Авторский блог Литературный Коллайдер 15:09 17 ноября 2015

Крапивна: музей под открытым небом

Мало ли городов в нашей стране? Великое множество, но именно они составляют бриллиантовую россыпь России. И, кто знает, может быть, КРАПИВНА – самая яркая искорка в ней. «КРАПИВНА» − сборник статей, написанных теми, кто любит свой город, чтит его историю и верит в яркое будущее

СОДЕРЖАНИЕ


Ю.П. Кириленко. «В золотом поле шесть крапивных ветвей»

Нина Никитина. Крапивна: поиск самоидентификации
Д.М. Яцкин. К вопросу о времени-месте основания
Крапивны и характере ее укреплений

В.Н. Уклеин. Крапивна

О.Н. Прокопец, А. Безбородов. К истории
крапивенских храмов

Зоя Иванова. Из истории Крапивенского
краеведческого музея

Ирина Каплёнкова. Толстовские места в Крапивне

Игорь Бирюков. Посещение Л.Н. Толстым
крапивенского «тюремного замка»

Ирина Вещуева. Крапивна в повестях Л.Н. Толстого
«Фальшивый купон» и «Хозяин и работник»

О.Н. Прокопец. Анатолий Степанович Буткевич:
о жизни, наследии и его современном значении

Родион Тимошенко. Альбом семьи мещан Поляковых

Ирина Ковшарь. Кладбище уездного города Крапивны:
опыт изучения и сохранения

А. Виноградов, С. Жарникова. Древние арии.
Сохранились даже названия рек



«В ЗОЛОТОМ ПОЛЕ ШЕСТЬ КРАПИВНЫХ ВЕТВЕЙ»

Ю.П. Кириленко

Крапивна, словно сказочный град, стоит на семи невысоких холмах, у подножия которых сливаются реки Упа и Плава, в 45-ти километрах на запад от Ясной Поляны. Издалека заметна единственно уцелевшая Никольская церковь. Расположена Крапивна на Среднерусской возвышенности, в лесостепной зоне, поэтому окружающей местности присуще чередование холмов и перелесков. Здесь много лощин, приречных долин и оврагов. Березовые рощи, дубово-липовые, с примесью клена, вяза, ясеня разрежаются густыми зарослями орешника, калины, жимолости.
В окрестных лесах?-лоси, кабаны, лисы, зайцы, волки. Вокруг реки?-Упа, Плава, Солова, Крапивенка, Малынь, Холохольня, озера и родники с кристально чистой водой.
...Это была одна из крепостей Засечной черты на Муравском шляхе?-дороге из Крыма на Москву, шедшей мимо Белгорода и Курска. Леса тут являлись заповедными и поэтому сохранились почти первозданными, а кое-где дремучими и по сей день.
Считается, что название города произошло от густых, на разоренных татарами поселениях, зарослей крапивы. Однако в старинных документах часто встречается написание названия через «о»?-Кропивна, от слова «кропить», освящать. Название реки Упа, на которой расположена Крапивна, идет еще со времен вятичей, пришлого славянского племени. Соседями их были финское племя упанов (речники), и точный перевод слова «Упа»?-вода, река. Это слово до сих пор сохранилось в карело-финских и балтийских языках.
По мнению тульского писателя и филолога А. Филиппова название Крапивны произошло от слов Павна?-др. рус.-река, ручей (напр. Купавна?-ручей через болото), а также Крепавна?-крепь?-«крепкое место» или чаща, заросшая лесом (Засечная черта).
Крапивна?-древнее поселение. Настолько, что в конце нашей книги в статье «Древние арии. Сохранились даже названия рек», немного пофантазируем о том, что было в этих местах давным-давно, еще до нашей, христианской эры...
В письменных, неоспоримых источниках впервые она упоминается в завещании князя Дмитрия Донского в 1389 году: «А-се даю Своей княгине (Евдокии?-Авт.) Свой промысел Скирмееновскую слободку... Крапывню с бортники».
По преданию, летописная Крапивна находилась в 17 верстах от нынешней, была окружена деревянной стеной, земляным валом и являлась городом-крепостью Большой Засечной черты, протянувшейся по южным рубежам Московского государства на тысячу верст от Мещорских болот до Дебрянских (Брянских) лесов.
Первоначальная, Старая Крапивна, возникла на территории бывшего Новосильско-Одоевского княжества или на землях, примыкавших к нему. Княжество в 1407 году было завоевано литовским великим князем Витовтом. А в самом конце XV?-начале XVI веков его территория вошла в состав единого Русского государства, а его владельцы стали служилыми князьями московских государей.
При Иване Грозном они были включены в число бояр, заняв в боярской думе первые или одни из первых мест. Один из них, князь Михаил Иванович Воротынский до 60-х годов XVI века сохранял за собой часть княжества, но уже только на вотчинном праве.
Стремясь укрепить оборону южных рубежей государства и одновременно ограничить крупное княжеское землевладение, Иван Грозный произвел обмен землями с князем М.И. Воротынским, которому за Одоев, Новосиль, Остров, Чернь и прилегающие к ним территории была дана «компетенция» в виде значительных земельных владений в Замосковье.
Вероятно, что именно после этого обмена и появляется город Крапивна. Именно «город»?-от «огораживания». Создание его преследовало ряд целей?-укрепление южного порубежья, создание нового центра в противовес старому.
В 1563 году Иван Грозный совершает инспекционную поездку по линии Засечной черты: Калуга, Перемышль, Воротынск, Белев, Одоев, Крапивна. Ее Иван Грозный упоминает в своем завещании как свою вотчину?-«город на Плаве и Солове». В старину жителей Крапивны называли Соловлянами, по названию реки, на которой стоял городок. Во времена Ивана Грозного воеводой в Крапивне был Иван Иванович Толстой, один из предков Л.Н. Толстого.
Есть основания предполагать, что территория бывшего Одоевского княжества была включена в состав опричнины на последнем этапе ее существования. Разрядные записи?-официальные назначения воевод в полки и города?-не дают точную дату возникновения города.
С начала XVI до середины XVII веков Крапивна десятки раз подвергалась нападению татар. Развалины и пепелища густо зарастали крапивой. Самый разрушительный набег был в 1571 году, когда Крапивна была разрушена до основания. ­Войско в 120 тысяч сабель возглавил хан Девлет-Гирей. ­Немногие оставшиеся в живых жители разошлись по реке Плаве?-кто на север, кто на юг.
В северной стороне у слияния Плавы с Упой возникла новая Крапивна. А ушедшие на юг образовали Крапивенскую слободу, ставшую впоследствии селом Сергиевским (ныне город Плавск).
Под 1575–76 годах в разрядных записях указывается «На Плаве, и на Солове, и на Крапивне Давыд Бегичев с крещенья Христова 83 году», т.е. с января 1575 года. Такие записи о новом городке следуют до 1578–79 годов, на протяжении четырех лет. Понятно, что, не имея базы в виде городка, отряд в зимние время стоять в чистом поле просто не мог.
Значит, городок был выстроен еще до первого появления отряда Бегичева в пограничной полосе.
В 1580–81 годах запись сокращается: «На Плаве и Солове осадная голова Офонасий Кобелев», что прямо указывает на город, укрепленное место. В 1586–87 годах: «На Плаве и на Солове воевода князь Иван княж Ондрев сын Долгорукий да голова Олександр Хрущов», которым приказано быть «в сходе», то есть в большом, объединенном с другими, полку «с Крапивны». Так Крапивна стала одной из крепостей Большой Засечной черты, на границе леса и степи.
В июле 1587 года крымские татары вновь напали на Крапивну и сожгли ее. «И быв у Крапивны, из земли пошли вон со всеми людьми». После этого вокруг Крапивны был насыпан вал и поставлена дубовая стена. Стены крепости прерывались башнями. В них были устроены узкие окна для стрельбы из пушек и пищалей.
Начиная с 1600 года для защиты южных границ Московии в Крапивну прибывали служивые люди. В маленькой крепости стало тесно, и люди начали селиться вокруг нее и за рекой. Так возникли слободы?-Московская, Стрелецкая, Пушкарская...
Крапивна становится центром сбора ратных сил. Сюда к воеводам князьям В.А. Тюменскому и И.П. Ромодановскому должны были прийти в случае чего воеводы из Михайлова, Черни и Ряжска. В 1600 году в крепости служили 200 казаков и 60 стрельцов.
Предупреждая набеги татарских полчищ, с востока на запад протянулась оборонительная засечная черта, настоящая природная крепость, через которую «пехою никто не прохаживал, серый зверь не прорыскивал, птица?-черный ворон не пролетывал». Засеки под Крапивной состояли из двух участков: Орловской (Заупской) и Малиновой. Они шли от Малиновых ворот у деревни Ясная Поляна и доходили до Одоевской засеки у деревни Тризново.
На Засечной черте строились городки, остроги и сторожки. Следы их сохранились до настоящего времени в кварталах 113, 115, 128 и других Крапивенского лесничества. Общая протяженность Тульских засек с востока на запад?-более 60 километров.
В начале XVII века жители Крапивны поддерживали выступления южных городов против Москвы. А о Крапивне писали так: «в смутныя времяна подвержен был он соблазнам и, чаяв держаться законных своих государей, часто предавался самозванцам». Весной 1605 войско Лжедмитрия I, двигаясь на Москву, сделало остановку в Крапивне. Отсюда он решил послать своих гонцов в столицу с обращением к Думе и народу. Получив известие о перевороте в Москве, Лжедмитрий перешел из Крапивны в Тулу, где его поздравляли и преподносили подарки. Историк Н.М. Карамзин писал, что Тула в это время имела вид шумной столицы, исполненной торжества и ликования. Из Тулы Лжедмитрий ушел в Москву, где и был убит заговорщиками 17 мая 1606 г. В этом же году вспыхнул крестьянский бунт И.И. Болотникова, который боролся за смену царя Василия Шуйского и отмену крепостного права.
В 1606–07 годах именно через Крапивну шли пути, связывающие Тулу с базами повстанцев на юго-западе и юге. Многие крапивенцы приняли сторону восставших. А ставка Шуйского располагалась на левом берегу реки Упы, по Крапивенской дороге. Отсюда во все стороны уходили карательные отряды. В 1606 году отряд во главе уже с Лжедмитрием II отправился «х Козелску... а под иные городы посла воевод, Дедилов, Кропивну и Епифань взяша взятием». Трудно сказать, насколько пострадала при этом Крапивна, но термин «взятие», употребленный в «Новом летописце», означает вооруженный штурм города.
В июне 1607 к Крапивне подошел царский отряд под ­командованием воеводы, князя Ю.П. Ушатого. Приступ сначал был отбит, и каратели отошли. Но силы противников были неравны. Вскоре Крапивенскую крепость взяли штурмом войска князя Д.И. Мазецкого. Осенью 1607 года войска Василия Шуйского, после взятия Тулы, полностью очистили окрестности Крапивны от отрядов повстанческой армии Ивана Болотникова.
13 апреля 1613 года, в конце Смуты, на Крапивну напал атаман И. Заруцкий, отступавший под натиском правительственных сил от Епифани и Дедилова.
У Заруцкого были русские и украинские казаки?-около трех тысяч человек. Вместе с ним была и печально знаменитая Марина Мнишек с сыном. Несмотря на исключительное сопротивление гарнизона города во главе с тульским дворянином Максимом Денисьевичем Ивашкиным, Заруцкий взял его. 20 или 21 апреля Заруцкий уехал из побежденной Крапивны в Чернь, увозя с собой плененного воеводу М.Д. Ивашкина.
О разорении Крапивны свидетельствует документ 1622 года, в котором указано: «А на Крапивне острог худ а жилецких людей на Крапивне: казаков 70 человек, стрельцов, московских стрельцов, 100 человек. А пищалей у них нет, забрали казаки и черкасы, как Ивашка Заруцкий Крапивну сжег».
После этого было решено перенести Крапивну на новое место, где она существует поныне.
Долгое время в XVII веке бывший Крапивенский уезд носил название Соловского, то есть по имени одной из ближних рек. В новом городке в 1636–37 годах было всего двое посадских и 270 ратных человек.
После возведения Белгородской оборонительной линии значение Крапивны как крепости уменьшилось. Служилые люди переводились в более южные города. В 1669 году в Крапивне оставалось лишь 126 ратных людей и казенный ремесленник, который к тому же чинил оружие и выделывал хозяйственные мелочи.
В 1662 году в Крапивне побывал царь Алексей Михайлович, подаривший Крапивенскому Троицкому монастырю Евангелие с дарственной подписью «...великий государь, царь и великий князь Алексей Михайлович, всея великия и малые и белыя России самодержец, пожаловал сию книгу, священное Евангелие, на Крапивну в монастырь Троицы живоначальная».
Оказавшись в глубоком тылу, потеряли свое стратегическое значение засеки. Крапивенские леса были частично переданы Тульскому оружейному заводу, частично проданы частным лицам. Это почти вполовину сократило лесной массив крапивенских засек.
В 1744 году императрица Елизавета Петровна пожертвовала 200 рублей серебром на строительство каменной церкви в Троицком монастыре.
С 1777 года Крапивна становится городом Тульского наместничества, хотя в ней тогда проживали всего 71 купец и 85 мещан. Несмотря на столь малочисленное население в городе имелось шесть церквей, две из которых были каменными, 27 лавок, 153 крестьянских дома, располагавшихся на 10 улицах и переулках. 8 марта 1778 Екатерина II утверждает герб города, созданный герольдмейстером князем Михаилом Михайловичем Щербатовым, давшим такое описание: «В золотом поле шесть звездой положенных ветвей крапивы. Сей герб знаменует название сего города». В дальнейшем город и уезд имели отдельно друг от друга собственные гербы, хотя и те, и другие создавались на основе старых гербов.
Уездный и городской (градоначальнический) гербы отличались украшениями вокруг щита. Уездный герб был увенчан «древней царской короной». Новый городской герб Крапивны был увенчан «серебряной башенной короной о трех зубцах» и обрамлен двумя золотыми колосьями, перевитыми лентой ордена Святого Благоверного Князя Александра Невского (красного цвета) т.к. император Александр II посчитал, что этот город «отличается земледелием и хлебной торговлей». Кроме того, в вольной части герба расположен герб Тульской губернии, как символ того, что все уездные центры подчиняются непосредственно губернским властям.
В 1779 году был утвержден составленный Петербургской комиссией строений Генеральный план застройки города, в результате частичной реализации которого улицы поделились на 40 одинаковых кварталов. Достоинством плана явилось устройство в центре юго-восточной части города просторной «главной» площади (вторая?-«торговая») со стоявшей уже на ней к тому времени главной доминантой и в то же время крупнейшим зданием города?-Никольской церковью.
В 1796 году Крапивна как город была закрыта и обращена в казенную волость. Но в 1802-м опять возведена в значение уездного города Тульской губернии.
Вместе с промышленностью в Крапивенском уезде развивалась и торговля. Особенный всплеск ее произошел после «освободительного» 1861 года, когда император Александр II ликвидировал крепостничество и часть наиболее «продвинутых», энергичных и зажиточных крестьян наконец-то смогли свободно заняться торговлей.
Наряду с «большой братией», такими купцами, как Юдин, Барко, владевшими паточными заводами, купцами Сазоновым и Черемушкиным, чья мука расходилась по всей России, неустанно трудились, преумножая личное состояние, а значит, и всероссийское, и другие, например, купец Малютин Александр Павлович. Его мясная лавка в торговых рядах, с подвалом и магазином, была одной из лучших в городе.
Знаменитое крапивенское конопляное масло вывозилось в Москву, в окрестные губернии.
Однако Московско-Курская железная дорога пролегла уже через село Сергиевское?-ныне Плавск, обрекая некогда богатую Крапивну на упадок и забвение...
К началу 90-х годов XIX в. в Крапивне имелись уездное училище с 55 учениками, женская прогимназия с 119 ученицами, две школы со 100 учениками. В городе работали 73 мастера с 137 рабочими и 75 учениками. Каменных жилых домов было 48, деревянных 359, два каменных торговых общественных склада и 40 таких же лавок, пять каменных церквей, действовали два водочных завода, кожевенный, вблизи города фабрика деревянных изделий. Площадь Крапивенского уезда составляла 1923 кв. версты. На его территории производилась добыча каменного угля и железной руды. В начале 90-х годов XIX в. Крапивенский уезд был разделен на 22 волости, в которых насчитывалось 323 селения, крестьянских дворов 14510, некрестьянских 728. Жителей уезда?-112999 человек, из них крестьян 104242.
Пахотная земля занимала 78,4?% площади уезда. В общинном крестьянском владении находилось 49,25?% земли, у крестьянских собственников?-2,52?%, дворян?-42,58?%, у купцов –1,89%, мещан?-0,41?%, у церковнослужителей?-1,41?%, у других 1,94?%. Церквей в уезде было 58. Торговых предприятий насчитывалось 108. В уезде работали заводы: медеплавильный, латунный, химический, бумажный, два крахмальных, четыре винокуренных, сапожно-шпилечный, земледельческих машин, а также мукомольни и маслобойня.
С XIX в. в Тульских засеках шли лесоустроительные работы. Леса поделили на участки. Каждому определялся свой срок рубок и посадок. Площадь каждого квартала равнялась 100 десятинам. Были организованы лесничества. Лесное хозяйство в засеках стояло на высоком уровне. В центре засек близ Крапивны в 1888 году была открыта Крапивенская двухгодичная лесная школа, преобразованная в 1924-м в лесной техникум и переведенная из деревянных домишек в с. Ярцево в бывшую помещичью усадьбу в с. Селиваново.
Бессменным крапивенским головой с 1905 по 1917 год являлся Егор Иванович Юдин. Купец 2-й гильдии, занимавшийся торговлей: рыба с Азова, головные уборы из Петербурга, мануфактура из Москвы, самовары, пряники и кондитерские изделия из Тулы.
Накануне Октябрьской революции «Крапивна?-большущий город, в садах со слободами?-12 тысяч жителей».
В ноябре 1917 года население Крапивенского уезда в своем большинстве проголосовало за эсеров. Однако большевики, руководимые М.И. Большовым и Г.Д. Трещевым, на организованном в декабре у здания Ясенковского волостного правления митинге рабочих шамотного завода, шахтеров и крестьян добились избрания первого в уезде Временного совета Ясенковской волости. А затем 28 декабря на объединенном заседании Советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов добились объявления о переходе власти в уезде к Советам. 17 января 1918 году Крапивенский уездный съезд Советов закрепил этот переход окончательно.
При районировании Тульской губернии в 1924 году постановлением ВЦИК Крапивенский уезд переименован в Плавский. 20 июня 1924 года из уезда выделен и образован Московско-Крапивенский район с центром в городе Крапивна. Район делился на 12 сельсоветов. В районе имелись: 24 школы 1-й ступени, школа 2-й ступени, 8 изб-читален, 12 пунктов ликвидации неграмотности, 12 кузниц, 8 маслобоек, 2 крупорушки, 3 мануфактурных, 45 галантерейных лавок.
22 февраля 1928 года Крапивна была переведена в разряд сельских поселений. Индустриализация страны обошла стороной этот бывший город.
Во время Великой Отечественной войны Крапивна была занята гитлеровцами (28 октября 1941 года) и освобождена 19 декабря 1941 года воинами 50-й армии и конниками 2-го кавалерийского корпуса. В послевоенный период Крапивенский район оставался аграрным и Указом Президиума Верховного Совета РСФСР от 1 августа 1958 года ликвидирован, а его территория передана в состав Щекинского района.

***
Не секрет, что малые города потихоньку вымирают. Из-за постоянных кризисов одно за другим закрываются немногие уцелевшие предприятия.
Есть ли в таком случае шанс у Крапивны? Как сохранить ее самобытность и жизнеспособность?
У Крапивны имеется возможность получать доход за счет богатейшей истории и культуры, развивать туризм.
В США, например, есть город-музей Вильямсбург. Там достигнута историческая достоверность не только архитектуры, но и быта. Местные жители заключают договор, согласно которому они не имеют права использовать в своих жилищах современные технологические устройства, включая телевизор и холодильник. Их быт должен быть таким, как в XVIII веке. Даже газеты в этом городе печатаются историческим шрифтом. И со всей Америки люди едут туда, чтобы погрузиться в другую эпоху.
У нас похожую историю имеет Суздаль. Город стал из-за наплыва туристов подлинным украшением России. Мы не случайно привели в статье данные об экономической жизни Крапивны в XIX веке. Это время настоящего расцвета города купцов и ремесленников, время расцвета дореволюционной России, счастливо совпавшее с расцветом живописи и лите­ратуры.
Крапивна полна очарования, в ней остро чувствуется атмосфера типичного уездного города. Крапивна?-музей под отрытым небом. Она может и должна быть сохранена как целостный объект культуры наследия.
Здесь родились и успешно реализуются уникальные образовательные и фестивальные программы. С 2002 года ежегодно в начале лета проводится Международный фестиваль крапивы, являющийся символом города. Организаторами этого яркого, необычного мероприятия, которое проходит в духе народных русских традиций, являются музей-заповедник «Ясная Поляна», администрация Щекинского района и Международный фонд «Наследие Л.Н. Толстого».
Фестиваль?-это крупное музыкальное этнографическое событие с участием профессиональных музыкантов европейского уровня. Это место встречи для партнеров и друзей Крапивны. В дни фестиваля здесь можно не только послушать разнообразную музыку?-джаз, фолк, этномузыку, но и отведать разнообразные блюда с крапивой, поучаствовать в «крапивных боях» и мастер-классах, погулять по старинному городу и живописным окрестностям, полюбоваться местной «Пизанской башней»?-«падающей» колокольней действующего храма.
Праздничное действо проходит одновременно на нескольких площадках под открытым небом. В концертной программе?-выступления музыкальных, танцевальных и театральных коллективов. Также на улицах города появляются скоморохи, ряженые и коробейники, которые веселят народ и зазывают на разные веселые конкурсы.
Гостям и участникам фестиваля предлагаются не только концертная программа, но и ставшие уже традиционными интерактивные мероприятия?-«крещение» крапивой и «крапивные бои», изготовление и продажа сувениров (изделия из стекла, кожи, войлока, льна, бисера, живопись), флористика и аквамакияж, огненное шоу, мастер-классы по вокалу, владению средневековым оружием, стрельбе из лука, кулинарные поединки и многое другое.
Также все гости фестиваля имеют возможность отведать угощения из крапивы и, в частности, знаменитых пирожков с крапивой, и посмотреть на одежду из крапивного волокна. А уставшие от шумного веселья и народных гуляний всегда могут спуститься в долину речки Плавы, где «виновница торжества»?-крапива?-растет в большом количестве, и вдоволь «обжечься» на память.
С каждым годом фестиваль набирает обороты. Приезжают все новые участники и все больше туристов, в том числе иностранцев. Это не только самобытный праздник, с незапамятных времен крапива известна своими полезными свойствами именно в Крапивне, когда в начале лета она набирает свою целебную силу.
По старинным поверьям считается, что если в это время ею «обжечься», то вся сила земли будет с вами целый год. Поэтому именно крапива стала символом фестиваля, олицетворяющим жизнелюбие и стойкость, силу и возрождение.

ПРИЛОЖЕНИЕ
ИЗ ИСТОРИИ КРАПИВНЫ
НЕМНОГО СТАТИСТИКИ

1795 год -всего жителей в городе всякого звания 968 душ.
1861 год -3000 жителей.
1866 год -жителей мужского пола -2531, женского пола -2605, всего -5136 человек. «Между коренными жителями Крапивны ни в прошлом, ни в настоящих столетиях, несмотря на их внешние сношения с соседними селами и городами, вообще не было и теперь нет ни одного разномыслящего в вере, ни одного раскольника, ни одного сектанта: обстоятельство, делающее честь православию жителей Крапивны! С другой стороны Крапивна замечательна тем, что, можно сказать, не имеет нищих».
1894 год -число жителей 2859, их них 1499 мужчин и 1360 женщин; дворян -91, духовенство -26, купцы 1 гильдии -4, купцы 2 гильдии -147, Почетные граждане и прочие купцы-211, мещане -1882, крестьяне -417, военные -210 и прочие -22. Православные–2768, раскольники -27, католики -20, протестанты -6, иудеи -12, магометане -18, прочего исповедования -8.
1897 год -6797 человек.
Согласно переписи населения на 01.01.2001 года:
Крапивна -1367 человек,
Слободы: Пушкарская -135 человек, Жилая -92, Московская -416, Казачья -109, пос. Лесной -17.
Деревни: Пруды -3, Ярцево -16, Образцово -6, Кутьма -5, Стаханово -2, Выгорьково -4, Теренино -4, Умчино -0, согласно прописке.
ПРОМЫШЛЕННОСТЬ
В середине XIX в. фабрично-заводская деятельность была небольшая, всего 13 заводиков: 1?-картофельно-паточный, 1-салотопленный, 2 -кожевенных, 2 -воскобойных, 5 - кирпичных, 1- нанковая фабрика (нанка (прочная ткань) продается по 13 коп. серебром за аршин), 1-пивоварня («На пивоварне купца Астафьева до 100 человек рабочих вываривают пиво на 1500 руб­лей серебром, которое сбывается в Туле, Калуге, Москве, по 35 коп. за ведро»). В период 2-й половины XIX в. до начала XXв., Крапивна и Крапивенский уезд являлись самыми промышленными в Тульской губернии. Город заметно вырос, в нем насчитывалось уже 56 улиц и переулков с 351 зданием, правда, каменными из них были всего 15. «Из них ни одна (улица) не вымощена, оттого весною и осенью в городе грязь непроходимая,-к этому еще надо присоединить, что город лежит на неровном месте, оттого через Крапивну трудно проехать... Лучшими домами можно считать два каменных корпуса, занятых уездными присутственными местами, и дом, где помещается больница. Между частными домами отмечаются дома купцов Юдиных и Щеглова... На площади выстроены 22 лавки, а к Борисоглебской (2 мая) ярмарке разбивают шатры и балаганы».
В 1897 в уезде работало 38 фабрик и заводов, из них: 2 -водочных с производством на 490 тыс. рублей, 3 -паточных на 7400 руб­лей, 1-кожевенный на 3000 рублей, 1 -бумажная фабрика, 1-сапожно-шпилечная, 1-деревянных изделий на 11580 рублей, а также многочисленные мельницы и маслобойни. В самом городе Крапивна 25 питейных домов и рестораций, 7 ярмарок, на которых бойко шла торговля. Особым спросом пользовались: зерно, лен, пенька, мед и вощина, винные изделия, гончарные, скобяные товары, льняное и конопляное масло.
«Город Крапивна нов, его жизнь только что развертывается»,-писал Андрей Дмитриевич де Тейле (1800–1870), агрономический писатель, член Тульского губернского статистического комитета, одоевский помещик в своей рукописи «Рассказы о некоторых обитателях Русских и о виденном на пути к ним в 1830 г.».
«Множество народа тянулось в Крапивну на ярмарку от Пришни (село в 7 верстах от Крапивны) и от села Умчина по большой ефремовской дороге... Главный базар ярмарки при выезде из города на большой Одоевской дороге. Ярмарка более для поселян. ­Записные знатоки-лошадники, в усах, широких турецких шалварах (т.е. шароварах), с шапочками прасолов (купцы малого достатка) и в чекменях своего покроя (верхняя мужская одежда, представляющая из себя обычный суконный полукафтан со сборками сзади, более характерная для народов Кавказа, нежели жителей тульской земли), с хлыстиками, а более с арапниками в руках,-осматривали лошадей, толкали встречных и мигали молодецки красным девушкам».
В Крапивне действовал Городской общественный банк, богадельня, частная больница на 45 кроватей, 4 приемных покоя. Каменных домов -48, деревянных -359, 2 каменных склада, каменных лавок -40, 2 площади, городской сад с многочисленными клумбами, скамейками, духовым оркестром, 5 каменных церквей, 9 мощеных булыжником улиц из 14-ти.
В Крапивенском уезде в конце XIX?-нач. XX веков были хорошо известны купцы братья Юдины, Тимофеевские, Иконниковы, Белобородовы, Залесские, Раевские и другие. Кроме купли-продажи они занимались и промышленной деятельностью. Купцу Матвею Юдину принадлежали кузницы, мельницы, лесопильные мастерские и торговые ряды в селе Сергиевском. Купцы братья Тимофеевские?-владельцы «Винокуренного и водочного торгово-промышленного товарищества»?-неоднократно участвовали в ярмарках и выставках в России и Европе, где получали награды за свою продукцию и удостаивались чести поставлять свои изделия ко Двору Его Императорского Величества. Крапивенское купечество славилось своим меценатством, многочисленными пожертвованиями на содержание учебных заведений, больницы, богаделен, строительство церквей.

ТРАДИЦИОННЫЕ
ПРОМЫСЛЫ И ПРОИЗВОДСТВА

В дореволюционное время и в советское до 1940-х годов в Крапивне и ее окрестностях успешно развивались следующие предприятия и ремесла:
1. Каменоломни:
а) добыча природного камня-известняка для устройства фундаментов строений;
б) камень для обжига извести;
в) камень-плитняк для вытесывания каменных плит для цоколей, карнизов, для мощения полов храмов и других зданий;
г) камень-булыжник для мощения дорог, улиц.
2. Песчаные и глиняные карьеры: песок и глина для гончарного и кирпичного производства, для строительства.
3. Выделка и обжиг качественного 10-фунтового кирпича для строительства и фигурного кирпича для украшения зданий.
4. Изготовление черепицы для кровли крыш.
5.Обжиг и гашение извести. (Известковые ямы обычно открывали через 10–15 лет. Получалась отличного качества известь для кладки и побелки).
6. Гончарное производство. (Изготовлялась качественная домашняя утварь: миски, горшки, кринки, плошки, кувшины, кружки; делали гончарные трубы для дымоходов и калориферных отоплений. Изготовление глиняных игрушек практиковалось меньше, но по качеству они превосходили филимоновские).
7. Обозное производство. (Изготовлялись крестьянские телеги, беговые дрожки, красивые пролетки, шарабаны, крестьянские розвальни, беговые санки, кибитки, ручные салазки. Гнули дуги, колесники делали колеса).
8. Бондарное производство. (Изготовляли от маленьких бочонков до огромных квасильных чанов, для соления, мочения, маринада овощей, яблок, грибов, ягод. Делали ушаты, лоханки, шайки, долбленки-липовки для меда, большие чаны для квашения овчин).
9. Кожевенное производство. (Перерабатывали лошадиные, воловьи, бараньи, козлиные, телячьи, волчьи, лисьи, заячьи и другие шкуры, а также производили выделку хрома для сапог и другой обуви, выделку овчин для шуб, полушубков и тулупов, выделку лисьих и бобровых воротников и шапок).
10. Веревочно-канатное производство. (При переработке конопли и льна получали большое количество конопляного и льняного волокна, из которого вили различной толщины веревки и канаты большой прочности. Очесы пеньки применялись для конопачивания стен деревянных домов. Просмоленная пенька шла на расчесанку водопроводных, канализационных труб).
11. Шорное производство. (Изготовление конской сбруи: хомутов, уздечек, седел, кнутов. Парадную сбрую украшали медными, бронзовыми, серебряными бляхами, бубенчиками).
12 Кузнечное производство. (Ковка лошадей, изготовление подков, ухналей (специальных плоских гвоздей для прикрепления подков к копытам), лемехов, тележных осей и шкворней, оковка колес и саней, дверных засовов и запоров, серпов, топоров, лужение котлов, ковка декоративных оконных решеток и оград, ремонт сельхозмашин).
13. Мукомольное производство. (Было несколько нефтяных и водяных мельниц, крупорушек, дробилок, вальцовок).
14. Маслобойни. (В основном приготовление конопляного и льняного масла, душистого жмыха, любимого детворой и взрослыми. Небольшие маслобойни для сливочного масла).
15. Шерстобитки. (Расчесывание овечьей шерсти и пуха, заготовление щетинины).
16. Сапожно-шпилечная фабрика Понамарева.
17. Валяльное производство. (Валяние валенок, изготовление потников (войлочных подкладок под седло), толстого валяльного сукна, фетра).
18. Салотопка и изготовление мыла.
19. Ликеро-водочное производство. (Спиртзавод Левашова. Изготовление ликеров, наливок, настоек братьями Тимофеевскими. Изготовление пива, кваса, морса, ситра, сбитня и т.д.).
20. Заготовка и переработка деловой древесины на бревна, брусы, доски, тес, рейки, паркет, горбыль. (Отходы шли на отопление жилья).
21. Хлебопечение. (Выпечка широкого ассортимента булочек, бубликов, баранок, пряников, жамок, пирожков с различными начинками, караваев, куличей и т.д.).
22. Колбасное производство. (Делались колбасы различных сортов, изготовляли копчености, грудинки, шпиги, корейки, перерабатывались дичь, рыба. Славилась Котовская колбаса).
23. Личные бойни и мясные лавки.
24. Нажиг древесного угля и приготовление березового дегтя.
25. Кустарное ремесло. (Были мастера высокой квалификации и кустари-одиночки: жестянщики?-устройство крыш, водосточных труб, оголовок дымовых труб, изготовление ведер, коробов, протвиней, форм, починка самоваров; столяры-плотники?-рубка деревянных домов, изготовление добротной мебели, резных наличников и карнизов, рам, филенчатых дверей, паркета и т.д.; каменщики?-кладка храмов, купеческих и мещанских домов, лавок, общественных зданий, кладка различных и изразцами печей, кузнечных горнов; портные, скорняки, часовых дел мастера; вязка из шерсти, художественная вышивка, прядение пряжи, ткание домотканого полотна, изготовление перин и подушек, лаптей, чунь).

«ЗОЛОТОЙ ФОНД» КРАПИВНЫ

Много выдающихся личностей связано с Крапивной и Крапивенским уездом второй половины XIX?-начала XX веков.
Крюковы?-очень древний дворянский род. Два брата из рода Крюковых Александр и Николай привлекались по делу о восстании декабристов и были сосланы.
Александр Александрович Крюков (1794–1867) получил образование в Петербургском частном пансионе, после его окончания поступил на службу в коллегию иностранных дел. В 1812 году добровольно ушел в народное ополчение и в его рядах проделал путь до Гамбурга.
Николай Александрович Крюков (1800–1854) учился в Московском университетском пансионе, затем в Муравьевской школе колонновожатых в Москве. Эта школа готовила штабных офи­церов.
В 1820 братья Крюковы вступили в Тульчинскую управу Союза Благоденствия, руководителем которой был П.И. Пестель. В марте 1821 года эта организация оформляется в «Южное общество». Братья поддерживали план восстания, но планам не суждено было свершиться. Они были осуждены как государственные преступники, получив по 20 лет каторги и пожизненную ссылку в Сибирь. Александр пережил брата на 13 лет. После амнистии в 1859 он вернулся в Крапивну, продал свое родовое имение и уехал в Бельгию, где впоследствии и скончался.
Константинов Петр Никифорович родился 23.06.1877 в семье крестьянина-бедняка Пушкарской слободы Крапивенского уезда. Завершив среднее образование, П.Н. Константинов в 1903 году поступил в Московский межевой институт. В 1913 он поступил практикантом департамента земледелия по селекции сельскохозяйственных культур на Краснокутскую сельскохозяйственную опытную станцию, где был избран заведующим селекционным отделом, а в 1920 году Петр Никифорович избирается директором опытной станции, продолжает заведовать селекционным отделом станции и непосредственно заниматься селекцией и агротехникой многолетних трав, ряда зерновых и кормовых культур.
В декабре 1934 года Высшей аттестационной комиссией Комитета по высшему техническому образованию П.Н. Константинову присвоена степень доктора сельскохозяйственных наук без защиты диссертации.
Постановлением СНК СССР (1935) Константинов утвержден действительным членом?-академиком Всесоюзной ордена Ленина Академии сельскохозяйственных наук имени В.И. Ленина.
За полвека опытной и селекционной работы академиком выведено 26 высокоурожайных сортов разных культур.
В 1938 году П.Н. Константинов был избран профессором Московской сельскохозяйственной академии имени К.А. Тимирязева и заведовал кафедрой методики сельскохозяйственного опытного дела до дня кончины.
Творческая деятельность ученого, селекционера, агронома, педагога, общественного деятеля П.Н. Константинова отмечена правительственными наградами?-двумя орденами Ленина, тремя орденами Трудового Красного Знамени, медалью «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.».
Пряхин Иван Петрович родился в 1893 в Пушкарской слободе Крапивенского уезда Тульской губернии в семье крестьянина. Одаренный от природы, с феноменальной памятью, он быстро привлек к себе внимание. Иван с отличием окончил Крапивенскую гимназию, затем?-тоже с отличием,-Крапивенскую лесную школу. Был участником двух мировых войн. В 1933 по ложному доносу Иван Петрович был репрессирован и отправлен на строительство Беломоро-Балтийского канала. После освобождения в 1938 работал старшим научным сотрудником в государственном заповеднике «Тульские засеки».
В 1960 в Москве выходит его первый труд «Тульские засеки». До последних дней жизни лесовод-ученый И.П. Пряхин весь отдается любимому делу: работе с лесом, чтению лекций, встречам со школьниками.
Буткевич Анатолий Степанович родился 15.11.1859 в Ярославской губернии в семье майора, участника Крымской кампании. Вскоре семья поселилась близ Крапивны на хуторе Русаново. Будучи студентом, он принимал участие в сходках, являлся одним из организаторов студенческой демонстрации, за что был арестован и выслан на 5 лет в Тобольскую губернию. Ссыльный писал стихи, рассказы и статьи, печатался в сибирских газетах и журналах. Возвратившись на родину, Анатолий Степанович увлекся философией и идеями Л.Н. Толстого, с которым был лично знаком, состоял в переписке, неоднократно бывал в Ясной Поляне, удостаивался ответных визитов великого писателя.
В Русанове Буткевич открывает школу для крестьянских детей, обучая их по методам Толстого. В 1909 Анатолий Степанович открывает первую в стране опытную пчеловодную станцию. В том же году Буткевич начинает издавать ежемесячный журнал «Опытная пасека», который выходит в свет до 1919 и читаем далеко за пределами России.
Выдающийся пчеловод-энциклопедист издал немало книг, написал «Систематическую энциклопедию для пчеловодства» в 7 томах. В конце XIX века Буткевич организовал и возглавил Тульское общество пчеловодов, ставшее одним из лучших в стране.
В период Первой мировой войны на своем хуторе Анатолий Степанович открывает военный госпиталь, в котором практикует методы излечения многих видов ранений с помощью меда. Выдающегося ученого-пчеловода не стало в 1942.
Успенский Глеб Иванович (1843–1902) часто бывал в Крапивне у своей сестры Елизаветы, бывшей замужем за полковником Марченко. Одна из частей цикла «Нравы Растеряевой улицы» дневник «Тише воды, ниже травы» отражает жизнь Крапивны и ее обитателей: «Тихо шел я по пустынным улицам уездного города, слушал давно забытый звон к вечерне и думал, что теперь волны русской жизни плотно и надолго прибили меня к берегу. Потому надолго, что я устал, что мои ноги гудут и ноют, что мне хочется лечь спать.
...Городишко оказывается самый обыкновенный: грязь, каланча, свинья под забором, мещанин, загоняющий ее поленом и ревущий на нее простуженным голосом,-все это, вместе с всклокоченной головой мещанина и его рубахой, распоясанной и терзаемой ветром, составляет картину довольно сильную по впечатлению.
...Осенняя непогода в полном разгаре. Уездная нищета еще унылее влачит свои отребья и недуги по грязи и слякоти, вся промоченная до нитки проливными дождями и продрогшая от холодного, беспрерывно ревущего ветра. Не хочется ни выйти, ни взглянуть в окно».
Толстой Лев Николаевич родился 28.08.1828 в сельце Ясная Поляна Крапивенского уезда.
Вся жизнь Толстого Л.Н. связана с жизнью уездного города. Весной 1861 Лев Николаевич был избран на должность мирового посредника по 4 участку Крапивенского уезда. Многие крестьяне обращались к нему с жалобами на помещиков, и почти всегда он решал дела в пользу крестьян. Справедливое отношение Толстого к крестьянам вызывало негодующие протесты всего крапивенского дворянства. На него сыпались многочисленные жалобы. Крапивенские дворяне были недовольны Толстым и по другим причинам. За короткий срок он открыл на своем участке на 9000 душ населения 21 школу. Особенно возмущало помещиков приглашение Толстым в качестве учителей студентов Московского университета, изгнанных оттуда за участие в «беспорядках». Помещики боялись «смуты».
Активную деятельность в Крапивне и ее окрестностях Толстой развернул в 70-х годах. В 1874 он был избран от земства членом училищного совета и помощником уездного председателя училищного совета. В эти годы у писателя были широкие планы. Ему хотелось поставить в уезде «дело народного образования на такую ногу, на которой оно не стоит и не стояло нигде в Европе...». В результате ряда мероприятий училищного совета количество школ в уезде за 3 месяца возросло с 18 до 64, а число учащихся?-с 956 до 2087. На основе опыта годовой работы училищного совета Л.Н. Толстой написал знаменитую статью «О народном образовании» и направил ее Н.А. Некрасову для журнала «Отечественные записки».
В 70-х же годах Толстой принимал участие в работе земских учреждений в качестве гласного Крапивенского уездного земства, а затем и гласного губернского земства. Как гласный уездного земства Толстой работал в комиссии для «обсуждения правил о лучшем устройстве отношений городов к земским учреждениям». На XIII уездном земском собрании в 1877 Толстой избирается секретарем этого собрания. В 1876–1879 он являлся гласным губернского земского собрания от Крапивенского уезда и принимал участие в его заседаниях. В трех годовых отчетах губернской земской управы его имя значится в числе губернских гласных. Одновременно Толстой избирается членом попечительского совета женской гимназии в Крапивне, членом контрольной комиссии по выдаче пособий семьям призванных на войну ратников и запасных, почетным мировым судьей и членом ревизионной комиссии.
В декабре 1882 г. состоялось избрание писателя уездным предводителем дворянства, но Толстой отказался от этой должности, и предводителем был утвержден его брат Сергей Николаевич. Через некоторое время Толстой демонстративно отказался от должности присяжного заседателя, но продолжал бывать в Крапивенском суде и иногда выступал в качестве защитника обвиняемых крестьян. Посещал он и Крапивенскую тюрьму, знакомился с жизнью заключенных, узнавал нужды простых людей и оказывал им возможную помощь.
В 1891 в России разразился голод, захвативший и Тульскую губ. Толстой объехал села Крапивенского уезда и воочию увидел всеобщую нужду и разорение. Толстой оказывал голодающим большую помощь. С этой целью он организовал сбор средств. В наиболее пострадавших деревнях открывались столовые для голодающих.
В 1892 г. в Крапивне и уезде началась эпидемия холеры. Толстой отозвался и на это народное бедствие. Он обратился к знакомым врачам с просьбами об участии в ее ликвидации.
В октябре 1907 Толстой вновь посещает Крапивенскую тюрьму, где навещает своего секретаря Н.Н. Гусева, заключенного за распространение запрещенных цензурой сочинений писателя. После одного из таких посещений Гусева он писал Л.А. Олсуфьеву: «Я третьего дня был у него, и видеть этого милого, кроткого, доброго, чуткого молодого человека в ужасном Крапивенском мертвом доме, среди воров и убийц?-и за мою вину, мне было ужасно тяжело...».
Крапивна и ее окрестности были не только местом, где протекала общественная деятельность Толстого,-здесь он черпал материал для своих произведений. В повести « Фальшивый купон», в эпизоде убийства крестьянами Ивана Миронова, Толстым был использован материал судебного заседания от 27 ноября 1890 в Крапивне, где разбиралось дело крестьян, убивших своего односельчанина-конокрада. На жизненном материале крапивенцев построена в значительной мере и повесть «Хозяин и работник». В повести упоминается ряд деревень и мест Крапивенского уезда.
Архангельская Александра Гавриловна (1851–1905) родилась 7 января в Крапивне в семье священника. Блестяще закончив Тульскую гимназию, Архангельская в 1874 году поступает в Петербурге на женские врачебные курсы, после окончания которых получает диплом 1 степени. Начав с глазных операций, которые создали ей большую популярность, Александра Гавриловна переходит к более широкой хирургической деятельности. Ее имя было широко известно в кругах русских медиков, она?-автор свыше 50-ти работ по медицине. Одну из брошюр Архангельской редактировал Л.Н. Толстой, теплая дружба и общий интерес к земской медицине связывали Александру Гавриловну с А.П. Чеховым.
Демидов Николай Вениаминович (1906–1984) родился в городе Медынь Калужской области в семье железнодорожного служащего. В 1940 году поступает в Уральский педагогический институт, но война заставляет Николая Демидова надеть гимнастерку. Победу встречает в Болгарии. С 1948 года?-в Крапивне, где начинает работать учителем географии. За многие годы вместе с учениками талантливый учитель, член Географического Общества СССР, исходил все тропинки ставшей для него родной крапивенской земли. Н.В. Демидов -создатель школьного музея, именно им собраны коллекции нумизматики, старых фотографий, оружия.
Шилин Александр Иванович (1935–1996) родился в селе ­Мокром Арсеньевского района Тульской области в крестьянской семье. После окончания Крапивенской средней школы работал печником, плотником, кочегаром, комбайнером, оператором газовой котельной, машинистом холодильных установок, режиссером народного театра, руководителем школьного краеведческого кружка. После смерти своего учителя Н.В. Демидова Шилин продолжил его дело. Школьный музей он переместил в старый купеческий дом. Коллекции были приведены в порядок и пополнились новыми экспонатами. В 1994 году музею был присвоен статус государственного.




КРАПИВНА: ПОИСК САМОИДЕНТИФИКАЦИИ*
Нина Никитина

Симбиоз литературы и уездного города К. представляет собой уникальную форму российского бытия и отечественной культуры, способную стать объектом осмысления, особой знаковой системой, трансформирующей материальную реальность в духовную ценность. Образ уездного города?-непременная компонента многочисленных текстов, позволяющих отрефлексировать глубинную Россию. Уездная жизнь Крапивны способствует постижению культурно-временного пространства российской провинции с ее впечатляющей архитектурой, садами, палисадниками, неспешной повседневной жизнью, обладавшей высокой степенью устойчивости. Сохранение и освоение культурного слоя Крапивны является непременным условием региональной культурной политики, предметом культуроведения.
Востребованность регионологии, пользующейся повышенный спросом, связана с развитием топографии культуры, с ее воздействием на образ жизни провинциальной глубинки. Идеи И.М. Гревса, Н.П. Анциферова и Н.К. Пиксанова нашли отражение в емком понятии «душа города». В изучении мифопоэтического пространства Крапивны важно осмысление двух аспектов: мифологического и литературного. Образ Крапивны складывался из литературных реминисценций, пространственных уличных горизонталей и эффектных колокольных вертикалей. Из этих слагаемых она сформировалась как культурное гнездо, вобравшее в себя духовно-практическую деятельность, сочетавшую новое и старое, местное и общероссийское. Уникальность Крапивны как культурного гнезда представлена прежде всего в этимологии, в названии города.
Уездная Крапивна, когда-то служившая крепостью и являвшаяся сосредоточием торговой и культурной жизни, со временем превратилась в оксиморон. Судьба города зашифрована в его названии. На городском гербе изображен изящный пятилистник, крапива, которая в мифологическом сознании означала дуальную фигуру, сочетание противоположных значений?-смирения и насилия. Истина непременно таится в истоках. Для осмысления состояния города требуется его «деконструкция», способная обнажить прасимволы. Экзистенствующая Крапивна, наделенная бинарным смыслом и оппозицией, успешно преодолевает фатальное разрушение и одаряет дополнительной силой жизни. Эволюция города представляет собой балансирование «между» бытием и небытием, памятью и забвением, анонимной агрессией и личным смирением. Литература соединила, казалось бы, несоединимое: скромные топографические реалии с алхимией слова. В крошечной точке, обозначенной буквой «К», спрессовалось метафизическое с реалистическим, породив «роевую» гиперреальность.
Уездный город К.-это пространственный сгусток, обладающий непосредственной реальностью. Его образ мерцает еще в одном пространстве?-воображаемом, и мост, который помогает перейти от одного пространства к другому,-литература. Пространство уездного города К. «сконструировано» из литературных текстов, имеющих эмоциональную окраску, ­выпуклый «рельеф». Здесь «лыко» ложится в «строку». Существует мета-пространство, состоящее из реалий и слов.
Как шутят московские журналисты, стоит отъехать 100 км от Москвы, и уже?-Россия. Иными словами, начинается некая порубежная зона, провинция, глубинка, глушь, территориально поделенная уже в XIII веке на административно-уездные единицы. Уезды?-это самая низшая компонента, представляю­щая собой «кучу старых дров» (Гоголь).
Крапивна имела свою историческую почву. Теперь?-это поселок, в котором проживает свыше 2000 человек. «Крапивна»?-это имя, слово, означающее что-то большее, чем сама реальность. Ее виртуальный образ еще не отрефлексирован в полной мере. Это?-топос, семантический знак, неопубликованный текст. Литературы, как и литературной среды, в Крапивне не было. Однако история города, а точнее?-его мифология (здесь бывал Пушкин) словно пропитана литературой.
Существуют города, «выросшие» на болоте (Петербург), на песке (Самара). Крапивна «выросла» на крапиве, явившейся непременным атрибутом российской глубинки, широко интерпретированным в литературе. Так, в романе Тургенева «Похождения подпоручика Бубнова», в котором описывается жизнь уездного города Ч., рассказывается о вульгарном черте, приказавшем крапиве, в изобилии растущей вдоль полусгнивших заборов, сплясать казачка, и вся крапива «отхватывает казачка на славу». Крапивна сама стала литературой. В ней, словно в песчинке, отразилась Вселенная провинции. Она вобрала в себя экстракт провинциальной жизни, о которой столько писали Гоголь, Тургенев, Толстой, Чехов, Бунин, Шмелев. Не случайно утверждение, что вся наша изящная словесность вышла из глубинки. Поэтика Крапивны расширяет ее реальное пространство, подвергает его серьезным изменениям.
Уездный город К. представляет скрещение реального провинциального топоса с метафизическим пространством. Здесь конкретный географический локус носит типологический, обобщенный характер. Реальность места затушевывается, преображается в художественно-географический образ. Крапивна мифологизировалась: так, приезды Пушкина со временем обрастали легендами, как и само название города, требующее соответствующих деконструкций.
Безусловно, уездный город К., будучи художественным образом, вбирает в себя реальные черты уездного пространства. Границы художественного и реального весьма размыты и почти стерты. Образ уездного города К несет в себе соединение материального мира с более условным и метафизическим пространством российской глубинки.
Художественное пространство уездного города, которое исколесили вдоль и поперек литературные герои Тургенева и Чехова, разрастается до бесконечных размеров, имея при этом четкую конфигурацию. Уподобление Крапивны литературному образу происходит за счет наращивания метафизического объема. Любопытен эффект перехода реальности в виртуальность, позволяющий говорить об игре с образом и моделью. Образ «формуется» реальным положением мысли. Крапивна не просто дарует материю города в качестве литературной формы, она сама становится литературой.
Наш взгляд на Крапивну с точки зрения литературы в первую очередь связан с анализом литературных текстов, с их описаниями типичного образа уездного города, симметричного ей и вполне узнаваемого. Любой уездный город непредставим без редких кривых фонарей, пыльных дорог, одинаковых купеческих домов, у которых нет души, без присутственных мест, без каланчи, без звона церквей, без запаха дегтя (Бунин). Жизнь уездного города К. невозможна и без ленивого плетения «кружева» бесконечных диалогов, сопровождаемого отсутствием какого-либо движения («Провинциалка» Тургенева). Бытие города делилось пополам?-на зимнее с азиатскими метелями и летнее?-с цветами, бабочками и птицами. Ведь кто хоть раз поймал ерша или увидел осенью перелетных дроздов, тот до самой смерти будет помнить уездный город (Чехов). У памяти хороший вкус.
Уездный город К.-это город чеховской Душечки, живущей на самой окраине в Цыганской слободе, где весь двор порос крапивой. На Старо-Гончарной улице проживает дама с собачкой, окруженная серым длинным забором с гвоздями, от которого ей, как и Гурову, хочется «убежать». Хочется бежать от скуки однообразия, от бедной жизни, от скудных воспоминаний, когда на протяжении десяти лет все помнят только о том, как дьячок съел четыре фунта икры и помер от этого («Ионыч» Чехова). И все это на фоне общей ржавчины, бурьянов, крапивы, забитых досками окон.
Однако такая жизнь имеет свои превосходства: можно не спеша пить ароматный чай, смотреть на плавающих в реке уток, вдыхать свежесть вечерней прохлады. Особую радость в жизнь уездного города К. вносили любительские спектакли, водевили, концерты, живые картины с благотворительными целями. Мерное течение жизни позволяло любить этот город, несмотря на поднимаемые облака пыли проносящимся каждое утро стадом коров.
Образ уездного города К. немыслим без старого белого дома с колоннами. Что-то тревожно гудело в его старых печах, и становилось страшно, когда его большие окна освещались блеском молнии. Немыслим он и без Большой Дворянской улицы с трактиром и бильярдом, заборами, палисадниками, кустами сирени, черемухи и яблонями. Этот образ дополняют дома с узкими сенцами и коридорами, с кривыми лестницами, по которым можно подниматься только согнувшись, с кухнями со сводчатыми потолками и кирпичным полом. У фасадов таких домов, напоминающих дом Сабурова, упрямое, черствое выражение, линии сухие, робкие, крыши низкие, словно приплюснутые, с визгливыми черными флюгерами.
Ушедшие образы уездной России... Нигде в мире нет подобных контрастов, как в России?-столица/уездная глушь. Но ничто так не сближает, как уездная жизнь с ее именинными обедами, к которым готовились задолго. Осетрина привозилась из Саратова, свежая икра, вино, конфеты из Москвы. Ели много, сочно, жирно. После обеда?-карты и разговоры, затем?-чай и ужин. Расходились обычно около трех часов ночи. И каждый из присутствующих был уверен в том, что никакой Париж не сравнится с их уездным городом. Так протекала жизнь. За это время сиденья протирались, а диваны продавливались. Но никакого стремления к благоустройству не наблюдалось. Убожество домов, пустынность улиц восполнялись безграничным радушием и гостеприимством. Бескрайнее пространство равнин породило однообразный тип мышления, житейских обычаев, недостаток культуры. Ведь истинная культура богата разнообразием красок личности. Тем не менее очевиден парадокс: образ уездной России был отрефлексирован литературой, уловившей в провинции глубинные смыслы, некие сдвиги непрочности бытия. Не будь провинции?-какой бы интерес был жить в России (Пришвин).
Реальность и литература?-не одно и то же, как Крапивна и уездный город К. Но они должны стать едиными (Бахтин) благодаря музею, служащему примером бережного и поучительного обращения с литературой и образом глубинки.
Тем не менее жизнь Крапивны вполне конкретна, она состоит из внятного пространства и времени. Здесь абсолютно реален вариант «живого музея», экспонатами которого должны стать вещи и понятия, не обладающие раритетной ценностью. Новый музей может быть интересен не репрезентацией «важных» вещей, а экспонированием вещей повседневного быта, непринципиальных, лишенных художественной ценности, но составляющих «воздух» эпохи, вкус частной жизни. Большие музеи, подобные Лувру, с точки зрения крупных музеологов, являются «гигантскими складами», гротескными памятниками человеческому тщеславию. Они заставляют человека «сжиматься», уходить в себя. Что может быть уникальнее музея, апеллирующего к чувствам и дарящего очарование?! Когда самобытность города находится под угрозой потери самоидентификации, появляется потребность в музее по ее спасению и сохранению. Все наши проблемы заключаются в потере памяти. Музей не может быть некой стерильной зоной или учреждением в стиле «Диснейленда». Он должен передать поэзию и атмосферу города, которые заключаются в демонстрации судеб простых людей, жителей Крапивны.

Опубликовано в «Материалах 1-й Крапивенской
краеведческой конференции», 2005 г.



К ВОПРОСУО ВРЕМЕНИ-МЕСТЕ
ОСНОВАНИЯ КРАПИВНЫ И ХАРАКТЕРЕ ЕЕ
УКРЕПЛЕНИЙ*
Д.М. Яцкин

Проблема установления даты и точного места основания многих (если не большинства) старых русских городов до настоящего момента остается открытой как вследствие состояния источниковой базы, так и по причинам методологического характера. Крапивна в этом отношении не является отрадным исключением?-вопросы о времени существования города на месте, занимаемом им сейчас, возможных исторических предшественниках современной Крапивны и т.п. до сих пор остаются открытыми**.
В литературе, затрагивающей историю Крапивны (работы И.П. Сахарова, П.И. Малицкого, многие современные крае­ведческие публикации), и в некоторых справочных изданиях нередко встречается утверждение о том, что первым упоминанием в источниках тульской Крапивны является запись в духовной грамоте Дмитрия Донского 1389 г., согласно которой «Кропивна» с бортными промыслами завещалась в числе другой недвижимости его жене великой княгине Евдокии1 (содержание духовной грамоты Дмитрия Донского излагается также в Никоновском летописном своде?-это единственное известное нам упоминание великорусской Кро(а)пивны в летописных источниках до начала XVII в.: «...Кропивну з бортники с Кропивинскими, и со Исменскими, и с Кордошевскими и с Рудскими»2). Подобное утверждение лишено оснований. Содержание той же духовной (где Кропивна упоминается еще один раз в таком же географическом контексте, но уже с конкретной привязкой к Верее), докончания Дмитрия Донского с Владимиром Серпуховским 1374–1375 гг. и меновой грамоты Иоанна IV с Владимиром Старицким 1566 г. ясно указывает на то, что Кропивна, фигурирующая в завещании Дмитрия Донского, представляла собой стан, а затем волость в окрестностях Вереи и к Тульской округе никакого отношения не имеет3 (несмотря на сложившуюся историографическую, точнее?-краеведческую, традицию, согласно которой Дмитрий Донской в своем завещании упоминает именно тульскую, заокскую Крапивну, отдельным авторам, писавшим о городе, было совершенно ясно, что данное предположение ошибочно; об этом, в частности, свидетельствует соответствующая оговорка в краеведческой работе С.Д. Ошевского о Щекинском районе. 2004 г. С. 29).
В свою очередь, академик М.Н. Тихомиров был склонен отождествлять тульскую Крапивну с «на Плове Микитиным» (Никитиным), упоминаемом в числе других рязанских городов в условно датируемом рубежом XIV–XV вв. «Списке городов русских, дальних и ближних»4. Высказывая данное предположение, М.Н. Тихомиров не опирался на какие-либо дополнительные источники (Никитин на Плаве более нигде не упоминается), за исключением духовной грамоты Ивана Грозного 1571 г., в которой фигурирует анонимный «город на Плаве и Солове», отождествляемый исследователями с Крапивной (см. ниже). М.Н. Тихомиров руководствовался простой (и весьма спорной) посылкой, заключающейся в том, что так как единственным достоверно известным историческим городом на Плаве является Крапивна, то, следовательно, именно она и фигурирует под названием «Никитин» в «Списке».
Прямого подтверждения в источниках допущение Тихомирова не находит, и другие авторы относятся к данной версии весьма сдержанно. А.В. Шеков, в частности, полагает, что если Микитин и существовал реально, то вероятными местами его локализации может быть не только (или не столько) Крапивна, но и другие городища, расположенные в бассейне Плавы. Таковых в настоящее время известно три: на территории современной Крапивны (позднесредневековое ядро города), у деревни Ивановское на реке Илавице (левый приток Плавы) и у деревни Драгуны5. Не исключено, что дальнейшие археологические исследования приведут к увеличению числа таких мест. При этом совершенно нет причин отрицать возможность существования на Плаве в XIV -нач. XV в. какого-то неизвестного по письмен­ным (за исключением «Списка») и археологическим источникам города. Указанный в «Списке» в числе рязанских городов Никитин мог быть основан рязанскими великими князьями в качестве оплота политического и военного присутствия Рязани в данном регионе во 2-й половине XIV или в начале XV в. Затем город мог запустеть сам собой или в результате вооруженного нападения (литовцев, москвитян, татар), вряд ли дожив до конца XV в. Но в таком случае для отождествления Никитина с возникшей скорее всего гораздо позже Крапивной оснований нет. Равно как и для трактовки этого города в качестве ее непосредственного предшественника, ибо между ними вряд ли могла иметь место преемственная связь, тем более что Крапивна, по всей видимости (см. ниже), первоначально располагалась не на Плаве, а в бассейне Соловы.
Наиболее ранние известные на сегодняшний день упоминания источниками (разрядными книгами различных редакций -РК) топонима «Крапивна» («Кропивна») применительно к Тульскому краю относятся к 1560–1670 гг. (первое известное автору такое упоминание содержится в РК пространной редакции 1475–1605 гг. под 1568/69 г. в связи с воеводой князем Б.П. Засекиным)6. По принятой в литературе версии и по данным целого ряда позднейших источников, город под таким названием первоначально располагался в 15–18 км юго-восточнее современной Крапивны, на реке Крапивенке, левом притоке реки Соловы7. В настоящее время в этих местах сохранились исторические поселения?-деревня Старая Крапивна (Крапивенка) и село Голощапово. Месторасположение первоначальной (Старой) Крапивны локализуется археологами в 200 м к востоку от деревни Старая Крапивна на мысе правого берега реки Крапивенки (Старая Крапивна, городище-2; трактуется как остатки укрепленного поселения с культурными слоями X, ХI–ХIII, ХIV–ХVII вв.)8. При этом в большинстве сообщений о первоначальном местонахождении Крапивны река Крапивенка не фигурирует, возможно, в связи с ее незначительными размерами. Наиболее близкий по времени к первым упоминаниям Крапивны официальный военно-географический источник?-«Книга Большому чертежу» 1627 г. также прямо не связывает расположение города «Старой Крапивны», т.е. предшественницы нынешней?-«Новой Крапивны», с какой-либо рекой?-Крапивенкой или Соловой9.
Первоначально (до середины 1580-х гг.) Крапивна почти неизменно фигурирует в РК различных редакций в сочетании с названиями близлежащих рек Плавы и Соловы «на Плове, Солове и на Кропивне» как триединое наименование местности, укрепленным военно-административным центром которой, видимо, являлась Крапивна.
Упоминание, наряду с Крапивной, Плавы и Соловы дало некоторым исследователям повод утверждать, что речь в данном случае идет о трех разных городах (крепостях, укрепленных пунктах) основанных одновременно в междуречье Плавы и Соловы. Так, в частности, считает В.П. Загоровский10, а также составители указателей к большинству публикаций исторических документов допетровского времени, упоминающих Крапивну и ее окрестности. Есть основание полагать, что подобные трактовки являются совершенно ошибочными?-в имеющихся источниках нет каких-либо следов существования параллельно с Крапивной городов «Плавы» и «Соловы». Внимательный анализ самих РК свидетельствует о том, что речь в них идет о наименовании местности вокруг одного укрепленного пункта, ибо все три топонима неизменно упоминаются в связи с назначением одного должностного лица.
Возможно, что на первых порах новая крепость не имела определенного названия. На это косвенно указывает появление в РК двойного наименования региона, в который стали назначаться наместники -«Плова и Солова», несколько ранее начала употребления триединой формулы Плава-­Солова-Крапивна11.
Топоним Солова применительно к местности, военно-административным центром которой была Крапивиа (Соловской, затем Крапивенский уезд), использовался до 2-й половины XVII в. Жители крапивенской округи, в частности имевшие здесь поместья дворяне и дети боярские, именовались «соловлянами», в отличие от служивших в крапивенском гарнизоне и постоянно живших в городе (и слободах) «ратных людей» («служилых по прибору»): стрельцов, казаков, пушкарей, позднее -драгун, а также дворян и детей боярских из других мест. Относительно появления сегодняшнего названия города бытует легенда, согласно которой разбежавшиеся после очередного татарского набега жители, вернувшись в город, нашли его «...заросшим крапивою, от чего возобновленный город и прозван Крапивною». Рассматривая данную легенду как возможный отголосок реальных событий, следует, однако, иметь в виду следующее обстоятельство. Задолго до первого упоминания города Крапивны в 1510 г. река Крапивенка (на реке с таким названием, по всеобщему почти мнению, первоначально располагался город, см. ниже) фигурирует в качестве географического ориентира в записи о владении братьями Фепиными деревней Ройкинская Поляна, принадлежавшей Солотчинскому (Рязанскому) монастырю12 (есть вариант прочтения указанной в документе реки как «Кратвенка»). Деревню Ройкинская Поляна составитель указателя к изданию «Актов Исторических», в составе которого публикуется этот документ, определил как «починок в Рязанском уезде». Подобная локализация данного пункта, вероятнее всего, является условной, так как в других известных источниках деревня с таким названием отсутствует, а с учетом расположения Солотчинского монастыря близ Рязани составитель указателя вполне мог логично предположить, что и починок существовал где-то рядом с ней, невольно игнорируя при этом факт распространения землевладения Солотчинского монастыря далеко за пределами ближайших окрестностей Рязани (в настоящее время несколько населенных пунктов со словом «Поляна» в составе их названий располагаются на территории Ройкинского сельского округа Кстовского р-на Нижегородской области; но в данной местности нет рек названиями похожими на «Крапивенка» или «Кратвенка»). Где находилась названная в документе 1510 г. река Крапивенка, не совсем понятно, однако из всех других рек, обозначаемых в настоящее время подобным (похожим) гидронимом, наиболее близка географически к Солотчинскому монастырю река, протекающая в окрестностях Крапивны Тульской (как точно называлась эта река?-приток Соловы в начале XVI в., неизвестно). Таким образом, возможно, что задолго до начала упоминания источниками города «Крапивна», река, на которой он первое время располагался, называлась «Крапивенкой»?-в этом случае прямым источником существующего имени города, видимо, явилось название реки (которое в свою очередь могло быть связано с зарослями крапивы по ее берегам). Данное предположение, однако, не совсем согласуется с уменьшительной формой этого название?-подобная форма скорее указывает на вторичность гидронима Крапивенка относительно топонима Крапивна.
Возникновение Крапивны, как и ряда других тульских и рязанских городов (Епифани, Гремячего, Дедилова), было вызвано необходимостью защиты южных подступов к Москве от крымских и ногайских набегов, опасность которых возросла после ликвидации в 1521 г. самостоятельного Великого княжества Рязанского и особенно усилилась вследствие падения в 1552 г. Казани, совокупности иных внешнеполитических факторов, а также ввиду активной русской колонизации пространств к югу от Оки, между Доном и брянскими лесами. Именно с этими обстоятельствами связывает основание Крапивны большинство авторов, датирующих появление города серединой?-2-й половиной XVI в. (М.К. Любавский, В.П. Загоровский и др.). Так же, по всей видимости, полагал и А.А. Зимин, отнесший Крапивну к числу городов, возникших во 2-й половине XVI в.13
Основание города являлось частью целого комплекса мероприятий русского правительства, направленных на обеспечение обороноспособности южной границы государства. Одной из важнейших такого рода акций стало строительство в ­1550-х гг. Большой (Тульской) Засечной черты14. Располагалась ли Старая Крапивна (подобно ее преемнице Новой Крапивне) непосредственно на линии засечной черты, или первоначально город, как например Дедилов, был выдвинут к югу от нее «в ноле»?-до конца неясно, ввиду недостаточной обеспеченности источниками о конкретике трассировки Черты в XVI в. (в XVII в. Черта пролегала несколько севернее месторасположения Старой Крапивны)15. Однако связь Старой Крапивны как стратегического пункта с Чертой является очевидной.
Помимо строительства оборонительных сооружений московское правительство выставляло для защиты южной границы полевые войска?-«береговой», «заречный» («украинный») и др. «наряды», опорными пунктами которых являлись укрепленные города. В окрестностях Крапивны (Старой и Новой) обычно располагался сторожевой полк «заречного» наряда (подробнее об организации нарядов, порядке размещения полков, хронологии военных действий на южной границе в XVI -1-й половине XVII в. и т.п. см. работы А.И. Яковлева, А.А. Новосельского, А.В. Никитина, А.В. Чернова, В.П. Загоровского, В.И. Буганова, А.В. Лаврентьева и др., а также статьи различных современных авторов, публикуемые, в частности, в сборниках, выпускаемых музеем «Куликово поле»).
Стратегическое значение Крапивны было, видимо, достаточно велико, если признать справедливым принятое многими авторами (П.И. Малицкий, М.Н. Тихомиров и др.) мнение о том, что именно Крапивна фигурирует под названием «город на Плаве и Солове», упоминаемом в духовной грамоте Иоанна IV (июнь -август 1572 г.) в числе других городов, завещаемых царем своему старшему сыну Иоанну, в качестве одного из основных опорных пунктов на «польской» (южной) окраине: «Да ему ж [Ивану] даю город на Плаве и Солове, со всеми Полонскими вотчинами, и со всеми, что было к нему изстари». Несмотря на то, что в вышеприведенной фразе названия «Крапивна» нет, наиболее авторитетный список грамоты содержит соответствующее примечание позднейшего переписчика: «ныне зовется Крапивна город. Польские разумеются степные вотчины»16 (К.В. Барановым предлагается версия, что это примечание воспроизводит один из комментариев документа, принадлежавший В.Н. Татищеву). Некоторые авторы, однако, высказывают сомнения по поводу возможности отождествления Старой или тем более Новой Крапивны с городом, упомянутым в завещании Ивана Грозного17. Следует признать, что эти сомнения не лишены некоторых оснований. Вызывает, в частности, смущение употребление документом слова «изстари», что противоречит недавнему (относительно документа) основанию города. С другой стороны, как уже было сказано выше, в источниках нет указаний на существование в бассейне Плавы и Соловы в XVI в. какого-либо другого города кроме Крапивны, а использование слова «изстари» в данном случае может быть отнесено на счет стилистических приемов, характерных для этого типа документов, в которых ссылки на «старину» являлись необходимыми.
Что собой представляла Старая Крапивна в XVI в., точно не известно ввиду отсутствия в нашем распоряжении каких-либо ее описаний18. На основе археологических материалов и аналогий с несколько более поздними данными о других заокских городах допустимо предположить, что Старая Крапивна являлась относительно небольшой деревянной (деревоземляной) крепостью средневекового типа, располагавшейся на одной из господствовавших над местностью возвышенностей (сохранилась до наших дней).
Не исключено, что небольшой посад, возможно, существовавший в данный период за пределами крепости, также был укреплен -во всяком случае, город мог иметь двойную линию обороны. Застройка крепости была, разумеется, деревянной. При этом в некоторых позднейших документах сообщаются явно легендарные сведения о присутствии в Старой Крапивне каменных построек. В частности, в исторической справке о Крапивне из «Экономических примечаний Крапивенского уезда» сказано, что на месте Старой Крапивны, отождествляемой составителями справки с Соловой или Солованском, «...виден только земляной вал и ров, где была деревянная крепость с башнями, и по остатку многого каменного здания заключить можно, что тот город был знаменитый...»19.
По приводимым в литературе данным, Старая Крапивна неоднократно подвергалась нападениям крымских и ногайских татар. После очередного такого набега оказавшийся сожженным дотла город был перенесен на новое место, северо-западнее прежнего?-туда, где Крапивна располагается в настоящее время?-на высокий участок на левом берегу Плавы, вблизи ее слияния с Упой. При этом, судя по некоторым сведениям, часть жителей разоренного города мигрировала в противоположном направлении и основала юго-западнее расположения Старой Крапивны Крапивенскую слободу, впоследствии село Сергиевское (ныне город Плавск).
В некоторых популярных публикациях перенос города на новое место датируется 1571–1572 гг. и, таким образом, явно или нет, связывается с известными набегами Девлет-Гирея, в результате первого из которых (1571 г.) пострадало 36 русских городов (подсчет В.В. Каргалова, не понятно на чем основанный) и были выжжены предместья Москвы, а второй (1572) закончился разгромом 120-тысячного крымского войска князьями Воротынским и Хворостининым под Молодями. В известных автору настоящей работы источниках никаких указаний (прямых или косвенных) на то, что Крапивна пострадала во время набегов 1571–1572 гг. нет.
Как уже сообщалось, в упомянутом выше экономическом примечании к Атласу Тульской губернии указывается, что Крапивна получила свое современное название после ее полного разорения татарами (дата события не называется), так как разбежавшиеся жители, вернувшись в город, нашли его «...заросшим крапивою...». Далее в документе говорится: «Название удержано и по перенесении оного [города] на нынешнее его место после вторичного его разорения от татар же, как видно из истории, что в лето от Р. X. 1587. Крымские татары под предводительством Саламат-Гирея шли к Туле и, узнав об идущем им навстречу российском войске, напали на город Крапивну, разорили оный и сожгли». Из контекста этой записи следует, что город, по мнению составителей «Примечаний», был перенесен после событий 1587 г., когда, по сообщениям целого ряда источников, Крапивна была сожжена, но этому эпизоду предшествовало другое полное разорение?-напряженная обстановка на южной границе России в период Ливонской войны предполагает весьма высокую вероятность подобного развития событий.
По сообщениям большинства редакций РК, в 1587 г. крымские отряды, возможно, избегая столкновения с посланными против них войсками во главе с И.В. Годуновым, напали на Крапивну. «...Как крымские царевичи Соловен Кирей да Обла Кирей приходили к государеву городу Кропивне месяца июня в 30 день войною и острог взяли, а было с ними людей сорок тысяч. И тогды тотаровя Кропивну сожгли». Таким образом, в источниках имеется прямое указание на то, что Крапивна серь­езно пострадала в результате набега 1587 г., но никаких данных о последовавшем затем переносе города в разрядных книгах нет. При этом, однако, обращает на себя внимание то, что после 1587 г. топонимы Плова и Солова в документах, в частности в разрядных книгах, не употребляются, вместо них используется исключительно топоним Крапивна. Вообще, вероятность переноса города на нынешнее место в результате событий 1587 г. является очень высокой, и именно эту версию на сегодняшний день следует признать наиболее обоснованной (этого мнения в свое время придерживался И.П. Сахаров).
В кратком популярном очерке истории города в сборнике «Моя Крапивна» (с. 24–25), а также в работе С.Д. Ошевского «Щекино» высказывается убеждение, что город был возобновлен на нынешнем месте в результате разорения Старой Крапивны «головорезами Заруцкого» в Смутное время, то есть уже в XVII в. Данное предположение по ряду причин является в целом маловероятным, однако ни одна из приведенных выше версий в настоящий момент не может быть полностью отвергнута вследствие крайней скудости и сбивчивости документальных свидетельств (даже относительно действий татар под Крапивной в 1587 г. в источниках имеются разночтения: в некоторых сокращенных редакциях РК сообщается о том, что царевичи подошли к городу, а затем повернули восвояси?-о штурме и взятии Крапивны ничего не говорится). Наиболее надежным источником для определения даты переноса Крапивны на ее нынешнее место могли бы быть данные разрядных и писцовых книг, а также других делопроизводственных материалов московских приказов, однако в известных нам источниках этого рода соответствующей информации нет. В летописных же записях, как отмечалось выше, Крапивна до XVII в. вообще не упоминается. Анализ содержания «Книги Большому чертежу» позволяет однозначно утверждать, что ко времени составления этого источника (1627 г.) Новая Крапивна уже существовала. С несколько меньшей степенью уверенности содержание «Книги...» можно интерпретировать в пользу того, что на нынешнем месте Крапивна располагалась уже на рубеже XVI–XVII вв. Картографические материалы (в частности карта Гесселя Геррарда 1613–1614 гг.-наиболее ранний из известных в настоя­щее время источников такого рода, изображающих Крапивну) отличаются высокой степенью условности и достаточно мелким масштабом, поэтому не могут дать исследователям точного ответа на вопрос: какая именно Крапивна?-Новая или Старая?-на них изображена (не известно до конца и какому периоду времени соответствует информация протографов ранних карт). Следует заметить, что разрешению данной проблемы могут способствовать комплексные археологические исследования, которые, как уже указывалось, до настоящего момента в Крапивне не проводились.
Выбор нового места для строительства города?-господствую­щая над окружающим пространством высота на берегу реки20, что позволяло эффективно обороняться,-полностью отвечал свойственным тому времени представлениям об условиях, наиболее благоприятствующих сооружению небольших крепостей. Близость реки и, соответственно связанных с ней грунтовых потоков должна была в случае осады способствовать решению проблемы водоснабжения. Помимо тактических резонов, существенную роль в выборе места возобновления Крапивны сыграли, по-видимому, и соображения стратегического свойства?-необходимость прикрытия наиболее вероятных путей следования татарских партий (западные ответвления так называемого Муравского шляха), контроль над переправами, удобство сообщения с близлежащими крепостями, и, вероятно (а возможно?-в первую очередь), трассировка Засечной черты.
Новая Крапивенская крепость, скорее всего, типологически не отличалась от других городских крепостей региона, при этом ее конкретные параметры в выявленных на сегодняшний день источниках не описываются. Известно лишь, что в Смутное время (и, видимо, ранее) в Крапивне имелись два острога?-большой и малый, то есть существовали две линии укреплений, обе сгорели в результате штурма города, предпринятого 13 апреля 1613 г. И.М. Заруцким21. Источники того же времени фиксируют присутствие в Крапивенской крепости осадных дворов (в частности, кн. Г.В. Тюфякина)22.
На современной карте города место первоначальной новокрапивенской крепости?-«малого» острога (который, по всей видимости, являлся основным укреплением)?-следует, по моему мнению, искать, ориентируясь на изображение добастионной крепости на плане города 1730–1750 гг. из фонда Главного военно-технического управления РГВИА (подробнее см. ниже)?-соответствующих археологических данных, к сожалению, нет. Это квартал между нынешней улицей Коммунаров (приблизительно от дома № 38 до оврага, спускающегося к реке к северу от дома № 36) и кромкой спуска к Плаве (с южной частью территории существующего завода «Нектар» включительно).
«Малый» крапивенский острог (собственно крепость) был, видимо, в общих чертах восстановлен (или полностью отстроен заново на прежнем месте) не позднее 1620 гг.-в пользу этого, во всяком случае, свидетельствует опубликованная в 1914 (1915) г. «роспись» Крапивны («роспись крапивенских осадных людей») 2 мая 1629 г. из делопроизводства Севского стола Разрядного приказа23. Что касается «большого» острога (внешней линии укреплений), то упоминания о нем в источниках после 1613 г. не встречаются24.
Единственным известным нам графическим источником, содержащим изображение крапивенского средневекового острога, является уже упоминавшийся план Крапивны с окрестностями 1730–1750 гг. из фонда Главного военно-технического управления Военного министерства, находящегося в Российском государственном военно-историческом архиве25.
На этом же плане (как и на ряде других более поздних дорегулярных планов Крапивны26 показана вторая?-внешняя линия городских крепостных сооружений, представлявшая собой фронт земляных укреплений с хорошо развитой бастионной системой, что исключает возможность отождествления этих сооружений с «большим острогом», так как на рубеже XVI–XVII вв. подобного рода укрепления в России не могли быть возведены. Бастионная земляная крепость охватывала территорию в несколько раз большую по площади по сравнению с «малым острогом» и, видимо, большую относительно «большого острога». Последнее предположение основывается на следующем: дорегулярные планы XVIII в. изображают церковь Косьмы и Дамиана в пределах земляной крепости, между тем, писцовые материалы первых десятилетий после Смуты указывают на то, что данная церковь располагалась в Казачьей слободе?-следовательно?-за пределами территории, охватывавшейся существовавшим до 1613 г. «Большим острогом», так как слободы, как правило, строились вне городских укреплений. Не исключено, конечно, что после Смуты, в условиях отсутствия сгоревшей внешней линии этих укреплений, слобода могла занять часть городских земель, но подобное развитие ситуации маловероятно.
На планах XVIII в. ясно показано, что укрепления бастионной крепости окружали город не полностью?-на северном направлении отсутствовали не только бастионы, но, видимо, вообще какие-либо крепостные сооружения, что указывает на незаконченность строительства этой линии укреплений.
Судя по плану 1730–1750 гг., линия внутренних городских укреплений (кремль, цитадель, острог; по терминологии экспликации плана?-«город») проходила в районе между современной улицей Коммунаров?-бывшей Чернской (ориентировочно?-от оврага, спускающегося к реке от красной линии улицы у дома №36, до угла Центральной площади с домом-­флигелем №38 включительно)-и кромкой спуска к реке. В письменных источниках XVII в. данные о длине стен Крапивенского острога колеблются в пределах от 174 до 215 сажен, и эти колебания можно объяснить субъективными причинами (ошибками писцов, разновеликостью сажен, которыми мерились стены, и т.п.). В данной связи есть основания полагать, что периметр крепостных стен острога составлял около 200–250 сажен (необходимо учитывать, что в XVI–XVIII вв. спуск к Плаве, судя по профилю 1740 гг.27, характеризовался заметно большей крутизной, нежели в настоящее время, и, соответственно, занятая крепостью площадка верхней террасы в данном месте была обширнее). Для сравнения?-размеры укреплений других засечных городов, по описи 1678 г., составляли: Дедилов?-247 сажен, 9 башен, Алексин?-254 сажени, 5 башен. В Одоеве длина стен «города» составляла 243 сажени при 8 башнях, «острога»?-424 сажени при 13 башнях. В Туле длина стен каменного кремля составляла 473 сажени, деревянного «города» -1 121 сажень28.
На момент съемки плана 1730–1750 гг. Крапивенская «внутренняя» крепость представляла собой близкий к трапеции четырехугольник с изломом около середины северо-западной продольной стены (в месте расположения въездных ворот).
Стены крепости, судя по данным экспликации к плану, были деревянными, возведенными по типу «тына» («стоячие бревна»). О том, что Крапивна в конце XVII в. представляла собой деревянную крепость (подобно Брянску, Севску, Орлу, Торжку, Твери, Новгороду-Северскому и др.), а не земляную (как Трубчевск, Мглин, Почеп, Стародуб-Северский, Ростов Великий, Суздаль, Харьков, Курск и др.) информировала читателей сводная карта, приложенная военным инженером Ф.Ф. Ласковским к первому тому его обобщающего труда о развитии русской фортификации29. Возможно, мнение Ф.Ф. Ласковского относительно характера укреплений Крапивны в XVII в. было основано на том же плане города, который используется в настоящей работе (план, напомню, хранится в фонде Главного военно-технического управления Военного министерства?-преемника Инженерного департамента и Главного военно-инженерного управления, к ведомству которых относился инженер-полковник, а затем генерал Ласковский). При этом под Крапивенской крепостью конца XVII в. Ласковский, без сомнения, подразумевал «малый острог», а не внешнюю линию городских укреплений?-земляную бастионную крепость, которую указанный исследователь, вероятно, датировал более поздним периодом.
Не следует, однако, спешить солидаризироваться с подобными выводами военного исследователя как относительно позднейшего происхождения земляных бастионных укреплений (см. ниже основной текст), так и касательно характера укреплений «малого острога»?-наличие деревянных тыновых стен было характерно в XVI–XVII вв. и для земляных крепостей, таким образом, не исключено, что «малый острог» в Крапивне также относился к их числу, земляные же валы «малого острога»-«города» могли быть просто не упомянуты в экспликации к плану (при этом не стоит отождествлять земляные крепости с бастионными -среди первых имелись и укрепления добастионного типа). В пользу того, что крапивенская цитадель являлась по преимуществу деревянной, а не земляной крепостью, свидетельствует уже упомянутое выше наименование в экспликации плана 1730–1750 гг. линии внутренних укреплений «городом»?-исследователями неоднократно отмечалось, что в Европейской России подобным образом обычно назывались деревянные крепости, в отличие от земляных крепостей добастионного типа -острогов. Однако это правило нельзя считать точно определенным, что вообще характерно для отечественной военно-инженерной терминологии в допетровскую эпоху.
Планом 1730–1750 гг. фиксируются также четыре деревянные (материал указан в экспликации) квадратные башни: а) две угловые (северо-западная и юго-западная); б) одна в изломе северо-западной продольной стены (видимо, проезжая); в) еще одна -посередине юго-западной стены.
На плане отсутствует продольная крепостная стена вдоль кромки спуска к Плаве, равно как и башни с речной стороны, что, видимо, являлось результатом их разборки или обрушения (в силу ветхости или сползания к реке) вследствие потери острогом военного значения в XVIII столетии -в XVII в. стена с башнями в этом месте существовала, о чем свидетельствует приводимая (см. далее) информация из росписи 1629 г. и целого ряда других источников.
По данным упомянутой выше росписи гарнизона Крапивны 1629 г., Крапивенская крепость в момент составления этого документа имела 8 башен: четыре угловые («наугольные»), две воротные и две рядовые глухие на северо-восточной и юго-западной стенах:
1) «Наугольная против Николы» -видимо, северо-западная башня, стоявшая напротив деревянной Никольской церкви, располагавшейся примерно там же, где находится одноименная каменная или несколько юго-восточнее. Следовательно, башню представляется возможным локализовать в районе дома №38 по улице Коммунаров.
2) «Наугольная башня против Стрелецкой слободы»-северо-восточная башня (на плане 1730–1750 гг., как и другие выходящие к реке башни, не показана). Стрелецкая слобода в 1629 г., вероятнее всего, располагалась на левом берегу Плавы, за Никольской церковью, вдоль кромки верхней береговой террасы. Не исключено, однако, что существующая на правом берегу реки напротив месторасположения башни Московская слобода (фиксируется под этим названием графическими источниками с XVIII в.) в первой половине XVII столетия именовалась Стрелецкой и, таким образом, документом 1629 г. имеется в виду она.
3) «Наугольная башня против Мелетия двора Попова»-выходящая к реке юго-восточная угловая башня. Все дорегулярные планы города фиксируют отсутствие какой-либо застройки напротив этого места на левом берегу Плавы. Возможно, она существовала в первой половине XVII в. (двор Мелетия Попова), а затем исчезла, например, из-за сползания береговой кромки. Исследованные при подготовке настоящей работы писцовые материалы второй половины XVII в. четкого ответа на данный вопрос не дают.
4) «Наугольная башня против Пятницы»-юго-западная угловая башня, стоявшая, как явствует из текста росписи, напротив церкви Параскевы Пятницы, упраздненной в 1790 г. Месторасположение башни представляется возможным локализовать к северу от существующего дома № 36 по улице Коммунаров.
5) «Большие ворота» -башня с главным въездом. Располагалась в середине северо-западной крепостной стены.
6) «Водяные ворота» -башня с воротами, выходившими к реке и середине северо-восточной крепостной стены. От башни, возможно, шел спуск к переправе или мосту через Плаву.
7) «Середняя башня против Николы» -глухая башня в середине северо-восточной стены, может быть локализована где-то на территории существующего завода «Нектар».
8) «Середняя башня против Ермолаева двора Куракова» -глухая башня в середине юго-западной стены.
Согласно «росписи» 1629 г., каждая из башен и участки стены между ними («прясла») являлись относительно автономными звеньями оборонительной системы крепости и располагали определенным расчетом защитников (названы документом поименно), основу которых составляли стрельцы. На пять северных башен (от «больших ворот» до «водяных») и на каждый отрезок стены между ними (с пряслом между речными воротами и юго-восточной башней включительно) приходилось по 10 стрельцов с другими служилыми людьми. Три другие башни на юго-западной стене крепости и участки стены между ними располагали командами по 5 стрельцов с другими служилыми чинами (это ясно указывает на то, что южный фронт обороны крепости считался менее опасным). Все башни и «прясла» имели на вооружении по одной «затинной» (крепостной) пищали с расчетом «затинщиков», кроме того, «большие» и «водяные» ворота, а также «середняя» южная башня располагали полковыми (полевыми) пищалями (по одной единице) с обслугой-пушкарями.
Обращает на себя внимание, что из документа 1629 г. почему-то «выпало» прясло между юго-западной угловой и въездной башнями, роспись которого должна была логично завершить текст (расчет гарнизона Крапивны начинался с въездной башни и далее шел вдоль укреплений по часовой стрелке). Пропуск в опубликованном тексте этого фрагмента не является, по всей видимости, следствием физического отсутствия данного участка стены. Причина, скорее всего, состоит в погрешности составителей документа, степени его сохранности к моменту публикации (возможная утрата завершения текста) или в недосмотре самих публикаторов. Для ответа на эти вопросы необходимо сличение опубликованного текста с подлинником, который, вероятнее всего, хранится в РГАДА (при подготовке настоящей работы этого сделано не было).
Как соотносится крапивенский острог по росписи 1629 г. с его изображением на плане 1730–1750 гг., сказать трудно?-необходим дополнительный поиск и тщательная проработка источников, появившихся в промежутке между появлением этих двух документов, а также проведение археологических исследований. Однако уже сейчас представляется возможным утверждать, что месторасположение и размеры старой крепости («города»), показанной на плане XVIII в., совпадают в целом с месторасположением и размерами острога, описанного в документе 1629 г., в пользу чего говорит, в частности, локализация обоими источниками западных угловых башен крепости напротив Никольской и Пятницкой церквей, а также зафиксированное этими документами месторасположение западных «Больших ворот». При этом острог 1629 г. (даже если и был возведен вновь после Смуты) вряд ли серьезно отличался (типологически, параметрически и по локализации) от первоначальной новокрапивенской цитадели?-«малого» острога, сооруженного при переносе города на нынешнее место в конце XVI в. Вообще нет оснований исключать возможность того, что «город» на плане 1730–1750 гг., острог по росписи 1629 г. и новокрапивенская крепость конца XVI в. представляют собой одно и то же укрепление, возобновлявшееся по мере необходимости и возможности (например, после потрясений 1613 г., а также в силу естественной потребности деревянных и земляных укреплений в перманентном поддержании).
В пользу такого вывода могут быть приведены следующие аргументы:
1) Типологические особенности отраженной планом 1730–1750 гг. и росписью 1629 г. крепости («города»), соответствуют по своим характеристикам сооружениям такого рода XVI в.30
2) Плохое состояние острога, постоянно фиксируемое выявленными источниками с начала 1640 г., свидетельствует о значительном возрасте укреплений, а также о том, что во время известной реконструкции тульской засечной черты 1638 г. капитальный ремонт крапивенской цитадели не производился, возможно, ввиду ее моральной устарелости с точки зрения специалистов того времени (согласно, в частности, отписке в Разряд князей И. Лыкова и В. Волховского в июне 1641 г. «острожок» в Крапивне, 174 сажени, «худ», «погнил», ров засыпался, тайник из крепости к реке не доведен до конца и воды в нем нет; в июне 1649 г. о столь же удручающей картине доносил в Разряд кн. И. Барятинский31).
Следует отметить, что исследователи, изучавшие реконструкцию Большой засечной черты в 1638–1639 гг.32, концентрируя внимание на полевых (лесных) укреплениях Черты, почти не затрагивают вопрос о состоянии крепостей засечных городов. Пример Крапивны, Епифани и ряда других таких городов свидетельствует о том, что в 1638 г. основные силы на самом деле были брошены на полевые (лесные) фортификационные сооружения, в числе которых было построено множество качественно новых объектов. Для городских укреплений сил и средств, видимо, не хватало, а необходимость их реконструкции и даже простого ремонта не воспринималась действовавшими на местах должностными лицами и специалистами столь остро (видимо, в силу определенных взглядов на лучшие способы борьбы с татарскими вторжениями). При этом правительство требовало от своих представителей, осуществлявших управление чертой, уделять засечным городским крепостям должное внимание, о чем свидетельствует текст наказа, данного 15 апреля 1638 г. боярину И.П. Шереметеву и кн. С.И. Шаховскому, руководившими работами на Крапивенских засеках: «Да боярину же и воеводам Ивану Петровичу и князю Семену Шаховскому досмотрить, каков на Кропивне город, и острог, и всякие городовые крепости, и что на Кропивне каково наряду, и в казне зелья и свинцу, и всяких пушечных запасов. И худы места у города и у [о]строгу велеть... поделать... и со всем город и острог велеть укрепить»33.
Есть основания предполагать, что, не спеша обновлять переставшую соответствовать военным стандартам эпохи старую крапивенскую цитадель, военное начальство решило обобщить опыт создания земляных укреплений нового типа, накопленный в процессе упомянутой выше капитальной реконструкции Тульской засечной черты, сооружением в Крапивне участка образцового оборонительного вала, возможно, положившего начало строительству в городе большой земляной бастионной крепости, зафиксированной в недостроенном виде дорегулярными планами XVIII в. Во всяком случае, в «Актах Московского государства» была опубликована отложившаяся в столбцах Московского стола Разряда отписка 1639 г. воевод окольничего М.М. Салтыкова и П. Загряжского о постройке в Крапивне образцового земляного вала: «...По государеву указу велено нам сделать земляного города образец; и мы... велели сделать земляного города образец драгунскому капитану Индрику Фалзадерну... по городовой черте земляного валу на образец, как быть земляному валу впредь таким же образцом, как я по твоему государеву указу делал в Москве за Чертольскими вороты. И капитан Индрик Фалзадери сделал на образец земляной вал по городовой черте как быть на Крапивне впредь земляному валу; а длина тому образцу 8 сажен, с полусаженью, а у подошвы в ширину 4 сажени с полусаженью, а вверху ширина стены, из-за чего биться, 1 сажень с полусаженью, а приступ, где людем быть за боем, сажень, а вышина стены 2 сажени с полу­саженью, кроме зубцов, а от стены до рву?-сажень, а рву длина девять сажен, ширина... рву 4 сажени с полусаженью, в подошве полсажени, а глубина рву 2 сажени с полусаженью, а зубцов мы делать не велели, что ныне осень, для тягости, чтоб на весну городовой образец не осел и не порушился»34. Выполнение этой задачи для Салтыкова и Загряжского значительно облегчалось беспрецедентно высокой для окрестностей Крапивны степенью концентрации войск в 1639 г. Под командованием указанных воевод в общей сложности (полевые части и гарнизон) находилось около 2 000 человек, в том числе, порядка 500 из состава формирований нового типа?-солдат и драгун, среди офицеров которых имелись выходцы из Западной Европы35.
Возможно, что возведенные укрепления вначале в буквальном смысле рассматривались просто как образец, и работы продолжены не были, тем более что с середины 1640 гг. опасность татарских вторжений резко снизилась. Однако есть основания полагать, что возведение земляной крепости в Крапивне было возобновлено в конце 1670 гг., возможно, в связи с войной России и Польши с Турцией. Об этом факте косвенно свидетельствует царская грамота орловскому воеводе П. Скрябину 1679 г. о строительстве земляных укреплений в Орле: «...А для досмотра того места [Орловской крепости] и для чертежу послать иноземца инженера и полковника Якова Фан Фростена [ван Фростена или фон Форстена]36, который послан для городового же дела на Крапивну...»37 В работах целого ряда авторов, в частности в монографиях В.П. Загоровского о южных засечных чертах, указывается, что иностранные (главным образом?-голландские) инженеры использовались в России XVII в. преимущественно при строительстве земляных укреплений западноевропейского типа. В сооружениях деревянных укреплений иностранцы не участвовали. Поэтому, несмотря на весьма высокую вероятность того, что ван Фростен занимался в Крапивне, в основном, земляными засечными сооружениями в ее окрестностях, одной из главных целей пребывания этого офицера в городе вполне могло являться продолжение строительства земляной бастионной крепости в самой Крапивне.
Остается открытым вопрос о соотношении городской земляной крепости бастионного типа, изображенной на дорегулярных планах Крапивны XVIII в., с земляными укреплениями, строительство которых упоминается вышеприведенными источниками предыдущего столетия. Типологические характеристики этой крепости (большие бастионы правильной формы, вынесенные далеко «в поле») свойственны русским крепостям (причем далеко не всем), построенным не ранее 2-й половины XVII в., что, однако, не исключает возможности начала строительства показанного на планах XVIII в. линии земляных бастионных укреплений в 1639 г. образцового земляного вала, позднее, вероятно, продолженного и приобретшего к концу 1-й трети XVIII в. очертания, зафиксированные планом из фонда Главного военно-технического управления. В пользу этого свидетельствует также отраженное источниками XVII в. участие в сооружении крепости специалистов из Западной Европы, где возведение укреплений подобного типа в указанный период уже являлось системой.
Не следует, однако, закрывать глаза на то, что прямых указаний на существование в Крапивне бастионной крепости в более ранних относительно плана 1730–1750 гг. источниках нет. По описанию Российской империи на конец 1-й четверти XVIII в. И.К. Кирилова: «Крапивнa, город стоячий острог, по мере около города с башнями 600 сажен, в нем 2 башни проезжие, 4 глухих...»38. В данном случае скорее всего имелась в виду именно внешняя линия укреплений, а не старый Крапивенский «малый» острог (для сравнения?-размеры укреплений других тульских городов на указанный период, по сведениям И.К. Кирилова, составляли: в Алексине -254 сажени, в Дедилове -295 сажен, в Веневе -205 сажен, в Епифани?-148 сажен, Тульский каменный кремль -473 сажени, деревянный «город» в Туле -986 сажен), но типологические характеристики этих укреплений аналогичны «малому» острогу по описаниям предыдущего столетия. Наличие бастионов не фиксируется. Здесь, однако, следует заметить, что информация, которой располагал И.К. Кирилов о Крапивне (в отличие от некоторых других тульских городов), не может быть признана исчерпывающей. В описании Кирилова отсутствуют, например, данные о существовавших в Крапивне церквах, монастыре и т.д. Нет также полной гарантии относительно адекватности приводимых Кириловым сведений?-не исключено, в частности, что данные книги Кирилова о Крапивенском остроге представляют собой контаминацию характеристик острога и бастионной крепости. Тем не менее, в опубликованных Н.Ф. Андреевым данных о крапивенских укреплениях в 1720-х гг. конкретных сведений о бастионной крепости также нет, а относительно острога констатируется его плачевное состояние39.
Одним из важнейших аргументов в пользу того, что бастионная крепость в Крапивне была сооружена в XVII в., является отсутствие военного смысла в закладке такого рода укреплений в данном пункте в более поздний период. Если же согласиться с предположением, что эти укрепления, показанные на планах XVIII в., представляли собой результат продолжения крепостного строительства, начало которого фиксируется приказной документацией 1639 г., напрашивается следующий далеко идущий вывод: земляная Крапивенская крепость, существовавшая до конца XVIII в., являлась одним из первых в России опытов возведения городских укреплений, принадлежавших к развитой бастионной системе.
При этом данная крепость, как явственно свидетельствуют все указанные планы города, до 2-й трети XVIII в. достроена не была, и позднее ее фронт был, видимо, просто замкнут на севере и востоке сооружением невысокого вала в качестве административно-полицейской городской границы или вообще остался разомкнутым, что, вероятнее всего, объяснялось окончательным падением военного значения Крапивны, как и всех «украинных» крепостей к началу XVIII в.
В заключение следует заметить, что, несмотря на незаконченность строительства бастионной земляной крепости и довольно плачевное практически на всем протяжении XVII в. состояние укреплений острога, Крапивна в целом успешно выполняла свою основную оборонительную функцию (скепсис некоторых авторов по данному поводу представляется не­оправданным40). Ибо в противостоянии с таким соперником, как татары, основное значение имела не мощь укреплений (которые татары, в большинстве случаев, не имели возможности и не намеревались штурмовать), а удачное стратегическое расположение крепости и способность ее гарнизона, а также опиравшихся на крепость полевых войск, предотвратить проникновение неприятеля далее вглубь страны, и не допустить грабежей и захвата мирного населения на окрестной территории.

Опубликовано в «Материалах V Крапивенской
краеведческой конференции», 2009 г.

КРАПИВНА

В.Н. Уклеин

На бровке высокого нагорья, обрывисто спускающегося к плоской, как стол, равнине речушек Соловы и Плавы, уже издалека видна древняя Крапивна -в прошлом уездный город, теперь рабочий поселок.
Обращенная к равнине панорама -главный и, нельзя не признать, очень привлекательный «фасад» Крапивны. Все в нем гармонично и хорошо скомпоновано: и расположенная в центре главная площадь со старинной Никольской церковью, и спускающиеся уступами к Плаве рядки домиков, и сплошная полоса зелени, отражающаяся в зеркальце реч­ки Плавы.
Подъезжая к Крапивне, я никогда не могу удержаться от того, чтобы не выйти из машины и вдосталь не наглядеться на открывающуюся панораму с ее архитектурно-подчеркнутым силуэтом. По-разному распоряжаются поселения запасом красоты, выделенным им судьбою. Некоторые города расходуют его по-хозяйски, распределяя красоту равномерно по всей своей территории. А вот Крапивна излила весь запас выделенной ей красоты на украшение своего лица?-юго-восточного городского фасада. Ну что ж, ничего не скажешь,-красивое лицо Крапивны!

***
Поселения, дотла разрушенные при татарском набеге, часто не восстанавливались на старом пепелище, а закладывались и строились на новом, обычно стратегически более выгодном месте. К таким городам, наряду с Рязанью, Каширой, Алексином и многими другими, принадлежит и Крапивна.
В конце XVI века в Разрядном Приказе был составлен Большой чертеж-карта «всего Московского государства по все соседние государства». К сожалению, ни этот документ, ни созданный на его основе новый Большой чертеж 1627 года не сохранились. Дошло до нас лишь описание чертежа «всего Московского государства»?-«Книга Большому чертежу», в котором отмечаются реки, города, остроги, церкви и т.п.
В «Книге Большому чертежу» 1627 года между прочим записано: «...на речки Черни город Чернь, от Мценска 30 верст, а от старыя Крапивны 40 верст, а от новыя?-верст с 50 и больше... а Крапивна стоит на Плаве, близко устья, на левом берегу». Из этого упоминания видно, что в 1627 году наряду со «старой» существовала уже и «новая» Крапивна.
Как все более или менее крупные поселения того времени, Крапивна была обнесена «городом», т.е. укреплениями. О бедственном состоянии Крапивенской крепости говорится в описании 1723 года: «А тот город Крапивна деревянный, стоячей, а ныне тот город огнил, и в котором году, какими людьми строен того в Крапивне в канцелярии ведение и росписных списков прежних нет». Далее говорится, что в 1708 году «передняя стена меж башен поставлена прежним ветхим стоячим дубовым; а боковыя и задния стены от реки Плавы заплетены плетнем... а мерою того города в круг двесте саженей... Да в том же городе на вышеупомянутой на вороте проезжей башни вестовой ко­локол».
На вооружении города было всего пять пушек, об одной из которых говорится, что «в котором году та пушка лита и котораго мастера и что весит тут подписано по латыни, а к стрельбе пушка негодна»41.
Судя по тому, что часть крепостных стен была всего-навсего «заплетена плетнем», что на вооружении состояло лишь пять плохо стрелявших пушек, можно предположить, что Крапивна не занимала мало-мальски важного места в оборонительной системе государства. В XVIII столетии заброшенная крепость окончательно обветшала и к 1761 году исчезла с лица земли.
В 1777 году Крапивна стала уездным городом Тульского наместничества, а в 1797 году -Тульской губернии.
Важнейшим для Крапивны событием последней четверти XVIII столетия было составление Петербургской комиссией строений генерального плана, утвержденного в 1779 году.
План не блистал ни оригинальностью, ни высокими градостроительными достоинствами. Монотонная прямоугольная сетка улиц, около сорока одинаковых квартальчиков, две площади -одна так называемая «главная», другая -«торговая», и, конечно, «вал и ров к ограждению города», неизменно повторяющиеся во всех генеральных планах того времени.
Достоинством плана было устройство в центре юго-восточной части города просторной «главной» площади со стоявшей уже на ней к тому времени главной доминантой и в то же время крупнейшим зданием города?-Никольской церковью.
Несмотря на то, что со времени утверждения генерального плана Крапивны прошло уже два столетия, застройка и благоустройство главной площади остались, увы, незавершенными.
Надо полагать, что в скором времени будет составляться новый генеральный план Крапивны. Хочется верить, что авторы проекта доведут дело до конца, творчески использовав при этом исключительно живописное расположение главной площади почти у самой бровки высокого нагорья.

***
...Чудесное сплетенье живой мечты и трезвого ума.
Вс. Рождественский
Архитектурных памятников в Крапивне немного. Самым крупным и художественно значительным является Никольская церковь. Мы уже говорили о ее очень выигрышном расположении в центре главной площади и о большой положительной роли, которую она играет в панораме и силуэте города. Но и сама по себе, по своей архитектуре церковь представляет несомненный интерес.
Построена она была в эпоху, когда в русской архитектуре безраздельно господствовал дух гениального зодчего Варфоломея Варфоломеевича Растрелли (1700–1771). Влияние его стиля, изящных форм и приемов сказывалось в творениях даже талантливейших русских архитекторов того времени и отражалось почти во всем, что в те годы строилось где-либо в России. Даже зодчие самых скромных дарований считали для себя обязательным, иногда с весьма печальными результатами, проектировать все и всегда «под Растрелли».
Сказанное, конечно, не означает, что в середине XVIII столетия не возникали здания, в том числе и в провинции, представляющие собой немалый художественный интерес. Именно к таким постройкам следует отнести и Никольскую церковь в Крапивне. Скажу больше: будь известно имя автора крапивенского храма, оно вошло бы в историю русской провинциальной архитектуры. Нельзя забывать, что пристройки и переделки позднейшего времени существенно ухудшили общую композицию церковного комплекса.
Архитектура и история построения Никольской церкви еще серьезно не изучались и не анализировались. Из литературных источников до нас дошли лишь краткие упоминания в официозных описаниях церквей Тульской губернии, да две-три статьи краеведческого характера в дореволюционной периодике. Мы узнаем, что церковь была построена в 1759–1764 годах, что в 1781 и 1802 годах она подверглась «обновлениям внутри» и «некоторым поправкам», характер которых не совсем ясен,-вероятно, дело ограничивалось поновлением живописи.
Несколько более подробно мы узнаем о строительных работах 1821–1823 годов, когда была сооружена пятиярусная каменная колокольня, устроены два теплых придела и, вероятно, построена (или расширена) большая трапезная. К сожалению, в описании перестройки встречается много неясного, а то и наивно ошибочного. Так, например, в статье, опубликованной в 1871 году42, сообщается, без ссылки на источник, что Никольская церковь, «построенная в 1764 году, была византийского стиля с пятью куполами, но капитальные перестройки 1822 года ее обезобразили». Но, во-первых, в 1764 году, когда повсеместно господствовал стиль барокко, церковь никак не могла быть построена в «византийском стиле», и, во-вторых, в 1822 году, т.е. в эпоху позднего классицизма, не могли быть возведены типично барочные угловые фонарики.
Вот и все, что удается почерпнуть из литературных мате­риалов.
Когда письменные источники так досадно скупы или ошибочны, невольно вспоминаешь слова Н.В. Гоголя о том, что «архитектура?-тоже летопись мира: она говорит тогда, когда уже молчат и песни, и предания». Попытаемся же путем архитектурного и стилистического разбора определить первоначальный облик крапивенской церкви, характер последующих переделок и место, занимаемое храмом в истории русского провинциального зодчества. Широкое проникновение в Россию при Петре I западно­европейских архитектурных форм и композиционных схем сказалось и на облике возводимых в первой половине XVIII столетия храмов. Почти обязательное в допетровское время «освященное пятиглавие» полностью исчезает из церковной архитектуры.
Положение резко изменилось после переворота 1741 года, провозгласившего императрицей дочь Петра I Елизавету Петровну и прошедшего под знаком устранения в России иностранного засилия.
Новые веяния проявились впервые при постройке собора Смольного монастыря в Петербурге по проекту, разработанному Растрелли в 1746 году. Уже после начала строительства, в 1749 году Елизавета Петровна потребовала переработать проект с тем, чтобы собор был сооружен не по «римскому маниру», как предлагал Растрелли, а пятиглавым по образцу Успенского собора в Московском Кремле.
Растрелли, как известно, был хитрым царедворцем. В новом проекте он подчинился воле императрицы, вкомпоновав в завершение собора дополнительно угловые объемы. Но подчинение это носило чисто формальный характер: барочные двухъярусные башенки, поставленные к тому же по диагонали к стенам собора, не имели ничего общего с главами Кремлевского Успенского собора.
Почти в то же время, в 1747–1748 годах Растрелли проектирует небольшую по размерам, но поистине прекрасную Андреевскую церковь в Киеве, построенную в 1747–1753 годах известным московским архитектором Мичуриным. И здесь мы видим аналогичные башенки на четырех углах церковного завершения?-Растрелли, хотя и выполнил волю императрицы, но не нарушил при этом ни композиционные принципы, ни формы позднего барокко.
В 1759–1764 годах, как мы уже знаем, была построена скромная Никольская церковь в Крапивне, одно из последних в России зданий, возведенных еще в духе архитектуры середины XVIII столетия,-в 1762 году на престол взошла Екатерина II и на смену надоевшему уже всем стилю барокко пришла классическая архитектура.
Между архитектурой Крапивенского храма и Андреевской церкви в Киеве, конечно, дистанция более чем огромного размера. И все же наличие отдаленного архитектурного сродства между ними отрицать трудно. Думая об одной из них, всегда по ассоциации невольно вспоминаешь и другую. Автор, вероятно, побывал в Киеве и видел Андреевскую церковь. Не мудрено, что в проекте Крапивенского храма он вольно или невольно вторил, поскольку на это хватало сил, гениальному Растрелли.
Примеров подражания «псевдопятиглавым» храмам Раст­релли очень немного. Уже в силу этого церковь в Крапивне заслуживает повышенного внимания.
Архитектура церкви -это квинтэссенция, сущность, хрестоматийный пример стиля барокко. Прихотливость, насыщенность декоративными формами, изощренная живописность, броскость и пышность сказываются буквально во всем, начиная от общего объемного решения и кончая мелкими деталями.
К нижней части высокого центрального объема церкви примыкают с трех сторон вдвое более низкие полуцилиндры, придающие плану своеобразный трехлепестковый рисунок. В восточном полукружии размещен алтарь, а два боковых -служат увеличению внутреннего пространства храма.
Форма плана настолько необычна для церквей середины XVIII столетия, что невольно возникает сомнение в построении двух боковых полукружий одновременно с основной частью храма. Окончательно рассеять или же подтвердить возможность такой альтернативы смогут лишь пробные расчистки кирпичной кладки в местах примыкания боковых полукружий. Однако чем подробнее знакомишься с архитектурой здания, тем более утверждаешься в мысли, что все части церкви, в том числе и боковые полукружия, были построены одновременно.
В украшении фасадов применен чуть ли не весь арсенал барочных декоративных форм: углы основного высокого объема криволинейно скошены и украшены ничего не несущими парными колоннами и пилястрами; фронтоны затейливо изогнуты; антаблемент многократно заломлен; декоративное оформление изобилует кривыми линиями; во всем чувствуется несоответствие форм логичному конструктивному решению.
Не менее нарядна и верхняя часть храма, хотя в завершении центрального светового барабана проступают следы каких-то более поздних переделок.
Принимая во внимание пристрастие архитектуры барокко к строгой центральной композиции, можно думать, что церковь первоначально не имела трапезной, как ее лишена, например, и Андреевская церковь в Киеве.
В заключение -несколько слов о трапезной, построенной, вероятно, в 1821–1823 годах к западу от церкви. Ее строитель явно не заботился о стилевом единстве церковного комплекса и ничтоже сумняшеся облек сараеподобное здание трапезной в «классические» одежды, не удержавшись от украшения боковых фасадов шестиколонными портиками под треугольным фронтоном.
Ну как тут не вспомнить строфу Алексея Толстого:

В мои года хорошим было тоном
Казарменному типу подражать,
И четырем или шести колоннам
Вменялось в долг шеренгою торчать
Под неизменным греческим фронтоном.

Давно известно, что архитектурный памятник можно «убить», даже не подвергая его физическому уничтожению. Достаточно поставить рядом неудачно решенное здание, чтобы погасить эмоциональное воздействие на зрителя красивого старого строения. Нечто подобное случилось и с колокольней Никольской церкви. Дело не в ее большой высоте, а в бросаю­щемся в глаза несоответствии ее громоздкого примитивно решенного и тяжелого объема с тонко прочувствованной филигранной архитектурой основной части старого храма.
Заканчивая на этой несколько грустной ноте рассказ о Никольской церкви, я приглашаю читателя к осмотру второго по значению архитектурного памятника Крапивны?-здания бывшего казначейства.

***
Почти в самом центре поселка, на улице Коммунаров под номером 32 стоит старинный двухэтажный дом, построенный «глаголем», как в старину называли здания с Г-образным планом. В центре главного фасада?-четырехколонный портик с треугольным фронтончиком. Колонны, зрительно объединяю­щие оба этажа, расставлены неравномерно: интервал между средними, где размещен вход в здание, шире чем между боковыми колоннами.
На уровне пола второго этажа, между колоннами и фасадной стеной -небольшой балкончик.
Двухэтажность здания подчеркнута небольшим карнизом над окнами первого этажа. Декоративное оформление дома очень скромно: стены первого этажа украшены рустовкой, стены второго?-оставлены гладкими. Довольно высокая крыша устроена «полаткой», т.е. на четыре ската. Все решено просто, построено прочно и по-хозяйски.
Дата возведения дома неизвестна; судя по его архитектуре, ее можно отнести к концу первой половины или к середине XIX столетия.
Наличие балкона придает дому характер скорее жилого, нежели общественного строения. Увидев такое здание где-нибудь в сельской местности, примешь его, пожалуй, за дом помещика среднего достатка. Но приглядевшись внимательнее к строгим шеренгам одинаковых оконных проемов, к замкнутости плана, к его отгороженности от внешнего мира и какой-то нелюдимости, догадаешься, что перед тобой «присутственные места» уездного ранга: земское казначейство, полицейское управление или какое-либо другое учреждение.
Но в облике маленького уездного городка, каким всегда была Крапивна (в 1912 году в ней проживало две с половиной тысячи человек), двухэтажное, да еще с колоннами, добротно построенное каменное здание не могло не занимать видного места.
Приходится иногда встречаться с мнением, что сохранению и реставрации должны подлежать лишь выдающиеся творения зодчества, шедевры, составляющие счастливое исключение на общем фоне русского строительства. Ничего более ошибочного нельзя себе представить. Ведь одними заглавными литерами ни о чем правдиво не расскажешь. Нужны и рядовые буковки, без которых подлинную историю русского провинциального зодчества написать нельзя.
Как одна из таких маленьких буковок, дом старого казначейства заслуживает приведения в порядок и сохранения как правдивый памятник архитектуры прошлого столетия в русской провинции.
Дом дорог нашему сердцу и потому, что в нем часто бывал Лев Николаевич Толстой, как неутомимый ходатай по кресть­янским делам.

***
По воспоминаниям из поры моего детства торговые ряды имели в даже самых захолустных уездных городишках какую-то особенную веселую пестрость, что-то кустодиевское по своим ярким краскам, наивное смешение французского с нижегородским, пленящую непосредственность народного лубка, бездонный и в то же время милый провинциализм. Чего стоили одни вывески с кренделями и сапогами, кое-где с нарисованными синими брюками и подписью какого-то Аршавского портного; где магазин с картузами, фуражками и надписью: «Иностранец Василий Федоров»43.
Торговым центром Крапивенского уезда в XIX столетии был не уездный город, а богатое село Сергиевское (теперешний город Плавск), в котором до нашего времени сохранились большие торговые ряды. Крапивна, как менее удачливый торговый партнер, рядов не имела и довольствовалась не дошедшими до наших дней «двумя корпусами каменных лавок», упоминаемыми в описании Крапивны 1871 года.
Наряду с описанными нами архитектурными памятниками в Крапивне имеется и ряд мемориальных объектов. В доме № 43/18 на Верхней улице жили мать и сестра Глеба Успенского и гостил сам писатель. Л.Н. Толстой часто бывал в Крапивне, посещал по делам уездные учреждения, бывал в домах помещика Игнатьева (теперь квартиры рабочих консервного цеха), купца Астафьева (теперь школа) и т.д.
Прежде чем проститься с Крапивной, побродим по ее ­улицам.
В дореволюционное время благоустройством Крапивны никто на протяжении многих десятилетий как следует не занимался. «Мощение неизвестно по бедности жителей,-писал один из крапивенцев в середине XIX века,-и почти излишне по крепкому грунту земли». Не мудрено поэтому, что и в 1871 году мощеных улиц было только шесть, а немощеных?-обе площади и девять улиц. Зато «питейных домов», «ренских погребов» и «рестораций» насчитывалось в общей сложности двадцать пять, т.е. на каждые пятьдесят крапивенцев «мужеского полу» приходилось одно из этих «достойных заведений». Где уж тут еще мощением дорог заниматься!

В советское время в поселке сделано много, очень много хорошего: построены жилые дома, новая школа, хлебозавод; налажено снабжение поселка водой и газом; асфальтируются улицы и т.п. Но впереди задач еще и не перечесть.
Много энергии, настойчивости и труда придется приложить, чтобы Крапивна приобрела полностью благоустроенный, ухоженный, опрятный и красивый вид.

Опубликовано в книге
«От тульских засек
до Красивой Мечи», 1976 г.

К ИСТОРИИ
КРАПИВЕНСКИХ ХРАМОВ
Прокопец О.Н., к.п.н.

Безбородов А., учащийся Крапивенской средней школы

КРАПИВЕНСКИЕ ГИПОТЕЗЫ:
ПРАВДА И ВЫМЫСЕЛ

Нина Никитина в статье «Крапивна: поиск самоидентификации» пишет о Крапивне следующее: «Крапивна» -это имя, слово, означающее что-то большее, чем сама реальность. Ее виртуальный образ еще не отрефлексирован в полной мере. Это -топос, семантический знак, неопубликованный текст. Литературы, как и литературной среды, в Крапивне не было. Однако история города, а точнее?-его мифология (здесь бывал Пушкин) словно пропитана литературой».
Эту мифологию, не подтвержденную документами, можно было бы продолжить (у купца Юдина пел сам Фёдор Иванович Шаляпин!) гипотезами бывшего первого директора государственного крапивенского музея Александра Ивановича Шилина о захоронении на крапивенской земле самого вождя вятичей Вятки, о его предположении и убедительных рассуждениях об архитекторе Никольского храма.
В рукописном материале «Рукотворному чуду 230 лет», хранящемуся в школьном музее, он излагает свое предположение: «Во мне окрепла догадка, что архитектором Никольской церкви был ни кто иной, как Дмитрий Васильевич Ухтомский, создатель первой в России архитектурной школы,-пишет А.И. Шилин.-В этом году исполняется 220 лет со дня смерти Д.В. Ухтомского и прах его покоится в селе Дубки -Архангельское, что в двадцати верстах от Крапивны. Жил и творил Ухтомский в неблагоприятных условиях для русских в России. Преклонение царского двора перед иностранцами не дало гению Ухтомского развернуться во всю его силу. Но Ухтомский, как зодчий-патриот, своим творчеством и деятельностью дал дальнейшую установку путей развития нашей русской школы архитекторов. Гениальный Растрелли как бы заслонил собой творчество Ухтомского, но Дмитрий Васильевич умел оставаться самостоятельным в своих исканиях, поднимаясь в лучших своих творениях не хуже растреллиевских созданий. Существует в Киеве Андреевская церковь. Наша Никольская чем-то похожа на Андреевскую, которую строил архитектор И.Ф. Мичурин. Учеником Мичурина был Д.В. Ухтомский. Не в знак ли признательности ученик в чем-то повторил своего учителя? В Москве в 1757 г. Ухтомский закончил триумфальную арку «Красные ворота», и строительство Никольской церкви начато в 1759 г. Бывая в Туле и Крапивне, Д.В. Ухтомский, естественно, был знаком с богатым купцом Сушкиным. От союза денежного мешка и таланта архитектора родилось крапивенское чудо?-Никольская соборная церковь. Намного позже, в 1821–23 годах стараниями городского головы -крапивенского купца Алексея Ивановича Юдина -и церковного старосты Георгия Ивановича Сушкина при церкви были пристроены два теплых придела, на правой стороне во имя Покрова Божией Матери, на ­левой?-во имя Св. Алексия, митрополита Московского. В то же время построена и пятиярусная колокольня. Да видно, поленились мастера, не придали пристройкам того праздничного настроения, что видится в основной церкви».
Оставим предположения А.И. Шилина как одну из гипотез, так как документальных подтверждений пока не найдено. Протоиерей Серафим долгое время искал имя автора проекта Никольского храма, но вопрос остается пока без ответа. «Но кто бы ни был (автором),-завершает свое предположение А.И. Шилин,-нужно сохранить творение его рук, беречь наследие прошлого, вообще заботиться о том, чтобы Крапивна не была заброшенной, запущенной».

ОБЩИЕ ИСТОРИЧЕСКИЕ СВЕДЕНИЯ О КРАПИВЕНСКИХ ХРАМАХ

В Крапивне имелось пять храмов, один из них не был приходским, а находился на кладбище и считался городской Всехсвятской кладбищенской церковью. В писцовых книгах XVI века сообщается о четырех церквях Крапивны: Архангельской, Николаевской, Пятницкой, Космодамиановской. В разных источниках, где упоминаются крапивенские храмы, их называется и шесть, но один из них (Пятницкий) был упразднен, и к Космодамиановской церкви был пристроен придел во имя Параскевы Пятницы. Однако в Крапивне сохранилось название улицы -Пятницкой, затем переименованной в Советскую, на ней под №?36 расположен Никольский собор. Троицкий храм, по-видимому, считался монастырским и не везде упоминался в списках церквей Крапивны. К концу XVIII века обветшал храм Михаила Архангела и приход приписали к Троицкой церкви.
Никольская церковь указывается везде как главный соборный храм с приделами во имя св. мучеников Флора и Лавра. Одно время Никольский храм был кафедральным, а затем стал соборным, как утверждает матушка Надежда Евгеньевна Безбородова. О Никольском храме города пишет И. Федорова в своей статье: «Генеральный план застройки Крапивны (1779 г.) так и не был полностью реализован. Все же в Крапивне появилась главная площадь с Никольской церковью в центре, живописно расположившаяся на высоком обрывистом берегу. Выстроенная на средства тульского купца Г.С. Сушкина в 1759–1764 гг., церковь необыкновенно хороша, она и сегодня украшает бывший город». Это единственная церковь, которая никогда ни в какие тяжелые времена, и в период Великой Отечественной войны, не закрывалась и время от времени подвергалась ремонту, поновлению, а в последнее время реставрации.
Описания церквей Крапивны по материалам П.И. Малицкого (Приходы и церкви Тульской епархии.-Тула, 1895) даны в статье «Крапивна: от первого упоминания до 1920-х годов» в «Крапивенском краеведческом сборнике» Вып. 1 (с. 16–20).

Николаевская церковь: главный престол храма?-во имя Святителя Николая, северный придел освящен во имя Святителя Алексия, митрополита Московского, южный?-в честь Покрова Пресвятой Богородицы. Архитектура храма является образцом барокко. Сохранилась до настоящего времени кованая ограда с элементами литья. О. Глаголева в кн. «Русская провинциальная старина» пишет, что в Крапивне в конце XVIII века появилась главная площадь с Никольской церковью в центре и улицы оформились в 40 геометрически правильных кварталов «...Никольская церковь, выстроенная в 1759–1764 гг. на средства Г.С. Сушкина, была необыкновенно хороша. Построенная в стиле барокко «под Растрелли» она очень украшала город».
Церковь является памятником архитектуры федерального значения.
В документах Никольского храма имеется план собора, колокольни и прицерковной территории 1969 г. инженера-строителя Свиридова (Протокол № 23 от 25.04.1969 г.), который, возможно, составлялся с целью подготовки к реставрации или документального обоснования памятника для заявки и внесения его в кадастр памятников федерального значения. У храма была каменная часовня в память 4 апреля 1866 года (в этот день император Александр II был спасен от выстрела покушавшегося на его жизнь террориста Д. Каракозова), но в настоящее время она не существует.

Космодамиановская церковь. В ее состав входили кроме городской части еще часть Казачьей слободы. Население прихода составляли 704 душ муж. и 725 жен. пола. Впервые упоминается церковь в 1616 г. В 1790 г. приход был увеличен и к нему приписали упраздненную Пятницкую церковь, отчего он стал называться еще и Пятницким. Первоначально церковь была деревянной с приделом во имя св. муч. Никиты. В 1788 г. храм пришел в ветхость и прихожане приступили к строительству нового, который завершили в 1802 г. Прихожане упраздненной Пятницкой церкви вошли в ходатайство о пристройке теплого придела к Космодемиановской церкви во имя в.м. Параскевы Пятницы. В 1794 г. придел был отстроен, в 1829 году его расширили, а в 1854 г. заново сделан весь иконостас церкви, в 1862 г. был освящен алтарь. Ценностью церкви был колокол с надписью: «лета 1643 г. поставлен колокол на Крапивне в церкви Успению Пресвятыя Богородицы Пушкарь крапивенской Яков Астафьев сын Ярославцев, а тот колокол от тоя церкви ни продать ни заложить». Эта надпись приводит к различным догадкам: или на этом месте была другая церковь, или вопреки указаниям жертвователя колокол перешел из одной церкви к другой. П.И. Малицкий не может поддержать ни одну из гипотез, так как для первой нет оснований (а возможно, они просто не сохранились), а для другой версии нет документов, указывающих на существование в Крапивне не только храма, но даже придела во имя Успения Пресвятой Богородицы. Притч Космодемиановской церкви состоял из священника и псаломщика. В приходе имелась церковно-приходская школа с 1887 года.

Троицкая церковь и монастырь. Ольга Венёвцева в статье «Троицкий общежительный монастырь и Троицкая приходская церковь» пишет: «Свидетельством существования Крапивенского Троицкого общежительного монастыря в XVII веке служит упоминание о хранившемся в Троицкой церкви Евангелии, жалованном монастырю царем Алексеем Михайловичем в 1662 году. Евангелие это печатано в Москве в 1654 году; на нем по листам надпись: «170 (1662) г. июля в 18 день Великий Государь и Великий Князь Алексей Михайлович всея Великая и Малая и белая России Самодержец пожаловал сию книгу, священное Евангелие, на Крапивну в монастырь Троицы живоначальной». До середины XVIII века церковь была деревянной и для постройки каменного храма императрица Елизавета Петровна в 1744 году пожертвовала 100 двухрублевых червоных.
Приход церкви образовался в 1764 году, со времени обращения Троицкого монастырского храма в приходский. В состав его, кроме городской части, входила почти вся Московская слобода. Население прихода составляло 736 чел. мужского и 709 женского пола. Приходский храм прежде был монастырским, до 1769 г. он был деревянным, а после пожертвования императрицей Елизаветой Петровной 200 рублей стали строить каменный. Однако первоначально строители заложили церковь алтарем на запад и ее пришлось перестраивать. Преосв. Гавриил своим указом от 30 апреля 1752 года повелел разобрать постройку над фундаментом. Наружную часть постройки закончили к 1763 году, полностью завершили в 1768 году. Монастырь же был бедным с полуразрушенной деревянной церковью и ветхими постройками, плетневым сараем и такой же городьбой вокруг монастыря. Не было у монастыря и земли во владении. В 1756–57 годах за ним имелось 40 ревизских человек крестьян мужского пола, положенных в подушный оклад. А в 1758 году в числе этих 40 значилось уже 9 человек умерших, 6 престарелых, бывших в работе вместе с малолетними значилось 25 человек. Штат монастырской братии был незначительным, в середине XVIII века он состоял из 2 иеромонахов, 1 иеродьякона и 2 церковнослужителей. По бедности Троицкого монастыря его упразднили в 1764 году, а церковь назначили приходской.
Новая построенная каменная церковь во имя святой Троицы с приделом Св. Николая Чудотворца оказалась недолго­вечной, через 30 лет в ней появилась опасная трещина, в 1799–1802 гг. храм был перестроен заново. В 1802 году храмостроитель прихожанин купец Михаил Иванов Малютин пояснял в своем прошении к преосв. Мефодию, что придел во имя Св. Николая уже готов к освящению и просил архипастырского благословения освятить его. 7 февраля 1802 года придел освятил тульский благочинный священник Николай Покровский. В 1807 году храм полностью подготовили к освящению. На колокольне было 8 колоколов, весом 190 п. и 3 ф. Храм был холодным и прихожане добились постройки каменной теплой церкви в 1861–1865 гг. с двумя приделами: во имя Успения Божией Матери и во имя Николая, место же между приделами было занято плащаницей под балдахином. В Московской слободе от Троицкого прихода имелась часовня, построенная усердием горожан в 1884 году в память императора Александра II. Усадебной земли 1000 кв. с. и полевой 26 десятин.
В церкви были свои реликвии -иконы и утварь из золота и серебра, икона св. муч. Иоанна Воина с указанным 1768 годом, другая резная из слоновой кости икона снятия с Креста Спасителя, драгоценное Евангелие, подаренное русским царем в 1662 году.
Архангельская церковь. В состав прихода входила городская часть и подгорная Казачья слобода. Население составляло 575 душ мужского населения и 607 женского пола. В состав входили купцы, мещане, но более всего крестьяне, возможно, первоначально приход составляли в основном казаки, о чем свидетельствует и название слободы и сохранившийся синодик с ­записью казацких родов. Когда образовался приход неизвестно, но первое упоминание о деревянной церкви относится к 1616 г., где называется один придел церкви во имя св. муч. Георгия. К 1790 г. церковь обветшала и была упразднена, а приход приписали к Троицкой церкви, передав в нее и всю утварь, вместе с колоколами. Троицкая церковь оказалась маловместительной и прихожане стали ходатайствовать о строительстве нового храма, св. Синод в 1752 г. дал разрешение на строительство каменного храма. В 1795 г. церковь начали строить, и только к 1810 году строительство было завершено с придельным алтарем во имя св. Бориса и Глеба, а в 1819 г. устроен новый придел во имя Казанской Божией Матери. В 1852, 1864 годах храм подвергался поновлениям.

Всехсвятская кладбищенская церковь. Неизвестно в какое время была выстроена, но в 1809 г. здесь существовала ветхая церковь во имя св. муч. Флора и Лавра. В 1810 г. новое здание во имя всех святых было построено, но только в 1833 году оно было готово к освящению. В этот промежуток усердием городского головы Алексея Ивановича Юдина к храму Всех святых был пристроен придел во имя Флора и Лавра (1815–1822 гг.). В 1863 году придел храма был заново реставрирован. Местно-чтимая икона Божией Матери Всех скорбящих радости. На месте прежней церкви построена каменная часовня. Кладбищенская церковь была приписана к Соборной. Притч составляли священник и псаломщик.
Исследование крапивенского некрополя Всехсвятского кладбища проводилось в 1997 и 2001 годах, о чем пишет И. Ковшарь в статье «Кладбище уездного города Крапивны: опыт изучения и сохранения». Памятниками кладбищенской архитектуры являются церковь и Печальные ворота, композиционно связанные с храмом. На кладбище находятся старинные надгробия (купцов Пирожкова, Юдина XIX века, белокаменный саркофаг М.А. Самсоновой, датированный 1820 годом, саркофаг титулярного советника П.А. Рогожина (1833 года) был изготовлен в Туле. Обнаружены другие менее ценные в художественном отношении белокаменные саркофаги.

ДОКУМЕНТЫ
КРАПИВЕНСКИХ ЦЕРКВЕЙ
КАК ИСТОРИЧЕСКИЙ ИСТОЧНИК ИЗУЧЕНИЯ ГОРОДА И УЕЗДА

Обратимся к документам Троицкой церкви, которые регистрировали рождения, смерти и браки прихода Крапивны в 1916–1918 годах. Записи являются важным источником для выявления социальной стороны заключаемых крапивенцами браков. Так, часто заключаются браки не только крестьян с крестьянами, но с мещанами, военными. Приведем примеры записей заключения браков:
23.04.1917 г. Ефрейтор Крапивенской конвойной ­команды из мещан г. Углича Константин Дмитриев Андреев православного исповедания, первым браком. 24 года.
Гражданка из крестьян подгородней Московской слободы Пелагея Кузьмина Соловьева, православного вероисповедания, девица. 26 лет.
Их поручители: по жениху – писарь Управления Крапивенского Начальника Иван Александров Арбузов и писарь того же управления Александр Александров Волчков. По невесте?–?Писарской ученик Управления Крапивенского Начальника Алексей Яковлев Мариничев и Писарской ученик того же Управления Степан Петров Трусов.

19.05.1917 г. Потомственный почетный гражданин Сергей Васильев Залесков. Православного вероисповедания. Второй брак. 62 года.
Гражданка из крестьян Московской подгородной слободы Ксения Леонова Бочарова. Православного вероисповедания. Второй брак. 42 года.
Поручители: гражданин Егор Федоров Федосов, гражданин Иван Иванов Бобров; по невесте – граждане из крестьян Московской слободы Николай Ермилов Зотов и Филипп Антонов Соловьев.
20.08.1917 г. гражданин города Крапивны Димитрий Петров Юдин Православного вероисповедания. Первый брак. 28 лет. Гражданка из мещан г. Тулы Любовь Васильева Сазонова. Православного вероисповедания. Первый брак. 17 лет.
Поручители по жениху: крестьянин Жилой слободы Егор Спиридонов Прусаков и гражданин Василий Алексеев Залесский. По невесте: гражданин из купцов г. Крапивны Михаил Николаев Прянчиков и гражданин из крестьян Московской слободы Алексей Петров Зотов.

29.10.1917 г. гражданин Московской слободы, временно отпущенный с военной службы с крейсера «Боянъ» Илья Афанасьев Мосалыгин. Православного вероисповедания. Первый брак. 26 лет. Гражданка из крестьян Московской слободы Анна Николаева Куракова. Православного вероисповедания. 24 года.
Поручители по жениху: граждане Московской слободы Николай Андреев Прянчиков и Григорий Платонов Колокольчиков; по невесте – гражданин из крестьян Московской слободы, находящийся на военной службе Григорий Афанасьев Тутаев и гусар Иван Тутаев.

12.11.1917 г. Учитель Крапивенского Высшего Начального училища Иван Яковлев Овчаров, православного вероисповедания, первый брак. 30 лет. Учительница Крапивенского Высшего Начального училища Александра Павлова Рыбакова. Православного вероисповедания. Первый брак. 22 года.
Поручители: по жениху Гражданин Егор Иванов Юдин и Крапивенский комиссар Федор Константинов Морозов. По невесте: учительницы Крапивенской женской гимназии Мария Николаева Сабурова и Крапи­венского приходского училища Надежда Николаева Ильинская.

17.09.1918 г. Гражданин из крестьян Московской слободы Иван Данилов Кураков он же Соловьев и гражданка из крестьян д. Казачьи выселки Ксения Трофимова Веневцева.
Поручители по жениху: гражданин Московской слободы Илья Васильев Соловьев, гражданин Казачьих выселок Илья Абрамов Веневцев. По невесте: гражданин Казачьей слободы Владимир Игнатов Вещуев и гражданин Московской слободы Николай Ермилов Зотов.
Известный крапивенский лесовод И.П. Пряхин совершал брак в этой же Троицкой церкви.
29.10.1918 г. Правительственный лесной специалист, заведовавший Воловским районом лесничества Иван Пет­ров Пряхин, православного вероисповедания, первый брак. 26 лет. Гражданка из крестьян Московской слободы Мария Петрова Соловьева, православного вероисповедания, первый брак. 21 год.
Поручители по жениху – гражданка г. Крапивны ­Вера Христафорова Куликовская и гражданин Московской слободы Николай Ермилов Зотов; по невесте – граждане из крестьян Московской слободы Александра Александрова Захарова и Афанасий Петров Соловьев.
Из Малыни оформил брак Иван Аввакумов Воробьев с Маврой Ивановой Мироновой; из д. Алтуховой гражданин из мещан г. Крапивны Василий Иванов Зенкин и гражданка из крестьян Елизавета Устинова Трунова.
Приход (священник Иоанн Куликовский и псаломщик Николай Касаткин) оформлял браки от одного до 5–8 в месяц. Январь -1, февраль -1, март -нет (Великий пост), апрель -5, май -2, июнь -нет, июль -2, август -2, сентябрь -2, октябрь -5, ноябрь -3, декабрь -нет (Филипповский пост). Записи проверялись и подтверждались, например, в мае подтверждал протоиерей Григорий Зеленецкий.
Браки в церкви совершали прихожане из Московской слободы (Иван Иванов Мосалыгин, он же Тутаев, и Анна Козьмина Каинова), д. Малыни, д. Угольной, сельца Выгорькова Московской волости, Алтухово; крестьянин из Московской слободы Петр Григорьев Украинцев и крестьянка с. Жердево Ольга Павлова Гурова и прочие браки.
В книге Михаило-Архангельской церкви записан редкий третий брак:
31.01.1918 г. гражданин Казачьей слободы Александр Афанасьев Корабельников, третий брак, 40 лет. Девица д. Угольной Одоевского уезда, гражданка Ефросинья Ананьева Серёгина, православного вероисповедания. 30 лет.
В Троицкой церкви велась запись смертей, совершались похоронные обряды священником Василием Тычининым и дьяконом Павлом Драчёвым. Записи 1916–1917 годов указывают на большую смертность детей и смертность по старости, (а это считался возраст 69–85 лет, реже жили до 90–95 лет). По количеству зарегистрированных смертей по старости они стоят после детской смертности, реже умирала молодежь и люди среднего возраста из жителей Крапивны и близлежащих деревень. Причины смертности: коклюш, простуда, скарлатина, астма, поносы, от слабости, корь, воспаление легких, рвоты, ­катар желудка, реже?-водянка почек, венерические заболевания, менингит, зарегистрирован один случай «ошибочно выпитой карболовой кислоты», 2 случая в возрасте 40, 65 лет от удушья, одна смерть наступила вследствие контузии головы, полученной на войне у крестьянина д. Старой Крапивенки Георгия Васильева Захаркина. Несколько случаев смерти детей отмечены в связи с засыпанием матери, такие примеры были не редкостью, когда ночью при кормлении грудью мать засыпала и ребенок задыхался, а в народе говорили «приспала ребёнка». В с. Голощапово в октябре умерло от скарлатины детей в возрасте от 1 года до 11 лет 5 мальчиков и 2 девочки; в Старой Крапивенке?-2 ребенка, в ноябре умерло 7 человек от скарлатины.
В Космодамиановской церкви, зарегистрированы еще и такие причины смертности как чахотка, золотуха и брюшной тиф. В причинах смерти детей нередко записано «неизвестно».
В книге подводились статистические итоги года. За год:
совершалось 18-20 браков;
родилось в городе Крапивне 12 человек (7 мужского и 5 женского пола); в уезде 30 человек (13 мужского и 17 женского пола);
умерло в городе Крапивне 12 человек (6 муж. п. и 6 жен. пола); в уезде 29 человек (13 муж. п., 16 жен. п.).
В среднем население было стабильным, количество умерших примерно равнялось родившимся.
Возрастной анализ умерших содержал следующие данные:
В городе в возрасте 1-5 лет умерло 3 детей, 5-10 лет – 1; 65-80 – 3; 80-85 – 3;
В уезде до года?-11 детей (сказывалось отсутствие медицинской помощи), 1-5 лет – 7; 10-15 – 1 и по другим возрастам по 1 человеку.
Записи приходов показывают, что в семьях рождались близнецы. Так, 18.12.1917 г. д. Скобачево Одоевского Уезда у Григория Степанова Карташова и Анны Васильевой родились Клавдия и Антонина. В Архангельской церкви также имеется запись рожденных и крещеных 27.05.1916 г. Елены и Пелагеи у государственного крестьянина Казачьей слободы Стефана Петрова Венёвцева и его законной жены Евдокии Васильевой. Редко встречаются записи регистрации внебрачных (незаконно рожденных) детей. Детям давали имена в основном согласно Святцев, например, в январе двум девочкам дали имя Татьяны (6 и 9 января), мальчика назвали Василием (17.01), девочку нарекли Анной (27.01) и т.д.
Были и редкие имена (они чаще подтверждались затем свидетельствами, представляемыми в школу и другие органы). Так в Космодамиановской церкви есть такая запись:
12.06.1916 г. У фельдшера Крапивенской Земской больницы коллежского регистратора Сергея Димитрова Кузавлева и законной жены Любови Павловой, православные оба, родилась дочь Килерия. Восприемники: фельдшер Крапивенской Земской больницы коллежский регистратор Сергей Семёнов Ставровский и крапивенская мещанская ­девица Лидия Александрова Гумилевская.
Таким образом, записи в книгах крапивенских приходов позволяют изучить социальный состав населения, дают информацию по персоналиям, важную в биографических исследованиях, статистические данные по годам показывают динамику прироста или уменьшения численности жителей Крапивны и уезда и дополняют сведениями другие направления изысканий по краеведению Крапивенского региона.
Документы приходов, их история доказывает принадлежность населения в основном к православной вере, другие веро­исповедания в Крапивне могли существовать в отдельных нацио­нальных семьях или прибывших из других регионов специалистов. Однако это не означает, что мигрированное население не исповедовало православие, в Крапивне в основном проживало русское население, и в Крапивне не было других захоронений, кроме православных, в отличие, например, от Плавска, где было еврейское кладбище, а во время войны проводились захоронения немецких солдат и офицеров.
Священники крапивенских приходов активно участвовали в общественной жизни города и уезда. В «Тульских губернских ведомостях» 1871 года сообщается список гласных Крапивенского уездного земского собрания и кандидатов в гласные и в их числе священники Никольской церкви ­Сергей Иванович Глаголев и Троицкой церкви Василий Петрович Знаменский. В составе гласных первого уездного собрания также был священник с. Кутьма Василий Иванович Архистра­тигов.
Теплится, правда небольшая, надежда на возрождение крапивенских храмов, которые сегодня созвучны со стихотворением О. Подъемщиковой «Развалины храма» из сборника «...явись мне отблеском мгновенным» (Тула, 2001).

Здесь у расколотых стен,
встретились сами осколки.
Бедные наши поселки.
Ряски болотистой тлен...

Как от тюрьмы до сумы
линии рук наших схожи.
Как мы наивны, о Боже,
как безнадежно смешны.

Дай мне дорогу одну
и одолеть ее силу?—
не выбирая страну,
не выбирая могилу.

И на молитвенный зов
дай мне последнюю милость?—
ясность осенних лесов,
зимнюю неумолимость.

ИЗ «НЕКРОПОЛЯ»
В.И. ЧЕРНОПЯТОВА

Во вступительной статье 7 тома В.И. Чернопятов приводит слова русского поэта А.Н. Апухтина:

...Но смерть не все взяла:
Средь этих урн и плит
Неизгладимый след
Минувших дней таится,
Все струны порваны,
Но звук еще дрожит,
И жертвенник погас,
Но дым еще струится.

Седьмой том «Дворянского сословия Тульской губернии» дает возможность хотя бы частично восстановить некрополи бывшего Крапивенского уезда. Правда, не все в списках точно указано, например, лишь у некоторых имен определено городское всехсвятское кладбище, а в основном записано г. Крапивна, возможно, такие данные получил ученый от священников о погребенных дворянского звания в своих приходах. Более точные указания даны по Крапивенскому уезду, но мы приведем лишь некоторые примеры, так как в данной статье речь идет о крапивенских храмах.
У Всехсвятской кладбищенской церкви (к.ц.) Крапивны: погребены ее священник Бобринский Д. (1879 г.); одоевский помещик Николай Николаевич Исполатков; в 1874 г. в 66 лет умер боярин Александр Иванович Плахов и погребен на Всехсвятском кладбище.
В Крапивне погребены: в 1807 г. на крапивенском городском кладбище погребен 90-летний Турок?-сын градоначальника г. Хотина (в XVII–XVIII был турецкой крепостью), взятый в плен русскими войсками в 14-летнем возрасте, а затем принявший крещение. Стоял памятник Турчаниновым: «Под сим камнем покоятся тела Федора Ивановича и супруги Матрёны Ивановны Турчаниновых», а близ сего памятника покоятся тела прародителей и потомков их. г. Крапивна». На Крапивенском кладбище погребены: (1877 г.) 10 сентября в 11 ч. пополудни на 72 году жизни погребено тело Иулании Григорь­евны Трусовой, похоронены (1864 г.) -Белова Надежда Николаевна; (1896 г.) Агриппина Ивановна Дементьева жена кол. асс.; (1899 г.) Петр Иванович Боголюбов, кол. секр.; скончавшийся в 34 года губернский секретарь Никифор Фёдорович Тенюков.
У кладбищенской церкви с. Пришни покоился прах губернского секретаря Ивана Фроловича Верховского (1834 г.), подполковника Василия Ивановича Фридрихса (1835 г.); священника Алексея Георгиевича Архангельского (1855 г.) на его плите была надпись: «...помяни мя Господи егда придиши во царствии твоем остановись прохожий, куда идешь... отхожу ...иду в страну покойников, зачем спросишь, для сего мы здесь живем» ( с. 10).
О захоронении Л.Н. Толстого В.И. Чернопятов пишет следующее: «Граф Лев Николаевич Толстой, известный писатель, ум. 7 ноября 1910 г., в 6 ч. 40 м. утра на станции Астапово, род. 28 августа 1828 г., в имении матери в Ясной Поляне (Крапивенского у., Тульской губ.), похоронен 9 ноября там же, где он играл в детстве с братьями?-это курган «Старый Заказ» за парком по дороге в купальню около Афониной рощи» (160).
В Селиваново у кладбищенской церкви погребены: (1714 г.) стольник Фёдор Андреевич Поляков; (1856 г.) Николай Васильевич Фридрихе, (1907 г.) Елена Андреевна Фридрихе; (1875 г.) сын подполковника г. Калуги Парка Николая Николаевича ученик 3 класса Московского 2 кадетского корпуса Дурново Николай Николаевич.
В селе Панино покоился прах храмоустроителя поручика Николая Александровича Белизарова, его детей, скончавшихся в младенчестве, Николая, Сергея и дочери Александры, в 1895 году был перенесен прах жены Варвары Петровны из Московского Покровского монастыря и погребен в пределе во имя св. Великомуч. Варвары Николаевской церкви; на кладбище погребены -семья Освальдов, Глебовы и Глаголевы, младенец Павел?-сын капитана Леонтия Егоровича Труневского.
Крапивенские дворяне Долино-Иванские похоронены у Карамышевской церкви; Игнатьевы, Воронцов В.Н. губернский секретарь в с. Переволоки у кладбищенской церкви; Врасские в Костомарово; Воронцовы-Вельяминовы и Детышевы -к.ц. с. Головлино; храмостоитель Воейков Василий Иванович (1813 г.) -к.ц. с. Покровского-Ушакова; Воейков Пётр Александрович 40 лет бывший церковным старостой, служивший по выборам в земских учреждениях Крапивны (1894 г.) при церкви с. Устья; Буколовы и генерал Иван Андреевич Буколов покоятся на кладбище с. Драгун; Никифор Иванович Алёхин кол. асс., казначей Крапивенского казначейства, член дворянской опеки, член Земской управы (1879 г.) погребен у церкви с. Пруды, корнет Хомяков Андрей Дмитриевич и Алёхины погребены на к.ц. с. Вышнего-Костомарово; потомственные дворяне Славышенские покоились на к.ц. с. Мясоедова, в с. Сергиевском похоронен храмоустроитель шт.-кап. Викентий Михайлович Смидович (1876 г.); Стрекаловы и Фере (младенцы Николай и Александр, Вильгельмина Анна (1866 г.), на плите которой была надпись: «Матери и другу. Господи прими мой дух с миром») погребены у к.ц. с. Иконок.
В шестом томе В.И. Чернопятова указываются имена храмоздателей и ревнителей церковного благолепия. Среди них князья Гагарины (1786 г. с. Камынин построен каменный храм во имя Покрова Пресвятой Богородицы, И.И. Гагарин в 1772 г. строит в с. Крутое каменный храм во имя Усекновения головы Иоанна Крестителя, в Сергиевском Гагарины построили храм и осуществляли его ремонт), в с. Спасском построили каменные храмы во имя Всемилостливейшего Спаса и во имя Казанской Божьей Матери Ивашкин Г.Д., Мясоедова К.М., Бибиков И.Н., Бибикова П.И. В Карамышево Вадбольский Никита Матвеевич построил в 1722 г. каменный храм во имя иконы Владимирской Божией Матери, в 1845 г. иждивением Андрея Никитича Долино-Иванского пристроен придел во имя преп. Андрея Критского, в 1895 г. стараниями Михаила Андреевича Долино-Иванского пристроен другой придел во имя Нерукотворного Спаса, его дети Иван и Тихон употребляли средства на поддержание храма. Елизавета Андреевна Голикова основала Богородичную Общину при д. Новой Слободе. В 1776 г. в Переволоках Иван Борисович Игнатьев построил каменный храм с приделом во имя Успения Пресвятой Богородицы, другой придел построил его сын Григорий Иванович. Помещик Крюков в 1745 г. в Умчино построил храм с приделом во имя св. великомученицы Параскевы. В Жердево крупные пожертвования на храм вносил статский советник Александр Иванович Левашов (Левашёв); Матвеев в 1764 г. в Жердево построил каменный храм по имя Преображения Господня. Хлопова Елизавета помещица Пришни с помощью дателей приходских помещиков в 1853 г. построила вместо деревянной церкви, которая стояла 100 лет и пришла в ветхость, каменный храм во имя св. великом. Георгия. Иконы и церковная утварь были перенесены в новый храм. К ценностям относились Нерукотворный образ Спасителя, Животворящий Крест с частицами мощей святых и частицей древа Креста Господня, разное изображение головы св. Иоанна Крестителя, на поклонение которого 29 августа сходилось множество паломников. Над царскими вратами была икона Успения Божьей Матери с частицей мощей св. Федора Трихины (в 1896 г. к этой иконе Чернопятовы Виктор Ильич и Анна Андриановна пожертвовали серебряную лампаду, передали напрестольный серебряный крест, кадило, священническое и дьяконское облачение и другие вещи). В.И. Чернопятов вотчинник д. Кучино, в 1900 г. при школе открыл молитвенный дом, где по субботам служились всеношная и другие требы. В школу ходили взрослые и дети из Кучино, Бегичевки, Каменки. Князья Лазаревы расширили храм в Лапотково. В 1776 г. Екатерина II слушала здесь литургию в Покровской церкви. Иван Лазарев подарил императрице ценный алмаз, который находился в ее короне.
В.И. Чернопятов внес большой вклад в историю Тульского края. Исследователи всех направлений краеведческой науки не могут обойтись без его бесценных томов истории тульского дворянства.

Опубликовано в «Крапивенском
краеведческом сборнике», выпуск 2, 2008 г.

ИЗ ИСТОРИИ КРАПИВЕНСКОГО

КРАЕВЕДЧЕСКОГО МУЗЕЯ

Зоя Иванова

История Крапивенского краеведческого музея уходит в далекое прошлое.
Начинается она с учителя Вячеслава Антоновича Сяноженцкого (1881–1973), замечательного человека, широко эрудированного, разделявшего взгляды Л.Н. Толстого, беззаветно любившего родной край и передававшего эту любовь своим ученикам. Родился он в селе Башево, что в 7 километрах от Крапивны, там же он и похоронен. Известность этого села связана с легендой о двух больших камнях Баше и Башихе. В Башевской школе Вячеслав Антонович начинал свою учительскую деятельность.
Сразу после революции переехал жить в Крапивну, стал работать в Крапивенской школе и вместе с учащимися собирал коллекции для школьного музея. Походы-экскурсии были для его учеников яркими, надолго запоминавшимися праздниками. Во время одной из таких экскурсий около с. Архангельское были найдены ими два зуба мамонта. Каменные топор и ножи?-это тоже находки Сяноженцкого и его учеников. (До 1970-х годов эти ценные экспонаты хранились в школьном музее, а затем затерялись). Педагогический стаж В.А. Сяноженцкого?-50 лет, он был награжден орденом Ленина, медалью «За доблестный труд», значком «Отличник народного просвещения», многими грамотами. Большую жизнь прожил он, и старожилы Крапивны помнят всеобщее уважение к этому выдающемуся учителю-краеведу.
С 1940-х годов в Крапивенской школе учителем географии был Николай Вениаминович Демидов (1906–1984), которого до сих пор справедливо считают главным краеведом Крапивны. Школьный музей под его руководством явился самым первым зарегистрированным в кадастре музеев учреждений образования Тульской области. В 2007 году школа торжественно отметила 50-летие музея, на празднике присутствовали гости из Тулы, обе дочери Н.В. Демидова, его внучка и его ученики -бывшие юные краеведы.
Н.В. Демидов был удивительным человеком! В Средней Азии он гонялся за басмачами, дрался с фашистами с 1941-го по 1945-й, после войны с отличием закончил Уральский пединститут, в 1948 году приехал в Крапивну, которую полюбил сразу и навсегда. 20 лет он ходил с ребятами в турпоходы, вел архео­логические раскопки Супрутского городища, организовывал экскурсии в разные города России. Он зажигал своих учеников и всех окружающих горячей любовью к Родине. Он член Географического общества СССР. Его имя занесено в «Тульский биографический словарь».
Николая Вениаминовича любовно звали «Витамином», но это не прозвище, а его сущность: для учеников он был вроде подпитывающего, подкрепляющего витамина, которого хватало на всех. Основанный им школьный музей размещался тогда, в 1950-е годы, в маленькой комнатушке в старой школе, где учились младшеклассники. Тот музей помнят все! Там была диорама стоянки первобытных людей, гербарии растений родного края, макет курной избы, чучела птиц и многое другое. Главной ценностью являлась нумизматическая коллекция. Как пишет жена Н.В. Демидова Евдокия Михайловна, тоже учитель географии, «во время походов были найдены монеты времен Золотой Орды (часть передали в Тульский краеведческий музей), средневековое оружие, украшения древних людей и окаменелости эпохи палеозоя». Многие бывшие ученики Н.В. Демидова, разъехавшиеся по СССР, приезжая в отпуск, привозили редкие экспонаты: большие морские раковины, панцири крабов, коллекцию горных минералов и т.п.
Николай Вениаминович вкладывал в своих учеников столько своей души, что нельзя удивляться тому, сколько хороших людей вышло из класса «Витамина». В каждом он видел личность и личность эту развивал.
В честь Н.В. Демидова в школе учрежден День краеведа, который проводится ежегодно.
Продолжателем дела Демидова стал его ученик Александр Иванович Шилин (1935–1996)?-выпускник школы 1956 года. С 1989 по 1994 год он был руководителем школьного крае­ведческого кружка, а с 1 сентября 1994 года, когда школьный музей получил статус государственного,-директором Крапивенского краеведческого музея. Энергичный и неутомимый, он умел увлечь ребят краеведческими изысканиями. Он обладал особым даром: по словам сотрудницы музея И. Федоровой, «интересная быль у него часто превращалась в сказку, а сказочные персонажи переселялись прямо в комнаты, чему искренне удивлялись не только дети, но и взрослые».
А.И. Шилин -автор множества интереснейших идей, начинаний. Он мечтал вернуть уездному городку Крапивне былую красоту, объявить ее городом-музеем. Районная газета «Щекинский вестник» напечатала много его краеведческих статей. При нем залы музея назывались так: купеческая горница, крестьянская изба, комната памяти ветеранов-земляков Великой Отечественной войны. Музей активно посещали жители Крапивны, и с их помощью Шилин пополнял фонды ­музея.
Яркой и интересной была жизнь Александра Ивановича. В книге отзывов посетителей музея есть такая запись Владимира Толстого от 18 августа 1994 года: «Не стоит Россия без праведников и без подвижников?-Слава Богу?-так не пропадем. С искренним, сердечным чувством восхищения и уважения».
С 1999 года музей стал филиалом всемирно известного ­ГМПЗ «Музей-усадьба Л.Н. Толстого «Ясная Поляна», а заведующей Крапивенским музеем?-Ольга Сергеевна Веневцева, внучка Николая Вениаминовича Демидова. Крапивенская средняя школа, которая передала все экспонаты своего музея государству, создала новый школьный музей?-музей истории Крапивенской школы, который тесно сотрудничает с Крапивенским краеведческим и другими музеями.

Уже много лет подряд в середине августа, в день школы, здесь, в школьном музее, собираются выпускники далеких 1950–1970-х годов и более позднего времени, учителя-ветераны. Музей остается центром притяжения для всех, кто любит и помнит свою малую родину?-Крапивну.

Опубликовано в «Тульском краеведческом
альманахе. Избранное», №?3, 2013 г.

ТОЛСТОВСКИЕ МЕСТА
В КРАПИВНЕ

Ирина Каплёнкова, учащаяся
Крапивенской средней школы

В эпоху Ивана Грозного в Крапивне было воеводство. Именно с той поры, с XV века, прослеживаются связи рода Толстых с городом Крапивной. Воеводой здесь был тогда один из предков Л.Н. Толстого?-Иван Иванович Толстой. Брат Льва Николаевича?-Сергей Николаевич Толстой?-являлся предводителем Крапивенского уездного дворянства. Начиная с 1847 года и до конца жизни сам великий писатель земли русской, будучи крапивенским дворянином, часто приезжал в Крапивну по разным делам.
Местечко Ясная Поляна входило в Крапивенский уезд -самый большой в Тульской губернии. Крапивна при жизни Толстого была торговым уездным городом, население которого преимущественно составляли купцы и мещане. На центральной площади, а также на улицах бывшего города Крапивны до сих пор сохранились двухэтажные каменные здания, торговые ряды, купеческие дома. В Крапивне тогда находились земская управа, суд, уездное казначейство, больница, гимназия и другие учреждения, в которых Лев Николаевич бывал вначале, с 1847 г., как помещик, затем и как общественный деятель.
После реформ 1861 г. Л.Н. Толстой -мировой посредник, в 70-е годы -член училищного совета Крапивенского земства, попечитель совета городской женской прогимназии, секретарь уездного земского собрания, губернский гласный от Крапивны, почетный мировой судья и присяжный заседатель земского суда, член ревизионной комиссии земского собрания и даже (хотя от этой должности скоро пришлось отказаться из-за неприязни к нему высших, официальных кругов) уездный предводитель дворянства в 80-е годы.
И на каком бы посту Л.Н. Толстой ни находился, он всегда был защитником интересов народа, выразителем его нужд и чаяний. Он боролся с произволом помещиков, будучи мировым посредником; внес огромный вклад в развитие дела народного образования в уезде в 60-е и 70-е годы; выступал адвокатом обвиняемых крестьян на судебных процессах, посещал крапивенскую тюрьму для того, чтобы оказать помощь людям из народа; открывал столовые для голодающих крестьян уезда в 1891 году.
Крапивна и уезд нашли широкое отражение в творчестве писателя. Впечатления от участия в дворянских уездных собраниях послужили Л.Н. Толстому материалом для изображения дворянских выборов в романе «Анна Каренина». Перипетии судебных разбирательств, в которых ему приходилось участвовать в Крапивне, были использованы в его гневных публицистических статьях. Посещение тюрьмы дало материал для романа «Воскресение», школьная деятельность?-для педагогических статей. Повесть «Фальшивый купон» и рассказ «Хозяин и работник» отражают события крапивенской жизни.
Многое в Крапивне связано с именем писателя. Он часто бывал в уездном казначействе, где размещалось и полицейское управление,-большом двухэтажном здании, с колоннами, в самом центре Крапивны. Оно сейчас восстанавливается силами музея-усадьбы «Ясная Поляна».
Посещал Толстой здание земской управы, где находились канцелярия уездного предводителя дворянства, земский суд и училищный совет женской прогимназии (сейчас это большое двухэтажное здание из красного кирпича -жилой
дом).
Неоднократно бывал Толстой в доме Дворянского собрания (здание принадлежало купцу Астафьеву?-владельцу бумажной фабрики). На первом этаже этого дома находилось страховое агентство, а на втором размещался клуб, в помещении которого происходили выборы предводителя дворянства; здесь же помещики встречали тульского губернатора во время его приезда в Крапивну. В то время это был очень красивый дом, окруженный деревьями, ухоженными кустами, а на клумбах цвели душистые левкои. Вход охраняли два массивных льва, наверх вела широкая белая мраморная лестница...
Представляет интерес дом, принадлежавший помещику Николаю Александровичу Игнатьеву, который был председателем земской управы и заведовал уездной больницей. Толстой был в дружеских отношениях с Игнатьевым, переписывался с ним, а во время приездов в Крапивну останавливался у него в доме. Удивительный вид открывается сверху на реку Плаву, на дальние окрестности Крапивны с большой веранды этого дома, выходящей на восточную сторону.
Толстой, бывая в Крапивне, не раз заходил в трактир Филатова отдохнуть, перекусить, послушать, о чем толкуют мужики, побеседовать с ними. Сохранилось воспоминание крапивенского старожила Сергея Александровича Стеснягина, который в свои 14 лет, будучи писарем в казначействе, т.е. в доме с колоннами, видел Толстого. Стеснягин вспоминал: «Стоял хороший летний день. Было тихо, солнечно. Часов в 11 я вышел на крыльцо. Вижу: подъезжает в двухколесном экипаже старичок, в толстовке, широкие штаны заправлены в сапоги. На голове белая панама. Я его сразу узнал, потому что много раз видел его фотопортреты. Толстой привязал лошадь к коновязи и стал подниматься на крыльцо. Я ему низко поклонился, и граф мне также ответил поклоном». Сергей Александрович говорил, что наверху, в полицейском управлении, в этом здании была якобы камера предварительного заключения, ее называли «клоповником», и там держали секретаря Толстого Н.Н. Гусева. Вот его-то и приезжал навестить Лев Николаевич.
«В другой раз,-рассказывал С.А. Стеснягин,-я видел, сидя за своим столом у окна нижнего этажа (оно выходило прямо на главную площадь), как граф Толстой стоял на обочине булыжной мостовой и разговаривал с бородатым человеком в картузе и темном кафтане, потом они вместе направились к трактиру Филатова» (раньше в этом доме была гостиница «Лондон»).
Много раз посещал Толстой земскую больницу, уездное училище и женскую прогимназию (он был ее попечителем), уездный банк, тюрьму («Я был в этом остроге и знаю запах этого острога, знаю пухлые, бледные лица...»); наведывался он в дом Русановых на Чернской улице, где жили две милые его сердцу сестры?-молодые учительницы; бывал на Набережной в домах у купцов 1-й гильдии братьев Матвея и Егора Юдиных, которые славились своим хлебосольством. Все эти здания сохранились в Крапивне до наших дней, но большинство из них находится в плачевном состоянии.
Толстой шесть раз ходил из Ясной Поляны в Оптину Пустынь, и путь его пролегал через Крапивну. Так 11 июня 1881 г. он, совершая паломничество в светлую обитель, как всегда, остановился в Крапивне и сделал в дневнике такую запись: ­«­2-й час после полудни. Крапивна. Дошел хуже, чем я ожидал. Натер мозоли, но спал и здоровьем чувствую лучше, чем ожидал. Здесь купил чуни пенечные, и в них пойдется легче».
Каждый уголок старой Крапивны тесно связан с именем Льва Николаевича Толстого. Это обязывает проявлять особую заботу о памятных местах. Следовало бы отметить мемориальными досками те здания, где бывал писатель, нужно взять все эти дома на учет как исторические памятники, проявить максимум внимания к их сохранению. В Крапивне не было улицы Толстого, и мы, ребята из «Муравейного братства», два года добивались, чтобы она появилась. И вот 25.12.01 г. глава сельской Крапивенской администрации издала Постановление «О переименовании ул. Площадной в ул. Толстого в связи с увековечиванием памяти великого писателя», так что здание трактира Филатова (бывшей гостиницы «Лондон») находится теперь на улице Толстого.

Опубликовано в «Тульском краеведческом
альманахе. Избранное», №?3, 2013 г.

ПОСЕЩЕНИЕ Л.Н. ТОЛСТЫМ
КРАПИВЕНСКОГО «ТЮРЕМНОГО ЗАМКА»

Игорь Бирюков, участник движения

«Муравейное братство».

Руководитель Т.В. Павлова

В Крапивне много памятных мест, связанных с именем Л.Н. Толстого. Самые печальные и тяжелые впечатления, которые отразились в судьбе и творчестве великого писателя, он получил от посещения так называемого крапивенского «тюремного замка»?-здания тюрьмы и знакомства с трагическими судьбами ее обитателей. Отказавшись от должности заседателя, Л.Н. Толстой продолжал бывать в крапивенском суде и даже иногда выступал в качестве защитника обвиняемых крестьян. Посещая крапивенскую тюрьму, он знакомился с жизнью заключенных, узнавал их нужды, оказывал посильную помощь простым людям. «Лёвочка,-писала по этому поводу в одном из своих писем Софья Андреевна,-вдался в свою работу, в посещение острогов, судов мировых, судов волостных, рекрутских приемов, в крайнее соболезнование всему народу и всем угнетенным».
В 1890-е годы много крестьян, отбывавших срок в крапивенской тюрьме, обращались к Л.Н. Толстому с просьбой о содействии в делах и ходатайстве перед властями об их освобождении. Л.Н. Толстой выяснял причины ареста, подолгу беседовал с крестьянами, выслушивал их истории, иной раз простые, а в другой?-запутанные и сложные. Одна старушка рассказывала ему, как попал в тюрьму ее муж Ларион, вынужденный из-за безземелья уйти в город и поступить кучером в Крапивне к мировому судье. Хозяин был им доволен. Но однажды, остановившись на постоялом дворе, чтобы накормить лошадей, он купил меньше овса, чем полагалось, а оставшиеся деньги пропил. Судья, узнав об этом случае, сам судил своего кучера и «упек» его на два месяца в острог. Этого приговора было достаточно Лариону, чтобы искалечить ему жизнь, а затем ее отнять.
«Я был в этом остроге, я знаю,-пишет Л.Н. Толстой,-знаю запах этого острога, знаю пухлые, бледные лица, вшивые оборванные рубахи, параши в палатах, знаю, что такое для рабочих людей праздность взаперти день, два, три, каждый день с 24 часами, четыре, пять...-сотни дней, которые просиживают там несчастные».
Л.Н. Толстой проникся жалостью к несчастным людям. В статье «Отказ» (1895 г.) Л.Н. Толстой осуждает обвинение неповинных людей и их заточение в тюрьмы. Он обращается к министрам, прокурорам, тюремщикам, «мучающим мучеников»: «Ведь вы, участники этих мучительств, знаете, что человек этот, которого вы мучите, не только не злодей, но исключительно добрый человек, что мучится он за то, что хочет всеми силами души быть хорошим; знаете, просто, что он молод, что у него есть друзья, мать, что он любит вас и прощает вам. И его-то вы будете сажать в карцер, раздевать, морить холодом, не давать пить, есть, спать, лишать его общения с близкими, с друзьями».
Граф Лев Толстой принимал живое участие в разрешении многих вопросов. Так при аресте А.С. Буткевича он выяснял у прокурора степень его вины и, узнав о его невиновности, всех близких успокоил. О неповиновении властям в исполнении воинской повинности Дрожжиным он написал статью-протест («Отказ»), принимал живое участие в деле М.В. Булыгина, который отказался представить своих лошадей для воинской повинности. В последние годы жизни он посещал в тюрьме своего секретаря Н.Н. Гусева, заключенного за распространение произведений Л.Н. Толстого, запрещенных цензурой. После посещения крапивенской тюрьмы он в письме назвал ее «мертвым домом».
Многие судьбы заточенных в тюремных стенах крапивенского «замка» послужили основанием для размышлений, которые писатель отразил в письмах, статьях, художественных произведениях.

Опубликовано в «Крапивенском
краеведческом сборнике», выпуск 1, 2007 г.

КРАПИВНА

В ПОВЕСТЯХ Л.Н. ТОЛСТОГО «ФАЛЬШИВЫЙ

КУПОН» И «ХОЗЯИН И РАБОТНИК»

Вещуева Ирина, учащаяся Крапивенской
средней школы. Руководитель Кирьянова М.Г.

Лев Николаевич Толстой -величайший писатель, гуманист-философ и исследовать его творчество и деятельность, значит узнать много нового об этом выдающемся человеке о его роли в жизни крестьян Крапивенского уезда. Данная тема недостаточно изучена, однако представляет интерес и раскрывает связь творчества писателя с крапивенским краем.
Л.Н. Толстой вел активную общественную работу в Крапивне, он был членом училищного совета, затем училищного и попечительского советов женской прогимназии, членом контрольной комиссии по выдаче пособий семьям призванных на Русско-турецкую войну ратников и запасных, был почетным мировым судьей и членом ревизионной комиссии. В начале мая 1861 года его назначают на должность мирового посредника вопреки крапивенским помещикам, которые выдвигали свою кандидатуру -Михайловского, однако губернатор в резолюции указал имя графа Л.Н. Толстого. В спорных вопросах посредник Толстой выступал защитником крестьянских интересов, пресекая самоуправные действия помещиков и «милых товарищей посредников», от дел которых «волос бы стал дыбом у всей публики».
Из жизни крапивенцев взяты события в повестях «Фальшивый купон» и «Хозяин и работник».
В повести «Фальшивый купон» Л.Н. Толстой описывает историю подделки одного купона. Гимназист Митя Смоковников одолжил у приятеля три рубля, но отец не дал ему денег, и Митя обратился за помощью к гимназисту Малину старше его по возрасту, который подделал имевшийся купон в двадцать рублей пятьдесят копеек. События развернулись так, что фальшивый купон прошел через множество рук различных людей, и Толстой описывает судьбы людей, так или иначе связанных с фальшивым купоном.
Трагичен жизненный путь Степана Пелагеюшкина, ставшего великим злодеем и головорезом. 26 ноября 1890 г. в Крапивне состоялось судебное заседание, на котором присутствовал Лев Николаевич. На нем шло разбирательство дела по обвинению четырех крестьян в преднамеренном убийстве односельчанина Николая Б. Вспомнился и герой повести Иван Миронов, которого убили. В эпизоде убийства был использован материал судебного заседания 1890 г. Суть дела состояла в том, что Николай Б. в деревне считался силачом и не давал себя в обиду, на вечеринках и хороводах всегда первенствовал. Однажды четыре парня его заманили погулять, вывели за деревню в глухое место, затеяли ссору и убили, затянув шею веревкой и ремнем. Убийц осудили, но строже всего Степана Пелагеюшкина, так как все сказали, что он камнем разбил голову пострадавшему. В этом деле крестьян Лев Толстой принял самое живое участие. Накануне разбирательства Толстой прибыл в Крапивну и с разрешения прокурора отправился в тюрьму для свидания и объяснения с обвиняемыми.
В тюрьму граф приехал поздно, вызвал смотрителя. Смотритель вышел за ворота и спросил у кучера: «Могу ли я видеть графа?». Граф стоял уже у ворот в простом деревенском старом полушубке, валяных сапогах, подпоясанный простым ремнем с рукавицами за поясом, и был принят за простого извозчика. Предъявив разрешение на посещение заключенных, граф просил смотрителя дозволить поставить лошадь во двор, но смотрителю нельзя было допускать посторонних в тюремный двор, и он обещал присмотреть за лошадью. В городе тотчас узнали о приезде графа и о посещении им арестантов. На другой день вся крапивенская интеллигенция устремилась в зал суда, ожидая защиты обвиняемых. Но граф не защищал. Л.Н. Толстой накануне беседовал с защитником и передал ему план защиты, сам же наблюдал за ходом события. Публика была разочарована, но имела возможность видеть графа с дочерьми. «Он одет был в свою серую суконную блузу, подпоясан ремнем, ­обут в валяные сапоги. Он очень постарел. Все время, как шло разбирательство, граф писал в своей записной книге, всматривался в лица присяжных, но был безмолвен». Разбирательство закончилось тем, что одного оправдали, один был присужден к заключению на 3 года, а двое отправлены в ссылку. «Когда осужденных повели в тюрьму, граф торопливо оделся в старый полушубок и побежал за арестантами и что-то говорил с ними. А потом отправился в свое имение». Герой повести Степан Пелагеюшкин, совершая много убийств, никогда не спрашивал себя: «Зачем он это делает?». Последнее же в корне изменило внутренний мир, и никто не мог надивиться его переменам. В тюрьме, прочтя Евангелие, он стал жить по учению Христа, изменились и люди, окружавшие его: мерзавец Макин стал порядочным человеком, вор Василий раздал все награбленное бедным. Все в этих произведениях?-и описание крестьянских изб, утвари, и события повестей?-все не вызывает сомнения в том, что это наблюдения писателя, сделаны в Крапивенском уезде.
Повесть «Хозяин и работник» рассказывает историю, случившуюся с купцом Василием Андреевичем и его работником -Никитой. Л.Н. Толстой использовал свои переживания, когда он возвращался из Севастополя и попал в пургу, но действия героев повести он перенес в Крапивенский уезд и развернул у деревни Карамышево. Главную мысль произведения отражают последние страницы повести. Сбившиеся с дороги Никита и Василий Андреевич решают ночевать в поле. Метель усиливалась, надежды на жизнь были малы, и купец бросает спящего Никиту, но конь, на котором он надеется уехать, возвращается к саням, в которых замерзал умирающий Никита. Не устояло доброе сердце Василия Андреевича, и он согревает работника своим телом, а сам погибает от холода. Значительное место в повести отведено описаниям, крестьянским приметам, наблюдениям, даже кличка и повадки Мухортого, коня, на котором писатель ездил в Ясной Поляне в год работы над повестью, вошли в текст произведения «Хозяин и работник», введенный Исай-конокрад -это действительное лицо, которое судили в Крапивне.
Об отзывчивости, чуткости и доброте долго рассказывали старики в Крапивне. В своем «Слове о Толстом» Леонид Леонов сказал: «В нашей литературе ясно размечена черта, до которой нет Толстого, и после которой все в нашей духовной жизни содержит след его творческого наследия. Как бы ни были богаты наши деды, создавшие нам историю и язык, заложившие основу материального бытия, мы богаче их: во всех нас есть хоть по крупинке от Толстого». Каждая улица Крапивны помнит нашего земляка?-великого писателя. По ним он ходил на службу в земскую управу, в казначейство и другие учреждения, в дома горожан, на них он разговаривал с людьми. И пусть «всегдашних трудов» предстоит немало, но мы знаем, что этот город всегда был и будет богат «крепкими и неленивыми деталями», и что Крапина вновь предстанет в великолепии церквей и домов, в шуме улиц и ярмарок, благополучии и процветании, и что преисполнятся светом и радостью лица горожан и приезжающих.

Опубликовано в «Крапивенском
краеведческом сборнике», выпуск 1, 2007 г.

АНАТОЛИЙ СТЕПАНОВИЧ БУТКЕВИЧ: О ЖИЗНИ, НАСЛЕДИИ И ЕГО СОВРЕМЕННОМ ЗНАЧЕНИИ

Прокопец Ольга Николаевна,
кандидат педагогических наук

Анатолия Степановича Буткевича до конца не оценили до сих пор и еще недостаточно исследовали его биографию и научное наследие. Однако он вошел в историю российского и мирового пчеловодства как новатор-практик, его так и называли «выдающимся практиком, новатором, опытником», «родоначальником опытного пчеловодства», «ученым-энтузиастом», «энциклопедистом», «монументальной фигурой», «незаурядной натурой», свершившим «научный подвиг», который под силу целому коллективу ученых, человеком с «полемическим духом публициста». Его ставили в ряд великих ученых-пчеловодов, вторым после A.M. Бутлерова.
А.С. Буткевич вел постоянные систематические бесконечные опыты, исследовательскую работу, «работал вдохновенно и увлеченно, не топором, а точно?-резцом». Анатолий Степанович всегда брался за дело, только основательно изучив его. Все, кто встречался с ним, отмечали высокую работоспособность, увлеченность, любовь к своему делу. «Пчеловодство не деревенское развлечение, не праздничное гуляние между ульями или идиллическое лежание на боку в древесной тени в ожидании роев»?-это упорная работа, систематическое наблюдение. В одной из работ он называет пчеловодство любительством в высоком его значении любви к этому делу, а не праздному легкому увлечению.
Родился А.С. Буткевич 15 ноября 1859 года в Ярославской губернии в семье военнослужащего?-майора русской армии, участника Крымской кампании. В начале 1860-х гг. отец приобрел имение в Русанове в 4 км от Крапивны (в наст. время Одоевский район) на берегу реки Упы.
Здесь прошло детство А.С. Буткевича: окончил он местную школу, построенную М.В. Иконниковым; затем?-Тульскую гимназию, а с 5 класса учился в Орловском реальном училище. В 1880 году он поступил в Петровскую земледельческую и лесную академию (МСХА им. К.А. Тимирязева). Учился в академии на лесовода и, по-видимому, думал работать в пределах Тульской засеки.
Революционные настроения российской молодежи проникали и в академию, их разделял и студент А.С. Буткевич. На 2-м курсе за активные революционные выступления он был отчислен из академии и сослан в Тобольскую губернию на 5 лет, где началась его литературная деятельность. Стихи, рассказы, статьи, очерки публиковались в сибирских периодических изданиях. Однако, когда он серьезно заболел, после 4 лет ссылки, его возвратили в Тульскую губернию под надзор полиции и как неблагонадежного посадили в Крапивенскую тюрьму, правда, ненадолго. Находясь в заключении, А.С. Буткевич наблюдал за жизнью крестьян в тюрьме, одобрял их интерес к аграрной науке и считал тюрьму «местом революционного воспитания народа», приводя многочисленные примеры политических бесед крестьян с интеллигенцией.
В 1886 году он увлекается философско-религиозными взглядами и педагогическими идеями Л.Н. Толстого, лично знакомится и близко с ним сходится. Л.Н. Толстой с уважением относился к Анатолию Степановичу, считая его кротким, вдумчивым, постоянным и умным.
В Русаново Буткевич А.С. открывает бесплатную школу для крестьянских детей, где учит их по педагогическим принципам Л.Н. Толстого, создает в Русаново и Тризново общину. Однако власти посчитали вредным его влияние на воспитание крестьянских детей, евангелистские взгляды его внушали опасность, что привело к запрещению заниматься педагогической и миссионерской деятельностью.
А.С. Буткевича заботили педагогические вопросы совместного обучения и воспитания девочек и мальчиков в школе, учета их индивидуальных особенностей и способностей, использования в воспитательной работе общения детей с природой, развития у учащихся инициативы и самостоятельности. По этому поводу он писал: «Педагогические учреждения обезличивают, стирают, раздваивают индивидуальность».
За убеждения его переводят на юг России, где он с товарищами-интеллигентами работал по деревням по столярной части, что в дальнейшем помогло ему и в пчеловодстве. Религиозно-земледельческая община просуществовала недолго и, вернувшись домой, в 35 лет Анатолий Степанович получил от отца надел земли, позволивший ему обзавестись семьей, заниматься хозяйством и быть благодарным отцу за возможность иметь занятие, как писал, «наполняющее содержанием повседневную жизнь и дающее средства к существованию мне с моей семьей».
В 1890 году Анатолий Степанович женился на Елизавете Филипповне Штыкиной (1865–1922), которая была акушеркой, милой, спокойной и, как ее характеризовал Л.Н. Толстой, серьезной девушкой. В Русанове семья Буткевичей была большой: отец Степан Антонович (1828–1903), мать, брат Андрей Степанович (1865–1948), врач, окончивший медицинский факультет Московского университета, его жена Евгения Василь­евна, сестра врача В. Рахманова, их сын Виктор Андреевич, брат Владимир Степанович (1872–1942), микробиолог, окончивший Московский университет, жена Анатолия Степановича и их дети.
На формирование личности А.С. Буткевича повлияли отношения с Л.Н. Толстым, с которым он был в переписке и в дружеских отношениях, о чем говорят письма и дневники писателя.
В письме от 20.04.1887 к П. Бирюкову из Москвы Л.Н. Толстой пишет о пребывании в Ясной Поляне А.С. Буткевича («кажется?-бывший революционер»), они решили поселиться в деревне около Ясной Поляны, чтобы жить как Файнерман (общиной), но Анатолий Степанович собрался ехать к своему отцу-помещику. Далее он отмечает, что Буткевичи также тверды и кротки, растут духовно. Однако в сообщениях писателя мы находим факт ареста Анатолия Степановича в мае 1887 года и заключение его в тюрьму как политического, но в беседе с прокурором Л.Н. Толстой выяснил, что он ни в чем не замешан. В усадьбе Буткевичей гости были не редкостью, также из сообщений Л.Н. Толстого мы узнаем о том, что в Русанове в 1887 г. жил С.Д. Сытин. В письме к З.Г. Черткову из Москвы Лев Николаевич отсылает рассказ А.С. Буткевича, в переложение произведения Беренса «До последней капли крови» из жизни ирландцев, опубликованного в «Отечественных записках» №10 за 1880 год. Пересказ Л.Н. Толстому не понравился, и он не был напечатан, а взамен ему была отправлена повесть А.О. Эльснера.
В письме от 18.02.1889 года к И.Б. Файнерману сообщается о сборах А.С. Буткевича в общину в Елисаветград и весть подтверждается в письме к Д.А. Хилкову о поездке его в библейское братство, признающее Христа и его учение. Там будет столярничать с Файнерманом. Действительно, физическая «черная» работа не была чужда братству, работали они и по найму в деревнях.
В дневнике Л.Н. Толстого 17.05.1889 года запись о том, что пришел в гости Анатолий Степанович с невестой. Он едет с ней в Херсонскую губернию в с. Глодоссы в общину к И.Б. Файнерману. О поездке сообщается и 21.06.1889 г., 18.01. и 20.01.1890 г., так как сборы были нелегкими, и Анатолий Степанович высказал опасения, «как он уживется с женой. Она боится скучать». В феврале он заезжал к Л.Н. Толстому с братом Андреем Степановичем.
30.04.1890 года из Ясной Поляны Л.Н. Толстой пишет письмо А.С. Буткевичу в Глодосс, в земледельческую общину, основанную И.Б. Файнерманом (1828–1925), где в то время Анатолий Степанович жил и осваивал столярное мастерство. В этом письме Лев Николаевич дает ответ на письмо А.С. Буткевича по поводу общины, в которой появились разногласия по ее устройству и стоял вопрос «продолжать общину или разъехаться?». Л.Н. Толстой высказал свое мнение по назначению общины, в которой важны люди и отношения их между собой, чтобы люди жили без греха, тогда и царство Божие было бы на земле, о жизни, в которой нужно все направить на смирение, самоотречение и любовь. Важны нравственные поступки, при которых, при равном нравственном значении, наименьшая перемена, наименьшая практическая деятельность, нравственно то, что должно делать. «Важнее всех общин в мире попросить прощение у человека, который сердится на меня. В этом одном жизнь». Нравственные законы первостепенны у Л.Н. Толстого.
10.12.1890 г. А.С. Буткевич с женой, которые переехали из Елизаветграда (Глодосса) к брату в Русаново, были в Ясной Поляне. «Очень хорошие, радостные» отмечает в дневнике 15.12.1890 г. Л.Н. Толстой.
12.12.1890 г. в письме к В.Г. Черткову Толстой пишет о комментарии к картинам русских художников, которые по проекту проспекта «Посредника» печатались и необходим был к ним текст. Однако писатель был очень занят и «к двум картинам: Манифест (Г.Г. Мясоедова «Чтение положения 19 февраля 1861 г.») и в вагоне (Ярошенко Н.А. «Всюду жизнь») Буткевич Анатолий написал: я его попросил». Но картины были напечатаны без комментариев. Однако свое мнение о картине «Манифест» Лев Николаевич в общих чертах изложил в письме (о чем, возможно, и говорил с А.С. Буткевичем). Ему понравился конец в этом событии: от манифеста никому не стало лучше, нашли новый способ порабощать, и люди не стали лучше, «не просветились светом любви и не соединились в ней».
Через короткое время Л.Н. Толстой сообщает И.Б. Файнерману о том, что Лиза должна родить, а Анатолий Степанович столярничает «и все так же кроток и умен». В письме пишет о том, что в гостях был А.С. Буткевич с женой, которую хотели изгнать, но все уладилось. Лев Николаевич отмечает духовные изменения в своем окружении и, в частности, у Буткевичей: увидел «движение в душах» «от тьмы к свету, от суеты к спокойствию, от путаницы к ясности, от нерешительности к твердости, и, главное, от возможности враждебности и равнодушия к людям, к любви к ним».
4.06.1891 г. Л.Н. Толстой пишет письмо А.С. Буткевичу, в котором излагает свой взгляд на деньги, рассматривая их как зло, орудие насилия, как и кнут, цепи и проч.; они дают возможность распоряжаться чужим трудом, что является грехом?-это нравственный принцип Толстого. Основанием для письма, по-видимому, была просьба А.С. Буткевича к Толстому о помощи через кого-нибудь ученице акушерской школы Мацкиной.
15 июня 1891 года Л.Н. Толстой с А. Алехиным и П.Г. Хохловым пешком ходили к Буткевичам в Русаново, как он пишет в письме, за 40 верст от Ясной Поляны, «куда я собирался, и был очень рад, что побывал у них». 17.06. в дневнике Л.Н. Толстой отмечает: «Целый день у Буткевича. Прелестная засека... Отец старик на пчельнике, увлекающийся. Пошли купаться. Другие два брата?-все хорошие. Анатолий, кроткий, вдумчивый, постоянный, и жена его серьезная». Встретились два участника Крымской кампании: Л.Н. Толстой и Степан Антонович, и было что им вспомнить. Этот факт беседы описал А.С. Буткевич в «Воспоминаниях», изданных в 1938 году.
В дневниках и отдельных записях 1902–1903 годов есть сообщения о пребывании Анатолия Степановича в Ясной Поляне, причем с дальними гостями из Черниговской губернии. В 1893 году в письме И.Б. Файнерману из Ясной Толстой пишет об общине, «одном из средств установления царства бо-жия» и отмечает «такие центры как вы, Ге, Булыгин, Буткевич, Архангельский, очень важны, и, не думая об этом, делают много добра настоящего нравственного, т.е. духовного добра». В дневниковых записях 9.02.1908 г. указывается на прибытие в Ясную Поляну А.С. Буткевича с юношей-учителем (Кондратием Федоровичем Коношевичем?-крестьянским сыном из Черниговской области, революционером, побывавшим в ссылках, а в 1908–1920 гг. работавшим рабочим в Туле, разделявшим взгляды толстовцев, в 1920–1930 гг. он трудился в Ясной Поляне в пчеловодной артели, организовал там пасеку, перешедшую в 1930 г. в ведение Опытной пчеловодческой станции).
Документы Л.Н. Толстого являются свидетельством тесных отношений и нравственного влияния писателя на А.С. Буткевича.

Опубликовано в «Тульском краеведческом
альманахе. Избранное», № 3 за 2013 год.

АЛЬБОМ СЕМЬИ
МЕЩАН ПОЛЯКОВЫХ

Родион Тимошенко,
учащийся Крапивенской средней школы

В Крапивенском краеведческом музее собрано много материалов о том, как жили крапивенцы когда-то.
Мое внимание привлекли два старинных альбома: один, в красном бархатном переплете, с фотографиями, другой черный, кожаный -с художественными открытками и визитками. Мне позволили подержать эти альбомы в руках и даже перевернуть все листы, чтобы рассмотреть их содержимое. Фотокарточки и открытки крепились в них не на бумажных листах, а вставлялись в картонные паспарту, по контуру прорезей украшенные орнаментом и золотыми узорами по углам страниц. Обложки альбомов со временем сильно потерлись, но не порвались. А какие металлические накладные узоры на них! На красном бархате на лицевой стороне альбома, в центре, замысловатая фигура наподобие герба, а на задней стороне по углам четыре металлические ножки. Черный альбом по размеру значительно больше и тяжелее красного, на нем много украшений, втиснутых в кожаный переплет, сделанных из цветного темно-синего и желтого металла. Альбомы закрывались, защелкивались металлическими замочками.
Эти альбомы принадлежали семье крапивенских мещан Поляковых, и больше всего на фотографиях мы видим Дмитрия Алексеевича Полякова, его жену Филицату, а также их родственников и многочисленных друзей. Дмитрий Поляков, очень красивый молодой человек, в начале ХХ века служил военным фельдшером в госпитале в Калуге. Там он встретил юную Филицату, урожденную Московкину. Они поженились и переехали на жительство в Крапивну. В альбоме есть свадебное фото молодых и другие их совместные фотографии. Как замечательно они одеты: вот на невесте длинное белое одеяние с розой, белые туфли, а он во фраке с белой бабочкой. А вот они на фоне моря в пальто и шляпах, он в галстуке и с тросточкой. Качество фотографий очень высокое, можно рассмотреть выражение лиц, детали одежды. Снимки делались в фотомастерских Калуги и Тулы.
Среди друзей Дмитрия было много военных, из разных городов они присылали свои фотографии. В альбоме мы видим братьев и сестер Поляковых, а также крапивенских друзей и подруг. Это представители разных возрастов и званий. Нельзя не любоваться их военной выправкой, красивыми одеждами, вычурными шляпками, аккуратными прическами?-так выглядели люди, жившие 100 лет назад...
Немалый интерес представляют также визитки, пригласительные билеты и художественные открытки, помещенные в другом -большом, черном -альбоме. Обширной была почтовая переписка, датировалась она началом ХХ в. Открытки, как и фотографии, хорошего качества и разнообразные по изображению и содержанию. Их присылали Поляковым в Крапивну из Санкт-Петербурга, Москвы, Калуги, из Крыма, в основном это были поздравления с праздником Пасхи, с Новым годом и с Днем Ангела, и начинались они обращениями «Дорогая Фила» или «Дорогой Митя», а Филицата и Дмитрий тоже посылали открытки, например, Чигинскому в Киев, Колобашкину в Москву, Козловой в Тулу. На открытках изображены разные города (Н. Новгород, Кисловодск, Кронштадт и другие), пейзажи (река, лес, Малороссия после дождя), портреты писателей (Максима Горького, Льва Толстого), а также яйца-крашенки или влюбленные парочки. Есть даже конверт с пометкой «просмотрено цензурой, 1916 г.» Сохранилось приглашение на свадьбу, написанное золотыми буквами, красивым почерком, такого содержания: «Илья Николаевич и Александра Алексеевна Ларионовы! В день бракосочетания Филицаты Алексеевны Московскиной с Дмитрием Алексеевичем Поляковым покорнейше просят пожаловать на бал и вечерний стол 20 апреля 1914 г. в 9 час. вечера на Ивановскую улицу, дом Голышева. Венчание имеет быть в церкви Иоанна Предтечи в 7 час. вечера».
Дмитрий, женившись на Филицате, получил большое приданное, открыл в Крапивне магазин, жили они хорошо, в доме был достаток. Дом Поляковых в Крапивне (ул. Набережная, 21) сохранился до наших дней. В 1915 г. у Дмитрия и Филицаты родилась дочь Ольга.
После революции 1917 г. жизнь супругов резко изменилась в худшую сторону.
В 1920 г. у Поляковых родился сын Виталий, который служил в гаубичном артиллерийском полку в Белоруссии, умер в 1940 г. и там похоронен. После Виталия родился сын Виктор, скончавшийся во младенчестве. Самая младшая?-дочь Лидия?-умерла от воспаления легких в возрасте 2-х лет.
Сама Филицата скончалась тоже от воспаления легких в 1947 г. Ей было 55 лет. Ее еще немного помнят крапивенские старожилы. Об окончании жизни Дмитрия Алексеевича ничего не известно. Не знаем мы и о судьбе его братьев Федора и Павла, которые тоже жили в Крапивне.
Из всех Поляковых долго жила старшая дочь Ольга Дмит­риевна. Она доживала свой век в их хорошем двухэтажном доме на Набережной, где занимала теперь всего одну комнатенку. Жила очень скромно, даже бедно. Был у нее сын, немного чудаковатый, рано умер. Работала Ольга поломойкой, чернорабочей. И тихо, незаметно умерла в свои 80 лет, в 1996 году. Родственников рядом не оказалось... После похорон в ее комнате в старом кованом сундуке нашли эти два старинных семейных альбома, где ее родители Филицата и Дмитрий запечатлены на фотографиях такими молодыми, красивыми и счастливыми.

Опубликовано в «Тульском краеведческом
альманахе. Избранное», № 3 за 2013 год.

КЛАДБИЩЕ УЕЗДНОГО ГОРОДА КРАПИВНЫ: ОПЫТ

ИЗУЧЕНИЯ И СОХРАНЕНИЯ*

Ирина Ковшарь

Исторические кладбища России являются очень ценными, хотя и своеобразными, и в силу этого чрезвычайно малоизученными, памятниками культуры и истории. Они более других сохраняют бытовую и обрядовую культуру, представляют нам архитектуру кладбищенских храмов и надгробия (малые архитектурные формы), столетиями сохраняют полузабытые имена предков. Изучение российского некрополя еще только начинается, но опыт нашей работы показывает, что на местах -в больших и малых городах, селах и деревня -интерес населения (не только специалистов!) к изучению старых кладбищ весьма высок.
Первое обследование кладбища старинного уездного города Крапивны было проведено нами в 1997 году и носило рекогносцировочный характер. Второе, более детальное обследование было проведено в 2001 году в ходе реализации проекта «­Некрополь тульской провинции», и его результаты были включены в передвижную фотовыставку, экспонировавшуюся в том же году в малых городах Тульской области: Богородицке, Крапивне, Дубне, Алексине, а также в Туле и в Санкт-Петербурге. В настоящее время результаты обследования и фотоматериалы хранятся в фондах муниципального историко-архитектурного и ландшафтного музея «Тульский некрополь» (ныне?-Тульский историко-архитектурный музей.-Ред.).
Кладбище Крапивны расположено в северо-западной части города и отделено от жилых кварталов шоссейной дорогой Одоев–Тула. По преданию, бытующему среди местного населения, кладбище существует с XVI века. По кладбищенской церкви, построенной в 1810–1833 гг. и освященной во имя Всех Святых (Храмы и приходы Тульской епархии. Под ред. П.И. Малицкого. Тула, 1895 г. С. 478), кладбище носит название Всехсвятского. Кроме церкви, которая даже в сегодняшнем плачевном состоянии производит впечатление удивительного изящества, памятником кладбищенской архитектуры являются так называемые Печальные ворота. Они представляют собой трехчастную арочную конструкцию кирпичной кладки, композиционно связанную с храмом. Вполне вероятно, что возведены они были одновременно со зданием храма.
Однако точную дату возникновения кладбища на данный момент установить невозможно. Важен тот факт, что кладбище продолжает действовать. На сегодняшний день территория кладбища составляет около 5 га. Первоначальное обследование выявило наличие нескольких старинных гранитных надгробий, относящихся к XIX веку, причем только одно из них, крапивенского купца Пирожкова, находится на своем историческом месте. Остальные, в том числе храмоздателя крапивенского купца А.И. Юдина, сброшены и валяются вблизи алтарной части церкви, очевидно, недалеко от места их первоначального расположения. Были обнаружены также и белокаменные надгробия. Уникальным является белокаменный саркофаг М.А. Самсоновой, датированный 1820 г. и выполненный, всего вероятнее, местным мастером в стиле барокко. Он украшен рельефными изображениями ангелов, виноградных лоз с гроздьями ягод, розетками в виде цветов подсолнечника, сложного рисунка рамками с текстами. Саркофаг титулярного советника П.А. Рогожина (белый камень, 1833 г.) был изготовлен явно в Туле. Его отличает характерная для тульских мастеров тончайшая резьба рельефных букетов на южном и северном фасадах и сюжет «Распятие» на западном торце.
Обследование 1997 года также выявило наличие на территории кладбища около двух десятков примитивных в художественном отношении белокаменных саркофагов. Эти памятники отличали упрощенная форма, наличие ниш на северном и южном фасадах при отсутствии надгробных текстов и обязательное наличие изображения «Голгофы со страстями» в плоском рельефе на крышке саркофага. Расположены такие саркофаги были по преимуществу к северу от храма. Скорее всего, это были недорогие надгробия, выполненные местными мастерами для городских обывателей. В пользу этого предположения говорит тот факт, что белый камень в данной местности добывался и применялся постоянно: использовался в строительстве для цоколей зданий, а также применялся в Крапивне для мощения улиц (часть этих мостовых сохранилась до нашего времени). Вероятно, мастеров, способных к художественной резьбе по белому камню, в городе не было, но многие из ремесленников могли его обрабатывать, придавая простую геометрическую форму глыбам известняка и нанося простейшие изображения.
Кроме выявленных на территории Всехсвятского кладбища надгробий, стали известны восемь гранитных памятников (саркофаги, «часовенки», фрагмент перевернутого конуса), датируемых 1-й третью?-концом XIX в. Они были перенесены с территории кладбища по инициативе первого директора музея Александра Ивановича Шилина. Установленные во дворе, они составили своеобразную экспозицию под открытым небом.
Обследование крапивенского некрополя, проводимое при поддержке Института «Открытое общество» в 2001 году, позволило провести акт своеобразного мониторинга. Выяснилось, что на Всехсвятском кладбище уничтожены все белокаменные саркофаги простейшей формы, сохранились лишь саркофаг М.А. Самсоновой (1820 г.) и П.А. Рогожина (1833 г.), а также гранитные надгробия возле апсиды.
Также было зафиксировано наличие небольшого некрополя у южной стены Никольского храма, датируемого по сохранившимся там надгробным памятникам 2-й половиной XIX века. Очевидно, это было место погребения наиболее уважаемых граждан города. Надгробия разнообразны как по материалу (гранит, мрамор, белый камень), так и по типам: саркофаг, жертвенник, «часовня», скульптурное надгробие. Мраморные и гранитные «часовни» выполнены, скорее всего, в Москве, скульптурное надгробие, возможно, привезено из Европы. Все это говорит о значительном достатке крапивенских купцов.
Сейчас приходится пожалеть о том, что обследование крапивенского некрополя носило рекогносцировочный характер; надгробия не были подвергнуты детальному научно-музейному описанию. Тем не менее сохранившиеся надгробия крапивенского некрополя могут дать нам дополнительные сведения об отдельных исторических лицах, указать на их сословную принадлежность, финансовое положение и т.п. По собственному опыту мы знаем, что надгробные тексты могут значительно дополнить информацию, полученную из архивных и литературных источников.
Опыт крапивенского музея по сохранению надгробных памятников при продолжающейся активной эксплуатации исторического кладбища достоин самого пристального внимания. Ввиду довольно остро стоящего повсеместно вопроса о дальнейшей судьбе старинных кладбищ и исторических надгробий, на них находящихся, проведенная музеем работа по перемещению, сохранению и экспонированию надгробий может рассматриваться как один из вариантов сохранения исторических памятников.

Опубликовано в «Материалах I Крапивенской
краеведческой конференции», 2005 г.

ДРЕВНИЕ АРИИ.
СОХРАНИЛИСЬ ДАЖЕ
НАЗВАНИЯ РЕК

А. Виноградов, экономист, эколог, географ
С. Жарникова, кандидат исторических наук,
искусствовед, этнолог

Среди множества преданий, сохраненных памятью человечества,-древнеиндийский эпос Махабхарата считается величайшим памятником культуры, науки и истории предков всех индоевропейских народов. Изначально это было повествование о междоусобице народов Куру, живших более 5 тысячелетий назад между Индом и Гангом. Постепенно к основному тексту прибавлялись новые?-и до нас Махабхарата дошла содержащей почти 200 тысяч строк стихов в 18-ти книгах. В одной из них, названной «Лесной», описаны священные источники?-реки и озера страны древних ариев, т.е. земли, на которой и разворачивались события, рассказанные в великой поэме.
Но, говоря об этой стране, названной эпосом Бхаратой, заметим, что завершающим событием повествования была грандиознейшая битва на Курукшетре в 3102 г. до н.э. Однако, как свидетельствуют данные науки, арийских племен на территории Ирана и Индостана в это время еще не было, и жили они на своей прародине?-достаточно далеко от Индии и Ирана.
Но где же она находилась, где разворачивались все эти грандиозные события? Этот вопрос волновал исследователей еще в прошлом веке. В середине XIX века была высказана мысль о том, что такой прародиной являлась территория Восточной Европы. В середине XX века к мысли о том, что прародина всех индоевропейцев находилась на землях России, вернулся немецкий ученый Шерер, исходивший из того, что, судя по текстам Ригведы и Авесты, в 3-м тысячелетии до н.э. арии жили в Восточной Европе. Как известно, великая река нашей Родины?-Волга вплоть до II в. н.э. носила имя, под которым ее знала священная книга зороастрийцев Авеста,-Ранха или Ра. Но Ранха Авесты?-это река Ганга Ригведы и Махабхараты!
Как повествует Авеста, по берегам моря Воорукаша («Молочного моря» Махабхараты) и Ранхи (Волги) располагался ряд арийских стран -от Арьяна-Вэджа на крайнем севере до семи индийских стран на юге, за Ранхой. Эти же семь стран упоминаются в Ригведе и Махабхарате как земли между Гангой и Ямуной, на Курукшетре. О них говорится: «Прославленная Курукшетра. Все живые существа, стоит только прийти туда, избавляются от грехов», или «Курукшетра -святой Алтарь Брахмы; туда являются святые брахманы -мудрецы. Кто поселился на Курукшетре, тот никогда не узнает печали».
Сам собой возникает вопрос: так что же это за реки -Ганга и Ямуна, между которыми лежала страна Брахмы? Мы уже выяснили, что Ранха -Ганга -это Волга. Но древнеиндийские предания называют Ямуну единственным крупным притоком Ганга, текущим с юго-запада. Посмотрим на карту, и нам станет ясно, что древняя Ямуна -это наша с вами Ока! Возможно ли это? Судя по всему -да! Не случайно в течении Оки то там, то здесь попадаются реки с названиями: Ямча, Ям, Има, Имьев. И более того, согласно арийским текстам, вторым именем реки Ямуны было Кала. Так вот, до сих пор устье Оки называется местными жителями устьем Калы.
Упоминаются в Ригведе и Махабхарате и другие крупные реки. Так, недалеко от истока Ямуны (Оки) размещался исток текущей на восток и юг и впадающей в Червоное (Красное) море реки Синдху («Синдху» на санскрите?-поток, море). Но вспомним, что в ирландских и русских летописях Черное море называлось Черемным, то есть Красным. Так, кстати, до сих пор называется участок его акватории на севере. На берегу этого моря жил народ синды и располагался город Синд (совр. Анапа). Можно предположить, что Синдху древнеарийских текстов?-это Дон, чьи истоки находятся недалеко от истока Оки.
В Волго-Окском междуречьи есть множество рек, над именами которых тысячелетия оказались не властны. Для доказательства этого не требуется особых усилий: достаточно сравнить названия рек Поочья с названиями «священных криниц» в Махабхарате, точнее, в той ее части, которая известна как «Хождение по криницам». Именно в ней дано описание более 200 священных водоемов древнеарийской земли Бхараты в бассейнах Ганга и Ямуны (по состоянию на 3150 г. до н.э.) (см. таблицу).
Удивительно и то, что мы имеем дело не только с почти буквальным совпадением названий священных криниц Махабхараты и рек Средней России, но даже и с соответствием их взаимного расположения. Так, и в санскрите, и в русском языке слова с начальной «Ф» чрезвычайно редки: из списка рек Махабхараты только одна река имеет «Ф» в начале названия?-Фальгуна, впадающая в Сарасвати. Но, согласно древнеарийский текстам, Сарасвати -единственная большая река, текущая к северу от Ямуны и к югу от Ганга и впадающая в Ямуну у ее устья. Ей соответствует только находящаяся к северу от Оки и к югу от Волги река Клязьма. И что же? Среди сотен ее притоков только один носит название, начинающееся на «ф» -Фалюгин! Несмотря на 5 тысяч лет, это необычное название практически не изменилось.
Другой пример. Согласно Махабхарате, к югу от священного леса Камьяка текла в Ямуну река Правени (то есть Пра-­река), с озером Годовари (где «вара»?-«круг» на санскрите). А что же сегодня? По прежнему к югу от Владимирских лесов течет в Оку река Пра и лежит озеро Годь.
Или еще пример. Махабхарата рассказывает, как мудрец Каушика во время засухи обводнил реку Пару, переименованную за это в его честь. Но далее эпос сообщает, что неблагодарные местные жители все равно называют реку Парой и течет она с юга в Ямуну (т.е. в Оку). И что же? До сих пор течет с юга в Оку река Пара и так же, как и много тысяч лет назад, называют ее местные жители.
В описании криниц пятитысячелетней давности говорится, например, о реке Пандье, текущей недалеко от Варуны, притока Синдху (Дона). Но река Панда и сегодня впадает в крупнейший приток Дона -реку Ворону (или Варону).
Но если сохранились названия рек, если сохранился язык населения, то, наверное, должны сохраниться и сами народы? И, действительно, они есть. Так, в Махабхарате говорится, что к северу от страны Пандьи, лежащей на берегах Варуны, находится страна Мартьев. Но именно к северу от Панды и Вороны по берегам Мокши и Суры лежит земля Мордвы (Мортвы средневековья) -народа, говорящего на финно-­угорском языке с огромным количеством русских, иранских и санскритских слов.
Страна между Ямуной, Синдхом, Упаджалой и Парой называлась А-Ванти. Именно так -Вантит (А-Вантит) называли землю Вятичей между Окой, Доном, Упой и Парой арабские путешественники, византийские хроники и русские летописи.
Махабхарата и Ригведа упоминают народ Куру и Курукшет­ру. Курукшетра?-дословно «Курское поле», и именно в центре его находится город Курск, куда «Слово о полку Игореве» помещает курян?-знатных воинов.
Упоминается в Ригведе и воинственный народ Криви. Но латыши и литовцы так и называют всех русских?-«криви», по имени соседнего с ними русского этноса кривичей, чьими городами были и Смоленск, и Полоцк, и Псков, и нынешние Тарту и Рига.
Ну а как же сам этноним Русы -Русская земля? Упоминаются ли они в древних многотысячелетних текстах?
Руса, Раса, Расьяне постоянно упоминаются в Ригведе и Авесте. А что касается Русской земли, то здесь дело в переводе. Земли Бхараты, лежащие по Ганге и Ямуне, на Курукшетре, назывались иначе Священной, Святой или Светлой землей, а на санскрите «Руса» и значит «светлая».
Когда-то Гаврила Романович Державин писал:
«Река времен в своем стремленьи
уносит все дела людей…».
Мы же столкнулись с удивительным парадоксом, когда реальные реки словно остановили поток времени, вернув в наш мир и тех людей, что когда-то жили по берегам этих рек, и их дела. Вернули нам нашу Память.

Опубликовано в газете
«Новый Петербург», № 18, 2001 г.




1 Духовные и договорные грамоты великих и удельных князей XIV–XVI вв. М.; Л., 1950. С. 35–36.

2 Никоновский Патриарший свод// ИСК/1. Т. 11. С. 115.

3 Духовные и договорные грамоты... С. 2.4. 423, указатель; Любавский М.К. Образование основной государственной территории великорусской народности. Л., 1929. С. 58.

4 * Тихомиров М.Н. Русское летописание. М., 1979 С. 83–137. Впервые работа М.Н. Тихомирова о «Списке...» была опубликована в 1952 г. в «Исторических записках»; о «Списке...» см. также: Янин В.Л. К вопросу о дате составления обзора «А се имена градом всем рускым, далним и ближним» // Древнейшие государства Восточной Европы: Материалы и исследования. 1992–1993. М., 1995; Наумов К.П. К истории летописного «Списка русских городов дальних и ближних» //Летописи и хроники. 1973. М., 1974.

5 Шеков А.В. О времени упоминания средневековых верхнеокских городов в обзоре «А се имена всем градом рускым, далним и ближним» // Верхнее Подонве: природа, археология, история. Тула, 2004. Т. 2. С. 134.

6 РК 1475–1605. Т. 1. Ч. 2. Л. 454.

7 Атлас Тульской губернии с топографическими и экономическими примечаниями. Ч. 8. РГВИА, ф. 846, оп. 16, д. 19125, л. 1; [Сахаров И.П.] Памятники... С. 18; Приходы и церкви Тульской губернии / П. И. Малицкий. Тула, 1895. С. 475, 496; Уклеин В. Н. От Тульских засек до Красивой Мечи. Тула, 1976. С. 17–18.

8 Археологическая карта России. Ч. 1. С. 234.

9 Книга Большому чертежу. С. 81, 116, 118.

10 Загоровский В.П. История вхождения Центрального Черноземья в состав Российского государства в XVI в. Воронеж, 1991. С. 98.

11 РК 1475–1559. С. 202; РК 1550–1638. Т. 1. С. 124; РК 1559–1605. С. 28; см. также РК 1475–1605. Т. 1.

12 Акты Исторические. СПб., 1841. Т. 1. С. 173.

13 Состав русских городов XVI в. // Исторические записки. Т. 52. М., 1955. С. 347.

14 Русское градостроительное искусство. М., 1994. [Т. 2]: Градостроительство Московского государства. С. 59; Яковлев А.И. Засечная черта Московского государства в XVII в. М., 1916.

15 В XVII в. и позже засеки проходили вдоль правого берега Упы. Новая Крапивна расположена на левом берегу Упы, но ее связь с линией засек являлась непосредственной, визуальной.

16 Духовные и договорные грамоты. С. 435.

17 Дедук А.В. Политическая принадлежность бассейна р. Плавы XII?— начала XVI вв. [3-я ред.]. Плавок, 2006.

18 По данным Сахарова, еще в 1761 г. Крапивенская воеводская канцелярия сообщала в Академию наук о высоких валах и рвах, а также остатках кладбища, сохранявшихся на месте Старой Крапивны (Памятники Тульской губернии. С. 18).

19 Атлас Тульской губернии. РГВИА. ф. 846, оп. 16, д. 19125, часть 8.

20 На плане города и его окрестностей 30–50-х гг. XVIII в. (РГВИА, ф. 343, оп. 17, д. 3610) эта высота именуется Дрогомиловой горой. Овраги, фланкирующие возвышенность с севера и юга, на плане соответственно обозначены как Дягилев Верх и Гумнищев Лог. Указанные названия (как и какие-либо иные наименования данных топографических объектов) в других использованных при подготовке настоящей работы источниках не фигурируют.

21 Дворцовые разряды. СПб., 1850. Т. 1. Стб. 1127–1128.

22 Смутное время Московского государства 1604–1613 гг.: Материалы. Вып. 5: Акты подмосковных ополчений и Земского собора 1611–1613 гг. М., 1911. С. 123–124.

23 Тульская губернская ученая архивная комиссия. Труды. Тула, 1915. Т. 1. С. 208–212.

24 В июне 1649 г. кн. 14. Барятинский доносил в Разряд, что в Крапивне «города» нет, а есть только «острожек» 215 сажен в периметре (РГАДА, ф. 210 Московский стол, столб. № 220, л. 139–140).

25 РГВИА, ф. 343, оп. 17, д. 3610.

26 РГАДА, ф. 1354, д. 1300; ф. 1356, оп. 1, д. 6260.

27 РГВИА, ф. 343, он. 17, д. 3611.

28 Дополнения к Актам историческим. СПб., 1875. Т. 9. С. 230–334. Об укреплениях Крапивны в указанной описи сообщается, кстати, следую­щее: «А каков на Крапивне город, и сколько по нем проезжих и глухих башен, и что около его по мере сажень, и есть ли в нем тайный колодезь,—?того в тех книгах [писцовых и переписных?] не написано» (перед этой записью приводятся данные о крапивенском гарнизоне и крепостной артиллерии; там же. С. 234–235).

29 Ласковский Ф.Ф. Материалы для истории инженерного искусства в России. Ч. 1: Опыт исследования инженерного дела в России до XVIII столетия. СПб., 1858; Карты, планы и чертежи к Ч. 1 Материалов... СПб., 1858. Л. 1.

30 См. Русское градостроительное искусство. [Т. 2]: Градостроительство Московского Государства XVI–XVII вв. М., 1994.

31 РГАДА. ф. 210, Московский стол, столб. № 137, л. 250–252; столб. 220, л. 139–140).

32 См. работы А.И. Яковлева и А.В. Никитина, археологические публикации последних десятилетий, а также Русское градостроительное искусство. [Т. 2]: Градостроительство Московского государства XVI–XVII вв. М., 1994.

33 РК 1637–1638 гг. М., 1983. С. 36–37.

34 Акты Московского государства, изданные Академией наук. СПб., 1894. Т. 2. С. 115 (Разряд, Московский стол, столб. 82, л. 453–454).

35 Русская историческая библиотека. СПб., 1888. Т. 10. С. 196–198.

36 Известно, что в отряде голландского полковника ван Фростена в 1675 г. в Россию прибыл снискавший позднее известность Ф.И. Лефорт.

37 Акты исторические, собранные и изданные Археографической комиссией. СПб., 1842. Т. 5. С. 79–82.

38 Кирилов И.К. Цветущее состояние Всероссийского государства. М., 1977. С. 153.

39 Андреев Н.Ф. Описи уездным городам нынешней Тульской губернии в 1722 г. // Тульские губернские ведомости. 1854. № 34–35.

40 Уклеин В.Н. От Тульских засек до Красивой Мечи. Тула, 1976.

41 Н. Андреев. Описи уездным городам нынешней Тульской губернии в 1722 году, «Тульские губернские ведомости», 1854. №?34 и 35.

42 П. Мартынов. Историко-статистическое описание г. Крапивны с его уездом.—?«Тульские губернские ведомости», 1871, стр. 852.

43 Н.В. Гоголь. Мертвые души. Собрание худож. произведений в пяти томах. Т. V, М., 1960, стр. 13.



1.0x