Мир полон сожалений и причитаний: "Наши дети уже не такие, как мы. У них другие понятия, интересы".
А что было интересно мне? Старательно вспоминаю.
В радужной дымке выплывают картины прошлого. Урал, древний торговый город Ирбит и мой седой дед, участник двух мировых войн, белорусский партизан. А мне пять лет…
Деда с удовольствием и чувством поёт:
Миру всему передайте, чайки, печальную весть:
В битве с врагом не сдалися — пали за русскую честь!
А у меня уже глазки на мокром месте… Именно с тех самых пор в душу запал высокий и героический образ русского моряка и слова́, переворачивающие душу: "Погибаю, но не сдаюсь". Я понимаю песню через слово, но общий пафос её трогает меня, накрепко впечатываясь в память… Тут же на ум приходит другая страшная, но ужасом своим притягивающая песня деда. Та, где отряд коммунаров "в засаду жестоку попался". Как там дедушка поёт?
Навстречу им вышел седой генерал,
Им суд объявил беспощадный:
— Вы землю просили, я землю вам дам,
Готовьтесь к немедленной казни.
И вот коммунары "сами копали могилу себе" и стоят теперь на её краю. Я вижу их, оборванных, в крови и грязи. Но как прекрасны и великодушны их последние слова к тем, кто готов расстрелять их! Ах, эти слова, неизменно доводящие меня до слёз:
— Ну что ж вы стоите, сомкнувши ряды,
К убийству готовые братья,
Хоть мы и погибнем от вашей руки,
Но вам не пошлём мы проклятья!
В тот момент мне кажется, я почти понимаю: люди поют красивые и страшные песни, чтобы другие люди так больше не делали. Путаясь в словах, я изливаю своё понимание деду. Он крякает, слушая мои корявые откровения, но кивает:
— По сути, правильно.
Деда ушёл в таинственный "Горком". Он часто ходит туда "к товарищам" и обещает, что и меня возьмёт с собой, если и когда я выучу одну очень сложную взрослую песню. Он прилежно занимается со мной, и я уже знаю первый куплет, но, вот хоть убей, не могу понять, о чём пою. Деда объясняет-объясняет да и плюнет в сердцах:
— Просто пой так и всё.
Я и пою. Бабушка слушает-слушает наши с дедом тяжкие старания и горькие его разочарования, но очень скоро её лицо подозрительно румянится… А потом, в единый миг взметнувшись, она убегает, зажав себе рот рукой и долго ещё хохочет в другой комнате…
Наконец меня берут в "Горком"!
Деда решил, что лучше, чем теперь, мне песни его не выучить. Слова я знаю довольно твёрдо, но вот мелодия… с ней "бо-ольшие неутыки" — так говорит бабушка. И ещё она говорит, что пока я спала, мой бессовестный топтыжка наступил мне на ушко.
Не помню. Не было такого.
Торопясь восстановить справедливость, я горячо объясняю бабушке, что мой топтыжка добрый и мягкий, я с ним сплю и крепко обнимаю его. Чтобы он обидел меня — нет, это невозможно. Бабушка смеётся. И говорит, что она о другом.
Я пою хоть и смело, и громко, но, увы, коверкая мелодию, как мне вздумается.
Тем не менее деда решается отвести меня на людской суд. И вот, принаряженные, мы идём "в город". С удивлением я вижу, что деда нервничает. Он так размашисто и быстро шагает, что я еле поспеваю, семеня рядом. Он говорит мне:
— Если забыла слово, ничего, пой дальше. Не тушуйся.
Он так и говорит мне "не тушуйся". Я не понимаю, но решаю, что буду петь громко, тогда не заметят, что я ошиблась… Нас встречают дружелюбными и немного насмешливыми приветствиями. Деда оставляет меня пообвыкнуться, а сам подходит к дядям, вставшим, чтобы поздороваться с ним за руку. У них заводится беседа, я сижу у двери на табуретке и гляжу во все глаза. Постепенно атмосфера с деловой меняется на дружескую, а с неё на шутейную. Все подтрунивают над дедом, смеются, а он хоть и сдерживается, но я же вижу, что ему неприятно. Чем деда дразнят "товарищи", не знаю, не понимаю, но сержусь за это на плохих дядей, потешно хмурю брови.
Но тут мой деда говорит:
— Не верите? А вот вы сами убедитесь!
Он оборачивается ко мне, и в глазах его я впервые вижу горячую мольбу, обращённую ко мне!
Меня водружают на табурет, на котором я сидела, и с обидным для меня смешком говорят:
— Давай, девочка, не стесняйся, пой. Дедушка твой говорит, ты песню интере-есную знаешь. Давай-ка, спой нам. А мы послушаем.
Все отходят от меня, образуя стихийный полукруг. За моей спиной раскрыта дверь в тёмный коридор, передо мной — насмешливо ждущие глаза.
Чего они ждут?
Чтобы я расплакалась и убежала?
Не дождутся.
Я чувствую себя отрядом коммунаров, попавших в жестокую засаду, и решаю достойно ответить на обидный вызов. В моей памяти кумачовым знаменем горят слова:
— Ну что ж вы стоите, сомкнувши ряды…
Я намеренно не смотрю на деду, а гляжу на снисходительно улыбающихся дядей, сжимаю кулачки и завожу выученную песню так громко, как только позволяют лёгкие.
Сотрясая вселенную, я пою:
— Вставай, проклятьем заклеймённый,
Весь мир голодных и рабов!
Кипит наш разум возмущённый
И в смертный бой идти готов!
Увлекаясь, уже забыв себя, деду, "товарищей", я пру вперёд, как танк на той дедовой картинке, которую он мне показывал, повествуя про свою Отечественную войну. Мне всё равно, какая там мелодия, я швыряю в мир слова, которые, как теперь оказалось, я затвердила накрепко!
Как крейсер "Варяг", я не уроню русской чести!
Не сдамся!
Пою, как глухарь, не слыша ничего.
Постепенно осознаю, что мелодия выправилась от усилий других присоединившихся голосов. Мой беззаветный порыв увлёк собравшихся дядей, и теперь песня гремит и летит по комнате, выливается в коридор за моей спиной. Я слышу её и позади себя.
Из других комнат люди собрались к нам на песню, как на огонёк, и теперь, толпясь в дверях, поют вместе со мной, с нами, самозабвенно и увлечённо:
Это есть наш последний
И решительный бой.
С Интернационалом
Воспрянет род людской!!!
У некоторых блестят глаза. Меня снимают с табуретки, и все подходят пожать мне руку, как равной. Это полный и абсолютный триумф! Дяди и тёти из других кабинетов тоже подходят, и я отвечаю на целый град их вопросов. Деда жмурится в сторонке, как кот на солнышке, он доволен.
Старая история?
Было и быльём поросло?
Ушло безвозвратно с советским временем?
Но посмотрите, что произошло совсем недавно, в 2020 году. Мои мальчики — дошколёнок и первоклассник — набрели в образовательной программе "Учи.ру" на урок в цикле "Окружающий мир".
Что за урок, спрашиваете?
А вот такой "сухой материал", как государственные символы России. Программа продемонстрировала ребятам флаг, герб и спела гимн.
И что бы вы подумали случилось?
Неделю гимн звучал в нашем доме на полную мощь колонок компьютера, а дети с удовольствием подпевали. Потом они нашли в "Дневнике первоклассника" напечатанный текст гимна и сами, без малейшего принуждения с моей стороны, выучили его. Забавно было наблюдать меньшого, как он умостился почти вверх тормашками на диване и упрямо повторяет непонятные, но чарующие его строчки, заставляющие видеть что-то выше или дальше обычной жизни…
Хоть и странно было, но мне пришлось признать: дети поют гимн для своего удовольствия. Видимо, героический пафос близок чистой и неиспорченной душе ребёнка.
Вот в связи с этим мне и припомнилась та давняя и полузабытая ирбитская история…
А вы говорите, уже нет связи поколений!
