское время архитекторы создали индустрию, и никаких Минстроя или Госстроя в 1932 году не было. Были архитекторы: Щусев, Жолтовский, Алабян… Тогда, 90 лет назад, ими был рождëн Союз архитекторов СССР — основа всей индустрии и интеллектуальный каркас страны.
Андрей ФЕФЕЛОВ. При комплексном подходе в индустрии, мне кажется, архитектор должен править всем.
Алексей КОМОВ. Вот! Между тем, архитекторы — очень опасные люди. Мы просто знаем, как всё устроено. Знаем, что было, что есть, а ещё опаснее — мы знаем, что будет…
Андрей ФЕФЕЛОВ. По поводу будущего. В детстве я читал книгу Мишеля Рагона "Архитектура будущего" ("Города будущего"), выпущенную у нас в 1974 году. Там говорилось о том, что в 2000 году будет совершенно другая архитектура, с новыми материалами и так далее. Но ничего подобного не случилось, хотя технологии развиваются…
Алексей КОМОВ. Современные технологии не являются залогом того, что вы получите новую архитектуру. Несмотря на то, что мы живём в эпоху обилия информации, гаджетов и прочих полезных приспособлений, приходится при этом признать отсутствие знаний у людей. Вот почему сегодня мы выступаем за всяческую поддержку традиции, которая позволяет именно созидать. Сейчас Россия с небольшим числом своих сторонников является адептом традиционализма, а на Западе уже повсеместно слово "традиция" подразумевает что-то ругательное и маргинальное.
Если говорить про современные архитектурные направления, то, например, в Севастополе, на мысе Хрустальный, возводится потрясающий новейший культурный комплекс. Строит его всемирно известный австрийский архитектор Вольф Прикс. Он даже приезжал с лекциями в Севастопольский госуниверситет, общался со студентами. Хотя ему уже много лет, он молод душой, готов живо говорить о всевозможных вещах: от рок-н-рола до русской традиции и авангарда. Так что есть в области архитектуры позитивные примеры. Я как куратор главного архитектурного фестиваля страны "Зодчество" уже третий год это пытаюсь показывать и делать его повестку не просто позитивной, а предельно созидательной и актуальной.
Андрей ФЕФЕЛОВ. Но ведь можно сказать, что после Райта, Мис ван дер Роэ, Нимейера ничего суперинтересного в архитектуре не было ни у нас, ни на Западе. Последние десятилетия мы пытались встроиться в западный мир, зачем-то повторили Манхэттен у себя в Москва-Сити. Есть всё же в этой области хоть какая-то альтернатива сегодняшней безальтернативности?
Алексей КОМОВ. Конечно. Альтернатива существовала всегда. Она была внутри советской традиции и большого стиля. Все проекты названных тобой архитекторов меркнут по сравнению с нашим Музеем космонавтики или с Дворцом пионеров на Ленинских горах, или пансионатом "Дружба" в Курпатах под Ялтой. Советский модернизм создавался в эпоху, когда архитекторы могли себе позволить невероятный спектр материалов для создания видных объектов эпохи. Более того, при строительстве тех потрясающих комплексов они работали бок о бок с художниками, скульпторами, с монументалистами. Создавался новый мир, внутри которого человек себя ощущал человеком. Такое было мерило. Я вырос в таком мире. Для меня это эпоха абсолютного счастья, ощущения полной безопасности и уверенности в надёжности будущего с широким коридором возможностей. Запад смотрел на наших творцов с завистью и убийственной ревностью.
Андрей ФЕФЕЛОВ. Но эта традиция русского авангарда и далее модернизма закончилась?
Алексей КОМОВ. Нет, она живёт. Дело в том, что прекрасные традиции русских авангардистов ВХУТЕМАСа легли в основу архитектурного образования того же МАРХИ. Да, это пытаются заменить разными модными суррогатами сейчас.
Поэтому огромная ответственность лежит на тех, кто учит будущих русских архитекторов сегодня. А есть ещё феноменальный архитектурный факультет в Академии Глазунова, где во главе угла стоит русская классика.
Андрей ФЕФЕЛОВ. Моя боль — малые русские древние города. Они разбросаны вокруг Золотого кольца и дальше, являются драгоценным достоянием и возможным туристическим ресурсом, но находятся в запущенном состоянии. Среди них — Тутаев, Юрьев-Польской (именно так, Польской, а не Польский), восхитительный Переславль-Залесский. Для того чтобы их оживить, мало вкладывать туда деньги, должна быть очень мощная архитектурная, художественная воля. Как системно к этому подойти? Кто-то скажет, что надо назначить хорошего парня главным архитектором…
Алексей КОМОВ. Дело в том, что главный архитектор — это человек, который один мало что решает без команды единомышленников и поддержки руководства. Прежде всего должны быть созидательные лидеры общественного мнения.
Андрей ФЕФЕЛОВ. А если их нет?
Алексей КОМОВ. Если людям, которые живут в этом городе, на свой город плевать, — это проблема. У них найдётся масса доводов: не они его построили, некоторые даже не здесь родились, им не до сути и смыслов этого города, они мечтают оттуда уехать. Такие люди всё время жалуются и ждут, что приедет большой чиновник, либо марсиане высадятся и решат все проблемы. Смотрят "кино в окно", вернее, в экран соцсетей, и только.
Андрей ФЕФЕЛОВ. А так почти везде…
Алексей КОМОВ. Не везде. В Калуге не так. Вокруг неё разбросаны небольшие замечательные города, к примеру, Перемышль. Там люди живут и гордятся своим городом. Там тоже есть разрушенные храмы, но их восстанавливают. Я знаю и другие позитивные примеры в самых отдалённых регионах страны. Мне кажется, культура начинается с того, что нужно научиться хотя бы в урну мусором попадать. Осознавать ценность того места, где ты живёшь, и не ждать, что к нам кто-то приедет и что-то сделает — не будет такого.
Нужна низовая просвещённая инициатива, нужен профессиональный горожанин. Я не призываю засыпать с Градкодексом или Водным кодексом под подушкой, но знать свои права и обязанности, в том числе связанные со средой и архитектурой, человек, болеющий за свой город, просто обязан.
Андрей ФЕФЕЛОВ. То есть идея архитектурного спецназа, о которой мы говорили с вами несколько лет назад, уже не актуальна?
Алексей КОМОВ. Это уже идея не спецназа, а формирования острогов, крепостей, гарнизонов. Выросло поколение молодых архитекторов, которые едут в далёкие города и становятся там либо главными архитекторами, либо педагогами, преподают в архитектурном колледже или институте, на факультете университета. Эти люди и есть те маяки, которые ретранслируют надежду на будущее.
Так что новые проекты есть, просто о них мало кто знает. Они рождаются снизу, а не из-под палки и не потому, что кто-то случайно тендер выиграл.
Андрей ФЕФЕЛОВ. Что нужно для того, чтобы такой проект пророс и стал реальностью?
Алексей КОМОВ. Для этого люди в наших городах не должны быть разобщены. А сейчас как? Вот есть простые жители, есть власть и есть коммерсанты, которые, с одной стороны, "богатеи" для простого жителя, а с другой стороны, именно они при желании могут добавить свои деньги на благоустройство поселения: сделать качели или покрасить избушку, и много чего ещё. Главное — чувство своего города, земли, где ты живёшь.
Андрей ФЕФЕЛОВ. Картину вы нарисовали правдивую, но очень непривлекательную…
Алексей КОМОВ. Город — это единый организм. Жители одной общины не должны быть по разную сторону баррикад. Поймите это и занимайтесь своим городом, объединяйтесь в сообщества, вместе идите в ту же самую власть.
Например, в Калуге выпускники филиала Бауманского университета, инженеры-созидатели, не только создали свои предприятия с нуля, но и вкладывают деньги в восстановление городской среды — вплоть до реконструкции гигантских советских неоновых вывесок и мозаичных панно. Такие горожане способствовали воссозданию панно, посвящённого защитникам Отечества на улице Пушкина, 1972 года.
Андрей ФЕФЕЛОВ. Я как раз хотел спросить по поводу такой тенденции, как восстановление утраченных памятников…
Алексей КОМОВ. Есть ещё термин "ретро-развитие".
Андрей ФЕФЕЛОВ. Это интересный термин, поскольку он может включать в себя не только восстановление утраченного, но и создание не построенного. Есть проекты прошлого, которые отражают эпоху, аутентичны её направлениям, но по каким-то причинам их не успели или не захотели построить. И сегодня их можно использовать для создания городской среды.
Алексей КОМОВ. Да, мы рассматриваем город как ансамбль. Есть понятие комплекса, который не только законодательно должен быть защищён, но этому учат в институте: определённые нюансы, высоты, масштаб человека — тот арсенал архитектора, который должен быть применён на практике. Это тонкая работа нейрохирурга, которую выполнить порой сложно с учётом того, что есть чья-то частная собственность, размежёванные участки. Ты должен выкупать это, объединять.
Или вот: ввели у нас понятие "комплексное развитие территорий", когда на местность накладывается единый регламент, потому что должен быть возведён какой-то большой государственный объект и т. п. Но кто тот человек, который определяет, можно или нельзя дать на это разрешение определённому инвестору? Мы возвращаемся к неким моментам, связанным с советским укладом, но всё накладывается на наше капиталистическое сегодня.
Для того, чтобы работать с территориями комплексно, необходимо отринуть нормы, навязанные нам западными кураторами, которые внедряли их, чтобы нас разрушать, а не развивать, чтобы мы передрались между собой, сами разгромили свои города, чтобы постоянно росли упаднические настроения. Именно сейчас действительно настал момент изменить это. Например, недавно рассматривался закон о разрешении строительства 3–4-этажных многоквартирных домов из деревянных конструкций. Это не проходная новость, за ней стоит удивительный инструмент возрождения малых городов.
Андрей ФЕФЕЛОВ. А до этого их нельзя было строить?
Алексей КОМОВ. Нельзя. Вот жил человек в квартире, в деревянном доме, его признали аварийным, из него нужно выехать. Бывшему хозяину дают некий сертификат, который он не может "обналичить" в своём малом городе, потому что там не строят большие многоквартирные дома. В результате человек уезжает в мегаполис, малые города пустеют. При этом рядом, в нескольких километрах, может находиться деревообрабатывающий комбинат, выпускающий современные деревянные конструкции. Но раньше ничего нельзя было сделать и применить, абсолютно. Теперь с помощью новых законодательных инициатив будет возможность выстраивать заново те же самые деревянные среднеэтажные дома и удерживать "малую Родину".
Андрей ФЕФЕЛОВ. Хотелось бы спросить про личные предпочтения. Есть ли у вас любимое здание, например, в Москве или Калуге?
Алексей КОМОВ. Сейчас это — Музей истории космонавтики в Калуге. Помните спички "Балабановская спичечная фабрика", которые в каждом доме лежали? На спичечном коробке как раз изобразили калужский музей. Если же говорить про здания, которые я очень любил в детстве и с которыми у меня связано желание стать архитектором, то это Дом Пашкова в Москве.
Андрей ФЕФЕЛОВ. Ваш отец Олег Константинович Комов — известный скульптор. Он был частью некоей большой художественной среды, и вы, будучи ещё совсем юным, естественно, соприкасались с ней. Как вы это воспринимали, каким видели отца?
Алексей КОМОВ. Конечно, об этом можно говорить часами. Мы с моим старшим братом Ильёй (он замечательный живописец, академик) занимаемся отцовским наследием. И эта тема для меня живая. Отец, классик сурового стиля, начинал как авангардист. Его знаменитая станковая скульптура "Женщина, моющая стекло", которую он сделал в 28 лет, является символом Оттепели. И в знаменитом фильме "Мне 20 лет" Марлена Хуциева главным героям на выставке больше всего понравились работы "молодого скульптора Олега Комова".
Самое для меня важное — то, что отец с мамой работали вместе. Это был уникальный тандем архитектора-монументалиста и скульптора, другого такого нет не только в истории русского, но и мирового искусства. Они понимали друг друга с полуслова. Первый их полноценный совместный проект — это памятник Пушкину в Твери. Тогда посчитали, что отец ещё слишком молод, чтобы заниматься подобным проектом. Существовал определённый ранжир: один скульптор работает по Маяковскому, другой — по Пушкину. Лениным занимались избранные, такие как Лев Ефимович Кербель. Поэтому, чтобы не утверждать свой проект в Москве, местные власти, которые очень хотели поставить памятник, придумали провести его по документам как парковую скульптуру, а-ля горнист или девушка с веслом.
Архитектор в таком виде вообще не предусматривался. И отец тогда попросил маму поработать вместе. Это был их первый опыт, и он получился блистательным: их Пушкин очень тонко вписался в контекст города, в парке на берегу.
Каждый памятник отца, неважно, Пушкин это или Ярослав Мудрый в Ярославле, Суворов или Андрей Рублёв в Москве, — это всегда преодоление. Но при этом отец никогда не жаловался. Он был очень независимым, не принадлежал ни к каким группировкам. Его окружали такие же люди. Лучшим другом был Савва Ямщиков, в честь которого я назвал своего старшего сына. Когда он родился, мама позвонила дяде Савве и сказала, что у Алексея родился сын. И он реально растрогался. Окружение отца формировало меня, моё мировоззрение.
Понятно, почему я стал архитектором. Хотя я с детства знаю, что художественный мир — это не всегда брызги шампанского, фуршеты и вернисаж, это ещё и пауки в банках. Но при этом творчество — настолько важно и увлекательно, что остальное второстепенно. Я видел, как мой отец создаёт произведения, скульптуры и памятники деятелям русской истории и искусства. Отца не заботило, что про него говорят коллеги-недоброжелатели. В 1989 году он сделал скульптуру молодых Ленина с Крупской в Москве. И те доброхоты, которые его гнобили за то, что отец в 1983 году посмел поставить "босого монашка" — памятник Андрею Рублёву, напротив Андроникова монастыря, — опять шипели и топали ножками. На критику этих оголтелых перестроечных перевёртышей отец отвечал: "А вот теперь я этот памятник поставлю обязательно!" И поставил. Наши московские коммунисты следят за ним, поэтому он просто в идеальном состоянии.
Наша русская традиция безмерна и безгранична, когда ты целиком в ней, когда она не просто часть тебя, а ты и есть еë неотъемлемая часть. Таким был мой отец. И это моë сокровенное знание, его Завет, мой личный солнечный маяк Русского Мира на все времена.
