Как устроено русское чудо. Часть II

Как устроено русское чудо. Часть I

5. Города возрождения нашего

То, для чего у Сталина не хватило ни времени, ни ресурсов

Одной из самых противоречивых страниц сталинской эры выступает жилищное строительство. А шире — урбанизация. Обычная ассоциация с реалиями тех времен: захламленные коридоры коммуналок, «уплотненных» больших квартир «бывших». Или унылые бараки и общежития при заводах.

Казалось бы, грандиозные планы новых городов больше известны по Германии 1930‑х. А у нас шла индустриализация (немцы её уже совершили), и нам, «детям чугунных богов», оказалось просто не до того. Попробуем разобраться.

Соцгород: между Сабсовичем и Охитовичем

Да, со своей концепцией новой цивилизации и урбанизации (социалистический город, соцгород) сталинскому СССР не повезло. Достаточно вспомнить дискуссию по градостроительной политике, шедшую в 1929–1930 годах, где крайними полюсами выступали Леонид Сабсович (урбанист) и Михаил Охитович (дезурбанист). Прочие занимали промежуточные положения.

Обе ветви оказались, увы, тупиковыми. Например, автор книги «СССР через 15 лет» (1929) Леонид Моисеевич Сабсович выступал как адепт «обобществления быта» и разрушения традиционной семьи. Итак, люди должны обитать в больших общежитиях. Каждому — по комнате площадью чуть больше девяти квадратных метров. Супругам — комнаты рядом, возможно — соединенные одной дверью. Индивидуальное семейное хозяйство уничтожается. Питаются все в столовых, домашнюю кухню заменяют фабрики-кухни. Детей отдают на воспитание в детсады и школы (некие «детские комбинаты» с общественным воспитанием потомства). Широко используются центральные прачечные и бани, централизованная уборка помещений. Освобожденные от домашнего рабства женщины вовлечены в процесс производства, в общественно-полезный труд. К сему, конечно, прилагаются общественные пространства, бассейны и спортивные залы, библиотеки, помещения для разных занятий по увлечениям…

«Воспитание детей с самого раннего возраста может быть рационально организовано только как общественное воспитание… В социалистических условиях, при обобществлении воспитания, дети уже не будут являться “собственностью” родителей: они будут “собственностью” государства, которое возьмет на себя все задачи и заботы о воспитании детей. Поэтому первым следствием обобществления воспитания, как это уже было указано выше, должно явиться то, что дети не будут жить вместе с родителями. С самого же рождения они должны быть помещены в специальные “дома ребенка”… Вопрос о кормлении матерью ребенка в первый год его жизни может быть разрешен без особенных трудностей. Уже в настоящее время женщина-работница имеет установленный законом перерыв в работе для кормления ребенка грудью… Поскольку дети начиная с раннего возраста будут воспитываться государством вне всякого влияния семьи, вовсе не обязательно, чтобы эти “детские городки” были организованы непосредственно при поселениях, в которых работают родители детей, и вовсе не обязательно, чтобы каждый такой городок обслуживал бы только одно социалистическое поселение»[1].

То есть никакой семейной, частной жизни. Всё — только в коллективе. А страна покрывается сетью рационально устроенных поселений по 50 тысяч человек в каждом.

Михаил Охитович, будучи социологом, выступал за дезурбанизацию. «Охитович полагал возможным полностью отказаться от принципа пространственного объединения как условия реализации социальных связей. Он предлагал дисперсное расселение вдоль сети дорог, объединённое мобильностью сообщений. Дематериализацию, растворение структур расселения в пространстве Охитович дополнял «дестационаризацией», использованием мобильных сборноразборных построек, освобождающих человека от привязанности к месту и привычному миру вещей. Среда мыслилась как рационально организованная, обезличенная система, исключающая эмоциональное отношение к ней»[2] . Потребности в живом физическом общении обеспечат радио и телефон (Охитович творил до эпохи интернета). Средства передвижения в условиях скученности населения убивают привычный город3 , превращая его в непригодный для жизни мегаполис. Селимся рассредоточено, лентами вдоль трасс наземного транспорта, индивидуальными жилыми ячейками, сборными жилищами на одного человека.

Будущее в тумане

Дискуссия на эту тему была быстро свёрнута. Отметим, что само намерение показать завтрашний день страны — попытка крайне ценная. И хотя она предпринималась носителями крайне левых и антитрадиционалистских взглядов, ценен сам прецедент. Увы, в дальнейшем ничего подобного в СССР не предпринималось ни при жизни Иосифа Виссарионовича, ни позже. Не секрет, что Охитович, например, попал под каток репрессий в 1937 году. Судьба Сабсовича также печальна: репрессирован в 1938‑м. В том же году на экраны так и не вышел фильм «Новая Москва» Александра Медведкина с захватывающими образами столицы в грядущем.

Долгое время попытки нарисовать образ будущего СССР могли кончиться «статьёй» и застенками по обвинению в очередном уклоне или антисоветчине. А потому — «как бы чего не вышло». Достаточно вспомнить судьбу советского футуролога Игоря Бестужева-Лады (1927–2015), который безуспешно в 1958‑м пробовал опубликовать свои труды о том, как СССР способен победить Запад в цивилизационном противостоянии и даже в открытой войне, но наткнулся буквально на стену и был вынужден взять псевдоним. Само собой, во времена Брежнева и Горбачёва мы не видели красочных изданий о будущем Союза, подготовленных исследователями, экономистами, философами и писателями-визионёрами. Попытки Ивана Ефремова («Туманность Андромеды») и некоторых писателей («репортажи из будущего», например, Бориса Ляпунова) были и неофициальными, и частичными.

Но вернемся к собственно урбанистике. Обе концепции — и Сабсовича, и Охитовича — были тупиковыми. «Общажная» модель Леонида Моисеевича Сабсовича работала на практически полное разрушение здоровой семьи, на уничтожение рождаемости. На угасание нашего народа. Опыт всего человечества вопиёт: человек не может быть частью завода или фабрики, ему нужны и личное пространство, и семейный очаг, и свой дом. Охитович же звал нас в мир социальной атомизации, полного уничтожения традиций, некоего «нового кочевничества».

Немудрено, что оба направления Сталин отринул. Он использовал традиционную застройку городов. Его представления об идеале можно увидеть в полностью обновлённых после войны Минске или Севастополе. Белоснежные дома, широкие улицы и проспекты, много зелени и света. Но на смелое урбанистическое творчество ресурсов у ИВС не имелось. Слишком много их уходило на создание промышленности и на обеспечение обороноспособности. Объемы жилищного строительства в СССР в годы первых пятилеток были даже меньше, чем в 1920‑е. 17,2 млн кв. м в год с 1928‑го по 1938‑й. Затем темпы снизились до 15,5 млн кв. м ежегодно в 1939–1941 гг. Для сравнения: в 1920‑е годы СССР строил в среднем 22,6 млн кв. м в год. Как ни странно, в 1941–1945‑м объёмы растут до 20,5 млн кв. м. Затем идет период восстановления: в 1946–1950 гг. строится по 40,2 миллиона «квадратов» в год. Наконец, затем идёт наивысшее достижение жилищного строительства при Сталине: 48,1 млн кв. м ежегодно в 1951–1956 гг. И лишь при Хрущеве в 1956–1964‑м показатели достигают сперва 94,8 млн кв. м в год, а затем и 98,1 млн кв. м. С учетом роста населения СССР того было слишком мало. Поэтому сталинское время — эра бараков, общежитий, коммунальных квартир. Достаточно сказать, что к 1940 г. в бараках обитало 2,9 млн душ. Потому на смелые эксперименты с урбанизмом элементарно не хватало сил и средств. Требовалось просто вытащить людей из бараков и «коммун». Обеспечить их водопроводом и канализацией

По сути, мы титаническими усилиями создали современную городскую цивилизацию. Но СССР не удалось достичь темпов жилстроя в один квадратный метр на душу населения в год. При таком показателе страна в 1979 г. строила бы 250 млн кв. м жилья. Но, увы, в реальности Союз смог достичь 103,7 млн кв. м в год в 1966–1971 гг. К 1976‑му поднял планку до 109 млн кв. м ежегодно. Затем шёл провал — до 105 млн кв. м в год в 1976–1981 гг. Следующая пятилетка дала 110,4 млн кв. м в год. И лишь при Горбачёве в 1986–1990 гг. удалось выйти на 126 млн кв. м в год. Вернее, при главе Госстроя Юрии Баталине. (Для сравнения: в РФ 2022 г. — 93 млн кв. м жилья.)

Как тут не вспомнить булгаковское «квартирный вопрос их испортил»? Да, страна строила маломерные квартиры в «ульях» типовых многоэтажек, чтобы быстрее дать людям жилища. Из экономии на тепло- и водоснабжении приходилось воздвигать «человейники». А в них рождаемость русских неминуемо падала. И если при Сталине рождаемость по инерции и в условиях «до сексуальной революции» держалась на довольно высокой планке, то с 1964 года она покатилась вниз.

Да будет город-сад!

Отсюда и ответ: нам нужно продолжить футуристическую революцию, распространив её и на урбанизацию. На сей раз сделав магистральным направлением развития идеи усадебных городов-садов — футурополисов. С индивидуальными домами на каждую семью.

В наших прошлых работах мы уже рассматривали концепцию Новой Гардарики: создание «будущеградов» как нового типа поселений. Нынешние приверженцы такой идеи — не только автор сих строк, но и Юрий Крупнов. А раньше идею усадебных городов-садов разрабатывали и немец Готфрид Федер, и британец Эбенизер Говард. Был её приверженцем и великий Жюль Верн.

Идею о том, что именно свой дом и жилищное строительство можно и нужно сделать мощным тягачом развития экономики и страны в целом, впервые громко высказал глава Госстроя СССР Юрий Баталин в 1986 году. Если Америку создал автомобиль, то у нас такая роль отводится футурополису, городу-саду. И тут недопустимы соображения сиюминутной экономии на инженерных сетях. Тут речь идет о «высшей рентабельности», если выражаться языком «Экономических проблем социализма» Сталина. То есть новая урбанизация должна стать тем самым «золотым звеном», приложение к коему усилий даёт наибольшие и самые долгосрочные успехи в созидании Русской цивилизации. Итак, что для нас футурополис, усадебный город-сад новой эры? Перечислим то, что даст нам их грандиозное строительство.

— Мы получаем возможность с помощью революционных технологий массового усадебного строительства быстро обеспечить жильём самую активную, творческую и детородную часть народа нашего. Футурополисы-сады — это окружение заводов и фабрик, умных ферм и университетов новой индустриализации. Возможность людей жить не в тесноте, а в просторном светлом жилище, да ещё и в отличных условиях, практически на природе.

— Одновременно мы создаем условия для роста рождаемости, среду для семей с тремя и более детьми. Дом лучше для сего подходит, нежели маломерка в железобетонном «улье».

— Футурополис, будучи самоуправляемым, оплотом новых Советов (Нейромира, по М. Калашникову) создаёт уверенных в себе граждан, способных брать на себя ответственность и строить свою жизнь в общине. Именно самостоятельный и активный житель футурополиса («футурополит») никогда не станет рабом бюрократии. Он станет хорошо разбираться в вопросах бюджета, налогов и экономики, чётко осознавая связь между своим благосостоянием и развитием в своём городе производств, услуг, торговли, транспорта. Такой гражданин — по определению патриот, носитель трудовой этики, ярый сторонник развития национального производства и роста народного благосостояния. И такой же ярый враг волокиты, бюрократизма, коррупции. И защитник как великодержавия (независимой страны с богатым внутренним рынком), так и справедливой судебной власти и гражданских прав. Дом порождает активного гражданина и справного хозяина.

— Футурополисы станут оазисами для разнообразной деловой активности. Ибо чем больше у тебя предприятий — тем лучше живёт город, тем больше хороших заработков, возможностей самореализации и тучнее бюджет муниципии!

— Самоуправление и способность граждан в городах-садах распоряжаться своей казной сделают футурополисы жадными потребителями всевозможных закрывающих и прорывных технологий, ресурсо- и энергосбережения, полной переработки отходов. Ибо именно самоуправление, а не шкурные интересы назначенных сверху бюрократов, позволяет ориентироваться на результат. Если есть возможность сэкономить средства на отоплении и освещении, на плате за вонючие мусорные «полигоны», вместо этого создав отличные школы и клиники, то — вперёд! Если есть технологии, позволяющие дорожному покрытию или трубам горячего водоснабжения служить в разы дольше, чем прежде, то их применят. Потому как сэкономленные рубли пойдут на новые парки и спортивно-оздоровительные комплексы. Или на приглашение лучших врачей и педагогов. На обустройство общественных пространств.

Решается проблема мигрантов. Футурополитам не нужны проблемные низкоквалифицированные гости. Криминальные диаспоры в городах-садах не образуются: футурополиты способны дать отпор. И они сами вооружены и сплочены (и как местные жители, и как коллеги по работе на предприятиях города-сада), и судей себе выбирают, и муниципальную полицию свою держат. Они не позволят никому «пилить» бюджет на какой‑нибудь тротуарной плитке, для кладки коей нужны гастарбайтеры из далёких аулов. Невозможно будет нанять пять дворников вместо одного. Автоматизированные производства сведут к минимуму потребность в неквалифицированном труде, да и работать на предприятиях будут сами жители будущеградов.

Это не садово-дачные товарищества, состоящие в общем из случайных и не связанных друг с другом людей. Нет, это радиально-концентрические поселения тех, кто связан общим делом или делами. Тонущие в зелени, они живут благодаря национальному производству. А значит, есть общность судеб и интересов. Сеть Новой Гардарики даёт мощный толчок строительству систем телекоммуникаций и автострад, скоростного наземного транспорта (например, эстакадных экранопланов), развитию малой частной авиации. Бурно растёт новая энергетика: мини-ГЭС, компактные АЭС, использование энергии ветра и солнца, выходов природного водорода на поверхность. И, конечно, идёт развитие индустрии быстровозводимого домостроения. Исполняется давняя мечта: дом становится по цене равен автомобилю.

Мы полностью задействуем ресурсный потенциал страны. Но не для того, чтобы вывозить сырьё на Запад или в Китай. Нет, мы перерабатываем и превращаем его в готовые изделия сами. В дело идёт всё: даже местные глина и песок. Ибо с помощью печей и высокоскоростных мельниц всё это превращается в сверхпрочные керамические стройконструкции и сантехнику. А местные целебные травы — в лекарства и биологически активные добавки. Между футурополисами выстраиваются кооперационные промышленные цепочки. Возникают аэротрополисы — города-сады вокруг крупных воздушных гаваней, становящихся основой новых промышленных районов.

Именно так мы делаем то, до чего у Сталина просто не дошли руки. Но в его логике сотворения нового мира. Великой альтернативы миру тьмы и инферно. Даже сам русский город, даже наш быт становится орудием созидания цивилизации Солнца.

6. Градостроение и жилища «новых тридцатых»

Будущее где‑то рядом: надо лишь поискать его. 10 правил Франсевилля

Продолжим исследование выпадающей части Сталинского проекта — новой урбанизации как ткани для формирования новой, светлой цивилизации.

Всё‑таки общая атмосфера той эпохи породила продолжение — пускай и частичное, иногда слабое — и после смерти Вождя. Давайте отыщем эти, пускай подчас и заглохшие, побеги. И наслоим их на мощную созидательную традицию, олицетворяемую великим прозорливцем Жюлем Верном. Тем более что мир вступает в «новые тридцатые»…

Жилища для большой семьи

Нас совершенно не устраивает реальность, где избранные — богачи (или партийно-государственная номенклатура) живут в удобных и роскошных жилищах, а все прочие — либо в бараках да коммуналках, либо в тесных квартирах-маломерках, а то и вовсе в «студиях». А что вместо? Ведь нам нужно повысить рождаемость, спастись от «седых сумерек» и вымирания нашего народа. Итак…

Дома на большие семьи будут блочными и двухэтажными. То есть квартиры тоже расположатся на двух уровнях, и в доме получится шестьвосемь жилищ.

«Большая квартира из пяти-шести комнат в двух этажах обладает многими достоинствами. В ней отсутствуют коридоры, почти нет проходных комнат, обязательных для обычной квартиры, расположенной на одном этаже. Квартира будет иметь два выхода: на улицу и в сад. На первом этаже удобно разместятся передняя, кухня-столовая и гостиная. Объединив гостиную со столовой, вместо отдельной гостиной можно устроить кабинет. Кладовая, шкафы для хозяйственного инвентаря, книг и верхней одежды, маленький санитарный узел с унитазом и умывальником сделают эти комнаты удобными для дневного пребывания семьи.

Из главной комнаты лёгкая открытая лестница приведёт на второй этаж. Это этаж спален: родителей, младших школьников, студента. Пять-шесть постоянных спальных мест, удобно размещённых в комнатах рядом с индивидуальными местами для игр, занятий и работы, позволят каждому члену семьи спокойно, не мешая другим, заниматься своим делом. Гардеробная, полкишкафы и антресоли вместят массу одежды и вещей, и в комнатах, несмотря на их малую величину, будет свободно. На втором этаже расположится второй, главный, санузел с ванной» — так писал в журнале «Техника — молодёжи» за февраль 1960 года Адриан Овчинников (1915–1999), возглавлявший в 1958–1964 годах ЦНИИ экспериментального проектирования. Сын царского офицералётчика, выпускник Московского архитектурного института 1940 года, заядлый парашютист и горнолыжник, он был порождением великого Сталинского проекта.

Именно он ратовал за формулу числа комнат в квартире «число членов семьи плюс одна комната».

А знаете что? В детстве мне довелось жить в почти таком же доме. Когда мы впятером переехали в 1973‑м из четырёхкомнатной хрущёвки в белоснежный двухэтажный дом на улице Калинина в Ашхабаде, мне показалось, что я очутился в сказке. Можно сказать, что меня тогда заразил образ великого будущего. В доме было всего четыре двухэтажные квартиры — две шестикомнатные с торцов и две четырёхкомнатные посередине. И у каждой имелся отдельный выход в сад. У каждого свой. Огороженный зелёным забором, который быстро скрылся за кущами посаженной мамой колючей маклюры.

В нашей шестикомнатной было почти так, как у Овчинникова. Большой холл-прихожая внизу, из него лёгкая лестница наверх. Первый этаж занимали кухня и маленький санузел с умывальником, просторная гостиная-зал, где стоял большой стол и стереопроигрыватель «Аккорд» с колонками, книжные шкафы. Рядом был батин кабинет, корреспондентский пункт. С письменным столом, с четырьмя телефонами на журнальном столике, солидным телетайпом производства ГДР и огромным книжным шкафом.

На втором этаже был небольшой коридор, ведший в нашу с сестрой детскую комнату, в бабушкину смежную с нею спальню — с правого борта. Из бабушкиной комнаты можно было выйти на балкон. С левой стороны коридора шли мамина швейная комната (Алевтина Велиевна была еще той рукодельницей) и спальня родителей с белоснежным гарнитуром. В конце коридора располагалась ванная с газовой колонкой. Из окон второго этажа открывался захватывающий вид на синие горы хребта Копетдаг со сверкающими вершинами, словно посыпанными сахарной пудрой…

Конечно, такое жилье было тогда не для всех. Но белоснежный дом тот стал для меня обителью грёз о великом будущем моей страны. И грядущее это, казалось, — вот оно, я в нём уже почти живу. Электромеханические отечественные игрушки, что в изобилии покупал отец, конструкторы и набор для электротехнических опытов, прекрасная железная дорога из ГДР, набитые интересными книгами шкафы, кипы журналов «Знание — сила», «Наука и жизнь», «Техника — молодёжи». Господи, как это влекло в неизведанные дали великого Завтра! Я играл в звездолётчика на балконе тёмными южными вечерами.

Увы, те дома так и остались экспериментальными. Больше их не строили. А зря. Они очень нужны были русским для больших семей. Лучше бы рационализировали гонку вооружений и не тратили бы столько ресурсов на помощь неблагодарным «братьям меньшим», что изображали строительство социализма в Африке и Азии! А взамен тянули бы отличные автотрассы по русским землям, строили бы вот такие футуристические дома и передовые производства.

А знаете, где я увидел практически такие же двухэтажные дома на несколько семей, но уже более современные? В 2020 году в агрохолдинге «Верхнехавский» Антона Пермякова в Воронежской области. Он строит такие для своих опытных и ценных работников, давая им такие дома в беспроцентный натуральный кредит.

Будущее наше — рядом. Надо не полениться и открыть его.

Тот же Адриан Овчинников выступал автором дешёвых щитовых домов для села в начале 1950‑х. А трудясь во ВНИИЭП, он в 1960‑е — вместе со своими товарищами — разработал 14 проектов жилых домов для семей разных составов.

Ещё один элемент футурополиса

Что такое дома Овчинникова с двухэтажными квартирами? По сути, ещё один элемент футурополиса. Если вы вспомните проекты гармоничных городов Готфрида Федера, то увидите, что в них есть районы не только домов на одну семью, но и таких вот построек. А если вспомнить, как дотошные немцы обустраивали авиазаводы Хейнкеля и Мессершмитта, то также узришь дома для работников — двухэтажные, о четырёх квартирах.

Никакой архаики! Точно так же можно представить себе заводы Великой России. Скажем, для производства беспилотников-дронов, которые в одном варианте — сельскохозяйственные, для высокоточного земледелия, в другом — военные. Впрочем, завод может выпускать хоть микроэлектронику, хоть тракторы-роботы — не важно. Город-сад при нём должен содержать и такие «ласковые дома», зовущие к тому, чтобы в каждой семье было как минимум трое деток. И разве подобные жилища не могут быть в городках пилотов, военных и гражданских? Или у моряков? Ведь все они — инженеры и техники, рабочие высоких разрядов, лётчики и моряки — носители прекрасных генов. Можно сказать, отборные люди. Сам Бог велел создать им свою культурную среду и все условия для продолжения рода. В режиме, так сказать, расширенного воспроизводства. И туда же отнесём героев нового стахановского движения, новую рабочую и техническую «знать». Именно они на свои честные доходы могут покупать себе такие жилища. А то и получать в награду за достижения.

Нет ничего страшного в том, что в грядущей стране подобные дома на большие семьи могут строиться по типовым проектам, поточно-модульным способом. Ведь это ведёт к громадному снижению себестоимости строительства, причём именно на однотипности и масштабах производства. Аналог такого подхода — создание «народного автомобиля», «Фольсквагена», накануне Второй мировой. Продуманной надёжной конструкции, удобной для массового пользователя, продержавшегося на конвейере более полувека. А кто хочет индивидуальный проект — нет проблем, особых заказов на средства клиента никто не отменял.

Что ж, вообразим грядущую Россию, что пересобирается после тяжёлой войны и в условиях экономической блокады, и процесс касается возвращённых земель. В нашей модели с сильными плановыми и социалистическими элементами государство при строительстве новых предприятий по символической цене раздаёт участки под застройку и подводит к ним все коммуникации. Так же, как ещё недавно делали в Белгородской области. И это же государство методом типового строительства возводит и такие вот дома Овчинникова, давая их гражданам в беспроцентный кредит. При условии: рождение каждого нового малыша — списание трети такой ссуды. Откуда деньги и ресурсы? А у нас своя мобэкономика. Мы надолго забываем о всяких помпезно-имиджевых стройках вроде олимпийских стадионов и дворцов, о перекладке плитки и бордюров — и вкладываемся в будущее народа. Даже урезая некоторые ненужные военные программы (что — отдельная тема). И дело идёт…

Глазами великого француза

Все мы — лишь карлики, стоящие на плечах великанов. Мощная коммунистическая волна ХХ века зародилась в девятнадцатом столетии, особенно во второй его половине — в эпоху самого бурного развития, когда возник культ научно-технического гения, коему всё по плечу. В пору огромного исторического оптимизма.

В 1879‑м в свет выходит роман Жюля Верна «Пятьсот миллионов бегумы», проникнутый духом противостояния с нарождающимся немецким милитаризмом и теорией превосходства германской расы над латинской. По сюжету, получив половину громадного наследства индийской княгини, француз, профессор Сарзен, строит в Соединённых Штатах свой город-сад — Франсевилль. И к его правилам-принципам стоит присмотреться и нам, исследователям и продолжателям Сталинского проекта. Ибо, если вы помните, жюльвернианство питало умы и фантазию многих строителей СССР.

Приведём здесь цитаты из романа.

«Комитет не счёл нужным навязывать строителям проект однотипной постройки домов. Наоборот, он стремился к тому, чтобы в архитектуре города не было утомительного и безвкусного однообразия. Но он выработал ряд строго определённых правил, которых должны были придерживаться архитекторы:

1. Каждому дому отводится участок земли, на котором надлежит насадить деревья, разбить цветники и газоны. Дом и участок предназначаются для отдельной семьи.

2. Ни один дом не должен иметь больше двух этажей, чтобы не лишать света и воздуха соседние постройки.

3. Фасад каждого дома должен отстоять на расстоянии десяти метров от улицы. На этом пространстве должен быть разбит цветник или газон, который отделяется от улицы оградой в половину человеческого роста.

4. Стены домов строятся из патентованного трубчатого полого кирпича. Лепные украшения домов предоставляются на усмотрение архитектора.

5. Крыши надлежит строить наподобие четырёхскатных террас и обносить их, во избежание несчастных случаев, балюстрадой; крыши заливаются асфальтом и обеспечиваются водостоками».

Отличные правила! Сделайте поправку на более современные стройматериалы — и нет никакой архаичности. «6.Все дома строятся на высоком фундаменте, образующем под нижним этажом открытый сводчатый подвал, который способствует циркуляции воздуха и в то же время служит местом хранения продуктов. Сточные и водопроводные трубы должны проходить в этом подвале вокруг центральной опоры, так чтобы можно было всегда проверить их состояние, а в случае пожара обеспечить подачу воды. Полы подвального помещения должны находиться на высоте пяти-шести сантиметров над уровнем земли, их следует тщательно посыпать песком. Подвал сообщается с кухней и хозяйственными помещениями особой лестницей, дабы ни зрение, ни обоняние обитателей дома не страдали от кухонной стряпни.

7. Кухня, хозяйственные помещения и помещение для прислуги должны быть расположены, против обыкновения, в верхнем этаже, они сообщаются с крышей-террасой, которая используется, таким образом, для хозяйственных надобностей. Каждый дом снабжается подъёмной машиной, с помощью которой можно без труда поднимать тяжести на верхний этаж. За пользование подъёмной машиной, так же как за освещение и водопровод, с жителей взимается умеренная плата.

8. В распланировке комнат и внутренней отделки дома строителям предоставляется полная свобода. Но все вредные элементы — и в первую очередь два главных очага инфекции и бактерий: ковры и обои, — строго изгоняются из обихода. Нет надобности прятать под тяжёлой, впитывающей пыль ворсяной материей художественный мозаичный паркет из ценного дерева, а стены, выложенные цветными изразцами, должны радовать взор богатством красок наподобие жилищ Помпеи, и никакие обои, насыщенные всевозможными бациллами, не сравнятся с ними по красоте и прочности. Такие стены можно протирать, как паркет, или мыть, как стекло, и в них не спрячется ни одна вредоносная бактерия».

Если убрать некоторый максимализм и не всем доступную домашнюю прислугу, то всё вполне рационально.

«9. Спальные комнаты надлежит устраивать отдельно, так чтобы они не сообщались ни с туалетом, ни с ванной. Это помещение, где человек проводит треть своей жизни, должно быть наиболее просторным, чтобы в нём было как можно больше воздуха, и обставлять его следует возможно проще, ибо оно служит только для спанья. Достаточно иметь здесь четыре стула, металлическую кровать с пружинным матрацем и лёгким тюфяком, набитым мягкой шерстью, который рекомендуется как можно чаще выбивать. Пуховики, перины, стёганые одеяла — всё, что может способствовать распространению какой‑либо инфекции, изгоняется из употребления. Рекомендуется пользоваться лёгкими тёплыми шерстяными одеялами, которые можно часто стирать. Не запрещается вешать шторы, занавески и драпировки, но и для этой цели следует выбирать легко моющиеся материи.

10. В каждой комнате должен быть камин, приспособленный для топки дровами или углём, и каждому камину соответствует вентиляционная отдушина, выходящая наружу. Дымовые трубы выводятся не на крышу, а в подземные дымоходы, откуда дым поступает в особые печи, установленные за счёт города позади домов. Здесь он освобождается от частиц угля и в обесцвеченном состоянии выпускается на высоте тридцати пяти метров в атмосферу.

Таковы десять правил, которые надлежит соблюдать при постройке каждого жилого дома».

Улыбнёмся некоторой тоталитарной назидательности сих правил (учтём, что антибиотиков тогда ещё не изобрели, а потому инфекций боялись). Не будем всем навязывать правила быта в такой степени. Уберём прочь камины, заменив на современные отопительные системы. Но принцип очистки выбросов — он на все времена.

«Улицы одинаковой ширины идут на одинаковом расстоянии одна от другой и пересекаются под прямыми углами. Все они обсажены по краям деревьями и обозначены номерами.

Через каждые полкилометра идёт улица на треть шире других, она носит название бульвара или авеню. Вдоль неё с одной стороны идёт широкая выемка для трамвая и метрополитена.

На всех перекрёстках разбиты общественные скверы, украшенные копиями скульптур великих мастеров, пока художники Франсевилля не создали своих произведений, достойных этих великих творений».

Отличные принципы! Правда, это город ещё до автомобилей, но они и сюда впишутся — в ограниченном числе, конечно, если представить, что мы видим ядро одного из футурополисов. Пускай здесь планировка города — шамматная, регулярная, как в Одессе или Петербурге, а не любимая мною радиально-кольцевая, но и последняя вполне допускает применение простых градостроительных правил. Численность авто можно регулировать, вынося гаражи и парковки к окраинам. Но вчитаемся дальше:

«Жителям Франсевилля предоставлено право свободно заниматься всеми видами промышленности, ремесла и торговли.

Для получения права жительства в Франсевилле необходимо представить рекомендацию или отзыв, иметь любую полезную профессию, связанную с какой‑либо областью промышленности, науки или искусства, и дать обязательство соблюдать законы города. Праздное существование в Франсевилле не допускается.

В городе уже сейчас имеется большое количество общественных зданий: собор, несколько церквей и часовен, музеи, библиотеки, школы, спортивные площадки; всё это великолепно оборудовано и отвечает всем самым строгим правилам гигиены, подобающим столичному городу

Нет нужды говорить, что дети с четырёхлетнего возраста в обязательном порядке приучаются к физическим и умственным упражнениям, которые развивают их телесные и духовные силы…

Забота о чистоте, индивидуальной и коллективной, выдвинута в Франсевилле на первое место. Неустанно поддерживать чистоту в городе, уничтожать и обезвреживать зловредные бактерии, неминуемо зарождающиеся всюду, где скопляется большое количество людей, — это основное и повседневное занятие администрации. С этой целью выходы сточных канав сосредоточены за пределами города, где нечистоты подвергаются обработке и конденсации, после чего их используют для удобрения полей.

В воде нет недостатка, она течёт в изобилии. Улицы, вымощенные торцом, и каменные тротуары блестят, как выложенный плитками пол голландской фермы. Особенно строгое наблюдение установлено за рынками. Торговцы, осмеливающиеся продавать несвежие продукты — испорченные яйца, лежалое мясо, разбавленное молоко, — подвергаются строгой каре как отравители, каковыми они в сущности и являются. Дело санитарной инспекции, чрезвычайно сложное и ответственное, находится в руках опытных специалистов, которые проходят для этого особую школу.

В их ведении находятся также и прачечные, оборудованные по последнему слову техники: паровыми машинами, искусственными сушилками и дезинфекционными камерами. Бельё выходит из прачечной ослепительно белым, причём строго соблюдается правило стирать бельё каждого семейства в отдельности. Эта простая предосторожность имеет огромное значение…»

Конечно, многое изменилось за полтора столетия, но основные правила Франсевилля можно смело использовать сегодня. Подхватывая знамя Сталина и творчески продолжая его проект. Легко заметить, как органично вписались бы в город-сад Жюля Верна те же дома Овчинникова. Или купольные дома Виталия Гребнева.

Города жизни против электронных концлагерей

Такова наша альтернатива западной идее «пятнадцатиминутных городов», выдвинутой в 2016 году Карлосом Морено, адъюнкт-профессором бизнес-школы Университета Сорбонны в Париже.

Идея проста: всё необходимое для жизни горожанина (его работа, поликлиника, школа, магазины, торговые центры, ремонтные мастерские) должны находиться в пешей доступности для человека. Но тут же возникла версия встревоженных людей. Дескать, такие города станут настоящими электронными концлагерями. Ибо их снабдят системой принудительной биометрии для горожан, везде поставят видеокамеры с функцией распознавания лиц, заставят всех пользоваться лишь цифровой валютой — и введут систему социального кредита. Не так себя поведешь — и некий безликий Искин (искусственный интеллект) «Умный город» выбросит тебя в изгои. Ни билета на самолет купить, ни счёта в банке открыть, ни кредита получить. А то и в метро не поехать. Как уже случается в Китае. Или было в пору ковидоистерии в Москве. Конечно, править станет не безликий Искин, а его хозяева-люди, стремящиеся к полному порабощению низов и к жесточайшему контролю над ними. В превращении их в забитых и запуганных конформистов, готовых выполнить любое распоряжение городского Богокомпьютера. Надо сказать, обстоятельства всемирной «пандемии» дают обильную пищу для таких страхов.

Но наши города-сады не попадут под власть безликих искинов, хоть «Умного города», хоть «Мудро-сити» (или как его там?). Как мечтает автор сих строк, футурополисы-сады станут оплотами сильного самоуправления, новой власти Советов — Нейромира. (Игорь Гундаров предложил термин «социогуманизм», а некоторые говорят о копном праве или земскосоветской власти.) Здесь общество не отдаётся во власть Искина, а само становится коллективным разумом, состоящим из свободных и ответственных личностей. (Нейромир — тема отдельная.)

Потому чаемая нами цивилизация «будущеградов» станет твердыней для спасения рода человеческого — от участи придатков к искинам и соцсетям. Этакой мировой вольницей. Тем самым мы не только собственный народ спасём, но и станем притягательнейшим полюсом для самых энергичных людей из Европы. Тех самых германцев, скандинавов, кельтов, славян, представителей романских народов, а то и англосаксов, коим будет душно и тошно жить в цифровом концлагере, да ещё с толерастией и при засилье африкано-азиатских мигрантов, с принуждением каяться перед ними за «многовековые грехи белой расы». И тогда мы можем заполучить к себе несколько миллионов отличных работников, которые поселятся рядом с русскими в городах-садах. И уже их дети обрусеют.

Мощно развивающийся сектор реального производства, тянущий за собою прикладную науку и образование, переосвоение десятков миллионов гектаров заброшенных с 1991 года аграрных угодий, заселение Южной Сибири и восточных пределов Великой Руси — всё это создаст самую прочную основу для, простите за банальность, возможности «делать себя». То есть получать работу, создавать своё дело, творить, торговать, подниматься вверх по социальной лестнице, богатеть, становиться уважаемым и знаменитым. Новые Королёвы, Туполевы, Путиловы, Форды у нас появятся. Здесь станет господствовать дух Прометея, а не Греты Тунберг и BLM.

Футурополисы — этакие слободы при центрах созидательной деятельности. Здесь — царство агрохозяйства? Ну тогда наши города-сады в оных землях развиваются как биоагроэкополисы, которые проектировал Раиф Василов в самом начале этого века. То есть с полнейшей переработкой того, что производят земледелие и животноводство, — вплоть до продуктов биотехнологий и фармацевтики. При заводах и фабриках — города-сады инженеров и рабочих, рядом с коими — конструкторские бюро и вузы. Причём вполне возможно, что агробиоэкополисы и промышленные города-сады могут и совместиться. А там, где процветает реальный сектор, возникают технополисы, вроде Кремниевой долины. Открываются университеты со своими городками.

Такая урбанизация потребует и нового общественного транспорта. Да, конечно, автомобили и личная авиация будут. Но потребуется и скоростной наземный транспорт, связующий созвездия усадебных городов между собой и с теми культурно-научно-историческими ядрами, коими станут прежние большие города. То есть такой транспорт, на который можно сесть, как на трамвай или метро, но при этом за час покрыть несколько сотен километров. И не такой дорогой при этом, как Маскова «Гиперпетля». Но это тоже — отдельная тема.

Таким должно быть логичное продолжение Сталинского проекта. Продолжение, на которое в 1928– 1953 годах попросту не хватило ни сил, ни времени. И каковое станет тканью великой цивилизации жизни и Солнца. Миром свободной «расы звездолётчиков», антиподом ада цифрового и толерастического рабства. В «новые 30‑е» сквозь коросту неолиберального изуверства начинают пробиваться ростки здравого смысла. Возвращается понимание того, что нужно не разрушать семью, а укреплять её. Что нужно не разрушать свою промышленность, а развивать. И так далее. А у нас всё это — изначальная философия. Да ещё и с привлекательным образом жизни. В городах-садах…

Великий эликсир силы

Предстоит ещё одна миссия.

Нам предстоит нелёгкое дело: возрождать страну после катастрофических 90‑х, после сырьевого застоя и тяжелой войны, в условиях демографического кризиса. Мы не сможем дать своим гражданам сразу то же потребительское изобилие, что есть на Западе. Но, как гласит одна умная стратагема, если не можешь сделать так же хорошо, как соперник, то не делай хуже — делай по‑другому. Принципиально иначе.

В данном случае — дай людям осмысленную, одухотворённую и полнокровную жизнь. Жизнь творческую и светлую. Да, мы — не СССР и отстали от прочих развитых держав. Все эти бытовая техника, электронные устройства самого широкого спектра, превращённые в компьютер на колесах автомобили, ставшие привычными для трёх поколений, шли и пока идут к нам по импорту. Он стал привычным с 1992 года, въелся в плоть и кровь. Но теперь нам приходится жить в условиях блокады, эмбарго на ввоз к нам многого. Да ещё и при протекционизме, подразумевающем трудную пору, когда ещё надо наладить производство своих аналогов или принципиально иных заменителей заграничного. Набрать обороты. Это значит, что привычное, конечно, есть — но либо намного дороже, чем прежде, либо в худшем (Китай) исполнении.

Но вот вам то, чего нет у наших врагов, которые взяли нас в блокаду. Светлые города-сады и прекрасные жилища. Возможность жить свободно и счастливо, большими прочными семьями. Творить, учиться, развиваться и производить. Питаться здоровой пищей и пользоваться революционной медициной (здраворазвитием). И в 60 лет от роду выглядеть как сорокалетние в Вашингтоне. Так, что они на нас с завистью глядеть будут.

Мы избавимся от вековых комплексов. Мол, в России — всегда бедность и неустроенность. Не то что в аккуратных Германии или Голландии. Даже если мы строим удивительные заводы, то рядом — непременно бараки, тесные малометражки в панельных убогих кварталах, грязь и серость. И свои звездолёты мы вынуждены проектировать в коммуналках. А тут — нет! Мы умеем жить не хуже, а лучше вас. И в наших светлых домах рождаются проекты того, чего у вас ещё нет, враги наши. И воплощаются — на наших институтах-заводах.

7. Меч, не покинувший ножен

Закрывающие технологии: удалось ли использовать их потенциал при жизни Сталина?

Научно-технический прогресс, изобретательность — вот что должно было стать могучим оружием Сталинского проекта в цивилизационной борьбе. Социализм должен победить капитализм в производительности труда и развитии производительных сил? Для этого имеется ещё один резерв помимо стахановского движения и вовлечения в него масс народных. Это — прорывные изобретения и целые проекты, кои можно назвать «закрывающими» технологиями. Или даже проектами. Тем паче что превращение науки и знаний в великую производительную силу стояло в советском «символе веры» на одном из первых мест.

Но удалось ли сиё в жизни?

Переворачивающие старый мир

Что следует понимать под закрывающими технологиями (ЗТ)? Это такие технологии, которые списывают в архив целые отрасли старой промышленности и позволяют получать нужное на новых принципах, с гораздо меньшими затратами ресурсов, энергии, человеческого труда. И, естественно, денег. Классический пример: железные дороги в своё время стали закрывающей технологией для огромной отрасли гужевого транспорта и системы водных каналов, по которым двигались баржи с грузами. Сэкономив при этом бездну труда, ресурсов и времени и открыв огромные возможности для новых направлений развития. Такие инновации называют ещё и подрывными (для старых систем), и прорывными, и созидающими новые миры.

Попутно ЗТ выполняют ещё одну важную миссию — позволяют их обладателям компенсировать численный перевес и богатство противника. Делать то, что делает враг, куда меньшими силами. А коль идёт речь о противнике капиталистическом — то разорять у него целые отрасли и большие корпорации, с помощью ЗТ перехватывая у них рынки. А то и создавая совершенно новые, где можно воспользоваться возможностью «снять сливки».

То есть это — цивилизационное оружие огромной мощи. При этом не такое опасное, как термоядерное. Оружие «созидательного разрушения» отжившего своё, — и расчистки места для строительства нового.

Для такой поистине метаисторической борьбы у СССР имелось многое. Сама модель, ставившая интересы народа и страны выше частных и узковедомственных интересов. Полное отсутствие власти финансового капитала и устремлений богатых акционеров. То есть имелась возможность, обеспечивая процветание Союза, наносить сокрушительные удары не только по экономике, но и по общественному строю врага, задавая новые направления научно-технического развития в мировом масштабе.

Собственно говоря, в художественно-фантастической литературе раннего периода СССР такой сценарий обкатывался и изучался. Возьмем романы Григория Адамова (Абрама Гибса, 1886–1945). Например, «Победители недр» 1937 года. В нём в СССР создаётся настоящий корабль-подземоход, который доставляет экипаж на глубину, где жар планетных недр позволяет получить (с помощью мощных термоэлементов, работающих на разнице температур между поверхностью и глубиной) океаны даровой энергии. Близкий сюжет — и у романа «Конец владыки» (вышел в свет после смерти автора — в 1946 году).

Если допустить сиё в реальности, то такая ЗТ вела к исчезновению экономики, основанной на нефти, газе и угле как топливе. Что вело к крушению и многих мировых корпораций, и к тому, что у СССР высвобождались колоссальные ресурсы и людские резервы, нужные для добычи ископаемых энергоносителей. Каковые можно перенацелить на иные сферы развития, заодно получив огромное конкурентное преимущество для экономики Красного гиганта. В виде дармовой, по сути, неисчерпаемой энергии.

Если вспомнить творчество иных фантастов той поры (Алексея Толстого, Александра Беляева, Валентина Иванова, Юрия Долгушина и других), то набор ЗТ для великой исторической победы Советского Союза там набросан весьма логичный. Для тех времён, конечно. Это и атомная энергия, и тепловые лучи (подобие мощных гамма-лазеров), и телевидение, и использование электромагнитного излучения для невиданного повышения продуктивности растение- и животноводства, и освоение космического пространства, и создание воздушного транспорта будущего, ракетной и реактивной техники и даже «вечного хлеба» (Беляев).

Собственно, исторические обстоятельства также споспешествовали такому рывку. Мощный «термоядерный взрыв» революции, доступ к высшему образованию, индустриализация выбросили наверх целый пласт тех изобретателей и исследователей, которые были бы в диковинку в Российской империи. Весьма творческих, мыслящих нестандартно, горящих энтузиазмом в деле созидания нового мира…

Что успел применить сам Сталин?

К сожалению, в реальности всё было намного сложнее. На то были вполне объективные причины: довоенный СССР не шёл ни в какое сравнение по технологическим, индустриальным и научным возможностям с самим собой периода 1960–1980 гг. Слишком многое приходилось копировать у Запада. А потом — тяжелейшая война, период восстановления. Потому в жизни, при Сталине, мы видим не так уж много попыток применения ЗТ.

Самый, пожалуй, хрестоматийный пример — ход Сталина с Королёвым и создание межконтинентальных баллистических ракет. Итак, если враг нас богаче, ежели он окружил нас кольцом военных баз и обладает огромным авианосным флотом и флотом дальних бомбардировщиков, а мы не можем себе такого позволить, то найдём дешёвый асимметричный ответ. Ракету, способную поразить противника прямо в его сердце, сквозь космическое пространство, по суборбитальной траектории, пролетев из России прямо в США. Ну а попутно те же ракеты станут и средствами вывода в космос спутников и космических кораблей. Типичная ЗТ, хотя и не чисто наша. Сталин творчески заимствовал идею у немцев, в годы Второй мировой попробовавших баллистическими ракетами Фау-2 компенсировать превосходство западных стран антигитлеровской коалиции и наносить удары прямо по Лондону. И проектировавших двухступенчатую ракету для атак на США.

Триумфальное развитие атомного проекта в 1944–1954 гг. лишь отчасти можно отнести к развитию ЗТ. Потому как всё‑таки мы шли по догоняющему пути, а лидировали тут Соединённые Штаты.

Пожалуй, ещё одной реальной попыткой оседлать волну ЗТ стало широкое распространение работ по генетике в изводе академика Трофима Лысенко. То есть обеспечить огромное увеличение продуктивности сельского хозяйства с помощью гибридизации, яровизации, использования генераторов электромагнитного излучения.

Мы воспользуемся свидетельством давно уже покойного Юрия Долгушина, выдающегося научного журналиста сталинских времён, нынче незаслуженно забытого. Он известен нам как автор научно-фантастического романа «Генератор чудес», который впервые публиковался в журнале «Техника — молодёжи» 1930–1940 годов, а в 1960‑м вышел отдельной книгой. Оставим в стороне собственно фантастический сюжет — нас интересуют некоторые детали.

Еще в 1923 году советский физик А. Гурвич открыл поразительное явление. Расположив рядом друг с другом две пробирки с простейшими растениями, он залил в одну из них кислоту. То есть просто убил жизнь в ней. Но растения погибли и во второй пробирке тоже, хотя там среда оставалась благоприятной для их жизни. Иными словами, погибающие организмы послали своим здоровым собратьям сигнал о смерти — и те тоже умерли. Гурвич посчитал, что столкнулся с действием неведомых «митогенетических лучей» — лучей, посылаемых живыми клетками. Что это такое, он понять не смог, однако факт обмена информацией между живыми организмами на расстоянии был доказан. Что это за связь? В 1943 году немецкий физик Шредингер предположил, что вся живая природа принимает и испускает электромагнитные волны. А излучение (по Максу Планку) идёт порциями-квантами. Опыт Гурвича только подтверждал эту догадку. Если же есть лучи — то есть и длина их волны, и частота их передачи. Ибо луч — это лишь форма электромагнитного поля. Если так, то можно построить излучатель, с помощью которого можно дирижировать процессами внутри живого. И это — из книги Долгушина…

Конечно, Лысенко и его последователи занимались в первую очередь биологическими разработками. Используя при этом (вполне по‑стахановски) множество колхозных энтузиастов. И хотя впоследствие всё, что делал Трофим Денисович, объявили шарлатанством и мошенничеством, его опыты стоило бы повторить сегодня, с использованием новейших технологий науки. Но даже если успехи и были, на сельское хозяйство СССР они серьёзно не повлияли. При всех предвоенных успехах на поприще промышленности, науки и образования агросфера Союза перед войной серьёзно хромала. Достаточно посмотреть на доклад И. Сталина на XVIII съезде ВКП (б) в марте 1939 года. Итак, средняя урожайность в царской России 1913 года — 8,2 центнера с гектара. А 1938‑м она едва превышала 10 ц/га, несмотря на всю механизацию и укрупнение хозяйств. А ИВС ставил задачу выйти на 12–13 центнеров к 1942 г. (Для справки: увы, в XI пятилетке 1976–1980 гг. средняя урожайность оставалась у нас недопустимо низкой — 16 ц/га.) Притом что по сравнению с 1913‑м, когда у нас практически тракторов не было, в 1938‑м в стране работало 483 тысячи этих машин, да ещё 153 тысячи комбайнов.

Так что и работы школы Лысенко не стали прорывом, примером закрывающих технологий.

А вот дальше список исчерпывается. Ни сварочные автоматы Евгения Патона, ни опытный шаропоезд Николая Ярмольчука не стали эпохальными ЗТ. Ибо первый пример всё‑таки локален, а второй требовал строить совершенно новые трассы наземного транспорта — привычные рельсовые дороги ему не годились. В остальном даже при Сталине Советский Союз шёл теми же путями в науке и технике, что и его капиталистическое окружение, по большей части копируя иностранные достижения.

Но, увы, мы должны изучить и печальный опыт неиспользования ЗТ в те же самые годы. Хотя у Сталина не имелось ещё ресурсов и времени для применения оружия альтернативного научно-технического прогресса, всё‑таки в СССР его времён имелись технологии и разработки, опережавшие своё время и дававшие нам шанс обставить всех.

Взлёт Петра Капицы

Один из наших духовных отцов ЗТ — великий русско-советский физик Пётр Капица (1894-1984). Он ещё в тридцатые годы высказал главную мысль: не подражать кому‑то, не плестись в хвосте за кем‑то, а иметь смелость, чтобы создавать нечто принципиально новое, дотоле невиданное, качественно прорывное, лучшее. Не гнаться за заграницей, а перепрыгнуть через неё, создавая пионерные, прорывные разработки.

Нобелевский лауреат, любимец Сталина, вольнодумец и ярый русскосоветский патриот, ученик великого Резерфорда, Пётр Леонидович Капица предпринял свою попытку воплотить философию прорыва в жизнь. Но, увы, его усилие окончилось поражением. Даже в сталинском СССР, этом символе динамизма, смелости и скорости, тёмные силы косности и тупости сломали крылья великому академику

2 января 1946 года П.Л. Капица направил Сталину письмо, которое предали огласке лишь в 1989 году. Вместе с ним Капица прислал Сталину ещё и рукопись книги писателя Гумилевского «Русские инженеры». Капица указал, что книга «Русские инженеры» была написана Гумилевским по его, Петра Леонидовича, просьбе. А в письме Капица написал вот что:

«Мы мало представляем себе, какой большой кладезь творческого таланта всегда был в нашей инженерной мысли. Из книги ясно: первое — большое число крупнейших инженерных начинаний зарождались у нас; второе — мы сами почти никогда не умели их развивать; третье — часто причина неиспользования новаторства в том, что мы обычно недооценивали своё и переоценивали иностранное. Обычно мешали нашей технической пионерной работе развиваться и влиять на мировую технику организационные недостатки. Многие из этих недостатков существуют и по сей день, и один из главных — это недооценка своих и переоценка заграничных сил. Ясно чувствуется, что сейчас нам надо усиленным образом подымать нашу собственную оригинальную технику. Мы должны делать по‑своему и атомную бомбу, и реактивный двигатель, и интенсификацию кислородом, и многое другое. Успешно мы можем это делать только тогда, когда будем верить в талант нашего инженера и учёного и уважать его, и когда мы, наконец, поймём, что творческий потенциал нашего народа не меньше, а даже больше других и на него можно смело положиться. Что это так, по‑видимому, доказывается и тем, что за все эти столетия нас никто не сумел проглотить».

Сталин принял это письмо очень тепло. Ведь оно соответствовало философии самого Иосифа Грозного. Ведь потом, в 1947 году, ИВС выдвинул задачу борьбы с «низкопоклонством» перед Западом, прежде всего — в естественных и технических науках. 13 мая 1947 года Сталин произнёс речь в Союзе писателей, где заявил:

«А вот есть такая тема, которая очень важна… Если взять нашу среднюю интеллигенцию, научную интеллигенцию, профессоров… у них неоправданное преклонение перед заграничной культурой. Все чувствуют себя ещё несовершеннолетними, не стопроцентными, привыкли считать себя на положении вечных учеников… Почему мы хуже? В чём дело? Бывает так: человек делает великое дело и сам этого не понимает…

Надо бороться с духом самоуничижения…»

К сожалению, в тот момент, когда Сталин произносил эти окрыляющие слова, Пётр Капица уже потерпел фиаско в своём первом проекте, где он не гнался за Западом, а перескакивал через него. В кислородном своем проекте, что продолжался с 1939 по 1946 год.

В 1930‑е годы кислород добывали сжатием воздуха, его сжижением, а потом — отделением от него кислорода (метод высокого давления). Технология сия была очень энергозатратной, а потому — дорогой. Капица разработал метод получения сжиженного воздуха (а из него — и кислорода) с помощью турбодетандера, турбины. При низком давлении. Такой технологии (ныне обычной и признанной всемирно) перед Второй мировой ещё не было ни у кого на свете. Только у Капицы в его Институте физических проблем к 1939 году работала единственная в мире турбодетандерная установка.

Можно наладить в стране производство невиданной техники, разом обогнав Запад в кислородной промышленности и обеспечив страну самым дешёвым на планете «животворным газом». На календаре был февраль 1939 года.

Перипетии той истории мы знаем из 22 отчётов самого Капицы, опубликованных в сборнике статей замечательного советского журнала «Химия и жизнь»[4].

Суть в том, что П. Капица вначале имел практически полную поддержку Сталина. Казалось бы, его проекту дали «зелёный свет» в самом правительстве (Совнаркоме) СССР, Капица переписывается с самим Вождём — а дело буксует. Те вопросы, которые Капица, живший в Англии, мог бы решить телефонным звонком за пять минут, даже в сталинском СССР приходилось решать изнурительными походами по начальственным кабинетам. Даже имея деньги, ты не мог купить набор нужных инструментов — чего‑то обязательно не хватало, и отчёты академика буквально пропитаны горечью от всего этого.

Более того, завод «Борец», к коему прикрепили Капицу, оказался не заинтересованным в производстве лучшей в мире техники. Ему в нашей системе выгоднее было производить тридцать наименований техники старых, привычных образцов, выполняя план и обеспечивая валовую прибыль. За что директор получал не наказания, а премии и ордена. А новая продукция — она и дешевле, и головную боль создаёт. (Вот почему лично я предпочитаю смешанную экономику с сильным госрегулированием, как в КНР.)

В общем, и тут приходилось использовать постоянный нажим. Коллективу Капицы приходилось решать тьму мелких технологических проблем, которые возникали при освоении серийного производства. Как оказалось, инертность советского производства — ещё не самая большая беда. Куда хуже оказалось рабско-подражательное мышление. Особенно расстраивали академика Капицу заводские инженеры.

«Это хорошие парни, с большим интересом относящиеся к работе. Многие из них со способностями выше среднего. Но их подход к инженерным вопросам далеко не тот, что нужен для инженера, который должен перегонять чужую технику не количественно, а качественно. У них наблюдается отсутствие смелого устремления к чему‑нибудь новому, критического мышления и самостоятельного подхода к проектированию.

Это, конечно, результат нашего технического воспитания, которое ведётся как раз такими инженерами и профессорами, которые не привыкли к новым самостоятельным завоеваниям техники, в большинстве своём раболепно молятся на достижения Запада и стараются извлечь оттуда те формулы и указания, которые они получают из литературы или из непосредственного ознакомления с иностранными машинами…

В таком духе они и воспитывают нашу молодёжь. Ей даётся определённая программа знаний, очень старательно и широко продуманная, но к самостоятельному мышлению их не приучают, привычки принимать самостоятельные решения не воспитывают».

Это написано в 1939‑м и втройне актуально сейчас!

Март 1940‑го. Капица с бычьей энергией движется вперёд. Его установки выходят легче и эффективнее немецких, лучших на тот момент. Академик пишет в отчёте:

«Новизна нашей идеи теперь ясна из того, что мы получаем заграничные патенты, которые довольно благополучно прошли апробацию в Германии, Англии, Франции и Америке.

Среди наших учёных и инженеров деловой критики, по существу, не было… Но отрицательная реакция на новую работу проявляется в самых широких кругах наших инженеровхолодильщиков, и её нелегко вызвать наружу. Мне рассказывали, что ряд профессоров и доцентов на своих лекциях студентам, как и в отдельных разговорах, отрицательно высказывались о моих работах. Но они никогда не выступали открыто».

Уже тогда у Капицы появился враг — профессор С.Я. Герш. Он почитал себя светилом в холодильном деле и до того успел опубликовать три учебника для вузов по сему предмету, в особенности — по получению жидкого кислорода. Естественно, «светило» перепевало всё те же западные технологии. Герш, как пишет сам Капица, был включён в состав комиссии Госплана по оценке технологии турбодетандеров и на заседании сыпал Петру Леонидовичу комплименты: «Я не нахожу слов, чтобы выразить своё восхищение достижениями…» — и т.д. в том же духе. (В записках академик называет Герша «профессором Г.».)

Однако втихую Герш ненавидел новатора и ещё в 1938‑м на коллегии Наркомтопа (министерства топливной промышленности) заявил: Капица, мол, получает пока только жидкий воздух, а кислорода ещё не получил. Поэтому, дескать, его успехи недоказательны.

«По существу, я понимаю проф. Г. и даже сочувствую ему, — писал Капица весной 1940 года. — Он в почтенном возрасте, и переучиваться ему трудно. При введении новых методов он легко может оказаться за бортом.

Эти Г. и подобные им являются, конечно, большим тормозом для проведения нового в промышленности, так как руководство главками, заводами и т.д. в нашей промышленности составляет своё мнение о новых достижениях, обычно опираясь на их мнение. На кого же им и опираться, как не на своих постоянных консультантов?..

Возникает вопрос: что же можно противопоставить Г. подобным, которые, безусловно, существуют всюду и везде? Я думаю, что при здоровых условиях им можно противопоставить только одно: это здоровое общественное мнение, создаваемое обсуждением новых вопросов на конференциях, в научных обществах, клубах, дискуссиях в печати и пр.».

Ах, как наивен был тогда Пётр Леонидович, Ланселот прорывных инноваций! Не знал он тогда, какой удар нанесет ему Герш в 1946‑м. Не знал он, что на каждого великого инноватора всегда найдётся свой «профессор Г.».

А в 1940–1941 годах Пётр Капица продолжает пробивать каменную стену лбом. Ругает низкое качество работы советской промышленности. («Увы, психологию наших заводов можно было бы охарактеризовать так: “Потребитель не свинья — всё съест”».) Достаёт дефицитный инструмент, для чего приходится подключать руководство наркомата-министерства. Серийное производство кислородных установок планируется на июль сорок первого.

И тут начинается война.

Пётр Капица возглавляет кислородную промышленность. Индустрии тяжело воюющей державы нужен жидкий кислород! «Профессора Г.» затаились. И вот готов первый экземпляр «Объекта №1» — турбокислородной установки ТК-200 производительностью до 200кг/ч жидкого кислорода, в начале 1943‑го он запущен в эксплуатацию. В 1945 году сдан «Объект №2» — установка ТК-2000 с производительностью в десять раз больше. В январе сорок пятого открыт кислородный завод в Балашихе. По предложению академика-новатора в мае 1943‑го постановлением Государственного комитета обороны (ГКО) во главе со Сталиным учреждается Главкислород — Главное управление по кислороду при СНК (правительстве) СССР. Начальником Главкислорода назначается Пётр Капица. В 1945 г. им организован специальный институт кислородного машиностроения — ВНИИКИМАШ — и начал выходить научно-практический журнал «Кислород». В 1945 году П. Капица удостоен звания Героя Социалистического Труда, а его институт — награждён орденом Трудового Красного Знамени.

Награду Капице вручили 18 мая в Кремле. А на следующий день его соратник, академик С. Кафтанов, в газете «Правда» называет создание установки крупнейшим достижением науки в ходе войны. Воодушевлённый, 21 мая 1945 г. академик-«прорывник» пишет письмо Сталину, предлагая внедрить технологию кислородного дутья на Новотульском металлургическом заводе. Это позволит отработать получение кислорода в больших масштабах, а также — «научиться ставить новаторские эксперименты в технике в больших масштабах, с охватом ряда звеньев производства».

В июне сорок пятого Капица выступает в Академии наук и утверждает: внедрение кислородного дутья — это удвоение выплавки чугуна и стали на имеющихся мощностях при освобождении 40% рабочих. И тогда начинается самое грязное и мерзкое…

Падение Петра Капицы

Первый донос на Капицу пишет начальник Главатогена М.К. Суков. Он обвиняет Капицу в том, что деятельность его Главкислорода «носит явно капиталистический оттенок, не позволяющий развития новых идей». Мол, не идёт обсуждение работы Главкислорода, Капица раздает высшим руководителям страны невыполнимые обещания.

Увы, на стороне Сукова оказывается самый лучший менеджер того времени — Лаврентий Берия. Капица идёт с ним на прямое столкновение, обвиняя того в том, что Берия, мол, любит махать дирижёрской палочкой, но вот партитуру понимает слабо. А Берия этого академику не простил.

В мае 1946 года назначается государственная комиссия по проверке работы Главкислорода. Кто в неё входит? Правильно — профессор Герш (тот самый «проф. Г.»), а также товарищи Гальперин и Усюкин. 21 июня комиссия заканчивает работу — речью Герша. Он заявляет: есть два Капицы. Один — великий физик и выдающийся учёный. Второй Капица — «неудачливый изобретатель метода получения дешёвого кислорода», который обходится стране слишком дорого и тормозит развитие кислородной промышленности в Советском Союзе.

Герш настаивает на копировании гитлеровских кислорододелательных машин, которые построены по старой технологии, но, мол, экономичнее турбодетандеров Капицы. Герша поддерживает министр химической промышленности Первухин: не нужно бояться передового зарубежного опыта.

— Ползите за любой страной, какая вам нравится! — вскричал разгневанный инноватор.

Его победили. Государственная комиссия признаёт перспективность разработок Капицы, но полагает, что запуск в промышленную серию будет преждевременным. Установки Капицы разбирают, и проект оказывается замороженным. СССР идёт по пагубному пути копирования чужого. Начальником Главкислорода делают Сукова, доносчика. Кстати, снимают Капицу с должности как раз за «неиспользование существующей передовой техники в области кислорода за границей». 17 августа постановление с такой формулировкой подписывает сам Сталин.

Да-да, даже он в последние годы всё чаще ломается и вопреки своим словам о необходимости не раболепствовать перед Западом поддерживает практику копирования. Капица отставлен 17 августа 1946 года. А 20 сентября Академия наук снимает его с должности главы Института физических проблем. Что, впрочем, не мешает Капице и в опале писать письма Сталину и создать «избу физических проблем». Кто знает, может быть, он действительно вёл секретные эксперименты?

Но вот кислородная промышленность СССР от этого только пострадала. Ибо правоту Капицы подтвердило время: весь мир перешёл на турбодетандеры уже в 1948‑м. Надо было не шельмовать их в 1946‑м, а доводить до ума, сохраняя первенство за русскими. А так в США на один турбодетандер тратили больше, чем на все работы по ним в СССР начиная с 1939‑го.

В 1948‑м Капица пишет Иосифу Сталину:

«…История учит, что в вопросах осуществления новой техники время неизбежно устанавливает научную правду…

…Мы не только пошли по неправильному пути копирования изживших себя немецких установок высокого давления, но, главное, мы безвозвратно погубили своё родное, оригинальное, очень крупное направление развития передовой техники, которым по праву должны были гордиться. Тогда же «опала» с меня будет снята, так как будет неизбежно признано, что я был прав как учёный и честно дрался за развитие у нас в стране одной из крупнейших технических проблем эпохи».

К сожалению, Сталин не услышал «прорывника». Да и опалу с Капицы сняли только после смерти и ИВС, и Берии, в августе 1953‑го.

Сейчас важно исследовать причины и сталинских неуспехов в применении ЗТ и прорывных новаций.

8. Бежавший наперерез

Об альтернативной НТР и модели Сталина — в преддверии «новых тридцатых»

Есть такая легенда. Выдающийся советский авиаконструктор Роберт Бартини как‑то спросил другого конструктора, Симонова: «Может ли отстающая система догнать другую, далеко ушедшую вперёд, если пытается её просто догнать?»

— Нет, — ответил Симонов.

— А если рвануть наперерез? — спросил тогда Бартини…

Продолжим нашу тему закрывающих технологий (ЗТ) и прорывных новаций, изучая бесценный опыт Сталинского рывка. Ибо она крайне важна сейчас, на пороге «новых 1930‑х», когда борьба пойдёт не на жизнь, а на смерть, а участь отстающего будет страшной. Ведь наука и техника за минувший век ушли далеко вперёд. Тем важнее изучить конкретный опыт прошлой «стремительно взрывной эпохи». Как успешный, так и неудачный. Это ведь важно для построения нужных сегодня структур и механизмов.

Ранее мы изучили причину огромной неудачи — остановленной попытки «броска наперерез» Западу академика Петра Капицы, ярого сторонника смелого русского творчества. А вот сейчас не менее важно препарировать опыт ещё одного великого новатора.

Такой неудобный гений

То, что Советский Союз привлёк к себе выдающегося авиаконструктора Роберта Бартини (1897–1974), было для страны огромным приобретением. Приёмный сын итальянского аристократа из Австро-Венгрии, попавший в русский плен и вернувшийся на родину (в Италию к тому времени, в 1920‑м), он ещё в России стал убеждённым коммунистом. В 1920–1923 годах, побывав боевиком-подпольщиком Итальянской компартии, он приехал в СССР в 1923‑м, дабы строить крылатые машины. Многие любят вспоминать его клятву: «Чтобы красные самолёты летали быстрее чёрных».

Р. Бартини был гением размаха титанов Возрождения. Классическим опережающим-своё-время. Но смог ли Советский Союз в полной мере задействовать его талант? Увы, от силы на десятую часть. И нам очень важно понять, почему так всё получилось. Если мы всерьёз говорим о Победе побед и о Пятой империи, Руси-Ковчеге, то там без тех самых «опережающих» мы просто не обойдёмся.

Итак, с 1928 по 1930 год наш герой творит в группе проектирования гидросамолётов в составе объединённого конструкторского монстра — ЦКБ (Центральное конструкторское бюро) под эгидой НКВД. Да-да, в том самом, где трудились и свободные, и осуждённые конструкторы. Чем‑то такая структура смахивала на нынешнюю Объединённую авиастроительную корпорацию (ОАК), в которой манагеры, ничтоже сумняшеся, сливают конструкторское бюро Сухого с МиГом, а Миля — с Камовым. Создатели ЦКБ считали, что нечего существовать отдельным именным КБ. Буржуазно, мол! Соберём всех в одном ЦКБ, пускай конструкторы всем миром наваливаются на создание то одного, то другого самолёта. Или — пробовали и такое — одни занимаются только крыльями для всех машин, другие — на фюзеляжах специализируются, третьи — на шасси.

В результате, как вспоминал великий наш авиаконструктор А. Яковлев, получилась громоздкая и бестолковая организация, выдававшая в свет неудачные самолёты, так и не шедшие в серию. Того же мнения придерживался и Бартини, в 1930‑м подавший письмо на сей счёт в ЦК ВКП (б). После чего его из системы ЦКБ уволили. (Время подтвердило полную правоту и Бартини, и Яковлева: столкнувшись с кризисом в авиастроении, сталинское руководство с 1939 года перешло к созданию «именных» КБ.)

Но в этот момент Роберт Людвигович работал над прорывным самолётом — прообразом будущих истребителей «Сталь-6». Прежние конструкторские школы зашли в тупик: они строили воздушных бойцов бипланной схемы, с расчалками. Да, маневренно и надёжно — вот только скорости не поднимались выше 300 км/ч. Военные же требовали скоростей уже в четыреста и более километров в час. Бипланы с неубирающимися шасси сделать такого не позволяли: слишком большим оказывалось лобовое сопротивление.

Р. Бартини смело отказывается от бипланной схемы и строит обтекаемый моноплан с упрятанным в крылья радиатором и убираемым шасси. Скорость коего доходит до 420км/ч. Но где строит! Не в профильном ЦКБ, а в непрофильном СНИИ, созданном маршалом Тухачевским под Бартини на базе завода №240 Гражданского воздушного флота. Итальянец посрамляет штатных военных авиаконструкторов: в 1933 году «Сталь-6» устанавливает мировой рекорд скорости. Роберт Людвигович получает заказ на создание истребителя «Сталь-8» со скоростью 630км/ч (реально такие показатели истребители покажут лишь в начале Второй мировой). Но недруги не прощают «выскочку»: в 1934‑м проект закрывают. Мол, непрофилен он для предприятия Гражданского воздухофлота.

В этот момент СССР упускает возможность заняться созданием скоростных обтекаемых монопланов не в 1939‑м (как было в реальности, по итогам встречи с «Мессершмиттами» в Испании), а на пять лет раньше. Попытка русского итальянца рвануть наперерез со «Сталью-8» пересекается как раз в тот момент, когда в Третьем рейхе Месссершмитт и Хейнкель по заданию министерства люфтваффе создают революционные аэродинамичные истребители-монопланы: Хе-112 и Ме-109. Побеждает второй вариант — и в мае 1935‑го первый опытный «мессер» поднимается в небо. А Бартиниева машина в разработке остановлена.

Но он не унывает. В 1935 году он создаёт транспортно-пассажирский самолет «Сталь-7». Уникальная машина, она обладает огромной по тем временам дальностью полёта — пять тысяч километров. При крейсерской скорости 412км/ч. Для примера: от Москвы до Берлина по воздуху — чуть более 1600км. К тому времени Бартини овладевает искусством совмещения в конструкции аэроплана взаимоисключающих моментов (принцип «И-И», и то и другое). Он открывает «эффект Бартини»: винт, заключённый в кольцевой обтекатель, даёт прирост тяги в 20–30% при той же мощности. «Сталь-7» Роберт Людвигович делает с крылом «обратная чайка» — изломом наружу. Так, что прифюзеляжная часть плоскостей образует как бы часть кольцевого обтекателя.

Казалось бы, надо запускать самолёт в серию. Опережая всех в мире. Но в СССР в 1936 году решают закупить лицензию на производство американского транспортно-пассажирского самолета «Дуглас-3» — под маркой Ли-2. Да, он в полтора раза больше «Стали-7», берёт больше людей на борт (не 12 пассажиров, а 14–28), но зато дальность его полёта — всего 2500км. И крейсерская скорость ниже: 290км/ч против 412. Победило преклонение перед иностранным. Хотя стоило бы запустить в производство обе машины.

И снова Бартини не сломлен. На базе «Стали-7» он создаёт дальний бомбардировщик ДБ-240 — с тем же крылом «обратная чайка» и дальностью полета 4100км. (Для сравнения: дальность полёта ильюшинского бомбера ДБ-3Ф/Ил-4, который создавался по заданию Сталина, чтобы дотягивать с тонной бомб до промышленного сердца Германии, Рура, и возвращаться обратно, — 3100км.)

Но в разгар работы над машиной в феврале 1938 года Бартини арестовали как пособника маршала Тухачевского и потом — как шпиона Муссолини. Ему впаяли 10 лет лишения свободы, но, правда, отправили не на Колыму, а в болшевское тюремное КБ, к Туполеву. Затем неистовый итальянец перешёл на работу в тюремное же ЦКБ-29. Бомбардировщик получил название Ер-2 — по имени преемника Бартини, Ермолаева. Эти машины летали бомбить Берлин в 1941‑м…

Опять опережающего своё время гения в нашей стране метнули за решетку. Своего именного КБ он лишился.

Когда и Берия не помог: упущенная широкофюзеляжная революция

Да, сидеть ему пришлось аж до 1948‑го, хотя Сталин его помнил и без работы не оставлял. Трудясь над самолётами других конструкторов, Роберт Бартини создал и свои проекты, опережающие время. И даже возглавлял тюремное КБ.

Начало 1942‑го. По заданию самого Берии разрабатываются проекты дельтавидных реактивных истребителей-перехватчиков, словно родом из 1950‑х. Р — летающее крыло с переменной стреловидностью передней кромки, комбинированная жидкостно-прямоточная силовая установка, скорость по расчётам — 1250км/час. Р-114 — стреловидная машина, способная достичь высоты 24 000 метров и скорости два Маха. В этом Бартини почти на полтора года опережает гитлеровского конструктора Александра Липпиша. Немец к концу 1944 года создаёт проект сверхзвукового треугольного истребителя Lippisch P13a. Надёжных и достаточно мощных турбореактивных двигателей тогда ещё нет, и потому Липпиш идёт тем же путём, что и неизвестный ему Бартини. Его «треугольник» разгоняется до нужной скорости с помощью жидкостного ракетного движка, после чего включается основной (и очень простой) прямоточный воздушно-реактивный двигатель. Но, чёрт возьми, Бартини тут был первым! И сверхзвуковые перехватчики при желании СССР мог обрести ещё в 1940‑е.

Но — и тут всё оправдывается условиями военного времени — проекты сверхзвуковых «треуголок» Бартини воплощены не были. И, увы, после войны тоже. Опять титанический потенциал гения остался невостребованным. Однако сиё касается всё‑таки военной сферы, а нас интересуют новации, сулящие рывок в общем, гражданском развитии страны.

В 1946‑м, ещё будучи заключённым, Бартини получает от руководства СССР задание: в кратчайшие сроки создать тяжёлый транспортный самолёт, способный перебрасывать в своём фюзеляже даже лёгкую бронетехнику. При этом давление внутри должно быть нормальным, а не равным забортному.

По приказу самого Сталина зэка Бартини усадили в самолёт — и отправили выбирать подходящий базовый завод. Выбор пал на предприятие имени Димитрова в Таганроге. Роберт Людвигович стал начальником тюремного ОКБ-86, куда набрали и вольнонаёмных. В самые сжатые сроки конструктор создал двухмоторный Т-117 — первый в мире широкофюзеляжный воздушный корабль с корпусом овального сечения (состоящий из нескольких дуг окружностей). Высота фюзеляжа — три метра, ширина — почти пять. На Т-117 должны были ставиться мощные поршневые моторы АШ-73, сделанные для советских стратегических бомбардировщиков Ту-4 — копии уже устаревающих американских «суперкрепостей» Б-29. Бартини резонно считал: Ту-4 скоро сойдут со сцены, бомбардировщики будут уже турбореактивными и турбовинтовыми — зачем же производству таких двигателей пропадать?

Но кто‑то доложил Сталину, будто Бартини покушается на моторы для бомбардировщиков. Главком ВВС Вершинин на докладе у Верховного развёл руками. И КБ Бартини в 1948 году расформировали, а на 80% готовый Т-117 разобрали. Профукав ещё один шанс авиастроения СССР опередить Запад на десятилетия. А ведь это было в динамичном сталинском СССР!

Неугомонный итальянец на много лет опередил развитие мировой авиации! Ведь широкофюзеляжные воздушные корабли начнут широко строиться в 1960‑е. Р. Бартини, начав работы по Т-117, выдвинул свою концепцию: самолёты не должны быть чисто пассажирскими. Они должны возить ещё и грузы — как корабли морские. Особенно в условиях нашей огромной страны. Время доказало правоту гения. В тех же шестидесятых транспортники Антонова широко использовались для освоения нефтегазовых богатств Западной Сибири. Но, увы, руководство СССР не смогло оценить прозорливости великого конструктора. А ведь мы могли наладить серийное производство широкофюзеляжников самыми первыми в мире. И собственную страну развивая, и выходя на планетарный рынок с первостатейным товаром…

Остановленный порыв: сверхскоростной транспорт

Но история на сём не заканчивается. Наш конструктор пережил Сталина на 21 год. И всё это время страна обладала его гением, могла его задействовать. Что ж, хотя сама сталинская модель стала демонтироваться сразу после смерти ИВС в 1953‑м, полезно изучить — что могло быть, просуществуй она и далее. И на какие кадры могла рассчитывать. На какие проекты?

В конце 1960‑х Роберт Бартини даёт СССР ещё один шанс на дерзновенный прорыв в Будущее, на сильнейший ход в борьбе с Западом. Можно сказать, шанс на реванш за проигрыш в лунной гонке: новый вид скоростного наземного транспорта. Даже более того — транспорта комбинированного, где сухопутная часть интегрируется с морской. Примечательно, что происходит это как раз тогда, когда Николай Никитин потрясает мир Останкинской телебашней и получает от японской частной строительной компании заказ на проектирование 4‑километрового города-башни. И то, что предложил тогда Бартини, впрямую касается самой возможности новой, усадебно-футурополисной урбанизации. (Паутина новых трасс — связь между футурополисами и старыми городами.) Но Роберт Людвигович шёл и дальше, к транспортной революции — возможности перебрасывать грузы на огромные расстояния с самолётной скоростью, но куда дешевле.

Великий конструктор придумывает эстакадный транспорт — экраноплан-экранолёт, летящий над довольно простой эстакадой — гладкой дорогой-направляющей на опорах. В 1971 году, беседуя с корреспондентом «Литературной газеты», Р. Бартини заявлял, что это — лишь самое начало:

«…Я полагаю, со временем под корпусом аппарата вместо шасси начнут использовать аэродинамический экран. Образующаяся при этом воздушная подушка сделает летательные аппараты будущего — экранолёты — всеаэродромными: они смогут садиться и взлетать всюду…

Всеаэродромные и вертикально взлетающие аппараты позволят транспорту сделать новый скачок. По монорельсовым эстакадным дорогам с околозвуковыми и даже сверхзвуковыми скоростями пойдут поезда, скользящие по высоконапорной воздушной подушке. Таким способом будет осуществляться большая доля трансконтинентальных перевозок. Через океаны основной поток грузов будет переправляться не только сверхзвуковыми самолётами, но и крупными (грузоподъёмностью в тысячи тонн) экранопланами-катамаранами».

В роли наземных коммуникаций Р. Бартини здесь предложил нечто, что намного превосходит «Гиперпетлю» Илона Маска. Не нужно дорогой трубы-тоннеля с выкачанным воздухом и магнитной подушки (огромные энергозатраты на ее поддержание, сверхдорогие магниты с редкоземельными металлами). Всё заменяет воздушная подушка. При этом стоимость прокладки эстакады-направляющей намного ниже, чем у строительства классической железной дороги с насыпью.

Цитирую по книге Игоря Чутко «Мост через время»[5].

Чутко, лично знавший Бартини, вспоминает, как тот пробовал доложить свои соображения по поводу развития нового скоростного транспорта тогдашнему секретарю ЦК КПСС и кандидату в члены Политбюро (и будущему министру обороны СССР) Дмитрию Устинову. Как тот собрал совещание всех транспортных и транспортно-машиностроительных ведомств. Там вроде бы решили поддержать, написали задания ведомствам. Но Бартини от Устинова вернулся мрачным:

— Можно убрать на полку, — сказал конструктор, кивая на рулон с плакатами и диаграммами. — Не понимаете? Пожалуйста, скажу. После совещания Дмитрий Федорович задержал меня и говорит: «Роберт Людвигович, только вы уж нас подталкивайте время от времени, а то, знаете, без этого дело замрёт».

Так оно и произошло. Высшие круги уже брежневского СССР предпочли не заметить того шанса, что дал им Бартини. Первыми в мире создать транспортную систему, аналогов коей нет и поныне. А ведь быть первыми и создавать Будущее — как раз и есть один из становых принципов Победы побед, необходимое условие для строительства сегодняшней Руси-Ковчега (Пятой империи). Руководство СССР трусило быть впереди Запада и не копировать его, а самим задавать логику мирового развития.

От застоя к застою

Бартини оказался прав: СССР стоял на пороге сытых и нефтеобильных 70‑х годов, того самого брежневского застоя, когда руководство наслаждалось притоком валюты от вывоза углеводородов и — во избежание риска — просто повторяло вчерашний день своих злейших врагов: США, Западной Европы и Японии. Как и в случае с городом-башней Никитина, выпадающая историческая возможность оказалась спущенной в нужник.

А как же то самое продолжение? В виде большой транспортной революции?

Бартини до конца жизни работал над морскими экранопланами. В 1972‑м полетит его «Змей Горыныч»: аппарат, который мог летать и как самолёт, и — опустившись на уровень моря — как экраноплан. Однако после смерти конструктора в 1974‑м работы над машиной дотеплились до 1976 года, пока их не свернули. Мечта о футуристической транспортной системе погасла.

В 1970 году ОКБ Бартини выигрывает конкурс Военно-промышленной комиссии СССР на создание огромных океанских экранопланов Т-500, Т-2000. Они должны были скользить над поверхностью на высоте 25– 30 метров. То есть океанские волны им уже не мешали бы. В одном варианте огромные распластанные корабли выступали как авианосцы. В другом — как трансокеанские системы скоростного транспорта. Обладающими грузоподъёмностью торгового судна и скоростью самолёта Второй мировой.

«За несколько месяцев до своей кончины Роберт Людвигович дал интервью корреспонденту журнала «Советский Союз», опубликованное под заголовком «Каким видит советский авиакоструктор Роберт ди Бартини будущее развитие транспорта». Отвечая на вопросы журналиста, Роберт Людвигович, в частности, сказал:

«Нужда в хороших дорогах, взлётно-посадочных полосах, судоходных реках и спокойном море снижает скорости транспортных средств, снижает их проходимость. Несмотря на рекорды гоночных автомобилей, колесо не в состоянии обеспечить устойчивое движение при скорости свыше 360км/ч. На воде скорость судов также достигла предела, на её пути встал гидравлический барьер; чем сильнее двигатели разгоняют корабль, тем больше сопротивление воды. У авиации свои проблемы. Развивая в воздухе сказочную быстроту, самолёты становятся на земле «рабами» взлётных и посадочных площадок…

Человечество, как известно, в нужный момент находит разумный выход. Появилась угроза энергетического кризиса — развилась и окрепла атомная энергетика; невыгодно стало перевозить нефть и газ — построили трансконтинентальные нефте- и газопроводы; возникла необходимость орбитальных полётов — создали ракеты. Решится и транспортная проблема. Можно сказать, уже решается. Я имею в виду так называемый бесконтактный транспорт: наземный — экрановозы и экраноходы, морской — экранопланы, воздушный — экранолёты»[6].

Увы, после смерти Бартини в 1974‑м тема угасла. Совсем…

Но разве положение изменилось в теперешней РФ? В начале 2010‑х группа новосибирских исследователей и конструкторов Алексея Серьёзнова попробовала на новом уровне вернуться к разработкам Бартини. Нет, конечно, не к океанским экранокораблям — к наземным его мечтам. К идее аэроэстакадного транспорта Бартини. В 2018 году «Новые известия» писали об их проекте:

«— Аэроэстакадный транспорт представляет собой подвижной модуль специальной конструкции, движущийся по длинному мосту, — рассказывает А. Серьёзнов. — На его поверхности расположен экран, сделанный из сверхвысокомолекулярного полиэтилена. Это разработка Института катализа им. Г.К. Борескова Сибирского отделения РАН. Движение осуществляется за счёт встречных потоков воздуха, которые формируют так называемый несущий экран.

Необходимые двигатели российская промышленность производит уже сегодня. Плюсов у такого вида транспорта много. Конечно, потребуется строительство эстакад, однако, в отличие от создания высокоскоростных магистралей, они не будут мешать ни земледелию, ни развитию наземной инфраструктуры. Также мосты не требуется вписывать в рельеф местности. Аэроэстакадный транспорт может не только решить проблему гигантских российских расстояний — он в силах дать мощный импульс экономическому развитию России: это новые технологии, производства, новые рабочие места. У этого транспорта три основных компонента — эстакада, подвижные модули и системы управления.

— С технической точки зрения никаких проблем для создания такого транспорта нет, — считает Алексей Серьёзнов. — Нужен только испытательный полигон для отработки деталей проекта. И добрая воля чиновников.

Впрочем, Серьёзнов признаёт: несмотря на всю свою блестящую перспективность, реализован проект может быть отнюдь не завтра. Противников новых идей всегда в достатке. К тому же потребуются значительные расходы. Однако даже с точки зрения чистой экономики аэроэстакадный транспорт оказывается выгоднее высокоскоростных поездов. Важное преимущество аэроэстакадного транспорта в условиях вечной мерзлоты, тайги и болотистой местности — возведение эстакад дешевле и проще, нежели строительство железных и автомобильных дорог. Неужели это так сложно понять?»[7]

«— Сегодня есть все предпосылки для того, чтобы создать экспериментальный полигон, доказать практическую возможность реализации этой идеи и приступить к использованию таких транспортных средств на просторах нашей большой страны, — говорит автор разработки, научный руководитель Сибирского НИИ авиации имени С.А. Чаплыгина Алексей Серьёзнов. — Изобретение будет не только удобным для пассажиров, но и окажется выгодным для государства. Один километр аэроэмагистрали будет стоить около $5 млн. Для сравнения: один километр дороги для “Сапсанов” обходится в 47 млн евро»[8].

Но всё это осталось гласом вопиющего в пустыне: никакого развития в РФ, как и в брежневском СССР, проект аэроэстакадного поезда не получил. Словом, «обновлённая» Россия на поверку оказалась столь же инновационно непроницаемой, как и обрюзгший СССР времён Леонида Ильича…

Необходимые уроки

Вот и Бартини со своей философией «Не догонять, а кинуться наперерез» потерпел поражение. Увы, с первыми его признаками ещё при жизни Сталина. Когда, собственно, сломали порыв и академика Петра Капицы с его идеей не плестись за Западом в науке и технике, а задать своё направление научно-технической гонке. Причём в случае Бартини — при всём уважении к академику — речь шла о переходе к действительно прорывным, закрывающим инновациям.

Теперь нам втройне важно понять, как избежать подобных провалов и поистине бесхозяйственного, расточительного отношения к собственным гениям. Ведь они — самая могучая сила для овладения Будущим. И в «новые тридцатые», сегодня, когда мы опять сталкиваемся с вызовом нового фашизма, ещё более важно избежать ошибок прошлого. Овладев, наконец, энергией высочайшего национального творчества, умением быть смелыми первопроходцами. Причём касается сиё как мегапроектов (вроде нового транспорта Бартини), так и проектов поскромнее размахом. Но при этом экономящих силы народные. Позволяющих нам уравновесить огромное финансовое, промышленное, людское превосходство врага. Тут всё должно идти в дело: хоть способы повысить урожай огурцов при тех же ресурсозатратах, хоть возможность создавать топливо наполовину из воды.

При Сталине у нас были великие мечты и планы, под которые ещё не имелось ресурсов и научно-промышленных возможностей — как в случае с реалистически-фантастическими книгами Беляева и Адамова. А после Сталина, когда возможности появились, исчезли дерзновенные мечты. Всё пошло по пути копирования вчерашнего дня Запада. А между этими тенденциями мы так и не смогли создать жизнеспособной системы проектирования нашего Грядущего, совмещённого с поиском и развитием необходимых для того инноваций, технологий и проектов.

Но теперь, получив подчас славный, а иногда и горький исторический опыт, мы в силах не повторять ошибок даже такого великого правителя, как Иосиф Сталин. Именно о том, как овладеть мощнейшими силами людей-творцов и прорывных разработок, мы и поговорим дальше.

Примечания:

1 archi.ru

2 architecturalidea.com

3 М. Охитович. Отчего гибнет город? // «Строительство Москвы», 1930, № 1, с. 9–11.

4 Краткий миг торжества: О том, как делаются научные открытия. [Сборник] Библиотека журнала «Химия и жизнь». — Москва: «Наука», 1989.

5 Игорь Чутко. Мост через время. — Москва. Издательство политической литературы. 1989. С. 68.

6 Н.В. Якубович. Самолёты Р.Л. Бартини

7 newizv.ru

8 tass.ru