Сообщество «Круг чтения» 00:00 10 декабря 2021

Кому на Руси жить?..

200 лет Николаю Некрасову

Да, всё так: кому на Руси жить хорошо? И вообще — жить?.. Ведь сегодня этот вопрос не менее актуален, чем 155 лет назад, когда увидела свет одноимённая некрасовская поэма. Ведь плохи сейчас наши дела. Совсем плохи. И не в коронавирусе с вакцинацией и QR-кодами тут дело, нет, и не в росте цен, за которым не поспевают доходы населения, и не в социальном неравенстве, основанном на эксплуатации до смерти: явной, как в случае с шахтёрами "Листвяжной", или скрытой, о которой свидетельствует только общее сокращение численности населения страны и средней продолжительности его жизни.

Те, кому от этого хорошо, в России жить не хотят, из России "валят", Россию презирают и ненавидят. Вместе с её населением, историей и культурой. И активно, миллиардами рублей, сотнями миллионов долларов финансируют уничтожение и отсутствие памяти, нежелание эту память хранить и продлевать. Она ведь — не только наше личное, но и наше общественное время, не только наше прошлое, но и наше будущее. Хорошо хоть Победу 1945 года ещё как-то отмечают: "Бессмертный полк", парады и так далее, — хотя опасность, исходящая от коронавируса, на политических весах, мы помним, оказалась важнее праздника Победы, без которого тезис: "Мы — молодая страна, нам всего двадцать (уже тридцать) лет" (Дмитрий Медведев), — звучал бы в качестве чуть ли не абсолютной, "отлитой в граните" истины. Но нет, без денег мы держаться ещё можем, а вот без памяти — никак. И непонятно, откуда же вы тогда: такие все бодрые, хорошие, комфортные и правильные, а главное — для чего?

100 лет Великой Октябрьской революции — "А в связи с чем это нужно праздновать, объясните мне" (Дмитрий Песков). 200 лет Достоевскому — а кто это? Может, его вообще стоит "разорвать на куски" (Анатолий Чубайс). Вот 200 лет Некрасову — и что?

А Пушкин, Лермонтов, Тютчев? О ком это? О чём? Для кого? Главный критерий оценки выпускного школьного сочинения, которое пишут одиннадцатиклассники в рамках ЕГЭ — количество слов. И это, наверное, всё, что нужно знать сегодня о результатах многолетних оптимизации и реформирования системы отечественного образования.

Сколько слов у Тургенева в его знаменитом гимне русскому языку:

"Во дни сомнений, во дни тягостных раздумий о судьбах моей родины, — ты один мне поддержка и опора, о великий, могучий, правдивый и свободный русский язык! Не будь тебя — как не впасть в отчаяние при виде всего, что совершается дома? Но нельзя верить, чтобы такой язык не был дан великому народу!"?

Всего пятьдесят два? Кто-то написал лучше? Но сдал бы Иван Сергеевич ЕГЭ по русскому языку и литературе? Скорее всего, нет.

Нынешнее почти поголовное и тщательно культивируемое чуть ли не с пелёнок безразличие к русской литературе (и к русской поэзии в особенности) как проявлению и воплощению "духа народного" — оно ведь не случайно возникло. Насчёт того, что "нам не нужен мир без России" (Владимир Путин), вопросов нет — конечно, не нужен нам такой мир, правильно. А вот нужна ли нам "Россия без русских"? Да без разницы уже, похоже. И не только коронавирусу без разницы. Хотя, опять же, русский язык теперь, после принятия конституционных поправок, упомянут в Основном законе нашей страны как "язык государствообразующего народа", но, например, латынь тоже в течение долгих веков после того, как её создатель и носитель, populus Romanus (римский народ), исчез с мировой арены как живая человеческая общность, оставалась международным языком церкви, науки и искусства. Этой ли судьбы мы хотим для "великого, могучего и свободного" русского языка? Или вообще готовы перейти от слова к числу, от букв к цифрам, уже полностью освобождённым от любой национальной и вообще человеческой привязки? Как можно будет сказать на языке цифр пушкинское "У Лукоморья дуб зелёный…" или некрасовское "Не ветер бушует над бором..."?

Да, речь о Николае Алексеевиче Некрасове (28 ноября (10 декабря) 1821 — 27 декабря 1877 (8 января 1878)). Когда на его похоронах Фёдор Михайлович Достоевский сказал, что покойный "певец народного горя" в ряду отечественных поэтов должен прямо стоять вслед за Пушкиным и Лермонтовым, из толпы послышались крики: "Выше! Выше! Он выше их!" Кричала, по свидетельству современников, в основном молодёжь, для которой некрасовская поэзия тогда была воздухом, без которого попросту невозможно дышать и жить, для которой некрасовские стихи были ближе и понятнее пушкинских и лермонтовских. Как по форме, так и по содержанию, по пафосу своему, по тому, что называется "духом времени", услышать и передать который способен только истинно великий поэт.

Некрасов был поэтом своей эпохи, его трёхсложного размера стихи были ближе к обыденной речи, чем пушкинские и лермонтовские ямбы. Это были стихи, пришедшие из народа и снова ушедшие в народ, — только уже преображённые в сердце поэта, отлитые и скованные там на века:

Выдь на Волгу: чей стон раздаётся

Над великою русской рекой?

Этот стон у нас песней зовётся —

То бурлаки идут бечевой!..

Волга! Волга!.. Весной многоводной

Ты не так заливаешь поля,

Как великою скорбью народной

Переполнилась наша земля, —

Где народ, там и стон... Эх, сердечный!

Что же значит твой стон бесконечный?

Ты проснёшься ль, исполненный сил,

Иль, судеб повинуясь закону,

Всё, что мог, ты уже совершил, —

Создал песню, подобную стону,

И духовно навеки почил?..

("Размышления у парадного подъезда", 1858)

А ведь в этом стихотворении, помимо его героев-крестьян, о которых сказано "и пошли они, солнцем палимы", присутствует и адресат некрасовской филиппики, сам хозяин "парадного подъезда", у которого размышляет автор, — высокопоставленный имперский чиновник, чьи:

Безмятежней аркадской идиллии

Закатятся преклонные дни.

Под пленительным небом Сицилии,

В благовонной древесной тени…

Да, чего уж, с какой целью и с какой стати праздновать сегодня 200-летний юбилей такого поэта? Что изменилось за два века? Почти ничего — разве что Сицилия ныне утратила свою популярность среди нынешних российских топ-менеджеров от бизнеса и власти и их домочадцев…

Впрочем, и "широкие народные массы" своего времени нынешний юбиляр отнюдь не идеализировал:

Люди холопского звания —

Сущие псы иногда:

Чем тяжелей наказания,

Тем им милей господа...

("Кому на Руси жить хорошо", 1866)

В общем-то, эта поэма Некрасова — тоже "роман в стихах", как "Евгений Онегин" Пушкина, второй том "энциклопедии русской жизни". А отрывки из неё, такие, например, как "Коробейники" ("Ой, полным полна коробушка…"), действительно стали народными песнями.

Точно так же стали достоянием всего русского языка многие некрасовские строки и фразы, которых, приглядевшись, в речи нашей можно обнаружить не один десяток, но гораздо больше того: "Мужичок с ноготок", "Рыцарь на час", "Коня на скаку остановит, в горящую избу войдёт…", "Откуда дровишки?..", "Суждены им благие порывы, но свершить ничего не дано…", "Поэтом можешь ты не быть, но гражданином быть обязан…", "Иди и гибни безупречно. / Умрёшь не даром: дело прочно, / Когда под ним струится кровь...", "Бывали хуже времена, но не было подлей…", "То сердце не научится любить, которое устало ненавидеть…", "В мире есть царь — этот царь беспощаден, голод названье ему...", "От ликующих, праздно болтающих, / Обагряющих руки в крови / Уведи меня в стан погибающих / За великое дело любви!..", "Правилу следуй упорно: чтобы словам было тесно, мыслям — просторно…", "Сейте разумное, доброе, вечное…" — данный список можно продолжать и продолжать.

Все эти слова тысячи, миллионы и даже миллиарды раз уже произнесены в разных ситуациях множеством людей на русском языке, вошли в нашу "цивилизационную матрицу", в её "генетический код", и уже одно это свидетельствует: Некрасов — по-настоящему великий поэт.

Но не только поэт. Николай Алексеевич на протяжении почти тридцати лет был, можно сказать, главным организатором литературного процесса в России, созидателем русской литературы в том смысле, которого требовал "неистовый Виссарион" Белинский, когда на фоне творчества Пушкина заявлял, что "у нас нет литературы". Руководимые им журналы: "Современник" (пушкинский "Современник"!) в 1847–1866 годы и "Отечественные записки" в 1868–1877 годы, — можно считать той школой, пройдя которую вся русская литература получила "аттестат зрелости".

Через редакции Некрасова прошли практически все отечественные классики той поры: Лев Толстой и Фёдор Достоевский, Иван Тургенев и Александр Островский, Иван Гончаров и Михаил Салтыков-Щедрин, — не говоря уже о менее значимых фигурах, иногда менее значимых литературно, зато сыгравших важнейшую общественную роль, — таких, как Николай Чернышевский и Николай Добролюбов, Александр Герцен и Николай Огарёв…

двойной клик - редактировать изображение

И ведь роль Некрасова была в тысячи раз сложнее, чем роль директора школы: речь шла и о деловых контактах, и об изнурительном редакционном труде, и о непрерывном творческом, порой весьма конфликтном, общении… Это — та подводная, невидимая и даже по большому счёту непредставимая часть айсберга некрасовской жизни, над которой возвышается верхушка его собственного литературного и поэтического творчества.

В данной связи следует сказать, что Некрасова мы сегодня знаем и воспринимаем преимущественно через интерпретацию Корнея Чуковского (Николая Корнейчукова) — интерпретацию, в которой поэт предстаёт как весьма неоднозначная и даже двуличная фигура, расчётливый и циничный человек, который добивался для себя славы и богатства любыми доступными путями: от поэзии до нечистоплотной игры в карты, — одновременно презирая тех людей, которых делал героями своих произведений.

Что можно по этому поводу сказать? Лучше, чем Пушкин в письме к Вяземскому, не скажешь: "Толпа жадно читает исповеди, записки etc., потому что в подлости своей радуется унижению высокого, слабостям могущего. При открытии всякой мерзости она в восхищении. Он мал, как мы, он мерзок, как мы! Врёте, подлецы: он и мал и мерзок — не так, как вы, — иначе…"

В своих "искательствах правды" относительно Некрасова Чуковский был не одинок. Это целая традиция, к которой примыкал и многолетний знакомец Николая Алексеевича — Глеб Успенский, в очерке, написанном уже после смерти поэта, сообщивший, что тот в последний период своей жизни, уже смертельно больной и измучившийся, хотел сделать главным героем-счастливцем "Кому на Руси жить хорошо"… пьяницу, что "до смерти работает, до полусмерти пьёт…" И ведь многие — даже из тех, кто зачитывался некрасовской поэмой-романом, — эту каплю яда приняли…

Это вовсе не отрицает правды "разоблачений" Чуковского: были же и гвозди на запятках кареты, и большие картёжные столы, и "ода Муравьёву-вешателю", и годы почти всеобщего общественного презрения. Всё это — правда, только правда, ничего кроме правды. Но не вся правда. А вся она заключалась в том, что некрасовские слабости и мерзости ему простили и до смерти, и, тем более, после. "Ведь только когда дерево спилено, мы видим его настоящий охват", — написал когда-то армянский поэт Паруйр Севак.

Смерть человека позволяет понимать его без оглядки на прошлое и без допуска на будущее, сравнивая уже не с живущими, а с ушедшими. Отсюда и крики из толпы на похоронах поэта. "Глас народа — глас Божий".

Впрочем, здесь я не совсем прав, поскольку будущее не только исходит из прошлого, но и притягивает к себе настоящее, ведёт его за собой. Некрасов к этому будущему стремился, хотя и видел его, так сказать, через призму товарно-денежных отношений:

Эх! эх! Придёт ли времечко,

Когда (приди, желанное!..)

Дадут понять крестьянину,

Что розь портрет портретику,

Что книга книге розь?

Когда мужик не Блюхера

И не милорда глупого —

Белинского и Гоголя

С базара понесёт?

На какое-то время это предсказание-пожелание исполнилось: сами знаете, когда и как, через какие потрясения это случилось.

Как исполнилось и другое некрасовское пожелание-предсказание:

Ты и убогая,

Ты и обильная,

Ты и могучая,

Ты и бессильная,

Матушка-Русь!

В рабстве спасенное

Сердце свободное —

Золото, золото

Сердце народное!

Сила народная,

Сила могучая —

Совесть спокойная,

Правда живучая!

Сила с неправдою

Не уживается,

Жертва неправдою

Не вызывается, —

Русь не шелохнется,

Русь — как убитая!

А загорелась в ней

Искра сокрытая, —

Встали — небужены,

Вышли — непрошены,

Жита по зернушку

Горы наношены!

Рать подымается —

Неисчислимая!

Сила в ней скажется

Несокрушимая!

Ты и убогая,

Ты и обильная,

Ты и забитая,

Ты и всесильная,

Матушка-Русь!..

Многое из предсказанного Некрасовым сбылось, но многое и ушло в инобытие. Навсегда или на время — зависит от нас сегодняшних тоже.

Ещё, дополню от себя, в любом вопросе, как известно, содержится минимум половина ответа. И если рассматривать название некрасовской поэмы (романа в стихах) как вопрос: "Кому на Руси?.." — то эта половина звучит почти открыто: "Коммуна Руси..."

Возможна ли она у нас или, вернее, у наших потомков — с нами-то всё давно ясно — такая "коммуна Святой Руси"? Но это уже совсем иная история. История будущего.

Илл. писатель И.С. Тургенев в редакции журнала "Современник" читает свою рукопись И.И. Панаеву и Н.А. Некрасову. Конец 1850-х гг.

Cообщество
«Круг чтения»
Cообщество
«Круг чтения»
1.0x