Как устроено русское чудо. Часть III

Как устроено русское чудо. Часть I

Как устроено русское чудо. Часть II

9. Сломанный меч технопрорыва

Почему СССР не удалось преодолеть «проклятие догоняющего развития» и как задушили одну из самых перспективных оргнаходок Сталина

Изучая бесценный сталинский опыт, мы должны поднять болезненный вопрос. Почему СССР, который создавался как Страна Будущего, не смог ею стать? Не сумел задать направление глобальной гонки, причём в самые динамичные времена Сталина? А позже — так и вообще свалился на траекторию вечного подражания своим онтологическим врагам?

Не ответив на оный вопрос, русские просто не выживут в надвигающейся буре «новых тридцатых». Не смогут превратить закрывающие технологии (ЗТ) в могучее оружие цивилизационной Победы.

Вековое проклятие догоняющего

Первое, что придётся преодолеть, — это старую-престарую болезнь догоняющего развития, привычку некритически плестись за Западом. И обрести смелость быть первопроходцем. Поясню свою мысль. Помните идею Петра Великого? Нам нужно подучиться у Европы, а затем, став сильными, повернуться к Европе … скажем так, тылом своим. То есть дальше следовать своим путём. Жить собственным умом. Но в реальности политика перенятия всего (не только технологий, но и культуры, моды, вкусов и даже языка) у Запада привела к духовному и умственному порабощению России. Типичное настроение какого‑нибудь графа или высшего сановника в Российской империи: «Ну разве может наш Ванька рязанский чего‑нибудь путного изобрести? Нет, надо глядеть на культурную Европу!» И нам прекрасно известно, сколько прорывных новаций, опережавших Запад, оказались похороненными в бюрократических закоулках империи. Можно отдельную книгу писать.

Но на те же самые грабли наступил и СССР. Ведь индустриализация Сталина начиналась как раз в духе Петрова замысла: сперва научимся, копируя лучшее у мировых чемпионов, потом превзойдём учителей — и к звёздам взмоем. Но в реальности мы угодили в ту же губительную колею неверия в собственные силы и способности. Мы видим такое уже в случае с технологией производства кислорода из воздуха академика Петра Капицы. Человек, который много сделал для того, чтобы покончить с раболепием перед западной наукой и техникой, доказывавший способность русских выступать в роли пионеров развития, сам падает жертвой своей борьбы. Ибо пытается отстоять свою технологию от попытки замены её на западную. И, увы, даже Берия, чьё имя накрепко связано с атомно-космическим рывком СССР, выступил против Капицы в стане «копировщиков-подражателей».

Да, ловушка оказалась коварной. Копировать‑то получалось, а вот с делом перехода к собственному пути развития система сбоила уже при Сталине. Не помогали ни принцип личной ответственности за порученные производства и предприятия, ни система принуждения к снижению издержек в экономической модели. И понятно почему: если тот или иной начальник рисковал свободой, а то и головой, руководя порученным ему делом, то он опасался риска, связанного с применением ещё нигде в мире не известной технологии или разработки. Куда безопаснее было использовать то, что уже применяли европейцы или американцы. Они‑то уже успели рискнуть с разработкой, испытали, всё отработали. А тут придётся всё брать на себя. А зачем? И те же самые соображения в большинстве случаев брали верх при снижении себестоимости производства.

Да, в СССР в 1949–1953 годах шла энергичная кампания по борьбе с безродным космополитизмом и низкопоклонством перед Западом. От той поры до сих пор остаются прекрасные фильмы и книги об изобретателе радио Попове, о создателе паровой машины непрерывного действия Ползунове, о биологе Тимирязеве, селекционере Мичурине, изобретателе трактора на гусеницах Блинове, создателе первого в мире завода-автомата Нартове. Сам автор сих строк на них воспитывался. Но эта культурно-цивилизационная кампания, к сожалению, не сопровождалась созданием «питомника» для русских прорывных новаций и ЗТ в текущей реальности. Всё‑таки идеологическое должно сопровождаться осязаемыми, зримыми подтверждениями именно в текущей реальности. Вышло так, что фонтан фантастических достижений СССР в виде первого в мире спутника, Гагарина, первого на свете спутника связи, первого атомохода, фантастического межконтинентального пассажирского лайнера Ту-114 приходится на период 1957–1968 годов. Когда, собственно, кампания борьбы с поклонением Западу уже свёрнута. И потому она, увы, значимых результатов не принесла.

А ловушка копирования продолжала работать после Сталина, причём в наши дни — на полную мощь. Воспользуемся свидетельством давно уж покойного Юрия Долгушина, выдающегося научного журналиста сталинских времён.

Он известен нам как автор научнофантастического романа «Генератор чудес», который впервые публиковался в журнале «Техника — молодёжи» 1930–1940 годов, а в 1960‑м вышел отдельной книгой. Оставим в стороне собственно фантастический сюжет — нас интересуют некоторые детали антуража, которые Долгушин рассыпает по книге. Он ценен нам как наблюдатель, как тот, кто изо дня в день в те уже неблизкие времена наблюдал судьбы советских изобретателей и учёных 1930‑х годов, их взаимоотношения с советской бюрократией и промышленными министерствами-наркоматами, которые и должны были обеспечивать технологический прогресс страны. Именно Долгушин прекрасно и выпукло рисует перед нами схему, по которой с Запада шло косвенное управление отечественной бюрократией.

Так вот, один из героев романа по ходу дела устраивается работать на фабрику музыкальных инструментов. Там он сталкивается с проблемой: дерево для производства нужно много дней сушить в специальных термошкафах, затрачивая на это огромные объёмы электричества, однако даже после этого получается много дерева плохой сушки. И наш изобретатель предложил прорывную, частично закрывающую технологию: молниеносно высушивать сырьё с помощью СВЧ-излучения, построив что‑то вроде нынешней микроволновой (радарной) печи. Опыт на заводе проходит успешно, экономия времени и ресурсов достигнута огромная, качество товара достигнуто высокое! И на завод приезжает спесивый товарищ из наркомата-министерства.

Советский чиновник (а это времена динамичного Сталина!) сразу же заявляет: ваш метод — ерунда, нужно делать всё по‑старому. Мол, высокочастотная сушка дерева пять лет назад признана в Америке бесперспективной, неудачей, мол, окончились эти попытки и в советских лабораториях.

Но когда герой романа — изобретатель начинает подробно пытать чиновника (какие фирмы в США пытались это делать? Почему не получилось у советских ученых?), чиновник принимается ёрзать. Его аргументы: я не помню, кто в США пытался, но я читал это в журналах. В настоящее время в Америке нет ни одной такой действующей установки. Итак, статьи в зарубежной прессе и отсутствие работающего аналога в США — это достаточное условие для того, чтобы отечественный (русский, советский, российский чиновник) «зарубил» перспективное направление развития у нас дома. Это место в романе Долгушина читаешь особенно внимательно: ведь он излагал плоды своих журналистских расследований в СССР тридцатых годов, очень умно проливая свет на некоторые причины сталинских репрессий против чиновничества.

В его романе изобретатель посрамляет министерского бюрократа. Он публично предъявляет материалы, которые говорят: в США изобретатель метода микроволновой сушки действительно пытался предложить свою технологию мебельному магнату Спайеру. Тот убедился в эффективности новшества и выкупил у изобретателя патент за полтораста тысяч долларов. Вскоре он построил небольшую установку, которая обладала производительностью громадной фабрики. Однако это вызвало угрозу полного разорения для «Компании сушильного оборудования». Чтобы избежать краха, последняя подкупила мощную электронную монополию RCA, и та стала отказываться от поставок электронных ламп для чудо-установок Спайера. А затем «Компания сушильного оборудования» взяла магната-новатора за горло. Ты отказался брать наше старое оборудование? Так вот — либо плати гигантскую неустойку за нарушение контракта, либо продай нам патент на чудо-технологию за 800 тысяч долларов. И Спайер сдался: он взял деньги, сжёг патент и разобрал новую установку.

То есть Долгушин показал нам, как в капиталистических, рыночных США шла борьба с прорывными и закрывающими технологиями. Но дальше в романе следует продолжение: оказывается, подобные работы над новыми установками шли и в СССР. Особенно больших успехов добивается профессор Флёров. Но он не смог построить опытно-промышленный вариант, потому что советский наркомат электротехники сорвал заказ на поставку нужных электронных ламп, а потом и вовсе отказался его выполнять. И этот саботаж — дело рук того самого чиновника, который сейчас сидит перед изобретателем и который только что доказывал, что метод ни черта не стоит, потому что он не развивается в Америке!

Долгушин рассказал нам одну из историй 1930‑х годов, когда наша страна бурно развивалась и когда за нанесение ущерба народному хозяйству можно было поплатиться жизнью. Но если такое творилось при грозном Сталине, если уже тогда наше развитие могли так тормозить, то что говорить о временах более поздних? В позднем Советском Союзе, при Брежневе, с 1969 года принимается роковое решение копировать ЭВМ (большие компьютеры) американской корпорации IBM. Руководство не хочет развивать линию компьютера «Сетунь» — первого в мире, работающего не на двоичной, а троичной логике. Копирование ставится на поток. А в НИИ проблем машиностроения в основном занимаются изучением западных технических журналов. О том, чтобы создать свои стратегические направления, и речи не идёт.

В сегодняшней РФ пробить что‑то, чего ещё нет ни на Западе, ни в Японии, Южной Корее или в Китае, практически нереально. Знаю сиё по работе. Обычно предложение разработчиков отечественному бизнесу или чиновникам сводится к их ответу: «А вы нам покажите готовое и отработанное уже. А мы посмотрим!» Поскольку же наши гении ведут работы на собственные небогатые средства, то их детища сыроваты. Им требуется помощь деньгами для доводки. А им в ней отказывают — и на рынке торжествуют иностранцы, каковые своим разработчикам и новаторам помогают силами государства.

В условиях уже «новых тридцатых», когда на кону стоит слишком многое, нужно выскочить из западни «догоняющей модели». Сделать то, что и Сталин до конца не смог. Хотя в такое будущее стоит взять его ценнейшую организационную находку: второе правительство страны. Правительство развития.

Сломанный меч: Спецкомитет 1945–1953 годов

Подчас сталинское время напоминает буйство агрессивной протоплазмы из великолепного фантастического фильма «Через тернии — к звёздам!». Вот из пузырящегося хаоса, кажется, возникает отличная, умная и энергичная форма. Но быстро опадает, будучи даже толком не описанной. Как работает? В чём секрет её успеха? Так случилось и со Спецкомитетом при Совете министров СССР, существовавшим с 20 августа 1945 года по 26 июня 1953‑го. То была удивительная управленческая новация! По сути — опричное, параллельное правительство развития Советского Союза во главе с Лаврентием Берия. Напомним нашу давнюю уже беседу с Сергеем Горяиновым.

«Независимый аналитик Сергей Горяинов (знаток алмазного рынка, автор нашумевшей книги «Алмазы Аллаха», в 1980‑е годы — сотрудник академика Анатолия Басистова, главного конструктора противоракетной обороны Советского Союза в ОКБ «Вымпел») считает: именно Л. Берия стал автором беспрецедентного научно-технического инновационного прорыва Советского Союза в 1945–1953 гг. Ни до, ни после в нашей истории не было ничего подобного. Суть дела: к марту 1953 года член Политбюро Л.П. Берия не был шефом госбезопасности страны, он занимался совершенно иным делом. Работал заместителем председателя правительства страны (вице-премьером, если говорить нынешними терминами), возглавляя так называемый Спецкомитет (СК) при Совмине СССР. В составе СК насчитывалось три управления — Первое (ядерное оружие, атомные энергетика и промышленность), Второе (ракетная техника) и Третье (высокоточное оружие той поры — электроника, радары, зенитно-ракетные комплексы, управляемые ракеты). Спецкомитет работал как параллельное (опричное) правительство развития, де-факто не подчинявшееся обычному, бюрократическому правительству (Совету министров Советского Союза). Структура СК выглядит уникальной: в его состав входили и некоторые части Минобороны и подразделения разведки (некоторые отделы Информационного комитета МИД СССР), предприятия и институты разных министерств (например, тяжёлой промышленности или сельхозмашиностроения). При этом такие структуры де-факто не подчинялись своим министерствам, управляясь прямо из СК. Министры, которым формально подчинялись все эти структуры, на самом деле понятия не имели о том, что там делалось. И права спросить об этом министры не имели! А делалось тут много интересного: некоторые учреждения сельскохозяйственного машиностроения, например, разрабатывали управляемые бомбы. (Анекдот о «советских мирных тракторах с вертикальным взлётом», столь любимый в 70‑е годы, вырастает из времён Спецкомитета.) Точно так же и МИД не мог спросить, чем занимаются некоторые сотрудники внешней разведки (Информкомитета), инкорпорированные в систему Спецкомитета Лаврентия Берии. При этом, как убедительно показал С. Горяинов, сам СК выгодно отличался от обычных бюрократических, громоздких, иерархических ведомств как той, так и последующих эпох. (О нынешних министерствах РФ и говорить не приходится.) Работа Спецкомитета была организована небюрократическим (делократическим) способом. Здесь практиковались горизонтальные связи (по сути дела, сетевые, межведомственно-междисциплинарные принципы организации проектов), подбирались кадры фантастической работоспособности, применялся метод награждений по достигнутым конечным результатам.

«В начале и середине 1980‑х мне выпала удача работать с людьми, вышедшими из недр СК, — рассказывает эксперт. — Они хорошо знали и самого Лаврентия, и его сына, Серго. Хотя между нами была большая разница и в возрасте, и в чинах, но откровенные разговоры велись. От ветеранов — зубров советского ВПК я и услышал версию об убийстве Берии людьми Круглова. Создав удивительную структуру, Берия намного опередил все планы по созданию намеченных вооружений и технологий… Результат оказался налицо. СССР в рекордные сроки (в 1949‑м) создал ядерное, а затем (1953 г.) — и термоядерное оружие. Позже, когда СК распустили, а его рабочие структуры раздали по обычным бюрократическим ведомствам, инерция бериевского ускорения оказалась настолько велика, что страна раз за разом демонстрировала фантастические прорывы. 1954 г. — пуск первой в мире АЭС. Успехи в строительстве электронной промышленности, в создании первых ЭВМ — компьютеров (1949 г.). Ввод в строй пояса зенитно-ракетной обороны Москвы — системы С-125 «Беркут» (Берия-младший и Куксенко), способной сбивать не только реактивные «летающие крепости», но и сбрасываемые ими на парашютах ядерные бомбы (межконтинентальных ракет у США тогда ещё не имелось). 1957‑й — запуск в космос первого в мире спутника первой в мире баллистической ракетой Р-7, способной доставить ядерную боеголовку из Евразии в Северную Америку. 1959 г. — первый в мире атомоход — ледокол «Ленин». 1960 год — первое в мире успешное применение зенитно-ракетного мобильного комплекса С-75, уничтожившего высотный самолётразведчик США U-2 (дело Пауэрса). 1961 год — первое в мире испытание системы противоракетной обороны (Кисунько). Его ракета В-1000 уничтожила баллисту-цель, по сути дела попав пулей в пулю. США подобное сделали лишь в 1984‑м. И в том же 1961‑м СССР первым в мире запускает в космос пилотируемый корабль с Юрием Гагариным на борту. В те же годы страна овладевает управляемым тактическим ракетным вооружением (в воздухе, на суше и на море), приступает к строительству атомного подводного флота и сверхзвуковой авиации. Любопытная деталь: именно СССР в 1950‑е строит первый в мире успешный реактивный пассажирский лайнер — Ту-104, показывает успехи в компьютеростроении…»

Решение стало гениальным. Хотя СК пока ещё шёл по догоняющему пути развития (надо было наверстать отставание от США в части атомного оружия и реактивной авиации, равно как и от уже побеждённого Третьего рейха по части и ракетостроения, и турбореактивных двигателей), был нащупан путь быстрейшего преодоления сего лага. С максимальным эффектом на вложенные усилия. Каким‑то сверхчутьем сталинская команда уловила простую вещь: обычная государственная машина управления завязла в «текучке» и не справляется с делом создания Будущего. Сама природа бюрократии такова, что ей не хочется ничего менять. Пускай завтра будет таким же, как и вчера. И это — буквально на подкорке. Новые технологии, футуристические отрасли — всё сиё ломает милый сердцу бюрократа устоявшийся порядок. И административная машина душит прорывные новации и закрывающие технологии. Как гигантский коллективный разум. Потому за радикальные перемены должно отвечать не правительство текущих дел (Совет министров СССР в данном случае), а «правительство инноваций», Спецкомитет (СК). Он принуждает инертную машину госуправления идти новым курсом, принимать новое и прорывное. И ведь во многом такой опрично-параллельный принцип создания Будущего сработал!

Очевидно, что успех всех проектов СССР 1950–1960 годов прямо вырастает из «корня» Спецкомитета Лаврентия Берии. В них действуют генеральные конструкторы и производственники, отобранные и окрепшие в системе трёх главноуправлений СК. Позже (несмотря на бюрократизацию процесса, ведомственный бардак и проч.) птенцы «гнезда Бериева» сумеют создать и ПРО Москвы, и систему раннего предупреждения о ракетном нападении на СССР, и истребители вражеских спутников, и систему морской спутниковой разведки и целеуказания (МРКЦ) «Легенда» — Савин, Басистый и т.д. Добавим сюда противокорабельные крылатые ракеты Челомея и других, орбитальные станции «Алмаз» и «Салют», тяжёлые многозарядные ракетымежконтиненталки «Сатана/Воевода», ядерные ракетные двигатели, электрореактивные космические двигатели. По мнению Сергея Горяинова, если бы Спецкомитет не был распущен после убийства Лаврентия Берии, то страна начала бы пилотируемые космические полёты уже в конце 1950‑х, а первая в мире система противоракетной обороны возникла уже в 1960‑е годы. Думаю, в таком случае развилась бы — с 1966 года — авиационная многоразовая космонавтика с воздушным стартом (Микоян и Лозино-Лозинский, система «Спираль»).

Однако после смерти Сталина и устранения Берии летом 1953 года СК ликвидируется. И параллельно начинается демонтаж сталинской модели развития — сперва Маленковым, а затем и Хрущёвым. Советская номенклатура, оформившаяся как правящий класс, не желает больше сверхнапряжений и жаждет наслаждаться жизнью с привилегиями. Но даже умерев не своей смертью, СК обеспечивает фантастический рывок Советского Союза вплоть до конца 1960‑х годов.

Злая ирония истории заключается в том, что всего лишь четыре с лишним года спустя после роспуска Спецкомитета, после шока от запуска первого в мире — советского! — искусственного спутника Земли в октябре 1957 года США энергично создают аналог Спецкомитета Берии — Агентство передовых разработок. 7 февраля 1958 года президент Д. Эйзенхауэр учреждает Агентство перспективных исследовательских проектов (ARPA), которое сейчас известно как Агентство перспективных исследовательских проектов в области обороны (DARPA). Перехватив знамя у СССР, американцы с помощью DARPA буквально соткали нынешний мир. Сеть Интернет (начало — 1969 год), мобильная связь, соцсети, спутники метеоразведки, связи и навигации, персональные компьютеры, микроэлектроника, беспилотные системы — и так далее. СССР безнадёжно уступил тогда пальму цивилизационного первенства, роль глобального первопроходца — и поплёлся в хвосте мирового капиталистического лидера. Последствия сего нам всем известны. Власти СССР, начиная ускорение и перестройку в 1985 году, сами не знали, какие резервы и возможности у них имелись. Не знали того, на что способны гении собственной страны. А вот янки, благодаря DARPA, выжали максимум из своих ядерного и космического проектов, сумев развить все их ответвления и попутно-побочные технологии. В том числе и те, что можно назвать закрывающими на тот момент. Скажем, сотовую связь. В СССР же опыт СК оказался забытым напрочь. Нет ни одного обобщающего исследования опыта 1945–1953 годов.

В нашей истории уничтожение «меча» СК собственными руками сыграло самую роковую роль. Страна попросту уступила цивилизационное первенство главному своему врагу — Соединённым Штатам. С тех пор поражение в конкуренции с ними стало вопросом лишь времени. В самом Союзе военно-промышленный комплекс и гражданское производство при этом оказались словно Великой стеной разделёнными. Прорывные технологии, рождавшиеся в секретных НИИ и лабораториях, не перетекали в мирное производство, которое питалось импортными технологиями или их советскими копиями. И мы отставали всё больше и больше, не задавая мировой истории своего направления. У нас ведь, в отличие от США 1981 года, не имелось даже плана победы в холодной войне. Кремль всё договориться пробовал, вразумить Запад. А в Америке передовые технологии почти сразу же переходили из военного в гражданский сектор, подхватывались частными предпринимателями и промышленниками.

Ситуация не изменилась и в нынешней РФ. Дремуче догоняющая модель попыток развития. Никакого аналога ни Спецкомитета, ни DARPA нет. Все эти Сколково, «Роснано», Агентство стратегических инициатив с его «точками кипения», Фонд перспективных исследований, как и десятки «институтов развития», и в подметки им не годятся. Но сиё — отдельная тема.

Допустим, что СК сохранился: соединяя интеграл со смелым воображением

Но давайте проведём мысленный эксперимент. А что если бы Спецкомитет продолжил работу после 1953 года? Что становилось возможным?

Прежде всего, СК мог бы захватить не только военную, но и гражданскую сферу, сферу двойного назначения. И приступить к настоящему управлению мировой гонкой.

Вспомним, что первый образец сотового мобильного телефона инженер Леонид Куприянович (1929–1994 гг.) создает в 1959 году. А сам принцип сотовой радиотелефонной связи патентует в 1957‑м, накануне запуска первого спутника. Аппарат в 70 граммов массой (карманный вариант) Куприянович создаёт уже в 1961 году. То есть, будь оное дело в руках СК, мы могли на добрые четверть века опередить Запад в создании мобильной телефонной связи. Попутно решив жгучую проблему всеобщей телефонизации Советского Союза. Экономя миллионы километров кабельных сетей и сотни миллионов тонн дорогой меди, миллионы человеко-часов работ. Помните, как долго приходилось стоять в очереди на получение телефона в Союзе? Мало того, мы предлагали всему человечеству не просто закрывающую технологию, а новацию, буквально создающую новую реальность. Мы ведь прекрасно теперь знаем, что мобильная связь носит ярко выраженный двойной характер (мирные и военный), она тесно связана с развитием спутниковых, управляющих и беспилотных систем. А эффективность сего направления мы хорошо узнали на себе в ходе кровопролитной войны на Украине.

И точно так же СССР, первым в мире запустив спутник связи «Молния-1» в 1965‑м, уступил огромный рынок Западу, не смог реализовать своего приоритета. Равно как и работы академика Владимира Семенихина (1918–1990) не привели к созданию русского интернета.

Если бы СК продолжил работать и после 1953‑го, то он не только совмещался с движением стахановцев. Его необходимо было достроить «мозговой тканью» — коллективным разумом по созданию русско-советского проекта Будущего. Сообщества научных и творческих центров, создающих облик победоносного Завтра. Требовалось дополнить технократический, научный и инженерный интеллект пламенным воображением. Фантзией. Визионёрством. Так, как сделали это отцы американского послевоенного рывка ещё на Всемирной выставке 1939 года. (Об этом мы ещё поведаем.) Нам требовалось достроить Спецкомитет настоящей распределённой Академией (почти по Айзеку Азимову) из ревнителей цивилизации завтрашнего дня. Нашей цивилизации.

Ведь и в текущей реальности в 1950‑е мы видим попытки спроектировать мир нашего победоносного грядущего. Они — и в романе Ивана Ефремова «Туманность Андромеды», и в неопубликованных тогда трудах Игоря Бестужева-Лады. А при достройке СК таким коллективным «мозгом» в поток проектирования Будущего вовлекались и они, и Побиск Кузнецов, и режиссёр Павел Клушанцев с его потрясающими лентами о футуро-СССР, и авторы книг-репортажей из будущего Карл Гильзин и Борис Ляпунов, и Академия наук СССР с её выдающимися умами, и архитекторы с градостроителями, и творческие команды визионёров. Если же появлялся проект грядущего, плод коллективного творческого разума, то становилось ясным, какие закрывающие и прорывные технологии нам требовались. Какие из них прямо созидали ту самую русскую футуристическую цивилизацию, что, по выражению Бартини, бросалась наперерез мировым лидерам и задавала новое направление гонки. Уже на наших условиях. Мы бы в таком случае хорошо понимали, какие мегапроекты потребны стране.

Теперь нам нужно извлечь горькие уроки истории — и продолжить дело Сталина. Превратив науку в могучую производительную силу, а закрывающие и прорывные технологии — в оружие Победы.

10. Трилон и Перисфера против серпа и молота

О войне за футуристику и цивилизационное превосходство, которые не успел выиграть Иосиф Сталин

Если ты не создаёшь своего Будущего, то обречён попасть в чужое, созданное твоими цивилизационными врагами. Которое и за твой счёт строится — и против тебя.

Вступая в опасную эпоху «новых 1930‑х» и сталкиваясь с новым видом фашизма, мы должны ответить на крайне болезненный для русских вопрос: как вышло, что СССР, созданный как страна-первопроходец и царство футуристики, сам отказался от роли пионера и демиурга грядущего? Сам сломал оружие Победы (тот самый Спецкомитет Берии) и не смог соединить его с дерзким воображением?

И начнём мы на сей раз с опыта нашего главного врага. Ведь в 1939 году началась не только Вторая мировая. Незадолго до неё разразилась война за будущее всего мира, в которой СССР в конечном итоге проиграл. Во имя нашего грядущего мы обязаны изучить и горький опыт Русской цивилизации.

Тридцатилетняя война, начавшаяся 30 апреля 1939 года…

Если вы хотите увидеть то, что создало мир Запада 1950–1970‑х годов, а во многом продолжает его формировать и сейчас, вам нужно отправиться на Всемирную выставку, что открылась в Нью-Йорке 30 апреля 1939 года.

Огромная по размаху, непревзойдённому и поныне, с 44 миллионами посетителей за год работы, она глубоко потрясла современников. По сути, изменила сознание целого народа (посещали её в основном американцы, население США тогда составляло 130 миллионов душ). Тогда, накануне страшной войны, когда ещё электроника была громоздкой и ламповой, антибиотики делали самые первые шаги, а в небе даже монопланы не успели вытеснить громоздкие бипланы, американцы устроили грандиозную выставку «Мир завтрашнего дня», торжественно открытую президентом Франклином Рузвельтом. Символом его стали Трилон и Перисфера: 215‑метровая башня-игла с мощными громкоговорителями, устремлённая в небеса, и шарообразное здание, внутри коего посетители могли видеть макет-панораму гармоничного города будущего — Демокрасити. Похожую эстетику вы можете наблюдать на послевоенной московской ВДНХ. Да-да, в той самой взмывающей в небо титановой ракете и в шарообразной кинопанораме.

Люди выходили с выставки зачарованными. Именно на ней миру представили нейлон и цветную фотографию. И человекоподобного робота Электро компании «Вестингауз», который уже разговаривал, подчинялся голосовым командам и даже считал посетителей. Но нужно смотреть не на отдельные экспонаты, а на всё в целом. Там гостей погружали в реальность через двадцать лет — в 1960 год и даже дальше. Показывали то, что будет с транспортом, путями сообщения, городами, управлением, продовольствием. Здесь люди могли видеть скоростные поезда-модельки, которые доставляют людей в ракетопорт — и оттуда они улетают к другим планетам. В павильоне газовой промышленности гостям показывали грядущую газификацию страны и всё, что может дать Соединённым Штатам эта отрасль. А рядом были павильоны авиации, транспорта, медицины. Работали сектора быта и обихода, благоустройства. Павильоны, покрытые светящимися красками, загадочно и волшебно фосфоресцировали в лучах газосветных лап и ультрафиолетовых прожекторов. Поставили даже показательный городок с разными типами зданий будущего.

А какие сильные впечатления оставляло посещение павильона автостроительной компании «Дженерал Моторз»! В её павильоне гости на специальном поезде из кресел перемещались над макетом Америки 1960 года — «Футурамой». Словно летя на самолёте, они наблюдали страну, опутанную сетью моторвэев — скоростных шоссе. По ним мчались на большой скорости игрушечные машинки. А диктор пояснял: сеть таких дорог словно сожмёт огромную страну, сделает доступными её природные богатства, обеспечит достаток гражданам и процветание всей стране. Автомобили на удобных моторвэях смогут перемещаться безопасно со скоростью в 150 километров в час, причём достаточное расстояние между машинами будет выдерживать специальная радиоаппаратура. Ёлкипалки, да это же современные умные дороги, которые создаются сегодня, восемьдесят лет спустя! А «Футурама» показывала сиё в 1939‑м. Удобные развязки, никаких пересекающихся потоков авто. Просторные города, утопающие в зелени, полные света и воздуха. В городах уже есть площадки для личного воздушного транспорта: вертолётов и гиропланов.

А вот ферма будущего: с последними научными достижениями в физике и химии, автоматизированная и высокопродуктивная. Её питает энергией мощная ГЭС. Благо правительство Рузвельта воплотило программу электрификации сельских территорий. А рядом — аэропорт у города, где причаливают и большие трансконтинентальные дирижабли, и пассажирские самолеты взлетают—садятся. Причём воздушная гавань — это одновременно узел и железных дорог, и автомобильных трасс. А в городе — широкие улицы, и пешеходы не пересекаются с автомобилями.

Создал «Футураму» энтузиаст грядущего мира и промышленный дизайнер Норман Бел Геддес (1898–1958). Да, такая акула большого бизнеса, как «Дженерал Моторз», выказала удивительную прозорливость, профинансировав работу дизайнерафутуролога для той выставки. Это как если бы в СССР какое‑нибудь Министерство среднего машиностроения (атомная отрасль) щедро оплатило бы создание макета будущего Советского Союза. Такого у нас нельзя представить? А вот в Америке времён «нового курса» Рузвельта автомобилестроительная корпорация, как видите, с помощью смелой футурологии проталкивает в жизнь строительство не машин, а сети скоростных трасс. Суля на выходе изобильную жизнь людей и фактически новую цивилизацию. Оцените тонкость замысла…

А в шарообразной Перисфере зрители, словно паря в воздухе на эстакадах, могли видеть живой, действующий макет ещё одного города грядущего — Демокрасити, созданный учеником Геддеса — Генри Дрейфусом (1904–1972). Итак, в центре города, состоящего из концентрических поясов-окружностей — огромный стоэтажный небоскрёб. Средоточие административных и деловых контор. Рядом — торговая и культурная часть. А в поясах-окружностях — сперва плезантвилли, жилые комплексы из индивидуальных домов на одну семью. Их пояса разделены прекрасными кольцевыми парками. А дальше — пояс миллвиллей, промышленных комплексов, «заводоградов». Движение удобное, опять делается ставка на автомобили и широкие дороги…

На Всемирной выставке — 1939 можно было увидеть удобные индивидуальные дома с просторными террасами и панорамными окнами. С прекрасно оборудованными кухнями, с кондиционерами и пылесосами. С отличными телевизорами и радиоприемниками, с телефонами. Рузвельт здесь полностью выигрывал у гитлеровской Германии. Там такого наглядного образа Страны Счастья не имелось. Только грандиозные архитектурные проекты…

В этом мире хотелось очутиться и жить. Примечательная деталь: именно в рамках грандиозной экспозиции «Мир завтрашнего дня» в 1939‑м прошёл первый Всемирный конвент научной фантастики (знакомый нынче Worldcom), и среди его участников — любимые мною Айзек Азимов и Спрэг де Камп. Тут попробовали показать даже одежду будущего…

Удивительно, насколько здесь удалось свести воедино дерзкое воображение и предвидение с хваткой и футуристикой капитанов большой промышленности, с отточенным интеллектом конструкторов да инженеров. Альянс оказался на редкость удачным: фактически Америка показала свою мечту-программу. Каковую, в общем, к началу 1970‑х в основном и воплотила, за исключением космопортов. (Как хозяева США отказались от космической экспансии в начале семидесятых и СССР за ними последовал — тема отдельная.) Да, почва для такого психоисторического (использую термин Азимова) прорыва имелась. Америка была охвачена порывом в манящее Завтра, причём именно в американском облике. Футуристикой был одержим сам президент Франклин Рузвельт, издавший в 1933‑м свою книгу «Глядя вперёд», где рисовал электрифицированные чистые города с уютными кварталами домов на одну семью и вынесенной подальше от них промышленностью, весьма похожие на то, что показали на той удивительной выставке. Сама страна зачитывалась первым в мире журналом научной фантастики «Удивительные истории» (Amazing Stories), учрежденным в 1926 году изобретателем и предпринимателем Хьюго Гернсбэком (1884–1967), открывшим миру плеяду нынешних классиков жанра. Он звал мальчишек и девчонок в пленительные космические дали и в тот, в общем, мир, что потом показали на выставке 1939‑го. А параллельно с Гернсбековым журналом выходил ещё один фантастический альманах — Astounding Stories («Поразительные истории», 1930–1960 гг.). В американской битве за Будущее соединялись познание, техника — и пылкое воображение.

И как бы это ни было нам неприятно, но та выставка стала первой победой Соединенных Штатов в незримой войне за создание выгодного для них мирового Будущего. Первой серьёзной попыткой скрестить большие капиталы, смелое научно-техническое творчество и самую буйную фантазию писателей и футурологов. «Мир завтрашнего дня» не стал оторванной от реальности иллюзией. Да, он состоял из макетов и моделей, как сейчас бы сказали — концептов. Но уже в 1950‑е годы моторвэи пришли в виде грандиозной сети скоростных трасс — хайвэев, строительство коих развернётся при президенте Эйзенхауэре. Автомобили, телевизоры, бытовая техника в каждой семье — всё это начнёт стремительно превращаться в сбывшуюся мечту уже со второй половины 1940‑х. А потом придут и роботизация, и умные дороги… Кстати, программа построения обеспеченной жизни среднего класса, в предметнообразной форме явившаяся на той исторической выставке, прямо продолжается в заключительной части мультфильма «Одержимый борьбой за выборы» (Hell-Bent For Election) 1944 года — агитационной анимации в поддержку президента Рузвельта.

«Мир завтрашнего дня» 1939 года стал воплощением некоей «земли обетованной» для среднего класса. Программой общества всеобщего благосостояния, того самого социального государства, или Великого общества (термин президента Линдона Джонсона в 1964 году). Осязаемым образом Золотого века белой Америки. То, что в основном удалось построить к 1969 году, как раз под рок-фестиваль в Вудстоке и под рёв дюз мощнейшей «лунной» ракеты «Сатурн», взлетающей в белых клубах от испаряющегося жидкого кислорода. В 1939‑м на футуристической выставке не хватало только атомной энергии и реактивной авиации, но они легко затем впишутся в образ завтрашнего дня образца 1939‑го. В реальность Трилона и Перисферы.

Увы, в СССР при Сталине подобного не сумели породить. И знаменитая ВДНХ, хотя и планировалась как чудесный город нашего Завтра, некое окно в нашу будущую реальность, таковым так и не стала. Осталась всё‑таки набором отраслевых и республиканских павильонов. И хорошо, что пока наш враг не устроил сегодня ничего подобного. Никакой выставки воплощений «мечты Клауса Шваба и Греты Тунберг».

Однако опытом врага нам не грех воспользоваться сегодня. Ибо нынешняя РФ оказалась в положении, весьма близком к состоянию Соединённых Штатов 1939 года…

Эзотерика и технология великой борьбы

Давайте начистоту: Всемирная выставка — 1939 стала началом настоящей войны за то, кто сформирует будущее послевоенного мира. Став «странным аттрактором» (применим оный синергетический термин) для развития сердцевины Запада, Соединённых Штатов, она смогла превратиться в живую мечту и настоящую программу развития враждебной нам сверхдержавы. И это — своеобразное волшебство. И если быть честными, то после смерти Сталина в 1953‑м Советский Союз всё больше увлекался копированием Америки, следовал её образцам, а значит, шёл за тем самым заокеанским футурообразом, что так ярко полыхнул 30 апреля 1939‑го. (Да, были и следующие грандиозные выставки 1950–1960‑х годов, но они следовали курсом, заданным футурологической мистерией «Мира завтрашнего дня».) В итоге к началу 1970‑х Америка создала ту реальность «рая для среднего класса», которая превратилась в предмет острой зависти для многих граждан СССР. Помню, как в Одессе тех самых семидесятых некоторые люди получали письма и фото от тех еврейских родственников, что смогли перебраться в Америку. Они присылали фотографии себя на фоне своих автомобилей и купленных в кредит домов. Да-да, подобных тем, что показывали на Всемирной выставке 1939‑го. Да, именно в ней проглянула картина той реальности супермаркетов, ломящихся от товаров по ценам, доступным для работающего квалифицированного человека. При этом — домо- и автовладельца. В СССР говорили о политике повышения благосостояния трудящихся, об изобилии при коммунизме — но в реальности были очереди и на квартиры, и на автомобили. И казалось, что на самом деле мечта стала явью там, за океаном. Так, как впервые показали в тридцать девятом. И хотя реальность «Мира завтрашнего дня» (рая для среднего класса) стала разрушаться на Западе сперва с началом ультралиберальных, турбокапиталистических реформ в 1979–1981 годах, а потом и со стартом Второй Глобализации по Вашингтонскому консенсусу, её хватило на то, чтобы в Советском Союзе массы пошли за Горбачёвым, а затем и за «демократами», рыночными «реформаторами» и сепаратистами.

Как американской элите удалась такая победоносная тридцатилетняя операция, одновременно — и война за Грядущее, и программа развития США? Горько об этом говорить, ведь СССР — страна проектная, мобилизованная, футуристическая. А тут — Соединённые Штаты, страна вроде бы Золотого тельца. Олицетворение капиталистической анархии. Вроде как тут прибыль — превыше всего. И вдруг: вот такая весьма идейная попытка представить почти во плоти образ богатого, изобильного грядущего для большинства народа. Без всяких идеологических отделов ЦК партии и комсомола он пропитывает социум США и становится руководяще-направляющей силой, живым и развивающимся планом. Каковой выполняется, пускай и с неизбежными поправками.

А ведь выставка открылась в весьма трудные для нашего главного врага времена. Америка угодила в тяжелейший кризис, в Великую депрессию. Нищета, голод, 15 миллионов безработных в 1929–1933 годах. Страна балансировала на грани социального взрыва и гражданской войны. По сравнению с 1929‑м объём промышленной продукции в 1934‑м падает до 66,4%. Неимоверными усилиями «Нового курса» команде Рузвельта удаётся в 1937‑м поднять его до 92,2% от докризисного. Но тогда же, в тридцать седьмом, обрушивается вторая волна депрессии — и в 1938‑м американское производство опять падает до 72 процентов от уровня 1929‑го. Именно в таком тяжелейшем положении янки готовят свою Всемирную выставку дерзновенной мечты 1939 года. Решаются показать мир, где торжествует американская мечта — в цвете, звуках, «физике». Надо было вдохнуть надежду в собственный народ, окрылить его, подвигнуть на большие свершения. Большим корпорациям США стало очевидно: им не выжить без опоры на широкие народные массы. Потому элита Соединённых Штатов делает ставку на мечту. И ведь у них получилось!

В то самое время, в марте 1939‑го, на XVIII съезде ВКП (б) Иосиф Сталин торжествует: Америка сдаёт! Если она даже не в силах восстановить собственный экономический уровень 1929 года, то СССР по отношению к 1933 году добился роста промышленности в 238%. Он ставит задачу: превзойти ведущие капиталистические страны по производству не только общему, но и на душу населения. В чём должно помочь и великое Стахановское движение. В марте 1939‑го, давая обзор Всемирной выставки, «Техника — молодёжи» пишет: «На выставке будут представлены, кроме США, 60 государств. Однако можно заранее сказать, что, за исключением СССР, никому из них не удастся реально показать своё будущее. Всё, что увидят многочисленные посетители выставки как «завтрашний день», может быть осуществлено в широких масштабах только при отсутствии войн, кризисов, безработицы — этих постоянных спутников буржуазного общества, без которых капитализм немыслим…»

Казалось, Америка создаёт иллюзион и цирк, скрывая свой неотвратимый упадок. А мы, Страна Советов, неудержимо взлетаем. И скоро сбросим Заатлантическую республику с пьедестала глобального лидера.

Как же мы ошибались! Янки даже мировую войну поставили на службу своей мечте. Наоборот, война ускорила научно-техническое и промышленное развитие США, сделала их финансовым центром мира. Они смогли стравить между собою своих главных соперников: СССР, Германию, Японию, Британскую империю. Мало того, обрели то, чего не предвидели на выставке 1939 года: атомную энергию. Выплеснули в гражданское производство тысячи передовых технологий, родившихся в военных арсеналах. Освоили богатейшую научно-техническую добычу из разгромленной Германии. И потом, как мы уже знаем, уже после гибели в СССР параллельно-опричного «правительства развития» (Спецкомитета) создали свою «администрацию перемен», DARPA. Как и мощную НИС — национальную инновационную систему.

К сожалению, в активе у СССР не имелось такого же мощного средства метаисторического воздействия на умы и души своего народа, как та выставка. Да, у нас сняли фильм «Космический рейс» 1936 года, рисующий космический СССР 1946‑го, нашу высадку на Луну. Развивалась и своя фантастика. Но их оказалось мало для того, чтобы выиграть битву за завтрашний мир. Будущее, отражённое в пятилетних планах развития, что принимались на съездах партии, получалось всё‑таки суховатым, официозным. За миллионами тонн выплавки стали и чугуна терялся яркий, вещный, манящий образ. Странно, как оказался упущен важнейший момент: соединения научного, инженерного — и фантастического, ярко-образного. И если в США 1930‑х годов бурно развиваются журналы научной фантастики, то в СССР в начале 1930‑х закрывают «Мир приключений» и «Всемирный следопыт». Если в Америке научно-фантастический Большой взрыв грянет в 1930‑е, то у нас расцвет НФ настанет лишь в 1950–1960 годы.

В чём миссия научной фантастики? Нет, не в том, чтобы развлекать публику. Она порождает смелость и независимость мышления, учит думать опережающе, не по‑обывательски, нетривиально и парадоксально. Вселяя веру в творческий гений своего народа, в могущество науки и техники. И при этом создаёт тот самый манящий образ победоносного для страны-цивилизации — если говорить о России-СССР — Будущего.

Даже программа КПСС, объявившая в 1961 г. о построении коммунизма к 1980‑му, не обладала нужными яркостью и наглядностью. Великая советская фантастика и журнал «Техника — молодёжи», к тому времени превратившийся в трибуну для визионёров и ярких проектов, к сожалению, не смогли заполнить лакуну. Да и в среде серьёзных партийно-хозяйственных чиновников они считались чем‑то несерьёзномолодёжным. Чуть ли не бульварным. Если в Соединённых Штатах не было никаких ограничений на тираж научно-фантастических и научно-популярных журналов, то на такие знамёна советской зажигательной футурологии, как «Техника — молодёжи», «Искатель», «Знание — сила», «Наука и жизнь», «Химия и жизнь», существовали ЛИМИТЫ (ограничения) на подписку. Вместо того чтобы удовлетворять спрос народа на великую мечту, печатая журналы таким тиражом, какие даёт неограниченная подписка, восторжествовавшая после смерти ИВС номенклатура предпочла сделать их дефицитом. Причём процесс оный шёл параллельно с демонтажем самой возможности самобытного, пионерного пути развития. На фоне того, что правящие верхи Советского Союза и всё та же номенклатура в упор не желали замечать тех закрывающих и прорывных технологий, что возникали вопреки всему. Нет, всё буквально кнутом загонялось на путь подражания Америке и Западу.

Несомненно, Сталин знал о громадном эффекте выставки «Мира завтрашнего дня» — ведь СССР принимал в ней участие. Но создать свой мир Грядущего явно не успел. Хотя замысел сей читается в послевоенной ВДНХ. Всё‑таки страшная война и непомерные усилия по восстановлению СССР сказались. Но что произошло после 1953 года?

Как мы не смогли воспользоваться надломом Запада

У нас имелся шанс на то, чтобы перехватить инициативу. И время для того выпало буквально золотое: 1950– 1960 годы. Еще действовал импульс Победы 1945 года, на огромном запасе сталинских энергий страна совершает безумный рывок в развитии и вырывается в лидеры глобального развития. Успехи в создании ядерной промышленности, громадный размах жилищного строительства и освоения Сибири, первенство в космических полётах, в создании передовых компьютеров-ЭВМ. Потрясающие успехи авиастроения Советского Союза, волнующие экспедиции в Антарктике. Причём всё это — на фоне расцвета замечательной фантастической литературы начиная с Ивана Ефремова и ранних Стругацких.

В те годы СССР вполне мог создать на территории той же ВДНХ свой «Мир Полудня», творчески развив идею американцев 1939‑го — этакую страну Завтрашнего дня внутри привычного СССР, постоянно действующий полигон-футураму, очаг для развития и проверки закрывающих и прорывных технологий. В такой альтернативе Западу можно было и кадры соответствующие готовить: дело выходило бы далеко за пределы самой выставки.

Но что вышло в жизни? Смелые мечты и визионёрство отправили в разряд «хрущёвского волюнтаризма». Мертвяще-обывательская номенклатура, торжествовавшая после смерти Сталина, нутром ненавидела смелых новаторов, создававших то, чего ещё не было на Западе. Как ненавидела она и дерзких визионёров. Копировать, подражать — но не сметь творить самостоятельно! Если американская автопромышленная GM в конце тридцатых щедро финансировала футурологические работы Геддеса, то представить в такой роли советский Минавтопром, Горьковский или Волжский автозаводы просто невозможно! Большой бизнес США не поскупился на создание проекта американского «будущеграда» — Демокрасити того самого Дрейфуса. Ничего подобного советская хозяйственная бюрократия не делала.

Если Геддес и Дрейфус ушли из жизни уважаемыми, известными людьми и успешными предпринимателями, то вот вам судьба русско-советского визионёра, режиссёра и творца удивительных спецэффектов Павла Клушанцева (1910–1999). Именно Клушанцев создаёт в своих кинолентах потрясающе реалистичный образ космического будущего СССР. На грошовых бюджетах он снимает документальный фильм «К звёздам!» 1957 года, рисуя космический полёт человека задолго до Гагарина. В художественной ленте «Планета бурь» 1962 года он показывает экспедицию на Венеру (о том, что эта планета, окутанная облаками, — не мир влажных джунглей, а раскалённый ад, люди узнают лишь в 1965‑м). Фильм по спецэффектам и сюжету оказался настолько новаторским, что на нём учились и Стэнли Кубрик с его «Одиссеей 2001 года» (1968‑й), и Джордж Лукас с его «Звёздными войнами» (первый фильм — 1977‑й). Потом были потрясающие фантастическо-футурологические фильмы «Луна» (1965‑й, о колонизации Советским Союзом ночного светила) и «Марс» (1968‑й).

И что же? «Планету бурь» практически не показывали в СССР. Мне, о ней тогда читавшему, удалось посмотреть ленту только после гибели Союза, в 1996‑м. Фильмы о Луне и Марсе отправили на полку после того, как янки первыми высадились на Селене в 1969‑м. А в 1972 году Клушанцева просто выпихивают с «Леннаучфильма». Мол, не нужны ваши научные картины, зрителю нужно что‑то развлекательное. Целая гамма разработанных им спецэффектов оказывается ненужной. Визионёрарежиссера отправляют доживать свои дни в нищете, его забывают — хотя он мог бы творить как минимум до начала 90‑х. В 1994‑м, озлобленный на жизнь, он отдаёт альбом с чертежами своих удивительных киноэффектов приезжему американцу.

А если вспомнить запрет «Часа быка» Ивана Ефремова в 1970‑м? И невозможность купить его книги потом? Эх…

Второй шанс мы успешно профукали в середине 1980‑х. С 1979– 1981 гг., с реформ Тэтчер и Рейгана, на Западе начинает разрушаться тот самый рай для среднего класса, что был показан на выставке 1939 года. «Мир завтрашнего дня» стоял на мощном индустриальном основании. Ультрарыночные «реформаторы» в Британии и США тех лет начинают закрывать свою промышленность, ликвидируя опасность в виде рабочего класса. А это ведёт к угасанию и науки, и пламенной веры в неё, и разрушению среднего класса. Но олицетворение номенклатуры, Горбачёв, и тут не видит возможности…

К сожалению, и сегодня в РФ ничего не изменилось. Наука, промышленность и яркие визионёры разобщены. А более тридцати с лишним миллиардов ушло на парк «Патриот» с огромным храмом Вооружённых сил. Всё‑таки будущее страны нельзя сводить к одному оружию. И образа победоносного русского Завтра там в цельном виде нет.

Однако, на наше счастье, и враг наш не может сегодня устроить психоисторический прорыв, повторив собственный успех 1939 года. Всё‑таки флагман Запада, Америка, изрядно деиндустриализовалась. Финансист восторжествовал над промышленником, учёным, конструктором. Идиотская толерантность замахнулась теперь даже на точные науки как оплот патриархальности, антифеминизма и белого расизма. Да и сам дерзкий дух творчества, веры в силы человека и науки оставил нашего врага. И потому нам грех не воспользоваться — творчески, конечно! — удачными находками тех, «первых 1930‑х». Даже если они — из опыта наших супостатов.

Только речь не идёт о проведении одной грандиозной выставки «Мир будущего России», не думайте так упрощённо.

11. Овладеть энергией будущего!

Чтобы победить смерть и сокрушить чёрные планы врага, что несёт нам жизнь в электронном концлагере, русским требуется совершить свою научно-техническую революцию. Покончив с многовековым проклятием преклонения перед всем иностранным и неверия в собственный гений. На полную мощь задействовав магию прорывных и закрывающих технологий.

Но как?

Когда иного выхода нет

Ещё раз вспомним пример янки 1939 года, которые, будучи тогда в отчаянном положении, создали, по сути, свой вариант плана ГОЭЛРО — зримый и осязаемый образ Будущего и план его построения (Всемирная выставка «Мир завтрашнего дня»). Они тогда смогли добыть энергию Будущего. У них получалось — вплоть до конца 1970‑х годов. Но в начале 1980‑х в самой сердцевине Запада произошли драматические события: власть в США окончательно перешла в руки бесплодных финансистов. Условных Ротшильдов и Рокфеллеров (на деле — громадных коллективных разумов), что увлекли Запад в царство бесконечных спекуляций — продажи деривативов на свопы и фьючерсов на опционы. И вот теперь, когда ситуация зашла в цивилизационный тупик, финансовая знать (мародёры и добыватели трофеев по натуре своей) породила проект нового, «экологического», кастового общества. С лицом Шваба. С «электронным концлагерем»

Русская задача: воспользоваться огромным стратегическим просчётом врага и создать свой мир Грядущего. Такой же яркий, манящий и вещный, как и то, что показали миру на глобальной выставке 1939‑го и последующих экспозициях 1950–1960‑х. Создать план построения Будущего, где мы победоносны и где финансовые мародёры не выживают. Мира, где мы органично связываем воедино и новую индустриализацию, и закрывающие технологии (новую научно-техническую революцию), и прорывные проекты, и футурополисную (усадебную) урбанизацию, и активную демографическую политику, и систему новой власти (нео-Советов, новых земств, Нейромира) как царства развитого самоуправления и организации нации в громадный коллективный разум. Сюда же так же гармонично лягут воссоединение русских земель, освоение Сибири, возрождение предуральских территорий, сохранение многовековых традиций, создание человека нового типа, очищение общества от мародёрства и коррупции, обеспечение прав и свобод граждан.

Задача сложна, но выполнима. Момент наступает, без ложного пафоса, судьбоносный. Особенно после не очень удачной для РФ кампании на Украине. Привычного догоняющеподражательного пути развития у нас больше нет. Уже никогда не догоним. Слишком много времени с геополитической катастрофы 1991 года оказалось потерянным для развития страны, чересчур много ресурсов ушло впустую. Предоставленная нынешним тенденциям, «самотёку», Российская Федерация обречена на небытие. На прогрессирующую отсталость плюс старение/вымирание русских, составляющих подавляющее большинство коренного населения. На драматические потрясения в связи с новым Великим переселением — наплывом иноязычных и инокультурных мигрантов.

У нас есть один-единственный путь для выживания — не догонять, а рвануть наперерез. Не создавать плохонькие копии того, что делают мировые чемпионы, а делать принципиально иначе. Решая те проблемы, перед коими пасуют остальные цивилизации. Для этого и потребен не просто образ нашего Будущего, а очаг его физического возникновения. Когда Москва открыто заявила о необходимости создания многополярного мира и о том, что РФ — один из полюсов оного? В 2007 году, в знаменитой Мюнхенской речи. Но разве с тех пор человечество увидело образ такого полюса, его смысл, притягательность? Нет. Плохо управляемая, демографически угасающая страна с сырьевой в основе, застойной экономикой не вытягивает роль одного из центров многополюсного мира. Даже когда глаголет о борьбе за традиционную семью, даже когда бичует толерастию и расчеловечивание по‑западному. Ибо у самих‑то дома — и семьи нестойкие, и рождаемость низкая. Разве мы смогли сокрушить бандеровщину на Украине, явив альтернативную и манящую модель развития РФ? Нет. Потому враг издевательски вопрошает: а что вы несёте взамен «европейского выбора»?

Не справившись с задачей создания жизнеспособного и прорывного русского Будущего, мы в текущем столетии ляжем в могилу. Да, вместе с исчерпанной и «сточенной» в войне Украиной. Да и Белая Русь провалится в ту же бездну. Нас попросту подомнёт под себя набирающий силу «постчеловеческий» фашизм нового типа, уже порабощающий сознание наших верхов. (Они уже применяют его терминологию и подходы в РФ — посмотрите на все эти «индустрии-4.0» в речах наших министров или на «Умный город» в Москве Собянина.) Потому попробуем сделать если не чертёж, то эскиз нужной нам системы, позволяющей излечить многовековую болезнь — неверия в собственный национальный гений.

Итак, прежде всего мы проводим реальный и последовательный курс на новую индустриализацию и протекционизм в духе Менделеева. Потому что в условиях нынешней сырьевой «модели» ни на какую научно-техническую революцию рассчитывать нельзя. Для ЗТ и прорывных инноваций необходима жирная, питательная «почва» в виде реального производства и нового Стахановского движения. Как и цивилизация самоуправляемых футурополисов — городов-садов. Новая индустриализация потребует пятилетних планов развития и суверенной финансовой системы с расширенным доступным кредитом (отсылаю к работам академика Сергея Глазьева). А вот дальше…

Национальный авангард

Первое: необходимо преодолеть рассеянно-разобщённое состояние русских «самураев прорыва» и создать из них национальный авангард. Субъект исторического действия. Громадную «мыслящую сеть» с взаимодействием лучших умов и талантов, сообща создающих то самое Будущее — и в образах, и в опытных образцах

Нам необходимо такое сообщество, состоящее из философов и исследователей, конструкторов и инженеров, научно-технических предпринимателей, изобретателей, промышленников и аграриев, архитекторов и дизайнеров, гражданских активистов и визионёров. Опыт показывает, что они взаимодействуют и влияют друг на друга, рождая результирующий образ победоносного Грядущего. Тут хороши и создание специального обществаордена или азимовской Академии, и развёртывание футурологических медиа (журналов, интернет-ресурсов, общего портала), и поощрение союзов деятелей разнообразных искусств (включая писателей-фантастов и, конечно, кинорежиссёров). Всех тех, кто входит в эту «мозговую ткань» национального авангарда, роднит вера в русский творческий гений, презрение к тем, кто стремится лишь копировать иностранные достижения. Смелость ума — вот отличительная черта тех, кто входит в субъект цивилизационного действия.

Пускай всё это объединяет общий символ. Скажем, орёл, летящий сквозь бурю. Так мы соединяем художественное и техническое, знание и воображение. А физической опорой такого национального авангарда и может стать всё, о чём мы расскажем ниже. Хотя и полигон грядущего на базе преображённой ВДНХ не помешает — как портал в Будущее для миллионов обычных граждан (да и для непростых, впрочем, тоже). Нам нужен свой «странный аттрактор», мощнейшее культурное, идеологическое влияние, электризующее всё общество и перебивающее и постсоветское серое уныние, и неолиберальное упадочничество-декаданс. Зримое и осязаемое Иное. Причём в такое сообщество будут вовлекаться всё новые и новые люди — носители прорывного национального сознания. Поодиночке их уже не задушишь.

Уже такой шаг позволит создать эффект «критической массы» людейпобедоносцев, ярых врагов и сырьевой психологии, и коррупции, и финансового мародёрства. Академия (Общество) Летящего орла непременно создаст синергетический эффект с растущим производительным сектором (очаги жадного спроса на новые технологии и рынки, среда активного движения новых стахановцев), с жадными до закрывающих технологий и ресурсосбережения футурополисами (то самое самоуправление, Нейромир, по терминологии автора сих строк).

Опрично-инновационно

Вместе с национальным футуристическим авангардом мы применяем организационную находку Ивана Грозного и Сталина: опричнину. В данном случае отделяем текущее, повседневное государственное управление (этакую земщину) от новой опричнины — второго правительства, правительства Развития и Перемен. Так же, как в 1945– 1953 годах работали «земский» Совет министров СССР и «опричный» Спецкомитет, отвечавший за футуристические отрасли. Теперь это закрепляется конституционно-законодательно. В одной из наших прошлых работ предлагалось создание разветвлённого Агентства передовых разработок (или Спецкомитета). Что дополняется возрождённой Академией наук с сильной прикладной секцией и созданием конкурирующей Второй Академии. Новая футуристическо-технологическая опричнина становится мощным фактором создания нужных перемен и введения их в жизнь общества. И если нужно — и принуждения к переменам косных частей оного. Или преодоления саботажа тех, кто из корпоративных или шкурных интересов стремится остановить технологический прогресс. Ну не должны мы больше зависеть от чиновников, коим, скажем, не нужны технологии создания долговечного дорожного покрытия, которое позволяет долго обходиться без ремонтов, а значит — и без «вкусных» взяток от подрядчиков, без отпилов и откатов.

Однако и работа «земских» министерств претерпевает решительные изменения. Их тоже не выключают из процесса развития и применения закрывающих и прорывных технологий. Здесь применяется ещё одна гениальная организационная находка — графа Аракчеева.

В Российской империи имелась поистине опричная инстанция, в каковую мог прийти новатор, минуя надменную и обрюзгшую бюрократию, — в Артиллерийский комитет при военном ведомстве. В уникальную структуру, созданную в 1808 году графом Алексеем Аракчеевым (1769– 1834). Да-да, тем самым махровым реакционером (прототипом салтыковского Угрюм-Бурчеева), который, став в 1808 году главой военного имперского ведомства и генерал-инспектором артиллерии, догадался создать при своём министерстве некий совет научно-технических мудрецов, совершенно независимый от военного министра и финансируемый казной. Именно туда мог, минуя душные коридоры чиновных волокитчиков, направить свои стопы какой‑нибудь смелый новатор или изобретатель.

Откроем воспоминания легендарного русского и советского оружейника Владимира Фёдорова «В поисках оружия», изданные в 1941‑м. «В отличие от других военных учреждений постоянные члены комитета не назначались начальством: у нас была выборная система на основе тайного голосования, в котором должны были участвовать профессора Артиллерийской академии и члены комитета. Кроме того, имелись совещательные члены, входившие в состав комитета по занимаемой ими должности, как, например, начальники военных заводов и профессора Артиллерийской академии…» — писал Фёдоров, сам работавший в этой структуре. Можно сказать, что граф Аракчеев сумел создать предтечу американского Агентства передовых разработок (DARPA) при Пентагоне за полтора века до янки.

То есть в царской России существовал хоть какой‑то противовес бюрократии, склонной к произволу и коррупции, формировавшийся из знатоков военной техники и оружия. Он мог оспорить действия военного министерства и дать ход перспективным разработкам (Арткомитет занимался не только пушками, порохом и боеприпасами, но и стрелковым оружием). И если кого‑то затирала крохоборческая и бюрократическая система, тот мог пробиваться через пресловутый комитет, который формировался из специалистов и специалистами-учёными, а не чиновниками.

Существуй аналоги такого аракчеевского комитета при отраслевых ведомствах (а не только военном!) ныне — дело использования прорывных новаций русского происхождения шло бы намного лучше. Особенно в сочетании с новой опричниной.

Параллельное государство-полигон

Но мы идём дальше: внутри «земского» государства, на той же территории, мы создаём небольшое государствополигон. Напоминающее не только опричнину Ивана Грозного, но и «потешные полки» Петра Первого. То есть структуру, раскинувшуюся по всей стране, со своими гражданами (одновременно — и гражданами страны), выборным руководством, с сетью своих центров образования/воспитания, футурополисов-слобод, лабораторий, компаний и производственных предприятий. Такое «параллельное государство» отлично дополняет Академию-Общество и вовлекает в себя самую пассионарную, беспокойную часть народа, готовую своими руками создавать Будущее. То есть строить футурополисы и жилища грядущего и жить в них, строить самоуправление — коллективный разум, применять самые прорывные новации и закрывающие технологии в быту, в жизни своих слобод-будущеградов, в медицине и образовании. Считаю, что такая опричнина на деле применит и разовьёт технологии (у себя в домах, местных самоуправлениях и на предприятиях), которые и создают новую Русскую цивилизацию первопроходцев. Более того, они и земщине покажут — что можно и нужно использовать. Быть гражданином такого «потешного» государства-полигона станет почётно, престижно. За живым примером потянутся остальные. Подтянутые, энергичные, яркие граждане Будущероссии сами по себе превратятся в мощный фактор нужных перемен. Причём подражать им станут не только жители РФ.

Считаю, что чаемая мною Академия Будущего (авангард нации) всё теснее примется смыкаться с таким опричным государством. Да и Вторая Академия наук может работать в его структуре.

Считаю, что у параллельного государства должны быть и свои футуристические, опытные Военно-научные силы. Оплот смелого творчества, свободного от ига заскорузлого и недальновидного генералитета. Причём в них смогут развиваться не только закрывающие технологии вооружённой борьбы, но и всё, что может перетекать в гражданскую сферу. Сиречь прорывная медицина, компактная энергетика, футуристические системы связи, транспорта, новая медицина, биологически активная, целебная пища, системы очистки воды и её биологической активации. Ничего фантастического в существовании двух армий в одной стране нет. У нас это — синхронное существование полков нового строя (а потом и «потешных полков» Петра Великого) с прежними частями стрельцов, казаков и дворянской конницы в XVII веке. У наших врагов-гитлеровцев — СС и вермахт. У Ирана — обычная армия и КСИР (Корпус стражей исламской революции).

Проектное государство

Неутомимые в строительстве новой Русской цивилизации, мы создаём и общегосударственные мегапроекты развития. Нет, это не вчерашний постиндустриальный вздор насчёт «экономики впечатлений» в виде олимпийских игр или футбольного чемпионата (с чушью о превращении спорта якобы в новую национальную идею). Нам отлично известно, что современный мир с его удивительными достижениями и технологиями порождён всего двумя мегапроектами в США и СССР: ядерным и космическим. Не было бы их — не имели бы мы сейчас ни обрабатывающих центров, ни промышленных роботов, ни микроэлектроники, ни компактных компьютеров, ни мобильных коммуникаторов, ни интернета, ни искусственного интеллекта, ни массы окружающей бытовой техники — и так далее. Вплоть до сковородок с противопригарным покрытием. Как говаривал один из святых для футурологов гениев, кинорежиссёр Павел Клушанцев, лишь дураки могут рассуждать о разорительности и бессмысленности полётов США на Луну. Ибо в жизни это дало 25 тысяч новых технологий, материалов и процессов, обеспечивших стремительный рывок производительных сил. А ежели вы изучите классическую работу Юнга «Ярче тысячи солнц» об истории Манхэттенского проекта в Америке, то узнаете о пятитомном труде насчёт того, какие технологии появились благодаря атомщикам и как они преобразовали промышленность страны. К сожалению, отечественные творцы Атомного проекта таких трудов не оставили…

Поэтому Новая Русь обязана иметь набор своих мегапроектов развития. Принципы их одинаковы.

— Каждый мегапроект должен локомотивом тянуть страну в победоносное Будущее (созданное трудами мыслящего авангарда нации и опричного государства-полигона, отражённого в произведениях футуристического искусства).

— Любой мегапроект уподобляется ракете, что при полёте своём выбрасывает множество искр. И каждая «искра» — это новая технология, которая подхватывается предпринимателями и капитанами реального сектора, превращаясь в основу для появления новых индустрий, национальных корпораций мирового значения. В этом смысле любой мегапроект ещё до этапа достижения главной цели (высадки на Марсе, новой урбанизации, массовой авиатизации) уже окупается за счёт массы порождаемых по ходу дела инноваций и прорывов. Легко представить себе, сколько полезного для обычной жизни, сколько технологий, экономящих живой труд и ресурсы, появится, скажем, при создании марсианского экспедиционного корабля

— Во главе мегапроектов должны стоять фанатики дела, получающие от общества достойные статус и вознаграждение за конечный итог, а не за процесс.

— Руководители мегапроектов должны иметь регулярный доступ к высшим руководителям страны, дабы сметать препятствия на пути воплощения таковых.

— Мегапроект закрепляется законодательно — как в своё время предложил футуролог Сергей Переслегин. По образу и подобию кораблестроительных программ у великих держав в начале ХХ столетия.

Используя систему мегапроектов, русские на всю мощь используют творческие возможности и Академии Будущего, и параллельного государства, и правительства развития, и промышленности, добившись синергии. И точно так же все закрывающие технологии, рождаемые великими программами, моментально найдут применение в жизни. Их не придется ВНЕДРЯТЬ (преодолевая инновационное сопротивление) — они пойдут нарасхват.

Каким должен быть набор мегапроектов? Не претендую на полный их перечень. Пожалуй, в более или менее завершённом виде их сформируют соединённые усилия Академии национального авангарда, государства и правительства инноваций, новой опричнины. Но, убеждён, в их числе должны быть и новый Космический проект, и новый Энергетический. Равно как и роботизации страны, и футурополисной урбанизации, и массовой авиатизации, и строительства новых видов скоростного наземного транспорта, и станкостроения. И, на что сильно надеюсь, — создание человека следующей ступени эволюции. Да и проектов развития огромных пространств (Сибири, Дальнего Востока, Новороссии, Нечерноземья) никто не отменял…

Искры частной инициативы

Достроим всё это ещё одним механизмом. Так сказать, частной инициативой техногениев. Есть непредвиденные прорывы, рождающиеся по ходу жизни. Разве кто‑то мог предвидеть, что инженер Ростислав Алексеев сможет создать скоростные суда на подводных крыльях? Или что вчерашний строитель мостов Евгений Патон займётся электросваркой и потом изобретёт первый в мире сварочный автомат, практически роботасварщика? (Нарочно беру примеры из сталинской эпохи.) Ведь никто в 1934 году не приказывал будущему академику Патону: «А ну‑ка создайте нам передовые методы электросварки и изобретите автомат для таких работ!» Нет, Евгений Оскарович фактически работал как глава инновационной компании. Сам смог создать Институт электросварки (ИЭС) и смог его обеспечить вполне коммерческими заказами от бурно растущей промышленности СССР. (Бюджет ИЭС на две трети состоял из заработанного на сотрудничестве с заводами.) А государство затем заметило прорыв Патона и вложило в него средства, широко распространив сварочные автоматы по всей промышленности.

Мы должны моментально обнаруживать такие незапланированные прорывы и обеспечивать их развитие, встраивая их в грандиозную стройку новой цивилизации. Но как? Лучший способ — давать творцам новых технологий и, как говорил сам Сталин, «высшей техники» самостоятельно создавать частные компании. Для чего нужно располагать не чисто административно-командной, а смешанной экономикой. Где план и госсектор соседствуют с другими формами собственности: частной (акционерной), кооперативной, трудовых коллективов. Ибо никто, кроме самого творца, не может обеспечить наилучших применения и развития своих детищ. Здравый смысл говорит: если человек изобрёл или разработал нечто прорывное и полезное, то если дать ему стать хозяином дела, то он в лепешку расшибётся — но доведёт его до ума и применит. Разбогатев на сём, он продолжит творить и разработает новые прорывные и закрывающие технологии. Классический пример: начав как частный производитель простеньких аэропланов-этажерок, конструктор Эрнст Хейнкель дошёл до создания реактивных машин и до статуса крупной авиастроительной корпорации.

Не нравится такой пример? Вспомните истории крупных станкостроительных корпораций Запада. Например, «Ингерсолл», гордости американского станкостроения в золотую эпоху промышленного развития. Создатель новых фрезерных технологий Уинтроп Ингерсолл (1865–1928) начинал с практически сарая и 19 работников в 1891‑м. И поднялся на заказах специальных станков для растущего машиностроения Соединённых Штатов. Уже в 1924‑м фирма создаёт линию автоматической фрезеровки при производстве моторов…

Или вот пример авиаконструктора Игоря Сикорского (1889–1972), начавшего со строительства аэропланов, а в Соединённых Штатах, куда он эмигрировал, создавшего серийное производство вертолётов…

Вспомним профессора Валентина Гапонцева (1939–2021), ведущего научного сотрудника Института радиотехники и электроники АН СССР. После гибели СССР он, уехав на Запад, создал компанию мирового масштаба IPG по производству мощных лазеров на основе принципиально новой технологической платформы, созданной им в Советском Союзе.

Или вот пример уже из жизни РФ, пускай и налетевший, аки корабль на рифы, на общую деиндустриализацию. Советский учёный из ядерной отрасли Алексей Коруков смог после гибели СССР создать в Дубне компанию ВНИТЭП, конструирующую и производящую лазерные обрабатывающие центры мирового уровня. До начала украинской кампании компания частного промышленника Корукова делала станки, которые продавались не только в РФ и странах ближнего зарубежья, но и в США и на Тайвань (в виде и собственно обрабатывающих центров, и в виде лицензий на их производство). В станках применяются мощные волоконно-оптические лазеры Валентина Гапонцева. Одна из идей компании тогда — создание сети центров обработки (по аналогии с МТС времен Сталина): заводам не обязательно покупать станки — можно заказывать время работы на них или нужные детали. Но, увы, из‑за общей деиндустриализации РФ компании не удалось развернуться в собственном отечестве.

Да, конечно, Стахановское движение давало возможность реализовать себя рационализаторам и изобретателям. Те же инженеры могли солидно зарабатывать на этом в 1930‑е. Но этого уже тогда (ещё до вырождения движения в формальность) не было достаточно. Всё равно для внедрения рацпредложений приходилось обивать начальственные пороги, и уже тогда сам Сталин признавал, что отнюдь не ко всем стахановцам было доброе отношение. Вспоминается попытка режиссёра-новатора Павла Клушанцева зарегистрировать своё изобретение в СССР 1936 года: специальную призму-насадку на кинокамеру, позволявшую одновременно снимать и живых людей (живую натуру), и рисунки. Именно тогда он услышал роковое: «А это уже запатентовано в Соединённых Штатах? Нет? Значит, у вашего изобретения нет перспектив».

Потому в нашей Новой Руси мы широко используем создание частных научно-промышленных компаний самими конструкторами и создателями прорывных и закрывающих технологий. Они получат всяческие льготы и доступный кредит. Мы используем опыт американцев, которые при Рейгане в начале 1980‑х позволили авторам научно-технических разработок, ведшихся за счёт государства, использовать их для учреждения своих фирм. Расчёт янки оправдался: государственные бюрократы, которые контролировали плоды разработок науки по государственным заказам, толком использовать их не могли. Потому лучше было отдать возможности их использования для создания новых успешных компаний самим разработчикам. В итоге и государство получало намного больше от роста высокотехнологичной экономики, и сами творцы, богатея, порождали всё новые и новые чудеса технологий. А вот те богатейшие результаты разработок, что были накоплены СССР к моменту его гибели, либо пропали зря, либо по дешёвке — через руки продажных чиновников — ушли за границу. Оставив их создателей у разбитого корыта. А отсутствие возможности создавать в СССР частные компании научно-промышленного плана привело к тому, что, имея отличные кадры учёных, инженеров и конструкторов, Союз до конца был вынужден закупать на враждебном Западе множество станков и оборудования, которое так и не смог произвести сам.

Нет, мы достроим сталинскую модель и поощрим умных научнотехнических предпринимателей — ради строительства цивилизации русского Будущего. Вот на это деньги мы найдём.

И, наконец, последнее: Россия должна стать Меккой для гениевноваторов всего мира, кои не могут развернуться у себя дома. Для тех, чьи закрывающие технологии затираются могущественными корпорациями, не желающими лишиться прибылей. Принцип прост: идите к нам и получите от нашего государства защиту и возможность осуществить свои прорывы. Взамен мы получим от вас 25% от собственности в ваших предприятиях.

И что мы обретаем? Мы овладеваем энергией Грядущего и строим свою цивилизацию Победы. Сметая с пути и разламывая мертвящий «экологический» и «толерантный» фашизм XXI века…

12. Идущие против ветра

Прорывные технологии: ставка на «самозарождение»

Огромный резерв Русской цивилизации, могучее средство из её чудесного арсенала — люди-гении. Способные порождать никем не запланированные прорывные и закрывающие технологии. Главное, чтобы страна уверенно шла по пути индустриализации, а не пыталась строить научные центры на базе сырьевой экономики

Индустриализация пробуждает гениев, даёт им простор развернуться. А гении — если им умело помочь — часто рождают такие прорывы, о коих планировщики и власть даже не догадывались. История сталинского прорыва даёт подобные примеры. Создатель кораблей на подводных крыльях Ростислав Алексеев (1916–1980) — один из них. Оттолкнёмся от его биографии и сделаем выводы для будущего.

Потому что Р. Алексеев был фактически сбит на восходящей ветви траектории…

Вопреки авторитетам

В 1982 году, когда отмечался четвертьвековой юбилей отечественного судоходства на подводных крыльях, газеты сообщали: если гражданская авиация в СССР перевозит около сотни миллионов пассажиров ежегодно, то скоростные суда конструкции КБ Алексеева — сорок миллионов. Да, сегодня это кажется невероятным, но «крылатые теплоходы» только по Волге возили восемь миллионов пассажиров в год. К тому времени никто не мог оспорить эпохальных достижений великого конструктора. По рекам огромной страны в 80‑е ходили сотни судов на подводных крыльях — типа «Ракета», «Метеор», «Спутник», «Комета». Их построят почти полторы тысячи, их станут покупать за границей.

Казалось бы, все звезды сошлись. Порождение бурной эпохи Сталина (и лауреат Сталинской премии 1951 года!), конструктор должен был получить поистине «зелёную улицу». Ведь это та самая техника, которая обеспечивает нам мировое первенство и выполняет одну из онтологических задач СССР — быть застрельщиком прогресса. Но, увы, Р. Алексееву пришлось слишком много сил и времени потратить на борьбу с косностью и бюрократическим самодурством. Подарив стране футуристический вид транспорта (СПК), он оказался поверженным при попытке совершить ещё одну транспортную революцию — экранопланную.

Никто не ставил перед Ростиславом Евгеньевичем задачи: «А ну‑ка создайте нам скоростной флот!» Нет, он сам пробивал путь футуристической технологии. И это — яркий пример «самозарождающейся» прорывной новации. Никем заранее не планировавшейся.

Инженерный свой диплом (как кораблестроителя) студент Горьковского индустриального института Ростислав Алексеев защищает в очень тревожное время — 1 октября 1941 года. Немцы рвутся к Москве. Алексеев же в это время защищает дипломный проект: «Глиссер на подводных крыльях». Защита проходит триумфально. И вскоре, 8 октября 1941‑го, молодой инженер пишет наркому ВМФ адмиралу Кузнецову письмо с проектом сверхскоростного катера — истребителя подводных лодок. Ответ приходит быстро: «Предлагаемая вами схема движения глиссера на подводных крыльях является неприемлемой, так как выбранная конструкция в основе своей ничем не отличается от уже ранее испытанных и обречённых на неудачи…»

20 ноября 1941 года Алексееву отвечают из технического отдела Наркомата судостроительной промышленности: «…Ни одна из приведённых цифр не подтверждена самыми элементарными расчётами или соображениями, хотя указывается, что в гражданском варианте глиссер послужил темой дипломного проекта…

Испытания модели, произведённые на реке Волга инженером Алексеевым, и приведенные фотографии не являются убедительными, так как все они относятся к мгновенным положениям судна, движущегося на подводных крыльях.

…Конструкция инженера Алексеева не разрешает тех трудностей, которые возникают при практическом применении этого принципа даже на весьма малых катерах.

В связи с чем схема движения судна на подводных крыльях, предлагаемая инженером Алексеевым, должна быть признана неудовлетворительной…»

«Признанные специалисты» приговорили Алексеева и его суда на подводных крыльях к небытию. К погребению в архивах. Государственные чиновники даже энергичного и крайне динамичного сталинского СССР отторгали молодого новатора.

Как танкостроители думали о флоте будущего больше, чем корабелы

Как же ему удалось пробиться? В самом начале 1943 года Ростислав Алексеев работал на знаменитом «Красном Сормове». В отделе технического контроля выпуска танков Т-34. Казалось бы, тут его новаторство должно было пресечься. Но именно тогда главный заводской конструктор Владимир Крылов и заинтересовался дипломным проектом инженера. А узнав подробности о чудо-корабле, Крылов потолковал с директором — и тот выделил Алексееву буквально конурку на понтоне у берега Сормовского затона. То есть завод худо-бедно, но создал за свой счёт крохотное КБ для революционного типа судов.

Что побудило директора «Красного Сормова» Ефима Рубинчика пойти на это? Причём без приказа сверху? Рубинчик — не корабел, а чистый администратор. Завод вовсю строил подводные лодки и танки Т-34, за срыв планов по ним и голову могли снять. Ведь шла страшная война. А Рубинчик вдруг решил дать Алексееву, юнцу, возможность создавать совершенно никакими наркоматами не согласованную, на тот момент и вовсе фантастическую, технику. А если бы не получилось? Да, и заметьте: от директора завода требовали, прежде всего, танки! А он позволил Алексееву по два-три часа в день заниматься судном на подводных крыльях, называет структуру молодого инженера «Гидролабораторией». Рубинчик защищал Алексеева и давал ему работать до 1949‑го, пока сам возглавлял «Красное Сормово». Но и его преемники, Смирнов и Смеляков, нашего инноватора поддерживали. Именно Рубинчик подписал в 1943 году важное письмо об инициативных работах Алексеева, ушедшее сразу в три наркомата: танкопрома, судостроения и военно-морского флота. Очень смелый шаг! 17 февраля 1943‑го не кто иной, как директор завода Ефим Рубинчик, издаёт приказ о строительстве самоходной модели А-4. Хотя это был совершенно не профильный для «Красного Сормова» вид техники, коего нигде в мире ещё не делали.

Директор-техноэнтузиаст тут сыграл роль венчурного инвестора, бизнес-ангела или американского Агентства передовых разработок, DARPA. Но сам Ефим-Хаим Рубинчик (1903–1991) не был инженером или конструктором по своей карьере, выдвинулся он по комсомольскопартийной линии. Однако в данном случае оказался технопровидцем и защитил молодого конструктора-новатора от уничтожения «признанными экспертами», проталкивая разработку сразу в трёх наркоматах-министерствах. Более того, благодаря пробивной силе Рубинчика в 1944–1945 годах разработки судов на подводных крыльях Р. Алексеева идут благодаря финансированию… Наркомата танковой промышленности.

Танкостроители думают о флоте грядущего дня? Парадокс. Но именно поэтому инновация не гаснет, и в 1943 году на испытания выходит катер на подводных крыльях А-4 — почти в одну тонну и с мотором в 25 лошадиных сил.

«Во исполнение приказа трёх наркомов примерно в феврале 1944 года Управление кораблестроения Военно-морских сил (УК ВМС) выдаёт тактико-техническое задание (ТТЗ) на проектирование экспериментального катера на подводных крыльях…» — читаем в истории КБ имени Алексеева.

Так Ростислав Алексеев проходит первую «долину смерти» — опасный этап между проектом принципиально новой техники и появлением первого опытного образца. Но висит он буквально на волоске — на поддержке директора завода. Так возникло целое направление русско-советской инноватики. Так появился на свет гений, породивший и мощное в СССР строительство судов на подводных крыльях, и экранопланостроение. Всё началось с маленького заводского КБ, созданного благодаря главному конструктору и директору «Красного Сормова», поверивших в гений молодого инженера. И ведь в него верили, прежде всего, на самом предприятии! Учтём: маститые профи-кораблестроители чаще всего затею молодого инженера отвергали. Вот как вспоминал о встрече с Ростиславом Алексеевым знаменитый советский корабел Николай Белавин (дело было уже в 1946‑м).

«…Он с горечью рассказал, что в его суда на подводных крыльях многие ведущие специалисты не верят… Основным аргументом его недоброжелателей было: Сам (и палец указывал вверх!) занимался подводными крыльями, и у него ничего не получилось, а ты, мальчишка, хочешь чего‑то добиться, не выйдет, бросай. Ростислав, верный себе, говорил, что не на того нарвались. И всем назло, в том числе и известным учёным, доказал свою правоту и перспективность малопогруженных крыльев».

Помощь большого процветающего завода решила всё. В 1945 году Алексеев успешно испытывает катер А-5. При массе в одну тонну и 72‑сильном моторе он достигает скорости в 85км/час. Хотя и тут путь оказался негладким: пришёл неблагоприятный отзыв на работу от Центрального аэрогидродинамического института (ЦАГИ). Потому Управление кораблестроения ВМС СССР даже отказалось принять участие в испытаниях катера и не рекомендовало участвовать в них и военной приёмке «Красного Сормова». Да, было от чего опустить руки.

Ростислав Алексеев решается на смелый шаг. Чтобы показать катер непосредственно Управлению кораблестроения Военно-морских сил, он тайно отправляется в Москву на секретном экспериментальном катере А-5 — доказывая в деле, что машина и быстра, и надёжна. Летом 1946‑го безумный план воплощён. Пришвартовав секретную технику на одной из водных станций, конструктор едет в управление — приглашать представителей на осмотр машины. Подробности мне неизвестны, но, как рассказывают в КБ имени Алексеева сегодня, создателя катера по сигналу моряков даже задержали. Но каким‑то образом конструктор смог вытащить военно-морских чиновников на реку и показать возможности своего детища. В итоге на «Красное Сормово» поехала комиссия для испытаний А-5. Да, опять пришлось, рискуя свободой и заведением уголовного дела, преодолевать сопротивление бюрократии. И это, чёрт возьми, происходит в самую динамичную эпоху развития СССР, задолго до брежневского застоя с его рабским копированием западных технологий! Да, прорывные и закрывающие технологии и тогда сталкивались с чудовищным противодействием бюрократии. Даже проектного, направленного в Будущее государства.

Когда не помогает даже Сталинская премия

В сентябре 1946‑го стремительный, летящий над водою А-5 проходит испытания с участием представителей Управления кораблестроения военного флота, Министерства транспортного машиностроения и самого завода «Красное Сормово». Итоговый доклад направили министру транспортного машиностроения Вячеславу Малышеву. Да-да, тому самому техноэнтузиасту, выдающемуся организатору танкостроения в годы войны, а затем — и одному из творцов Атомного проекта. Мы уже знаем, как Малышев сыграл ключевую роль в поддержке одной из самых прорывных новаций сталинской эпохи: сварочных роботов Евгения Патона. Именно он до самой своей безвременной кончины (в 1955–1957 годах) возглавлял помимо прочего и Государственный комитет по новой технике СССР.

На сей раз легендарному наркому отправили отчёт об испытаниях «летучего корабля»: «Созданный новой, оригинальной конструкции катер А-5 является первым в СССР судном на подводных крыльях, давшим положительные результаты и могущим найти практическое применение в боевом и гражданском транспортном флоте».

Тогда к поддержке директора «Красного Сормова» добавляется и плечо Вячеслава Малышева. Но вот беда: работы по СПК никак не может финансировать Министерство танкостроения. Это ведь судно! А план военного кораблестроения на десять лет вперёд, в 1946 году, уже принят, и в нем никаких судов на подводных крыльях нет. И опять удаётся проскользнуть буквально между бюрократическими «плитами». Управление кораблестроения военного флота, отвергнув предложение «Красного Сормова» разработать принципиально новый торпедный катер на ПК, ответило: «А попробуйте поставить подводные крылья на серийный малый “торпедник”!»

Алексеев берётся за этот заказ, причём по линии Министерства транспортного машиностроения (Малышев). Итак, задание: поставить на подводные крылья торпедный катер проекта 123. Малышев помогает: необходимый для разработки опытный бассейн на «Красном Сормове» строят на месте опытного танкового цеха. Для Ростислава Евгеньевича шаг сей был во многом вынужденным. Он понимал, что работа по оборонной тематике закроет его проект плотным занавесом секретности. А он был уверен, что СПК нужны, прежде всего, в мирном варианте, как скоростной транспорт. У него и первый‑то проект пассажирского судна был готов уже в 1945‑м. Но деваться было некуда: нужно было получить финансирование.

Конструктор справляется с делом в 1948‑м, катер-торпедник достигает скорости в 110км/час. Однако не годилась старая форма корпуса, не обеспечивала достаточную устойчивость при переходе на режим «полёта». Тем не менее торпедник на подводных крыльях прошёл испытания. Но в серию он не пошёл. Вячеслав Малышев с 1947 года сменён на посту министра транспортного машиностроения корабелом Иваном Носенко. А тот СПК признавать не хотел и к Ростиславу Алексееву относился крайне недоброжелательно. Опять судьба разработки зависела только от директора завода, Ефима Рубинчика. Испытания торпедных катеров шли до октября 1950 года. И вот успех: Ростислав Алексеев со своими товарищами стал лауреатом Сталинской премии (1951). При жизни самого Иосифа Виссарионовича. Казалось бы, теперь все пути должны открыться, но…

Отношение к делу со стороны министра судостроительной промышленности Носенко не изменилось. Характерный штрих: первый раз Алексеева директор «Красного Сормова» выдвинул на Сталинскую премию ещё в 1949‑м, но министр Носенко не поддержал. Не хотел он видеть ни военного, ни мирного потенциала футуристической транспортной системы.

Работа с военными принесла ценный опыт. Алексеев приступает к проработке обводов перспективных судов на подводных крыльях (СПК), к расчётам по движителям для них — с малопогружёнными гребными винтами и водомётами. Все они станут основой для целой серии СПК в 1950‑е и 1960‑е годы. В 1952‑м же его гидролаборатория на «Красном Сормове» преобразуется в более солидную структуру: Научно-исследовательскую опытовую гидродинамическую лабораторию.

Но если бы Алексееву пришлось только делом заниматься! Начались интриги: от темы торпедных катеров на подводных крыльях, ставшей модной, его попытались просто оттереть. С подачи министра Носенко. Ведь он с января 1950 года становится сначала первым заместителем министра судостроения СССР, а затем, с 31 октября 1952‑го, — и министром. Конструктору-новатору приходится выдержать нешуточную борьбу. (Удивительно, но руководство «Красного Сормова» не отступилось от проблемного конструктора!) Минсудпром и тут подкладывает свинью: гидролаборатория Алекссева подчиняется ленинградскому судостроительному ЦКБ-19…

Уже после смерти Иосифа Сталина, в сентябре 1954 года, Р. Алексеев направляет в Центральный комитет КПСС записку о перспективности судов на подводных крыльях, о сопротивлении делу со стороны Военно-морского флота и Минсудпрома. Он предлагает создать современную научно-исследовательскую и производственную базу для развития судов на подводных крыльях. Сняв запрет 1950 года — на разработку и гражданских СПК.

Происходит чудо: ЦК КПСС поддерживает Алексеева и поручает дело зампреду Совета министров СССР, тому самому танкостроителю В. Малышеву. И тот спасает молодого гения от затаптывания Министерством судостроения. Которое, по логике вещей, и должно было заниматься прорывным направлением в кораблестроении! Но и тут Носенко, как министр судостроительной промышленности, наносит ответный удар. Хотя Министерство речного флота СССР готово использовать гражданские суда на подводных крыльях, у него нет опытно-промышленной базы. А научную гидролабораторию Алексеева на «Красном Сормове» приказом Минсудпрома СССР даже пробовали расформировать. Но вовремя опомнились. Однако запретили «Красному Сормову» сотрудничать с Министерством речного флота. Так что целое направление в судостроении, где мы были первыми в мире, едва не пало жертвой чиновных аппаратных интриг.

Команда Ростислава Алексеева оказалась на грани распада. Работы по созданию торпедного катера на ПК (проект А-1-20) свернули в 1954‑м. Поддержка со стороны военного флота прекратилась. В 1955‑м лаборатория конструктора едва выживает за счёт разовых заказов «Красного Сормова». Было время, когда инженеры гидролаборатории целых три месяца сидели без зарплат. В неимоверно сложных условиях конструктор создаёт прообраз скоростного катера на ПК — Б-1. Пишет предложения помощнику главы правительства СССР. Предлагает разрабатывать не только торпедные корабли на ПК, но и гражданские, пассажирские «водолёты» на 60 мест. Снова пробует пригнать катер Б-1 в Москву, показав его в деле Лазарю Кагановичу и Анастасу Микояну. Но руководство Минсудпрома (тот же Носенко) отправляет его назад. Это как — без моего участия катер показывать? Приказом министерства Ростислав Алексеев получает строгий выговор. В общем, наш герой теряет интерес к теме торпедных катеров и переключается на работу с Министерством речного флота.

Чего не предусмотрел гениальный Сталин

Собственно говоря, к тому времени Иосиф Сталин уже оставил сей мир. Но уже при жизни его в модели развития начались вот такие сбои. Казалось бы, Красный император продумал всё: создал экономику, способную мобилизоваться и обеспечить сосредоточение сил на направлениях прорыва, убрал как фактор эгоизм частных собственников и акционеров, поставил во главу угла научно-инженерный расчёт. Но этого оказалось слишком мало, чтобы страна сумела возглавить мировую гонку развития и научно-техническую революцию. Чтобы она раз за разом порождала образцы техники будущего, за коими тянулся бы весь остальной мир.

Сталин недоучёл самые неприглядные стороны человеческой натуры. Когда дело развития страны попало в руки бюрократического аппарата (номенклатуры), оказалось, что в нём (ней) процветают борьба за власть, за начальственные посты и награды, за контроль над ресурсами. И в этой борьбе, чтобы «подсидеть» соперника на высокое кресло или сохранить своё, часто администратор мог задушить целое перспективное направление как невыгодное себе лично и своему клану. Или попросту угробить его в силу косности, близорукости, ограниченности.

Будь это в США, где в то время скрещивались государственное участие в лице наследия Рузвельта («Нового курса») и частная инициатива, Ростислав Алексеев мог бы учредить компанию «Скоростной флот», скажем, найти инвестора — и строить свои СПК сам, без оглядки на бюрократию. Собственно говоря, именно так было в случае с эмигрировавшим в Америку авиаконструктором Игорем Сикорским, создавшим для янки вертолётостроение, или с создателем телевидения Владимиром Зворыкиным. А если вспомнить выдающегося советского лазерщика Валентина Гапонцева, сумевшего после гибели СССР основать в США корпорацию мирового уровня? Могу представить себе и Алексеева в подобной роли. Ведь, создав перспективные корабли на ПК, он мог получить от государства и субсидии, и льготы, и заказы. Как тот же Илон Маск.

Но в Советском Союзе такой возможности не имелось. Уже в последние годы жизни Сталина стала вылезать чиновная дурь. И не всем так везло тогда, как Сергею Королёву или великим авиаконструкторам СССР. Противоядие в виде писем в «компетентные органы»? Это тоже не спасало положения. Ведь могли написать «сигнал» и на тебя самого. Мол, авантюрист научно-технический, народные деньги на непонятные проекты транжирит. Вредитель, небось. Да ещё с кучей подписей. Нет, ненадёжный это механизм.

Забегая вперед, скажу: сталинскую проектность нужно совмещать именно с многоукладностью экономики. Где рядом с планово-социалистическим сектором есть и частные компании. Тогда инновационное сопротивление в стране станет намного ниже, тогда появится пускай не панацея, но сильное лекарство от чиновной неофобии (страха перед новым) в науке и технике.

Ростиславу Алексееву всё‑таки удалось выскользнуть из челюстей бюрократии 1950‑х. Но как?

Помор, фестиваль и Хрущёв

Великого конструктора спасает в 1955 году помор и опытный речник Зосима Шашков (1905–1984), в ту пору — министр речного флота страны. Посетив «Красное Сормово», он приходит в восторг от проекта «водолёта» Алексеева (корабль А-9) и обещает поддержку «сверху». Однако Минсудпром СССР по‑прежнему запрещает заводу работать с речниками! И тогда директор завода (в тот период — Николай Смеляков, 1911–1995) идёт против министерства. Николай Николаевич, в прошлом — тепловозостроитель и танкист русско-финской, работавший с 1942 года на «Красном Сормове» как главный металлург, фактически встаёт во главе бунта. Мужик решительный и принципиальный, он проводит 31 октября 1955 года расширенное заседание партийной комиссии на заводе, в результате коего в ЦК КПСС уходит обращение. Там говорится о том, что сормовцы готовы в 1956‑м построить опытный образец пассажирского СПК. Мол, отстаём — в Швейцарии уже ходит первый пассажирский СПК «Супрамар». Аналогичное письмо уходит и министру речного флота З. Шашкову. И министр судостроения Носенко сдаётся: черт с вами, делайте… но только макет пассажирского судна.

Однако бюрократа обходят. При поддержке Минречфлота Ростислав Алексеев входит в состав оргкомитета VI Всемирного фестиваля молодёжи и студентов в Москве, который должен пройти в июле 1957 года. Именно на нём конструктор предложил показать гостям чудо: пассажирский речной корабль «Ракета». Предложение принимается. Хрущёву нужно показывать великие достижения СССР, его футуристичность. Неожиданно Р. Алексеев получает свободу. Реформа децентрализации с созданием региональных совнархозов возвращает его гидролабораторию в состав «Красного Сормова». Финансирование берёт на себя Минречфлот. «Ракету» аврально строят, испытывают — и она в июле 1957‑го открывает парад судов в честь открытия фестиваля. С оглушительным успехом. Алексеев становится фаворитом Никиты Хрущёва. В 1958‑м он получает пост начальника и главного конструктора Центрального КБ по судам на подводных крыльях.

Теперь ему открыта «зелёная улица». Ссориться с Ростиславом Алексеевым себе дороже: он имеет доступ к первому лицу государства. Бьёт звёздный час конструктора. Он создаёт целую гамму речных скоростных судов, которые и поныне ходят и у нас, и за границей. В 1962 году конструктор становится лауреатом Ленинской премии и доктором технических наук — без всякой диссертации, по факту создания своих чудо-судов…

Трагический финал: вторая погашенная революция в транспорте

Казалось бы, в случае с Р. Алексеевым хотя бы и после смерти Сталина, но восторжествовала его философия — не бояться быть первыми в мире. Дали всходы «семена» в виде отменных научно-технических кадров, рождённых в первых пятилетках. И теперь должен осуществиться принцип: если поддержать гения в одном проекте, то он, воплотив его, дальше создаст ещё один прорыв. Ещё одну футуристическую или закрывающую технологию.

На первых порах всё шло именно так. Добившись успеха с судами на ПК, конструктор-новатор взялся за новую революцию в транспорте. Он решил строить корабли будущего — экранопланы. То есть аппараты, обладающие грузоподъёмностью корабля и скоростью самолёта времён Второй мировой. Использующие эффект «экрана» — скольжения над поверхностью. С 1959 года он начинает работу над ними, опять‑таки при поддержке Хрущёва. Перспективы огромны. Ибо если суда на подводных крыльях — транспорт речной и озёрный, по малой мореходности годный лишь в прибрежных морских зонах, то экранопланы — это трансокеанские летающие суда! Гораздо более экономичные и грузоподъёмные, нежели самолёты.

Не будем углубляться в подробности экранопланостроения, мы — журнал не технический. Нам важно иное. Итак, Р. Алексееву удаётся очень многое. Уже летом 1962 года в Советском Союзе принимается масштабная программа по экранопланостроению, предусматривающая создание большого экспериментального экраноплана и разработку проектов перспективных боевых экранопланов для разных родов вооружённых сил. Начинается строительство того самого «Каспийского монстра», который спустят на воду в 1966‑м. СССР опять получает шанс совершить мировую транспортную революцию. Ведь в те же годы, напомним, свои проекты экранопланов выдвигает и Роберт Бартини. Это и морские экранопланы-гиганты, и экранопланы для наземного эстакадного транспорта. Если бы во главе СССР стояли тогда умные люди, работы оные свели бы в некое подобие Атомного проекта (пускай с двумя направлениями) или Спецкомитета. В крайнем случае, в подобие Космического проекта, где были и Королёв, и Челомей, и Янгель.

Но всё пошло иначе. После смещения Хрущёва и прихода Брежнева Ростиславу Алексееву подрезают крылья. Многие просто мстят ему за то, что он ходил в фаворитах у Никиты Сергеевича. И если суда на подводных крыльях уже не закроешь — они снискали всеобщее признание, то экранопланы — очень удобная мишень. Они, во‑первых, попали между ведомствами. Судостроители отбрыкиваются: он не по нашей части, это летательный аппарат! Авиастроители в ответ: «Нет, это корабль!» Всё усугубляется тем, что экранопланы — направление новое. Существует проблема управления ими: пилоты норовят рвать штурвалы на себя и срывают эти летающие корабли с экрана. Нужно решить проблему — и удастся это сделать лишь в конце 90‑х, уже ученикам Алексеева. Но он до этого не доживёт.

А после отставки Хрущёва экранопланы пытаются выставить чем‑то вроде недавней «кукурузомании». Особенно старается министр судостроения Борис Бутома, который заправляет отраслью с 1957 по 1976 год. С 1968 года деятельность Р. Алексеева ограничивают экранопланами. Опять аппаратная игра: всё‑таки экранопланостроение поддерживает секретарь ЦК КПСС Дмитрий Устинов, куратор ВПК. Но Алексеев уже бьётся в невидимую стену. Он доказывает, что экранопланы нельзя делать чисто военной темой. Инициативно создаёт проекты пассажирских экранокораблей, пытается протолкнуть программу их развития. В 1976 году, использовав аварию ещё «сырого» и не доведённого до ума десантного экраноплана «Орлёнок», Бутома снимает Алексеева с должности главы ЦКБ. В 1976–1977 годах более 250 уникальных моделей экранопланов попросту сжигают — от них не осталось даже описаний. В те же годы, после смерти Р. Бартини в 1974‑м, угасают и его проекты экранопланов. И не нашлось больше фигур вроде Рубинчика, Смелякова, Малышева или Шашкова, которые тогда отстояли бы Алексеева.

А в 1980‑м Алексеев из‑за несчастного случая на испытаниях зарабатывает перитонит — и врачи его не спасают. Гений, способный обеспечить СССР ещё один эпохальный прорыв, оказывается невостребованным и фактически загубленным. Всю свою творческую жизнь ему пришлось идти против ветра. Разве что семь лет при Хрущёве стали исключением…

Чтобы прорывные и закрывающие новации «самозарождались»

Извлечём уроки из описанного. Ибо теперь мы знаем сильные и слабые стороны великого Сталинского проекта, «подводные камни» и лучший мировой опыт.

Первое. Гениями нельзя бросаться. Их выявление, сбережение и задействование в деле прорывного развития страны — задача государственной важности. Их уничтожение должно приравниваться к государственной измене. Сменить одного чиновника или генерала на другого — дело нетяжкое. А вот восполнить потерю выдающегося новатора иной раз почти невозможно.

Второе. Гений ценен тем, что, совершив тот или иной прорыв с помощью государства, он обретает дополнительную силу. И может дальше создать новое чудо — никакими планами не предусмотренное, но открывающее перед нацией новые горизонты и возможности. Совокупность гениев, поддержанных страной, создают процесс «самозарождения» прорывных и закрывающих технологий. Дело государства и общества — принять эти прорывы, встроить в общий план развития державы и развить их. При этом гений оставит после себя целую научную и инженерную школу, породит новых смелых новаторов. Это — своего рода «термоядерная энергия» Русской цивилизации.

Третье. Гений раскрывается только в ходе общей индустриализации страны, когда создаётся мощная «почва» для научно-технического творчества. Когда промышленность и дело развития страны выдвигают множество трудных задач, требующих нетривиального решения. Когда индустрия рождает жадный спрос на новые технологии, на кадры, умеющие их создавать. То есть на конструкторов и учёных. А это питает и фундаментальную науку (она добывает новые знания, из коих рождаются технологии), и образование (те самые кадры исследователей, конструкторов, инженеров).

В сырьевой экономике и экономике «отвёрточных производств» гениям места нет! Один военно-промышленный комплекс, без сильных гражданских отраслей, для них тесен и душен из‑за секретности.

Четвёртое. Ради полного раскрытия потенциала гениев закрывающих и прорывных технологий Великая Россия обязана обладать именно многоукладной экономикой. Когда сильный плановый сектор сопряжён с частными компаниями. Ибо чисто командная экономика, увы, слишком негибка и часто душит эпохальные прорывы вместе с их создателями. История СССР об этом просто вопиёт. А реальность тотального капитализма (что само по себе утопия) губит гениев из‑за засилья монополий и эгоистических интересов хозяев тех отраслей, что могут исчезнуть после появления того или иного прорывного (или закрывающего) проекта. Достаточно посмотреть на судьбу инноваций в нынешней РФ.

Даже если гений достиг тех или иных результатов, используя государственные средства, он должен иметь полное право использовать их как частный научно-технический предприниматель. Ибо плоды трудов своих, дела своей жизни он использует стократ лучше, нежели бездушный бюрократ, который не «болел» творчеством. Который либо всё прохлопает или положит под сукно, либо, чего доброго, тайно продаст материалы разработок за границу. Государству очень часто лучше создавать смешанные частно-казённые проекты с такими компаниями-прорывниками. Отдача от них будет больше, чем от чисто государственных заведений.

Пятое. Ради задействования колоссальной энергии творчества гениев и их востребованности само государство должно обладать футуристическим и победоносным Образом Будущего. Тогда оно всегда отыщет место прорывным и закрывающим технологиям. Ах, для развития Курил нам недостаточно обычных морских судов и самолётов? Ты изобрёл экранолёт? Подать его сюда! Он нужен для воплощения плана русского Завтра.

Сим — победиши…

Вместо заключения. Гении - русское чудо-оружие

Могучее средство для развития страны и борьбы с новым фашизмом

Что нужно для нашей исторической победы? Да, конечно: и огромные запасы сырья, и ёмкий внутренний рынок, и капиталы, и развитая промышленность, и рать квалифицированных тружеников. Но есть ещё один фактор: плеяда национальных гениев. Способных сотворять чудеса и обеспечивать эпохальные прорывы. С максимальным результатом на вложенные ресурсы.

Плутоний, циклотрон и Курчатов-чудотворец

Наступает тяжёлый 1943 год. Мы только что одержали победу в Сталинградской битве, но потерпели тяжёлое поражение под Харьковом. В Америке уже вовсю идёт работа по созданию ядерного оружия (Манхэттенский проект), в Москве об этом отлично знают благодаря разведке. Янки сильно опережают нас: их первый исследовательский реактор запускают в декабре 1942 года, на стадионе Чикагского университета. То есть американцы уже получили возможность превращать обогащённый уран в ещё более мощную «атомную взрывчатку» — плутоний. В СССР об этом тоже знали. Но как получить плутоний у нас? Ведь первый наш «атомный котёл» заработает лишь в 1946‑м. А свойства нового элемента надо изучать уже сейчас. Где же взять его в стране, охваченной огнём тяжелейшей войны? Ведь в природе плутония не встретишь, из земли не выкопаешь.

Великий творец нашего Атомного проекта Игорь Курчатов (1903–1960) нашёл выход. Всё‑таки в Советском Союзе Академия наук с тридцатых вела ядерно-физические исследования. (Всесоюзные конференции по атомному ядру в стране шли с 1933‑го.) Игорь Васильевич с сентября 1942‑го возглавлял «урановую» лабораторию №2 АН СССР, работу коей курировал лично Иосиф Сталин. Именно Курчатов в марте 1943‑го выдаёт идею: а ведь первые лабораторные объёмы плутония можно получить и без реактора. Он предлагает использовать циклотрон: ускоритель ионов и протонов. В Союзе его строили (вторыми после США, но первыми в Европе!) ещё в 1932–1937 годах в ленинградском Радиевом институте. Итак, если бомбардировать ионами тяжёлого водорода, разогнанными в циклотроне, литиевую мишень, то ядра лития начнут превращаться в ядра бериллия, с испусканием нейтронов. А те, в свою очередь, бомбардируют уранилнитрат в оболочке из парафина. Который (в итоге двух превращений) и даст желаемый плутоний.

Приходилось спешить. Сегодня нам известно, что первый завод по производству плутония янки запустят 4 ноября 1943‑го. Нам в тот год такие возможности и не снились. Приходилось начинать с циклотрона

Но как его использовать? Ведь Ленинград ещё осаждался немцами, кольцо полной блокады наши войска смогли пробить только 18 января 1943‑го. Однако сиё не снимало самой осады. И речи не шло о том, чтобы организовать плутониевые исследования в голодном городе, находившемся под артобстрелами. Курчатов предлагает: в ЛФТИ (Ленинградском физтехе) перед войной велось строительство мощного циклотрона. Но закончить его не успели. Значит, нужно вывезти из осаждённого Питера крайне важную часть установки — высокочастотный генератор — в Москву и там быстро соорудить мощный циклотрон

Как вспоминал в 1975‑м выдающий советский физик Леонид Неменов (1905–1980), именно ему, сотруднику ЛФТИ, вместе с инженером П. Глазуновым поручили доставку генератора из Ленинграда в Москву. Пожалуй, в этой истории отразилась вся тогдашняя эпоха. Тут вам и опасный полёт на самолёте на бреющем над Ладожским озером на Хатенский аэродром. И сбор нужных узлов. Например, электромагнит забирали с завода «Электросила», всего в трёх километрах от линии фронта, когда на территорию прилетело 35 немецких снарядов. А потом секретный груз, погруженный в два вагона, пришлось отправлять по железнодорожной ветке от Лесной в Тихвин, через простреливаемый врагом участок. Причём делали это с помощью партизан…

А потом был ударный труд по сооружению циклотрона в Москве, задействование в этом ныне погибшего завода «Серп и Молот», предприятия «Прожектор» и мастерских Института горючих ископаемых АН СССР. И вот в ночь с 24 на 25 сентября 1944‑го циклотрон заработал, выбросив голубоватый пучок дейтонов. А потом на нём получат и первые образцы плутония.

Вот так скрещение гениального ума Игоря Курчатова и мощного развития науки с индустрией в СССР позволило решить труднейшую задачу. Мало того, московский циклотрон затем позволит смоделировать и рассчитать первый фазотрон для Объединённого института ядерных исследований в наукограде Дубне. И всё это — тоже последствия того, что государство сумело задействовать поистине богатырский ум Курчатова. Как оценить его эффект? В каких триллионах? Всё то, что добывала советская разведка из недр проекта «Манхэттен» в США, пропало бы втуне, не имей мы своих гениев науки и мощной промышленной базы. Ещё об эффекте «золотых мозгов»? Достаточно просто представить себе то, что могло стрястись, не сумей государство Сталина задействовать гений Курчатова и ему подобных. Не появилось бы у нас ядерного «аргумента». И уже в начале 1950‑х над Северной Пальмирой в стратосфере блеснули бы крылья американской «суперкрепости». Пилоты опускают на окна кабины толстые непроницаемые светофильтры, начиная на форсаже уводить «стратофортресс» прочь. А над Ленинградом — ярче тысячи солнц — рождается гигантская вспышка. И раскалённая газовая сфера поглощает и Адмиралтейство, и Зимний, и Биржу, и мрачноватую массу Исаакия…

К тому и веду разговор, что гении — это для нас чудо-оружие невероятной силы.

Сила немногих

Нам по окончании войны на Украине придётся использовать все свои силы, всю национальную изобретательность, чтобы выстоять и лечь на курс развития. И тут без плеяды гениев не обойтись.

Давайте ещё раз приведём наглядный пример. Возьмём хорошо известный XIX век. Именно он заложил основу для сказочного рывка в развитии человечества. Причём усилиями не столь уж многих гениев.

Наш мир стоит на использовании двигателей внутреннего сгорания (ДВС). Без них не было бы массовой автомобилизации, теплоходов и тепловозов, не родилась бы авиация, долгое время бывшая нереактивной. Но появлением мотора внутреннего сгорания мы обязаны немногим: французу Этьену Ленуару, немцам Николаусу Отто, Готтлибу Даймлеру, Рудольфу Дизелю, русскому сербу Огнеславу Костовичу. Первый автомобиль на ДВС — это Карл Бенц, 1885‑й.

Радио и телевидение развиваются из изобретения беспроволочной электромагнитной связи. А это — заслуга физика Генриха Герца, изобретателей радиосвязи Александра Попова и Гульельмо Маркони.

Сама проводная электромагнитная связь, телеграф и телефон, от коих прямая дорожка ведёт в нынешнему интернету? Это гении Сэмюэля Морса (Морзе) в 1844‑м и Александра Бэлла в 1876‑м.

Что вырабатывает ток на мощных тепловых и атомных станциях? Мощные паровые турбины. Их рождением мы обязаны британцу Чарльзу Парсонсу (1884).

Кто открыл дорогу к использованию электрической энергии, создав первый в мире её генератор? Майкл Фарадей, 1834‑й.

Мы уже говорили о том, что всю современную электрическую цивилизацию, основанную на дальних передачах тока на тысячи километров, создали те, кто породил трёхфазный электродвигатель переменного тока: серб Никола Тесла и Михаил ДоливоДобровольский. Русский. электрический свет? Это Александр Лодыгин (1873) и Томас Эдисон (1879). Кому мы в принципе обязаны и прививками от бешенства, и появлением антибиотиков? Основателям микробиологии в XIX веке — французу Луи Пастеру и русскому Илье Мечникову. Современная хирургия с анестезией? Создана Николаем Пироговым. Вильгельм Рентген подарил нам собственно рентгеновский аппарат в 1895‑м. Ну и собственно радиоактивность открыли супруги Кюри, получившие чистый радий в 1898‑м, тем самым начав путь к овладению ядерной энергией. Первый корабль не из дерева, а из металла? Изамбар Брюнель, Англия, 1843‑й. Первый серийный паровоз того типа, что работал до 1950‑х? Джордж Стефенсон, британец, в 1829‑м. Прорыв в химии в виде периодической системы элементов? Русский гений Дмитрий Менделеев, 1869‑й. Бессемеровский процесс, позволивший получать миллионы тонн качественной стали? Генри Бессемер, англичанин, 1856‑й. По сути, он тоже — сотворец современной цивилизации. Первый в мире нефтеперегонный завод современного типа и первый нефтепровод? Русский, Александр Шухов, 1878‑й и далее. Электродуговая сварка? Русский новатор Николай Бенардос, 1882‑й. Железобетон, основа нынешнего строительства? Фокс, Ламбо, Монье, с 1829 по 1867 год. Кто создал принцип компьютера на двоичном коде и построил первый механический аналог ЭВМ? Британец Чарльз Бэббидж, 1820–1833 годы.

Кто придумал принцип реактивного двигателя? Николай Телешов, 1867‑й. Гусеничный трактор? Федор Блинов, 1888 год…

Именно эти гении обеспечили колоссальный рывок в развитии производительных сил человечества. Нынешние информационные технологии и искусственный интеллект пока не дали ничего сравнимого с ним.

Чудо-оружие

А теперь представим себе, что Великая Россия нашла способ отыскивать (а то и порождать) гениев, по мощи сравнимых с титанами XIX–ХХ столетий. Более того, она создала все условия для того, чтобы они могли себя реализовать, подчас создавая сети сотрудничества и порождая мощные научно-технические школы. Да, безусловно, в сегодняшней РФ это невозможно: в сырьевой экономике им просто негде развернуться. Военно-промышленный комплекс для них слишком тесен и закрыт. Но в Великой России, где идёт бурная индустриализация (с органичным ей протекционизмом и суверенной кредитнофинансовой политикой), где мощные государственные проекты развития и пятилетки совмещены с частной инициативой, гении востребованы. Им есть где развернуться и воплотить свои гениальные проекты.

Вы можете представить себе, какое гигантское преимущество мы обретём, если сможем в самое кратчайшее время обеспечить на своей территории деятельность сотни гениев уровня Попова, Теслы, Шухова, Курчатова или Королёва? Нет, не «размазав» их на век, а именно сконцентрировав их? Мы просто покорим мир!

Как этого добиться?

Пока еще гении возникают, так сказать, «диким» образом. Но уже Сталин пробовал их выявить и пробудить. Ради этого в СССР образование делалось доступным для всех, его подкрепляла мощная индустриализация. Твори, выдумывай, пробуй! Для пробуждения гениев в ход шли развивающие игры и сами игрушки в детских садах.

«Одним из важных центров разработки, внедрения и изучения игрушки в СССР 1930‑х годов (наряду с Загорском) был город Горький. Именно здесь в августе 1933 года прошла первая конференция по игрушке, в которой приняли участие представители этой отрасли со всей страны, причём её участники говорили о конференции как о «начинании горьковского края» (ЦАНО. Ф. 2581. Оп. 1. Д. 404. Л. 18).

«Для каждого из нас понятно, что ребенку хочется иметь всамделишную игрушку, так, чтобы он исходил не из метафизики, чтобы ему не приходилось верить на слово, а чтобы он сам видел, что если это трактор, так чтобы он пыхтел, чтобы у него колеса двигались», − говорилось на открытии конференции (Там же: Л. 7)».

Отличная система политехнической средней школы (мини-университета), развитая система научно-популярных изданий и фильмов, огромная система кружков научно-технического творчества для детей и юношества, система вузов — всё это работало одновременно и на создание нового человека (стахановцы), и на пробуждение гениев, на встраивание их в грандиозный процесс развития СССР. А вся эта сфера (от детских садов до вузов) питалась мощным развитием производительной экономики.

Сталину и СССР после него многое удалось на сём пути. Достаточно изучить историю изобретений и прорывных разработок в нашей стране. И сегодня мы просто обязаны на новом уровне возродить единую систему воспитания и образования, известную нам по эпохе первых пятилеток, обеспечив её жизнь с помощью неоиндустриализации. Но мы не должны копировать всю модель полностью. К сожалению, монопольная и забюрократизированная система советской экономики сопротивлялась прорывным инновациям. Их приходилось внедрять. То есть заставлять их принимать. Недаром всего 2% отечественных изобретений находили применение в СССР. А вот остальное, увы, подхватывалось американцами, европейцами, японцами.

Потому Великая Новая Россия, всячески развивая кружки юного творчества, должна иметь смешанную экономику. Где помимо планового (социалистического) сектора и военно-промышленного комплекса обязаны существовать и мощные частные корпорации. Аналоги знаменитой инжиниринговой компании Александра Бари, которая позволила развернуться гению Александра Шухова. Сами гении также должны иметь возможность учреждать свои компании, дабы развивать собственные изобретения. Пускай такие фирмы соседствуют с сильными государственными научными центрами и прорывными национальными проектами вроде новой урбанизации или полёта на Марс.

Каждый талантливый ребёнок в нашей Великой России, независимо от социального статуса или имущественного положения его семьи, должен считаться национальным достоянием и колоссальным ресурсом.

Нужно использовать детские и юношеские центры научно-технического творчества (их должно финансировать государство!) для поиска талантов и их сортировки по направлениям. Для этого хороши и конкурсы творчества, знакомые нам по СССР, и специальные когнитивно-гуманитарные технологии. Например, технология «картирования мозговых структур» с помощью рентгеновской томографии нового типа, о которой говорит её создатель — Сергей Савельев, доктор биологических наук, завлабораторией развития нервной системы НИИ морфологии. То есть можно изначально определять призвание юных и давать им тот вид деятельности, который обеспечит им счастье творчества: «…Существуют структурные предрасположенности и структурные ограничения. Т.е. существует специализация, и суть гения в том, чтобы он нашёл такое занятие, которому соответствует структурная, т.е. физическая (по количеству нейронов, полей и ядер) предрасположенность головного мозга. Вот тогда он будет гением…»

Выявленные в массовой системе воспитания, образования и детского творчества таланты должны попадать в заведения следующего уровня. То есть в специальные школы при университетах, академических институтах и высокотехнологичных предприятиях. Там их таланты должны оттачиваться и находить применение. Там должны использоваться психотехнологии для всемерного обострения интеллектуальных, когнитивных способностей (это — отдельная тема). Там молодые гении должны учиться среди себе подобных умников с парадоксальным мышлением, занимаясь при этом в мастерских и лабораториях. Проходя практику и ученичество у пламенных энтузиастов на действующих предприятиях и НИИ — у исследователей, конструкторов, инженеров. Именно таким людям должно обеспечиваться образование в вузах.

Да, нужна новая модель экономики и общества. Пускай у нас не будет миллиардеров-олигархов из сырьевого сектора и низких переделов переработки сырья, королей бюджетных подрядов. Главное — найти средства и кадры для гигантской сферы «человекостроения» и производства гениев, тут — социализм. Пускай у нас славными и богатыми становятся творцы научно-технических чудес. Ибо их успехи принесут Руси космические взлёты. И тогда падут стены Тьмы, что надвигается на наш мир…