Сегодня, когда о творчестве и жизни Т.Г. Шевченко опубликовано много советских и украинских славословий, когда вышла книга О. Бузины «Вурдалак Тарас Шевченко», вспоминая кобзаря, стоит пристально всмотреться в работы талантливого публициста смутного революционного времени начала ХХ века Михаила Осиповича Меньшикова.
В декабре 1911 года в работе «Национальная трещина» публицист, осмысляя остро стоявший в то время украинский вопрос, отмечал: «Мы, теперешние потомки великороссов, должны отчетливо уяснить себе характер заговора, составленного против всероссийского государства. Идет очень сильная предательская работа по обширному фронту. Духовные потомки анафемствованного Мазепы привлекли к разрушению русского единства литературу, истории и, что позорнее всего, общих врагов – поляков и австрийцев. В изменническом этом подкопе принимают участие многие профессора, дворяне, чиновники, получающие питание от казны». Меньшиков имел право так говорить, поскольку зарождающийся украинский сепаратизм поддерживался многими политиками, чиновниками, печатью – большей частью российской интеллигенции, утратившей русское национальное миросозерцание и желавшей скорейшего разрушения русского мира.
В 10 марта (26 февраля по старому стилю) 1911 года исполнилось 50 лет со времени смерти поэта. К этой дате в российской столичной и провинциальной печати вышло множество публикаций, восхвалявших кобзаря. Противостоять лавине славословий в адрес Т.Г. Шевченко осмеливались немногие. Среди них был и М.О. Меньшиков, работавший в газете «Новое время».
К памятному юбилею Меньшиков опубликовал статью «Быть ли России великой?» В ней он утверждал, что 50-летие со дня смерти Шевченко стало для некоторых малороссов поводом к возбуждению русско-украинского раздора, а имя опального кобзаря «служит знаменем для южнорусских сепаратистов» (2. С. 226).
Почитание Шевченко как «великого» и «гениального», создание культа поэта, бывшего некогда крепостным и сосланного в солдаты якобы лишь за то, что он осмелился воспеть «милую родину», становится для Меньшикова поводом для правдивого освещения судьбы и творчества любимца либерально-демократической публики.
Восстанавливая истинный духовный и психологический портрет кобзаря, публицист не без основания называет Шевченко человеком, «ослепленным ненавистью к нашей государственности и народности» (2. С. 226). Мысль Меньшикова легко проверяется при помощи дневника Шевченко, написанного в период ожидания освобождения и первых месяцев свободы от солдатской службы (1857-1858). Среди окружающих его русских солдат и офицеров (а последние в продолжение всего срока службы чрезвычайно благосклонно относились к поэту и даже покровительствовали ему) автор дневника видит лишь нравственное убожество и пьянство. Русские, по его мнению, патологически не любят буйной зелени и нарочно окружают свою жизнь серостью бревенчатых изб и грязью. Государь император для него – «Неудобозабываемый (Неудобоваримый) Тормоз», то есть, палач, душитель свободы. Неприятие у Шевченко вызывает даже Православие, поскольку оно связано с монархией.
Неужели это служба в солдатах так озлобила кобзаря? Нет. Подобные настроения у Шевченко существовали давно. Одно из самых первых произведений Шевченко – поэма «Катерина» (1842), написанная задолго до ссылки, посвящена трагической судьбе малороссийской девушки, которую совращает и бросает с ребенком жестокий солдат-москаль. И на этом основании кобзарь прорекает: «Чернобровые, любитесь, /да не с москалями, /москали — чужие люди, /глумятся над вами». Конечно, такое узколобое и злобное выражение национального чувства, такое примитивное стремление покрасить многообразный человеческий мир только двумя красками не может быть свойственно высокому и подлинному таланту.
Последующие произведения, написанные и до, и во время, и после солдатской службы Шевченко и затрагивающие тему русского государя, его супруги, взаимоотношений украинцев с соседними и родным народом – образчик необъяснимой ничем человеческим русофобии (для примера можно вспомнить стихотворения «Разрытая могила»(1843), «Сон»(1844), «Опять настало время злое»(1853-1859), «Хотя лежачего не бьют…» (1860) и др.)
Нам думается, что именно эти факты толкают публициста к мысли: вся политическая поэзия Шевченко есть «возбуждение к мятежу и разрушению государства» (2. С. 226). А отправка поэта в киргизские степи для солдатской службы является проявлением милосердия императора Николая I к озлобленному и дерзкому бунтарю-украинцу, не помнившему добра от царственных особ. Именно об этом, по мнению Меньшикова, забывают украинофилы.
При осмыслении величины поэтического дарования Шевченко Меньшиков берет за основу тезис: «Шевченко – несомненный талант, но второразрядный, вроде нашего Кольцова или Никитина…, которых муза в лучших вещах достигала удивительной красоты; красоты, но не величия» (2. С. 228). Кобзарь в творчестве не поднимается до высоты Пушкина, Гете, Байрона, Шекспира, поскольку «гений есть нечто державное, свойственное только великому племени» (2. С. 228). Украинское племя, с точки зрения публициста, недоразвилось до большой государственности, навсегда осталось провинцией. Поэтому, считает Меньшиков, Гоголь «не прогадал, променяв как художник полтавскую мову на общерусскую речь» (2. С. 229), а Шевченко остался навсегда достаточно даровитым местечковым поэтом. Размышления Меньшикова о развитости племен оставим в стороне, отметив только общепризнанное всемирное признание значения русской культуры и русской цивилизации.
Для более точной характеристики творчества «опального Тараса» публицист «Нового времени» обращается к словам Белинского, отмечавшего в 1842 году, что произведения кобзаря несут в себе «простоватость крестьянского ума и дубоватость крестьянского языка» (Цитата по: 2. С. 227). Меньшиков не приводит другой характеристики Шевченко Белинским, прозвучавшей незадолго до смерти «неистового Виссариона» в одном из писем. Великий критик возмущается подлостью и неблагодарностью украинского виршеплёта, оскорбившего в своих «поганых» стихах императрицу (имеется в виду стихотворение «Сон»), которая лично участвовала в выкупе Тараса – одаренного крепостного крестьянина помещика Энгельгардта (1. С. 689-690). Поток оскорблений, даже матерной брани в адрес милосердной избавительницы-императрицы извергался из уст Шевченко и после ее смерти. Свидетельство этому – стихотворение 1860 года «Хотя лежачего не бьют…» Черная душа малороссийского подонка-витии не могла успокоиться и отказаться от злоречия даже тогда, когда завершала свое земное существование. До пушкинского понимания, выразившегося в стихотворении «19 октября» (1825), до его «простим… неправое гоненье» Тарасу Шевченко никогда не суждено подняться.
Меньшиков затрагивает вопрос отношения к «батьке Тарасу» и его творчеству в «ридной Украйне» и в «Московии». По мнению публициста, биография Шевченко должна действовать охлаждающе на украинских сепаратистов, поскольку именно от земляков (прежде всего от учителей и от родного дяди) юный Тарас терпел частую порку и битье чем попало, именно в родной земле он не мог стать никем выше маляра и пастуха. Отношение к Шевченко со стороны земляков, по сути, не поменялось, когда в начале 1840-х годов Шевченко приехал из Петербурга к родным пенатам уже достаточно известным поэтом и художником. М.О. Меньшиков констатирует: по возвращении талантливый малоросс нашел на родине лишь карты и пьянство. У публициста возникает недоуменный вопрос: «…разве вместо безобразного пьянства… разве вместо дебошей то же общество (имеется ввиду украинское окружение Шевченко. – Н.К.) не свободно было погружаться в науки, в искусства, в земледелие, в культурный труд?» (2. С. 231).
С другой стороны, большинство великороссов, с которыми поэта сводила судьба, всегда проявляло к нему заботу и симпатию. Среди них художники Брюллов, Григорович, Венецианов, поэт Жуковский, а также графиня Баранова, княжна Растопчина, графиня Толстая с супругом, супруга Николая I и многие другие. Одарённого крепостного парня заметили и послали учиться в Варшаву, а затем в Петербург. В Санкт-Петербурге способный юноша из Малороссии был постоянно окружён великосветским вниманием вплоть до императорской четы. Все стремятся облегчить ему жизненный путь, помогают избавиться от крепостной зависимости. Даже во время ссылки, будучи государственным преступником, Шевченко встречал «самое сердечное и самое уважительное отношение от большинства окружающих его офицеров». Они как равного принимали его, разрешали рисовать и писать, ухаживали за ним, а некоторые даже старались выхлопотать прощение. Таким образом, солдатчина поэта, несомненно заслуженная, сделалась совершенно призрачной и позволила кобзарю хвастаться в дневнике (написанном, кстати, на русском языке), что он за годы службы в солдатах не выучился даже правильно держать винтовку (3. С. 42-43).
В других статьях («Могильщикам России» (1914); «Сеятели ветра» (1914)) Меньшиков называет Шевченко «политическим агитатором» (13. С.444), возбуждающим ненависть южнорусского народа к северорусскому. И не просто ненависть, а разделение. Именно эти идеи подхватили «мазепинцы» – так публицист называл украинских сепаратистов, то есть тех, кто хотел разделения России.
В статье «Сеятели ветра» Меньшиков обращается к анализу самого распространённого стихотворения Т.Г. Шевченко «Заповiт» («Завещание»). Трогательные строки вызывают у публициста резонный вопрос: кто же враги, чьею кровью Тарас Шевченко хочет наполнить Днепр и окропить волю? Меньшиков отвечает так: «…ясно, что единственными врагами, которые стояли тогда в воображении, были «москали», которые будто бы держат Украину в плену, а украинцев – в кайданах, то есть в кандалах» (2. С. 448). Меньшиков называет такое понимание малороссийской жизни ложным и стремится определить истоки антирусских настроений.
Идея кровавого мятежа появилась, с точки зрения публициста, от тяжких страданий малороссийского народа за века его подневольного существования. Особенно тяжкими были «воспоминания о литовско-польском и жидовском засилье» (2. С. 452). В народе закрепилось предание о гайдамаках и отчаянных запорожских казаках, дававших яростный отпор врагам. Сюжеты эти жили в народном сознании. Но именно степень соотнесённости в творчестве двух малороссийских авторов личного и народного проявила таланты. У Гоголя родилась незабвенная повесть «Тарас Бульба» (1835, переработана в 1842) с воспеванием чести и братства казаков, защищавших русскую землю и русскую веру. А у Шевченко вышли поэмы «Кобзарь» (1840) и «Гайдамаки» (1841). Эти поэмы появились как выражение пафоса ненависти к врагу, почерпнутого из песен кобзарей и запавшего в душу юного Тараса Шевченко. Но, как считал Меньшиков, при отсутствии реальных врагов эпическая ненависть кобзаря была перенесена на москалей, чему способствовали «личные обстоятельства жизни Шевченко: и крепостная зависимость, и сиротское одиночество, и ссылка, и солдатчина, а главное – ненавистнические внушения того польского кружка, в котором Шевченко вращался в Варшаве» (2. С. 452). Таким образом, публицист вскрывает основную причину ненависти – внушения польского окружения поэта.
Меньшиков в статье «Сеятели ветра» проводит интересное сравнение творчества Т. Шевченко с творчеством Н. Гоголя и Л. Толстого. Малоросс Гоголь, приняв в своё сердце русскую культуру, смог выразить неимоверно больше, чем украинофил и русофоб Шевченко, оставшийся на уровне доморощенной музы. Гоголь стал вровень с Пушкиным, а Шевченко проявил себя как талантливый поэт второго ряда. Указывая на то, что Шевченко никак нельзя сравнивать со Львом Толстым, Меньшиков неожиданно обнаруживает сходство между ними: у обоих ярко проявились «пристрастие к мужику и ненависть к старой человеческой культуре, особенно к формам религиозным и государственным» (2. С. 453).
Статьи М.О. Меньшикова о Т.Г. Шевченко ведут читателя к мысли: поэт был одним из ярых украинских сепаратистов середины ХIХ века, был «мазепинцем» и идейным вдохновителем украиноманов, был человеком неблагодарным по отношению к России, русскому государю, его супруге и русским людям, был подлым лжецом. А талант поэта – вторичен. Шевченко всей своей жизнью стремился к разрушению России и стал открытым подстрекателем ненависти украинцев к России. Но и проповедуя ненависть, он неуклонно стремился не к родной Украйне, а Петербург, куда и прибыл в 1857 году после ссылки, где и дожил свой век, окруженный ореолом мученика.
В эпоху Николая I и Александра II Шевченко стал сеятелем ненависти к России и русским. Стал проповедником разделения русского государства и междоусобной вражды. Стал одним из идеологов идущего уже более полутора сотен лет культурного и физического уничтожения русского мира на русской земле – в Киеве, Новороссии, на Донбассе... И сегодня Шевченко можно назвать «злым гением» украинства.
Но мы помним известные строки А.С. Пушкина: «…гений и злодейство – / Две вещи несовместные».
Помним и то, как на вопрос украинофила О.М. Бодянского об отношении к Шевченко ответил Николай Васильевич Гоголь: «Дегтю много, … и даже прибавлю, дегтю больше, чем самой поэзии <…> Нам, Осип Максимович, надо писать по-русски, … надо стремиться к поддержке и упрочению одного, владычного языка для всех родных нам племен. Доминантой для русских, чехов, украинцев и сербов должна быть единая святыня – язык Пушкина, какою является евангелие для всех христиан, католиков, лютеран и гернгуттеров. А вы хотите провансальского поэта Жасмена поставить в уровень с Мольером и Шатобрианом! <…> Нам, малороссам и русским, нужна одна поэзия, спокойная и сильная, … нетленная поэзия правды, добра и красоты. <…> Русский и малоросс – это души близнецов, пополняющие одна другую, родные и одинаково сильные. Отдавать предпочтение одной, в ущерб другой, невозможно. Нет, Осип Максимович, не то нам нужно, не то. Всякий, пишущий теперь, должен думать не о розни; он должен прежде всего поставить себя перед лицо Того, Кто дал нам вечное человеческое слово...» (Данилевский Г.П. «Знакомство с Гоголем»)
Библиография
1. Белинский В.Г. Собрание сочинений. В. 9-ти т. Т.9. письма 1829-1848 годов. Ред. Тома В.И. Кулешов. Сост. М.Я. Поляков; Подгот текста В.Э. Бограда; Примеч. К.П. Богаевской и А.Л. Осповата. – М., 1982. – 863 с.
2. Меньшиков М.О. Письма к русской нации. – М., 2002.
3. Шевченко Т.Г. Дневник. – М., 1954. – 340 с.
