Курица под судом
Простой, казалось бы, вопрос, сколько стоит курица в живом, неощипанном весе? «Рублей 150», - скажут знающие люди. Ну, может, кто двести заплатит, если очень лапши захотелось. И ошибутся. Потому что это будет не настоящая цена. На самом деле эта домашняя птица стоит десять миллионов. Что доказывается многочисленными судебными решениями.
Смотрите сами: украл мужик в рабочем посёлке З. у соседки четыре курицы - очень уж выпить хотелось - и получил четыре года клоповника. Не условно. По году за каждую птицу. Дело не стоящее выведенного яйца от этой курицы, было раздуто до размеров уголовного. Хотя его можно было бы решить на собрании соседей простым способом: украл курицу – верни две. И будем считать дело законченным. На основании ч. 5 ст. 32 Конституции Российской Федерации, предусматривающей непосредственное участие граждан в отправлении правосудия. Только граждане об этом почему-то не знают.
Примерно об эту же пору градоначальник в областном городе П. упёр из городской казны 85 миллионов рублей. (Это только то, что удалось доказать, нынче он опять под следствием). И схлопотал восемь с половиной лет. По году за каждые десять миллионов.
Поскольку согласно Закону, граждане у нас равны, а суд действует на основе Справедливости, год клоповника даётся за десять миллионов или за приравненную к ним курицу. Справедливость есть справедливость! Правда, сразу же вспоминаются слова Ярослава Гашека, что в клоповнике сидят люди, в тысячу раз честнее тех, кто их туда посадил. Зря ты, мужик, спёр курицу: украл бы птицефабрику – сидел бы в Думе.
Получил срок главарь НПО «Мостовик» Шишов за растрату миллиарда, выделенного на строительство океанариума во Владивостоке, чтобы наш президент мог похвастать новой игрушкой перед остальными главами государств: мол, не хуже, чем другие живёт! Подвёл мужик президента! Правда, когда прихватили, вернул триста тысяч. Где остальные 999 миллионов с копейками – не известно. И всего три года получил. По году за каждые триста тридцать три миллиона = за каждую курицу. На такие деньжищи можно десяток птицефабрик построить.
Но что мы все про деньги. В другом поселении сосед убил парня. Как водится, ни за что ни про что. Дали ему восемь лет, т.е. человеческую жизнь суд оценил в восемь куриных. Парню было шестнадцать лет, когда его жизнь закончилась. Если же учесть, что он был детдомовский, то можно сказать, и не начиналась. В советские времена – законы-то были гулаговские! – за это ставили к стенке. Но «невидимая рука рынка» назначила правильную цену человеческой жизни в рыночном обществе.
А уж если вас на дороге раскатают в лапшу, то за это схлопочет злодей и вовсе пустяк: два года исправительных работ - словно две хохлатки задавил.
Возможен ли независимый суд в классовом государстве? Наличие в обществе классов исключает «законность вообще» и «правосудие для всех», просто потому, что для своих, «классово близких», как было принято говорить в тридцатые годы, делается исключение. Суд суров к подавляемым и более чем снисходителен к своим. Руководитель завода в Пензе за многомиллионную растрату получил четыре года условно. Теперь он владеет одним из крупных торговых домов в городе. Вывод, чтобы не сесть в клоповник, необходимо украсть не пять кур, а птицефабрику.
Опять же с пьянчугами проще бороться: их можно посадить сразу, а банды по двадцать лет ловить приходится. Да и страшновато с этими «отморозками» связываться.
Не следует забывать, что 9/10 преступлений совершается в нетрезвом виде. Поэтому лучше было бы потратиться на культуру для народа и кроткими мерами отвлечь его от пьянства: преступность сократилась бы в десять раз!
«Так ведь на культуру деньги нужны-с; где их взять!» - завопят защитники существующих порядков. Давайте поищем. Охочий до курей судья получает сто тысяч в месяц. На эти деньжищи в сельской местности можно было бы нанять десяток руководителей кружков, которые были бы рады зарплате в десять тысяч.
К судье липнут секретарь суда, судебные приставы, прокуроры, полиция, начиная от участкового и заканчивая следователем, надзиратели в клоповниках, охранники, сторожевые собаки. И все пить–есть хотят; в протрезвевшей стране поголовье дармоедов можно было бы сократить в десять раз. Это не считая стоимости содержания в клоповнике самого «злоумышленника».
Но таковы итоги гуманизации жизни вообще и уголовного правосудия, в частности. В советские времена несчастного, не под той планидой родившегося, где есть возможность смотаться на выходные в Париж, отправили бы на не совсем добровольное лечение, и, глядишь, до уголовщины бы дело не дошло. Но ведь у «демократов» весь пар ушёл в свисток о недопустимости нарушения прав человека на потребление горячительных напитков и огорчительных веществ. Вот и получилось, что доброта у них хуже воровства.
