"КОНФУЗ НА ЛЕНИНГРАДСКОМ РАДИО (К 30-ЛЕТИЮ АВГУСТОВСКИХ СОБЫТИЙ 1991 ГОДА)".

ШТРИХИ К ПОРТРЕТУ "НЕУДОБНОГО" УЧЕНОГО

Прежде, чем рассказать о той курьезной истории, приключившейся на тогда еще ленинградском радио в августовские дни 1991 года, нельзя не остановиться и на личности самого "возмутителя спокойствия".

Доктор исторических наук профессор Александр Владимирович Островский (1947-2015) был во всех отношениях незаурядным человеком! И как ученый, и по своим личностным качествам. Эти утверждения не являются голословными, так как мне посчастливилось порядка десяти лет проработать с ним на одной кафедре Санкт-Петербургского университета телекоммуникаций имени М.А.Бонч-Бруевича. Сразу замечу, что какой-то особой дружбы между нами не было, но руководство кафедрой довольно часто ставило нас работать в тандеме, то есть он читал курс лекций, а мною осуществлялось руководство семинарскими занятиями в его группах. Поэтому можно сказать, что между нами существовали вполне доверительные отношения. Думаю, многие понимают, что в ходе учебного процесса между лектором и руководителем семинаров случаются такие моменты, о которых руководству кафедры знать совсем нежелательно! Для ясности, приведу один пример.

Профессор Островский обратил на меня внимание и стал выказывать свое расположение сразу после первого проведенного мною занятия. Дело в том, что на семинарах автор этих строк всегда стремился воспитывать у студентов логическое мышление и поэтому довольно часто ставил перед ними разные задачи по исторической тематике. Всегда считал и до сих пор считаю, что знания - дело наживное. Главное - это умение разумно и толково их применять!

В тот раз - это была копия фотографии императора Александра II, находившейся в историческом архиве. На снимке был изображен сидящий на стуле император, державший на коленях маленькую девочку двух-трех лет. Но архивное дело, которое состояло лишь из одного этого снимка, называлось: "Фотография императора Александра II c ребенком на руках, будущим императором Александром III".

Как гласит русская пословица: "Что написано пером, того не вырубишь и топором!" В свое время эта безграмотная ошибка архивистов 1920-х годов изрядно попортила мне крови и нервов, пока не удалось доказать, что император держит на руках не малыша-сына, а свою крестницу Оленьку (1867-1900) - дочь западно-сибирского генерал-губернатора Н.Г.Казнакова! Впоследствии, малышка стала фрейлиной Двора и вышла замуж за будущего контр-адмирала Александра Григорьевича Бутакова, расстрелянного восставшими матросами 1-го марта 1917 года в Кронштадте. В это трудно поверить, но один из их сыновей - Григорий Александрович (1897-1978), в гражданскую войну храбро воевал на стороне "красных" и был награжден орденом Красного Знамени.

Конечно, студентов в такие исторические "дебри" я не погружал. Они должны были только доказать, что на снимке изображен не "будущий Александр III". Для этого им было достаточно догадаться "привязать" возраст ребенка к ордену св.Георгия, которым был награжден цесаревич, будущий император Александр II, после боевого столкновения с горцами во время своего путешествия по Кавказу. На момент награждения этим орденом сыну императора было восемь лет. Так сказать, уже не трехгодовалый малыш...

Помню, тот семинар прошел достаточно оживленно, студенты с интересом отнеслись к снимку. Но дальше удивленных возгласов, как могли специалисты спутать девочку с мальчиком, у большинства группы дело не пошло. Как всегда, определить правильное направление поиска решения этой задачи в группе смогли два или три студента. Но дальше пришлось уже удивляться мне. Вскоре в преподавательскую кафедры пришел профессор Островский и смеясь рассказал, как на лекции весь курс в один голос принялся его упрашивать, чтобы заменили руководителя семинара. Оказывается, что он излишне требователен, заставляя их самих учиться думать, а не глотать только заранее разжеванные знания!

Одним словом, после того семинара Александр Владимирович проникся ко мне определенным доверием, мол, буду и впредь требователен в работе со студентами. А в конце семестра он подошел ко мне с экзаменационными ведомостями и тихо попросил принять у его групп экзамены. Свою просьбу он мотивировал тем, что пишет очередную книгу и должен срочно уехать из города. В ведомостях, напротив фамилии каждого студента уже стояла его подпись, мне оставалось только поставить оценку. Честно говоря, мне его просьба очень не понравилась. Мало того, что на это требовалось затратить свое свободное время. так и выглядело все это, мягко говоря, весьма некрасиво.

Просьба профессора мною была выполнена, но в душе остался горький осадок разочарования. Среди других преподавателей кафедры Александр Владимирович выделялся не только как выдающийся ученый, на счету которого с десяток монографий и за добрую сотню научных статей, но и как принципиальный человек, бескомпромиссно отстаивающий свои убеждения. А тут, так сказать, такая неувязка со сложившимся в твоем представлении располагающим к себе образом! Однако к концу следующего семестра вновь пришлось удивляться действиям профессора Островского, ибо они не только не соответствовали выше описанному между нами сговору, но и были ему прямо противоположны!

В конце учебного года мне предстояла командировка в Вологду, где находился филиал нашего университета. Надо было прочитать установочную лекцию по "Культурологии", провести несколько семинаров, а затем принять у студентов зачеты. Незадолго до отъезда меня вызвал завкафедрой и попросил еще и принять экзамены у студентов по "Истории Отечества", которым профессор Островский поставил "неуд". В противном случае им грозило отчисление. По прибытии в город с загадочным "резным палисадом" (злые языки поговаривали, что оный есть только у местного кожно-венералогического диспансера), руководство филиалом меня весьма "обрадовало". Оказывается, что Александр Владимирович поставил "неуды" едва ли не половине курса. Причем, по рассказам бедных студентов, он принимал экзамены весьма жестко и требовательно.

- Александр Михайлович, - возмущенно голосили многие из них, - Александр Владимирович требовал от нас знание химического состава брони танка Т-34! Зачем нам это нужно?!

На эти вопли страдальцев приходилось отвечать, что если преподаватель в своих лекциях дает подобные сведения, то студенты обязаны их знать и озвучивать на экзамене.

Что касается меня самого, то я терялся в догадках. Чем объяснить тот факт, что профессор Островский был так равнодушен к проверке знаний у юных первокурсников-очников и, в тоже время, "драконил" несчастных "заочников", многим из которых было под сорок, а то и пятьдесят лет?! Они уже были "по-жизни" вполне состоявшемися людьми, многие занимали высокие должности, а получить "верхнее" образование стремились только для того, чтобы соответствовать своей занимаемой должности, как того требовало ведомственное законодательство.

Вскоре мне стали понятными мотивы, которыми руководствовался Александр Владимирович. Но чтобы они стали понятными и читателю, необходимо провести небольшой экскурс по истории преподавания гуманитарных наук в технических вузах.

В советское время в технических высших учебных заведениях преподавали на первом курсе "Историю КПСС", а на втором - "Марксистско-ленинскую философию". Соответственно, так назывались и кафедры. Думаю, что не надо особо останавливаться на том, что эти кафедры осуществляли идеологический контроль над всеми структурами вузов, прежде всего подчиняясь райкомам и горкомам партии. Со временем, подобное привелигированное положение не могло не привести к интеллектуальной и нравственной деградации этих "светочей" политики "партии и правительства". На кафедры брали людей не по стойким идейным взглядам, а по знакомству и протекции тех же парторганов. Жирная зарплата, наряду с должностной синекурой, привлекали сюда разных "бурбулисов", которые своим безверием в те идеалы, которые обязаны были донести до студентов, стали массово плодить среди них махровых "антисоветчиков". Поэтому неудивитеьно, что после победы "дерьмократов" над ГКЧП в технических вузах повели борьбу с этими во всех отношениях бесполезными для них паразитами. Одно время даже хотели вообще их позакрывать. Затем стали сливать вместе кафедры с безликой историей с не менее безликой "философией", затем вновь разъединять. Довольно продолжительное время преподавали так называемую "Историю цивилизаций", вместо того чтобы сразу ввести историю своей страны!

Одним словом, подобные пертурбации привели к тому, что из идеологического властелина над "технарями", гуманитарные науки в технических вузах пали так низко, что превратились в служанок самого презренного пошиба - ЧЕГО ИЗВОЛИТЕ?! Иначе говоря, гуманитарные кафедры легли под "технарей" и стремились выполнить их любые пожелания. Прежде всего это выражалось в том, что на экзаменах преподаватели кафедр перестали ставить студентам плохие отметки. Их удостаивались только те, кто злостно манкировал посещением лекций и семинаров, да откровенные недоумки, которые и так отчислялись после первой сессии. А студенты - племя хотя и молодое, но зело ушлое и быстро соображает, по каким предметам надо готовиться, а какими можно и смело пренебречь! Подобная политика неизбежно привела к тому, что гуманитарные науки в технических вузах стали откровенно презирать, как преподаватели-технари, так и студенты, начиная с первокурсников.

Одно время некоторые преподаватели-гуманитарии пытались преодалеть эту во всех отношениях порочную практику, но, как говорится, плетью обуха не перешибешь! Если "препод", после соответствующего разговора с руководством, сам не приходил к мысли, что необходимо смириться с текущим положением вещей, то, в лучшем случае, он мог доработать на кафедре до конца истечения срока своего контракта...

Автор этих строк начал работать в системе "верхнего" образования начиная с 1994 года, за 15 лет сменил три вуза и ответственно заявляю, что, по крайней мере в то время, везде творилась одна и та же мерзость отчуждения студентов от знания истории своего Отечества! Но не подумайте, что все выше описанное лежало на поверхности. На первый и весьма поверхностный взгляд, все было обставленно чинно и благородно! Заседания кафедры всегда были полны словоблудия о проблемах подъема у студентов интереса к историческим знаниям и прочим "высоким" материям. Понимание того, что все это словесная туфта, направленная для удовлетворения любопытства контролирующих организаций, приходит постепенно и далеко не сразу. Лично для меня "момент истины" начался вечерним телефонным звонком домой заместителя декана. Он сообщил, что на всех технических факультетах вводится новый курс, под названием "История международной и отечественной связи", который мне поручено полностью курировать.

- Надеюсь, ты понимаешь, - резюмировал свою краткую речь замдекана, - что обязан всем студентам ставить зачеты?

Иными словами, новый курс был предназначен не для того, чтобы вооружить студентов знаниями по истории той профессии, которую они выбрали для своего жизненного пути. Он был предназначен лишь для того, чтобы ректор вместе с нашим гуманитарным руководством могли высшим инстанциям "пустить пыль в глаза", хвастаясь перед ними своей креативностью!

Этот наш вечерний разговор заставил меня задуматься: а как, черт возьми, в таком случае обстоят дела с преподаванием основного предмета нашей кафедры - истории России?! Решил проверить, чтобы убедиться или опровергнуть уже давно зародившиеся подозрения.

Как-то поздним вечером, когда на кафедре никого не осталось, зашел в "Методический кабинет" и просмотрел ведомости приема экзаменов за последние несколько лет. Увиденное меня ошеломило: практически все преподаватели сплошняком ставили на экзаменах "хорошо" и "отлично"; "удавы" и "неуды" были редчайшим исключением! Но больше всего потрясла ведомость одной группы, которую экзаменовал упомянутый замдекана. Группа состояла из 15 человек, 14 из которых получили "отлично" и только один - "удава". Но, как говорится, самый цимес заключался в том, что все "знатоки" истории России являлись представителями стран знойной Африки, которые на первом курсе вообще не могли говорить и понимать по-русски! Что касается "троешника", то он, как та вишенка на торте, носил фамилию... "Иванов"!

Но вернемся к теме нашей публикации, а именно - штрихам к портрету профессора А.В.Островского. Просматривая пресловутые ведомости, мною было установлено, что только он один ставил на экзаменах большое количество плохих оценок, а исправляли их уже другие преподаватели. К этому времени мне уже было известно, что исправлять оценки студентов в филиалах, которые поставил профессор Островский, посылали не только меня, но и других преподавателей. Таким образом, стало абсолютно понятно, что единственным человеком на кафедре, который противостоял оценочному идиотизму, являлся только Александр Владимирович! Более того, на экзаменах он не делал различия между юным "очником" и великовозрастным "заочником": со всех строго требовал показать знания по его курсу!

По моему субъективному мнению на кафедре его недолюбливали. За пытливый талант ученого-исследователя, а также за жесткую и непримиримую позицию в отношении образования студенчества. Этими качествами он весьма выгодно выделялся среди остальных преподавателей кафедры. "Приземлить" профессора Островского, сделать послушым себе руководство было не в состоянии. Он уже был им просто не "по зубам"!

Круг научных интересов Александра Владимировича был весьма обширен: аграрное хозяйство и русская деревня в дореволюционной России; революционные события 1905-07 и 1917 годов; русская дореволюционная элита и ее родственные связи; история международной и отечественной связи и многое другое. И все эти "научные интересы" вылились в многостраничные монографии и учебные пособия! Учебник "История цивилизаций" написан Островским так легко и доходчиво, что читается на едином дыхании! Также великолепен и его "Универсальный справочник по истории России".

Но особенно хочется выделить историко-публицистические исследования профессора Островского, которые касаются нашей ближайшей истории: "1993. Расстрел "Белого дома""; "Проект "Распад СССР". Тайные пружины власти"; "Глупость или измена? Расследование гибели СССР"; "Солженицын. Прощание с мифом".

Но и среди этих интереснейших исследований А.В.Островского особенно хочется выделить его работу "Кто стоял за спиной Сталина?", выдержавшую за короткий срок несколько переизданий. И дело не в том, что в монографии первого издания, хранящейся в моей библиотеке, стоит дарственная надпись: "Александру Михайловичу от автора на строгий суд. 14.02.02". Прежде всего, лично для меня - это памятник выдающейся научной добросовестности и человеческой порядочности профессора Островского! По собственному его признанию, он еще со студенческой и аспирантской скамьи был уверен, что Сталин являлся агентом царской охранки. Кстати, эта версия особенно была в ходу в годы перестройки.

Что же конкретно укрепляло Александра Владимировича в мысли, что Сталин являлся агентом охранки? В одном из своих интервью историк говорил:

" ...по мере того, как я приходил к выводу, что Сталин сыграл в нашей стране роль красного Бонапарта, эта версия стала приобретать для меня заманчивый характер. Она открывала возможность объяснить, почему Сталин оказался способен не только отстранить от власти своих недавних товарищей по партии, какими были, например, Лев Троцкий, Григорий Зиновьев, Лев Каменев, но и самым жестоким образом расправиться с ними. В связи с этим я начал коллекционировать «загадки» в революционной биографии Сталина".

И далее:

"Чем больше я занимался этим сюжетом, тем больше становилось «загадок», тем сильнее крепла моя уверенность в том, что версия о связях Сталина с охранкой возникла не случайно. Приведу пример. В 1904 г. Сталин бежал из своей первой сибирской ссылки, отбыв в ней всего полгода из трех положенных лет. В 1908 г. его снова арестовывают. И отправляют в новую ссылку, но не в Сибирь, а в Вологодскую губернию и только на два года! Однако когда в 1989 г. открылись засекреченные архивные материалы, испытал «разочарование».

В бывшем архиве Департамента полиции сохранились, правда, не за все годы, списки секретных сотрудников, сведения о выдаче им жалованья, запись агентурных донесений, переписка по руководству агентурой и т.д. Анализ этих документов по Баку, Батуми, Кутаиси и Тифлису привел меня к выводу, которого я не ожидал: ни в одном из этих городов в 1908-1910 гг. Иосиф Джугашвили не состоял в штате секретных сотрудников. А с весны 1910 г. по весну 1917 г. он не вылезал из тюрем и ссылок. За эти семь лет он был на воле только три раза в общей сложности около десяти месяцев. Это привело меня к выводу о том, что версия о связях Сталина с царской охранкой не имеет под собою никаких оснований".

От себя лишь добавлю, что не каждый исследователь, "заряженный" на получение определенного результата, в состоянии изменить свои взгляды, в соответствии с изученными документами. К сожалению, очень часто бывает, что недобросовестные исследователи содержание документов подгоняют под свое уже давно сложившиеся мнение...

Думаю, что читатель получил достаточное представление о профессоре Островском чтобы понять, что описанное ниже не является выдумкой автора этих строк, а вполне соответствует его характеру. Добавлю лишь только то, что, при всей мягкости, доброжелательности и даже некоторой вкрадчивости манеры ведения разговора с собеседником, он был способен неожиданно перейти на более резкие тона, когда был с чем-то категорически не согласен. А крайней формой неприятия слов оппонента у Александра Владимировича был демонстративный поворот к нему спиной и полное прекращение общения.

ЧТО УСЛЫШАЛ НА ТОЙ РАДИОПЕРЕДАЧЕ "ПОСЛЕДНИЙ КАНДИДАТ В ЧЛЕНЫ КПСС"?

К моему великому сожалению, не могу вспомнить название той радиопередачи, на которой выступил историк Островский в те приснопамятные августовские дни. Почему-то все время считал, что это было одно из заседаний популярного в нашем городе "Исторического клуба". Тем более, что где-то в середине "нулевых" Александр Владимирович был избран его "почетным членом". Хорошо, что сейчас поинтересовался в инете о времени создания Клуба. Как оказалось, он возник в 1993 году, то есть гораздо позднее описываемых событий.

Одним словом, хорошо помню только то, что в тот день вертелся на кухне разогревая еду и краем уха слушал включенное радио. Да еще помню, что был в весьма растрепанных чувствах от тех бурных событий, которые происходили в стране. Из "динамика" вовсю лилось радостное торжество победивших ГКЧП "демократов". Они рьяно искали якобы спрятавшихся по углам сторонников "путчистов", о чем гордо сообщали корреспондентам радиостанций. У Смольного собралась толпа, которая то и дело скандировала: "Коммунистов на фонари!" Согласитесь, что подобный разгул демократической вакханалии хорошего настроения не прибавлял... К тому же, я все еще находился под впечатлением от митинга против ГКЧП, состоявшегося 20-го августа на Дворцовой площади. На самом митинге не был, но мой путь в редакцию журнала "Аврора", располагавшейся в Аптекарском переулке, как раз пролегал через площадь и далее по прилегающей к ней улице имени Степана Халтурина (ныне вновь - Миллионная). В то время я еще работал в ЦГИА СССР, а с редакцией сотрудничал, ведя в журнале две рубрики.

Никогда не забуду этого грандиозного зрелища! Все прилегающие к площади улицы, набережные, проспекты были забиты толпами людей, которых она всех вместить была не в состоянии. Именно там, на площади, продираясь сквозь потоки идущих навстречу людей, я вдруг отчетливо понял, что ГКЧП потерпел поражение и что нашу страну ждут страшные времена! Но это был не единственный вывод, сделанный мной в те минуты...

Лично для меня августовские события делятся на три этапа:

1-й - безусловная поддержка ГКЧП, как надежда на умиротворение страны и привлечение к ответственности политиканов самого высокого уровня, ввергнувших ее в смуту;

2-й - тяжелое недоумение от бездействия ГКЧП в плане взятия власти в свои руки и, в то же время, его безумные действия, как например, провокационный ввод в Москву бронетехники, что не могло не вызвать массовое возмущение горожан. Иными словами, у Комитета было достаточно сил и средств, чтобы по-тихому и быстро обезглавить и интернировать верхушку "дерьмократов". Что касается СМИ, то с их помощью он должен был разъяснить народу, в каком положении оказалась страна, благодаря интернированным политиканам, а не "крутить" весь день по телевизору "Лебединое озеро", которое, как и ввод бронетехники, являлось всеобщим раздражителем!

3-й - именно на Дворцовой площади пришло подозрение, что действия ГКЧП были странными не просто так. Уж больно они хорошо ложились в канву событий, которые иначе как продуманным и удачным государственным переворотом, со сменой общественно-политического строя, и не назовешь! Причем, эта провокация была настолько продумана, что стоявшим во главе ее "игрокам" (с помощью пресловутых бронетехники и балета!) удалось привлечь на свою сторону активных горожан обеих столиц! В тот день не зря мне на память пришла незадолго до этого прочитанная монография крупного специалиста по истории Франции доктора исторических наук Николая Николаевича Молчанова "Генерал де Голль". Там великолепно и в деталях описано как в 1958 году Шарль де Голль, чтобы вновь вернуться из оппозиции во власть, спровоцировал в Алжире "мятеж" генералов, что сплотило вокруг него французское общество, боявшееся развязывания гражданской войны.

Помнится, что спустя десять лет мы в разговоре с А.В.Островским также проводили аналогию между этими событиями у нас и во Франции.

Что касается горбачевской "катастройки", то она у меня тоже делится на три этапа.

1-й. Назову его "эйфорический". Приблизительно длился с 1985 по конец 1987 года. Это время всеобщего обожания молодого генсека Михаила Горбачева, раздающего направо и налево умопомрачительные обещания, как например, в ближайшем будущем дать каждой советской семье по отдельной квартире. Удивительный факт: только одно его словоблудие резко повысило в стране производительность труда!

2-й. К этому этапу вполне подходит определение "траги-комический". Происходит разочарование Горбачевым, быстро переходящее в презрение, а затем и в ненависть. В народе генсека начинают называть "меченым" и "антихристом". Приблизительно длился с 1988 до августа 1991 года. В этот период на окраинах страны начинаются кровавые столкновния на межнациональной почве, некоторые республики подготавливют почву для выхода из состава союзного государства. Что касается столичных городов, то в них до крови пока не доходит, но жизнь все больше напоминает дурной сон, не без элементов комизма.

А разве без юмора, переходящего в сарказм, можно наблюдать следующую сюрреалистическую картину: в Ленинграде по улице имени Ф.Э.Дзержинского идет многотысячная толпа "протестунов" против руководства страной коммунистами, которую возглавляют генерал КГБ Олег Калугин и следователи-"важняки" из Генеральной прокуратуры СССР Гдлян и Иванов?!

Согласитесь, увидев подобный "сюр" можно получить серьезное психическое расстройство! А подобного бреда в те дни хватало! Расскажу несколько историй приключившихся непосредственно со мной.

К 1990 году из КПСС повалила разная мразь, которая находилась там ради карьеристских соображений. В том числе, и мое руководство. В пику начальству, решил вступить в партию. Сказано-сделано. После принятия меня кандидатом в члены партии надо было сфотографироваться для членского билета. Думаете, пошел в любое фотоателье и получил заветные снимки?! Как говаривал один юморист: "Фига с два!" . Оказалось, что на весь многомиллионный "город трех революций" существовало лишь одно спецателье, обслуживающее подобных неофитов. Хорошо, хоть в центре города. Когда вошел туда, то показалось, что КПСС уже ушла в глубокое подполье: настолько маленьким было это полуподвальное помещение! Окинув меня критическим взглядом, фотограф промолвил, что в таком виде сниматься нельзя. На мне были джинсы и свитер, а надо было костюм, светлую рубашку и темный галстук. Впрочем, очевидно, не я один являлся сюда в столь "непотребном" виде, так как фотограф вынес из какой-то каморки пиджак с рубашкой и галстуком.

- Джинсы на фотографии видны не будут, так что оставьте на себе, - обрадовал он меня.- А вот это давайте помогу одеть.

И, действительно, помог. Переодеваться было не надо, надо было только выставить руки вперед и просунуть их в рукава. Пиджак и рубашка были разрезаны сзади, а галстук пришит к рубашке. Насколько знаю, таким "макаром" наряжают покойников в морге...

- Ничего, - с наигранным оптимизмом думал я, выходя из полуподпольного фотоателье, - для того и иду в партию, чтобы бороться с косностью и идиотизмом!

Увы, "неофит" так и застрял на уровне "кандидата в члены", ибо победили именно они - пресловутые косность и идиотизм! В июле 1990 года состоялся XXVIII и последний съезд партии. В частности, на нем было принято решение ликвидировать институт кандидатов и сделать их полноценными членами. Но мне перейти в новое качество так и не удалось. Поначалу долго не было парторга, ибо предыдущий вышел из некогда сплоченных партийных рядов и подался в "дерьмократы". Наконец, к июню 1991 года был назначен новый. К сожалению, у него не оказалось черной туши, чтобы я мог написать заявление о приеме в партию. А мне 12-го числа надо было ехать на месячные военные сборы. Предложил написать заявление с помощью черного "шарика", но моя "креативная" идея у нового парторга не нашла поддержки. Требовалась именно тушь! Порешили с парторгом, что к моему возвращению он ее добудет. Но, по возвращении, ее опять не оказалось. Парторг поклялся, что после моего возвращения из отпуска, пресловутую тушь он все-таки добудет! Но затем начались августовские события...

Зная об этом моем фиаско по вступлению в партию, товарищи в насмешку так меня и называли: "Последний кандидат в члены КПСС".

Почему-то в перестроечные годы меня очень часто "напрягал" военкомат, вызывая то на сборы, то на командирские занятия. В 1987 году занятия проходили на базе военно-спортивного института имени П.Ф,Лесгафта. Они запомнились мне одним курьезом. Занятия по тактике проводил майор - сотрудник кафедры Тактики и общевойсковой подготовки. Во время первой ознакомительной переклички он как-то странно и весьма удивленно посмотрел на меня. После чего на каждом занятии майор ставил мне "отлично" даже тогда, когда на некоторых из них сидел молча как сыч. Такое чересчур благоприятное отношение к моей персоне стало понятно, когда познакомился с фотографиями профессорско-преподавательского состава, вывешенными на плацу. Как оказалось, завкафедрой Тактики и общевойсковой подготовки был полковник Качанов...

А вот вызов в военкомат в январе 1991 года был далеко как менее приятным! Предупредили, что скоро отправят на сборы в Москву. Здесь надо сказать, что, по крайней мере у нас в Ленинграде, усиленно распространялись слухи, что в столице могут начаться репрессии против демократов. Слухи выглядели вполне достоверно, если учесть те события, которые произошли в Вильнюсе, во время штурма десантниками телебашини. По-крайней мере, у нас на работе "дерьмократы" ходили с весьма унылым видом. Таких расстроенных физиономий не видел со времен приснопамятного письма Нины Андреевой в "Советской России". Грех было этим не воспользоваться! Пришел на работу и с нескрываемым удовольствием заявил о командировке в Москву своей начальнице-демократке. Честно говоря, что произошло потом никак не ожидал. Ничего не сказав мне в ответ, начальница куда-то быстро ушла. Не знаю с кем она встречалась, но обратно прибежала с перекошенным от ярости лицом и, переходя на визг, прокричала, что если поеду в Москву, то меня тут же уволят. Пришлось предложить разъяренной дамочке позвонить с этой угрозой в военкомат и посмотреть что будет дальше. После моего совета завотделом заметно скисла и замолкнув, со злым лицом уткнулась в бумаги.

К моему великому сожалению, насчет Москвы дали отбой, но через полгода отправили на границу с Финляндией в отдельный саперный батальон, "грызть гранит" инженерной разведки. Грустными были эти сборы! Среди офицерского состава батальона царило уныние от предчувствия надвигающейся на Армию катастрофы. На фоне этого всеобщего уныния хорошо запомнился один бодрячок-генерал из штаба округа, приехавший инспектировать то ли нас - "партизан", то ли батальон в целом. К нам на занятия он вошел в сопровождении комбата-майора. Весело поговорив с нами о том о сем, генерал предложил комбату ознакомить "товарищей-офицеров" с легкими танками, а то и поучить их "азам вождения".

- Разве товарищ генерал не знает, что по распоряжению Горбачева танки отодвинуты от всех границ? - удивленно спросил майор. И мрачно добавил: - Так что "товарищам офицерам" могу предложить покататься разве что на велосипеде...

Много мог бы рассказать занятных вещей по поводу своих публикаций в разных СМИ, особенно в позднюю перестройку. Но поведаю лишь о наших курьезных "терках" с главным редактором газеты "Вечерний Ленинград" Валентином Майоровым. Причем, оные проходили заочно, то есть ни он, ни я друг друга никогда в глаза не видели! А случилось следующее. Но сначала дам небольшую характеристика главреду, используя его биографические сведения.

Валентин Викторович Майоров (1940-2017) стал главным редактором "Вечерки" в 1988 году, но начал работать в ней, как говорится, "с младых ногтей", то есть когда еще учился на пятом курсе журфака ЛГУ. Последовательно прошел там все ступеньки карьерной лестницы, начиная от простого журналиста до главреда. Вполне очевидно, что этому профессиональному росту весьма помогало членство в КПСС. Более того, это самое членство он использовал на все 100! Закончив заочно Высшую партийную школу, Майоров надежно закрепил свое положение среди руководства газеты. А став во главе "Вечерки", которая являлась органом горкома партии и Ленсовета, он еще и вошел в состав горкома. Но, повторяю, шел 1988 год. В этот "перестроечный" период партаппаратчики, обладающие наиболее развитым политическим нюхом, стали понимать, в какую сторону дует так называемый "ветер перемен". Вполне очевидно, что подобным нюхом обладал и Валентин Майоров. Поэтому он стал служить уже другим - "демократическим" богам. "Вечерка", под его руководством, превратилась, пожалуй, в наиболее оголтелую "перестроечную" газету в городе. Причем эта оголтелость Валентином Майоровым всячески пиарилась и выставлялась напоказ, дабы понравиться будущим хозяевам страны. Назову наиболее яркие и похабные пиар-акции главреда-ренегата. В январе 1991 года происходит кровавая провокация у телебашни в Вильнюсе. Майоров, в знак протеста, громогласно заявляет о своем выходе из партии, а также убирает с газеты орден "Знак Почета", которым она была не им награждена. 19-го августа 1991 года, в самый разгар пресловутого "путча" ГКЧП, "Вечерка" демонстративно вышла с белыми пятнами на своих полосах, будто цензура запретила выход некоторых статей. Даже среди демократических изданий она была единственной газетой в городе, которая устроила подобный кандибобер. Подобным эпатажным действом редакция газеты во главе с Майоровым показывала горожанам свои либеральные убеждения и полное неприятие какой-либо цензуры. На самом же деле этот ренегат, когда ему было необходимо, беззастенчиво "включал" в себе цензора. В качестве доказательства приведу случаи, приключившиеся со мной.

С "Вечерним Ленинградом" начал сотрудничать с 1982 года, где в рубрике "Веселая пятница" публиковались мои юморески, миниатюры и фразы. В годы "перестройки" этой рубрикой заведовал писатель и драматург Марк Галесник, пьесы которого шли в некоторых провинциальных театрах. Можно сказать, что мы довольно тесно сошлись и подружились. Где-то в начале 1991 года я принес в газету подборку своих фраз, одна из которых Марку чрезвычайно понравилась.

Перед тем, как ее назвать, необходимо вспомнить мерзкий фильм Тенгиза Абуладзе "Покаяние", вышедший на экраны страны в 1987 году. Именно после него в СМИ началась подлая вакханалия по дискредитации И.В.Сталина. Но не только этим "славен" сей "киношедевр". Благодаря ему, стала популярна и пошла гулять по стране фраза: "Перестройка - это дорога к Храму!" Если вдуматься, то, за ее внешне отточенной и красивой формой, весьма мало содержания. Но сколько людей восторженно повторяло эту пустую заумь! Вот я и решил придать этой популярной в то время и глуповатой фразе четкий антиперестроечный смысл. Тем более, уже давно было ясно, в какую "катастройку" ввергает страну горбачевская перестройка. У меня получился так называемый "вопрос ребром" - жанр, придуманный в 1980-е годы на последней юмористической полосе "Литературной газеты":

"Так все-таки, Перестройка - это дорога к Храму или под Монастырь?!"

Что произошло дальше, описываю со слов Марка Галесника. Главред Майоров завизировал в печать все материалы "Веселой пятницы", в том числе и мои фразы, кроме выщеназванной. Но Марку уж очень хотелось, чтобы она увидела свет и он лично отнес ее в типографию. Конечно, он потом получил от Валентина Майорова "не хилый" нагоняй. Но, по-большому счету, на гнев главного редактора ему было уже глубоко наплевать, так как собирал чемоданы для отъезда на ПМЖ в Израиль. По словам Марка, после того случая Майоров лично следил в типографии, чтобы запрещенные им к печати материалы "Веселой пятницы" не увидели свет. Несколько позднее из-за такой бдительности главреда Марку не удалось протолкнуть еще одну мою антиперестроечную фразу. Но Галесник был такой человек, что любыми способами старался исполнить задуманное. Эту фразу он опубликовал в дайджесте сатиры и юмора "Еще!", куда им собирались лучшие произведения этого жанра, выходившие в СМИ со всей страны за прошедшую неделю. И хотя, повторяю, моя фраза нигде не публиковалась, Марк Галесник разместил ее в дайджесте на первой полосе. Но, к великому моему сожалению, он забыл поместить под фразой фамилию автора. Поэтому и не привожу ее здесь, так как не смогу доказать свое авторство.

И все-таки, впоследствии ренегат Валентин Майоров получил по заслугам! Так сказать, за что боролся, на то и напоролся! В 1995 году, теперь уже газету "Вечерний Петербург" купил некий "богатый буратино" и старому главреду, отработавшему в ней 30 лет, грубо дал пинком под зад. Как горько константировал сам Майоров: "В конце концов меня просто выперли из газеты". И поделом! Лично мне его не жалко...

Ну а теперь перейду от рассказа о либеральной цензуре в газете к аналогичной на радио. Итак, вертелся я на кухне и краем уха слушал радио. Причем настолько "краем", что если бы не услышал фамилию "Островский", которую назвала ведущая, перечислявшая участников будущей дискуссии, то, может быть, вообще бы все пропустил. Если быть точнее, то обратил внимание не на фамилию, а на имя и отчество ее носителя. Об Александре Владимировиче я тогда ничего не слышал, а вот весьма часто выступавший на радио и ленинградском ТВ историк Валерий Петрович Островский мне был хорошо знаком. В годы моей студенческой юности он преподавал у нас "Государство и право", но далее не слышал о нем до самой перестройки. А вот в начале ее он меня изрядно удивил, когда на многочисленных городских ток-щоу позиционировал себя как человека монархических убеждений, а потом вдруг стал завзятым демократом. В дальнейшем В.П.Островскому как-то удалось соединить в своих воззрениях эти две ипостаси и к концу своей жизни, он стал ратовать за некую либеральную империю. Но речь сейчас не о нем.

Услыхав фамилию Островского с незнакомым мне именем-отчеством, мне стало интересно, чем "дышит" этот историк и стал более внимателен к проходившей радиопередаче. В самом ее начале ведущая предложила участникам дискуссии порассуждать на тему, как можно охарактеризовать августовские события: как "революцию" или же как "контрреволюцию"? Все участники принялись приводить свои аргументы, становясь на ту или иную позицию. И только Александр Владимирович вышел за эти рамки, предложенные ведущей. Он твердо и уверенно произнес:

- Это начало иностранной экономической интервенции в нашу страну!

После этих слов Александр Владимирович что-то еще хотел сказать. Может, начать приводить аргументацию в пользу своего тезиса. Но динамик как-то странно захрипел, затем раздался неприятный свист, после которого наступила полная тишина. На этом радиопередача с разбором, что из себя представляют августовские события, революцию или контрреволюцию, как говорится, приказала долго жить...

Если кто-то не понял, что уж такого необычного сказал профессор А.В.Островский, что потребовалось срочно прерывать радиопередачу, то поясню.

Точно не помню, кому принадлежит глубокая по мысли фраза: "Критикуй, но не касайся!" Вы можете без последствий для себя сколько угодно критиковать что-либо даже в самых резких тонах, пока не коснетесь самой сути критикуемого. Но если сознательно или случайно ее вдруг коснетесь, то может последовать неприятная для вас реакция. За примерами далеко ходить не надо. В своих фразах автор этих строк часто зубоскалил над "перестройкой", но их Валентин Майоров легко пропускал в печать. Но стоило мне только намекнуть на ее последствия, о которых знать читателю нежелательно, как он стал чинить препоны. Или взять газету "Советская Россия". Она всегда полна критических материалов в отношении существующей власти. Но критикуя, газета умудряется не касаться ее сути. Как образно говорила в свое время бывший секретарь ЦК КПРФ Татьяна Астраханкина (цитирую по памяти), "Совраска" превращает ненависть народа в пар, который уходит в свисток. Поэтому газета и избавлялась от таких авторов, как Владимир Бушин, Сергей Кара-Мурза, которые стремились критиковать, касаясь! Кстати, последний выдвигал подобные претензии не только к "Советской России", но и ко всей оппозиционной прессе. В своей статье "Духоносная пена" (1997 г.), где спорил с Татьяной Глушковой, он написал:

"Пресса оппозиции как раз виновата в том, что еще не довела до граждан внятно и без надрыва знание об истинном состоянии страны" (Сергей Кара-Мурза "Оппозиция: выбор есть. Тайны современной политики" М,. "Алгоритм", 2006 г., с.254).

Но вернемся к высказыванию профессора А.В.Островского. Радиопередача как раз и была прекращна потому, что он не ударился в досужие рассуждения, заданные ведущей программы, а кратко и доходчиво довел до слушателей саму суть совершенного либералами государственного переворота, а именно: отдать нашу страну на разграбление иностранного капитала! И это разграбление продолжается до сего дня. Как известно, иностранцам в нашей стране принадлежат многие промышленные предприятия, разработка полезных ископаемых и т.п. Несмотря на активную внешнюю политику, по факту мы являемся страной-полуколонией, экономически зависимой от Запада. А это значит, что перед Россией стоит серьезный выбор: или смириться с существующим положением, или готовиться к национально-освободительной борьбе!

На заставке фотография доктора исторических наук Александра Владимировича Островского.