Наш очерк ни в коем случае не представляет собой попытку поздравить артиста с круглой датой раньше, чем это положено делать. Мы всего лишь объединили несколько отдельных и в крайней степени субъективных мыслей и образов, навеянных в разное время разными песнями Сальваторе Адамо.
Еще одна звезда мировой эстрады готовится разменять восьмой десяток.
Это возраст генсеков и маршалов, чьи имена говорят новому поколению еще меньше, чем говорили прошлым поколениям имена и фамилии "рядовых" членов Политбюро.
Долговечность некоторых рок-групп уже в несколько раз превосходит долголетие некоторых режимов, у чьих вождей тоже были не менее фанатичные приверженцы. Правда, группу, в отличие от государства, можно распустить и собрать по-новой — к великой радости старых и новых поклонников.
Гибель Советского Союза напоминала магический эксперимент — впечатление было такое, будто развалилась не великая страна с великой культурой, а разбрелись, получив способность передвигаться, кабины общественного туалета с доверху набитыми добром унитазами.
Разбрелись, и до сих не могут воссоединиться, предпочитая выступать соло.
Всё, способное взволновать и поразить своей неподдельностью (оставаясь на виду и на слуху) было искажено и уценено, подверглось вандализму и профанации. В результате говорить о ряде вещей аутентичных стало практически незачем и не с кем. Слишком уж манерно выглядели претензии и могильщиков, и плакальщиков расформированной страны-"супергруппы".
Скорбь с кощунством объединились в скабрезный дуэт по вызову.
Неисправимые романтики, предпочитающие звонить за две копейки по шестизначным номерам, оказались в положении Мечтателя из "Белых ночей". Вид человека, сующего старую (но не старинную) монетку в прорезь нового автомата, вызывает минимум любопытства.
Образ золотой кареты, несущейся с ничтожной по нынешним меркам скоростью, близок и понятен каждому, кто знает и любит одноименную песню Адамо. У него вообще поразительно много историй о выходцах из прошлого, которое еще не успело и не желает превратиться в неподлежащую воскрешению древность. Сегодня пассажир презренного троллейбуса расскажет вам больше, чем способны выжать из себя рабы и рабыни спецрейсов. Мечтатели ждут золотую карету Адамо на обшарканном асфальте сумеречных остановок.
Людей подобного свойства стало принято замечать не с первого раза и как бы не полностью. Их выслушивают только частично, и сведения, которыми они жаждут поделиться, никого не восхищают — так слушает в ночном гастрономе покупателя девица, твердо определив, что "у барина залито на вчерашние дрожжи".
Все трудней и трудней вообразить на вершине холма силуэт "мистера Фладда", горланящего в ночи припев Tombe Le Neige, хотя когда-то это было нормой…
Адамо всегда напоминал либо тренера, либо честного молодого парторга. Скромный, умный и принципиальный персонаж библиотеки для юношества, способный понять, подсказать и утешить своих подопечных и коллективно, и поодиночке.
Человек с подходом.
Пару раз сфотографировался в умеренно психоделическом прикиде, который был явно ему не к лицу, и снова перед нами положительный мальчик в добротной импортной одежде, прозванный злопыхателями "поросячьим ротиком".
Кто еще способен так целомудренно славить "беднягу Верлена", в котором сочетались "гениальность божества и сердце свиньи”?
Не важно, когда точная дата юбилея.
Не важно, когда и сколько раз Адамо посещал СССР.
Не важно, кто и в какой форме передаст певцу поздравления от его кремлевских поклонников.
Не важно, для кого он был всего лишь очередным поющим франкофоном, которого можно легко променять, скажем, на того же Джо Дассена, потому что тот больше понравился чьей-то жене…
Все это что?.. Мелочи.
"Итальянцев" и "французов" вообще легко выменивать, собирать и пародировать, делая вид, что вам это дико нравится, всю жизнь.
Важен исторический миг, когда (будем откровенны) неказистые песенки вдруг начинают отражать самые ускользающие аспекты данного отрезка времени, которое движется только в одном направлении, порождая гривуазные шутки про вагину и могилу.
В плане стиля и саунда Адамо "банален" и старообразен до полнейшей неподражаемости. Звучать и выглядеть так специфически провинциально и камерно умели Джордже Марьянович, квартет Марино Марини, Доменико Модуньо, одесситы Фарбер и Беренсон. "Они целиком в прошлом", говорили про артистов данного типа некоторые дамы, убежденные, что у них-то все впереди, хотя от "прошлого" в ту пору их отделяли считанные годы.
Кто из других артистов брал себе в репертуар, казалось бы, исключительно авторские вещи Адамо? Испанец Рафаэль, рано погибшая Александра — певица из ФРГ (их связывала личная дружба), Эмиль Горовец и Виктор Беседин, Радмила Караклаич, Магомаев, сверхэлитарная, знакомая лишь самым тонким знатокам Грациэлла Сусанна. По списку отчетливо видно, что на интерпретацию такого материала мог осмелиться только человек "из прошлого", которое, опять же, не так отдалено, как это может показаться профанам, чтобы не воздействовать на вкусы и принципы избранного им меньшинства.
Такие пьесы, как "Dans ton sommeil", "Pauvre Verlaine" или "Mon Cinema", никак не могут служить музыкальным путеводителем в "светлое" будущее любого типа.
Даже оптимистичные шлягеры, которых у Адамо немало, пропитаны медленными ядами сарказма и меланхолии. "Не убирай мои руки с твоих бедер, не делай таких гневных глаз", — умоляет возлюбленную некто в шестьдесят шестом в умеренном темпе лирического шейка, ты — моя последняя песня". Но мы отчетливо слышим неумолимый метроном, похожий на пульсацию живого сердца, и думаем: а где сейчас эти бедра, эти глаза, эти люди?..
Адамо невозможно осовременить, как нельзя обновить вкус первого причащения к таинствам бытия, или отснять римейк первой любви, подстерегающей девственные натуры подчас далеко не в самых поэтичных местах.
Все решает аранжировка. Когда, теряя популярность, в середине семидесятых певец принял решение заново перепеть свой ранний материал, результат получился, что называется, клинический. Столетием ранее нечто подобное хотел проделать одержимый идеей омоложения мертвых красавиц доктор Хайнрих Ринго.
Он сошёл с ума.
Хотя это лишь экспонат городского фольклора, и подобные истории есть в каждом городе, если ему больше двух сотен лет. Надо лишь уметь находить и выслушивать людей, которые действительно что-то знают и помнят по-настоящему.
Важная деталь, трудно не признать, что ряд наиболее зрелых композиций Адамо звучат эффектней, когда певец исполняет их "на языке Гете". В первую очередь это касается "Zigeuner zieh’n vorbei". Он замечает, как проносятся мимо него красивые и жуткие вещи. Исчезая.
Адамо не пропал и не изменился. Изменилась атмосфера, сама молекулярная структура воздуха, в котором должен звучать голос такого певца, чтобы его воспринимали правильно и по достоинству. Но большинству самых ярких лириков из недавнего прошлого в содружестве блуждающих кабин отведена роль жалких и беспомощных предшественников истинного "шансона".
Цыгане мчатся мимо.
Адамо остается.
Кто-то успел разлюбить и даже возненавидеть "цыган".
Кто-то, коллекционируя диски Адамо, так и не успел завести (чтобы возненавидеть) детей.
Дети часто раздражают и мешают слушать музыку.
Мимо Адамо наверняка пронеслись цыгане из пьесы "Живой труп"…
Остался застенчивый и мудрый Сальваторе с гитарой на консервативной тесемочке ("Что там? веревочка? давай и веревочку! и веревочка в дороге пригодится: тележка обломается, или что другое, — подвязать можно") и ротиком поросенка.
Любимый семидесятилетний "ребенок" бездетных стариков, полвека назад казавшийся им старшим по возрасту юношей, родством и знакомством с которым можно и должно дорожить и гордиться.
Песни, как минуты — каждая ранит, последняя убивает.
