Исследовал мир своеобразно: через окуляры метафизики и всеприемства яви, совмещённые с игровыми отсветами, точно идущими от обэриутов:
Не всё, что хочется, – нельзя,
не всё, что можно, – допустимо,
бывает так, что есть друзья,
и нет друзей, и дружба мимо.
Когда смертельно устаёшь
и землю щупаешь руками,
одна мигающая рожь
появится перед глазами.
Виктор Урин, казалось, совмещал – клоунаду и юродство, серьёзную мину и всегда готовую взорваться хохотом душу, даже раблезианство некоторое…
Волокна абсурда, перевивавшие его стихи, вспыхивали ярко на солнце… духа.
Или – глобальном солнце поэзии…
Ритм играет, путь живописанный тяжёл, и метафоры, запускаемые Уриным, работают на пределах собственных механизмов:
Под качающимся дождём
фары разбрасывают лучи.
Мы пятые сутки вперёд идём,
и если ты устаёшь – молчи.
У нас желанье одно – привал,
у нас желанье одно – уснуть,
на плече товарища я дремал,
а товарищ клевал подбородком грудь.
Я столько ночей отвыкал от сна,
что стало даже казаться мне:
не вещевой мешок, а луна
присутулилась на спине.
…он прошёл войну, служил в танковым войсках, был ранен…
Его критиковали за формализм, сравнивали с Хлебниковым…
О да, было в его поэзии нечто от вечного дервиша-математика русской поэзии: нечто, благородно и плодотворно пропущенное через призмы собственного дара и мировидения…
Но – созидая словесно свою войну, он остаётся в пределах жёсткого реализма и наждачной правды:
Ботинки выпачканы грязью,
мы шли, как будто бы во сне,
как будто всё это в рассказе,
а не в действительной войне.
Седьмые сутки пот с лица,
и нет огней, и нет конца.
Его поэзия, касаясь духовных аспектов, звучит совершенно необычно: остро играя гранями строк, и некоторая своеобычная «вывернутость» оных подчёркивает шаровую выразительность:
Да фарисействуют кнуты и пряники,
беснуются опять,
Но в Господе к ним не приходят правнуки,
чтобы воздать.
Пусть что ни день, то злее и пронзительней –
Навылет, в грудь…
О, Камень, что отбросили строители,
Краеугольным будь!
Ни на кого не похожий, разбивший собственный словесный сад, В. Урин остаётся…необычайной смесью алхимии и индивидуальности, мастерства и юродства, словесной клоунады и высочайших озарений, прокалывающих звёздным звучанием его созвучия.
