На мою недавнюю статью «Отморозки и недоноски великих наций» откликнулись многие читателей. Напомню, что в статье я привел довольно много совершенно оголтелых русофобских заявлений, сделанных не так давно в печати, по радио и с разного рода трибун некоторыми еврейского происхождения писателями, тележурналистами и просто профессиональными пустозвонами – Л.Улицкой, В.Познером, М.Жванецким, М.Веллером и др. Ничего нового в таких болезненных припадках нет. Можно вспомнить хотя бы «Автобиографию» известного филолога М.С. Альтмана (1896-1980). Вспоминая свое детство в местечке Улла Витебской губернии, он писал: «Русские у евреев не считались людьми. Русских мальчиков и девочек называли «шейгец» и «шикса», т.е. нечистые. Для русских была особая номенклатура: он не ел, а жрал, не спал, а дрыхал, даже не умирал, а издыхал. У русского не было души, она только у еврея. Уже будучи в гимназии после хедера, однажды сказал отцу, что в прочитанном рассказе говорится, что капитан умер, а ведь он не был евреем и надо было написать «сдох». Отец сказал, чтобы я не смел говорить это в гимназии…Моя бабушка Христа называла «мамзер» - незаконнорожденный, было у нее презрительное прозвище и для Богоматери. А когда однажды в Улле был крестный ход с иконами и крестами, бабушка накрыла меня платком: «чтобы твои светлые глаза не видели эту нечисть».
Со временем Моисей Семенович сбросил полоумную мороку Уллы и даже, когда в 1970 году приехал в Америку повидать двоюродного брата Давида Аронсона, друга детства и юности, а тот потребовал разговаривать с ним не на русском, а только на еврейском или английском, брат Моисей плюнул на брата Давида, хлопнул дверью, ушел и навсегда порвал с американским братцем.
Как видим, нынешние еврейские интеллектуалы Москвы и Ленинграда в лице названных в моей статье лиц ничего нового по сравнению с малограмотными собратьями из Уллы не придумали, суть одна и та же. Разница только в том, что те не имели для пропаганды русофобии ни газет, ни радио да и побаивались своей русофобии, как это ясно из эпизода с отцом Альтмана, который предостерег сына от словечка «сдох» по отношению к русскому капитану, если его употребить в гимназии. А у этих, у нынешних болотных интеллягушек все СМИ, все Лобные мета в шаговой доступности, и опасаться им абсолютно нечего. Ну, в самом деле, чего, если их сородичи - четыре премьера, девять вице-премьеров, несчитанное число министров один за другим гуськом вразвалочку прошествовали и шествуют по России.
Но я, коммунист-гуманист, в своей статье всё-таки предложил, чтобы хоть Веллер, неутомимый, как пропеллер, или ещё кто подумали бы, чем может кончиться их раздувание антисемитизма; как к их грязной клевете отнеслись бы известные советские евреи, крупные русские писатели – Павел Антокольский, Илья Сельвинской, Михаил Светлов, Семен Гудзенко, Евгений Винокуров, патриотические, глубоко уважительные даже восторженные стихи которых о России, о русском народе я процитировал. Думаю, некоторых из этих поэтов или приведенные их стихи, допустим, В.Познер или М.Жванецкий, юморист молодецкий, и не знают. Поэтому приведу еще строки Бориса Пастернака, имя которого уж особенно часто слетает с болотных уст.
Поэт рано утром едет в переполненной электричке из Переделкино в Москву. И что он видит?
В горячей духоте вагона
Я отдавался целиком
Порыву слабости врожденной
И всосанному с молоком.
Сквозь прошлого перипетии
И годы войн и нищеты
Я молча узнавал России
Неповторимые черты.
Превозмогая обожанье,
Я наблюдал, боготворя.
Здесь были бабы, слобожане,
Учащиеся, слесаря.
В них не было следов холопства,
Которые кладет нужда,
И новости и неудобства
Они несли как господа.
Рассевшись кучей, как в повозке,
Во всем разнообразье поз,
Читали дети и подростки,
Как заведенные, взасос.
Москва встречала нас во мраке,
Переходившем в серебро,
И, покидая свет двоякий,
Мы выходили из метро.
Потомство тискалось к перилам
И обдавало на ходу
Черемуховым свежим мылом
И пряниками на меду.
И эти потомки тискаются – к микрофонам, телекамерам, трибунам. И чем они, немытые, нас обдают?
Кажется, все читатели поняли мою статью и поддержали её, кроме двух – Натана Розенберга и Аркадия Слуцкого, вроде бы живущих сейчас в Израиле. Первый написал, что да, мы, евреи, умные, замечательные, ловкие и живем прекрасно, а вы всегда будете бедствовать, и нет у вас выхода,- примерно так. Ну, что ему ответить? Разве что послать к царю Соломону. Второй, если верить интернету, ученый человек, профессор педагогики. Для него дать отпор русофобии - это антисемитизм.
Так и заявляет: «Типичный прием антисемита: то, что Вам не нравится в нескольких евреях, то, что сделали плохое несколько евреев, повесить на всех евреев, обвинить всех евреев». Но в моей статье прямо сказано: «разумеется, речь идет не о всех евреях, среди которых немало честных, достойных уважения тружеников, а именно об отморозках и недоносках великой нации». И в другом месте своего письма ученый Слуцкий приводит эти мои слова, которые подтверждено всем содержанием статьи. Конечно, тут сразу можно задаться вопросом: неужели у этого ученого нет никакой связи между правым глазом, правым полушарием и левым глазом, левым полушарием?
Впрочем, он согласен со мной: «Лжецы среди евреев есть».
Но называет тут известного писателя, моего давнего и доброго товарища Исраэля Шамира. Мы с Шамиром давно знакомы, встречались и у меня дома, и в публичных местах, дарили друг другу книги и, хотя не так давно разошлись в оценке книги Максима Кантора «Красный свет», это не помешало Исраэлю при нашей недавней встрече в ЦДЛ подарить мне свою новую интересную книгу «Сирийская атака Путина». И вот сам он оказался целью атаки Слуцкого. Могу вас заверить, сударь: атака ваша обречена на провал. В том, что вы сказали о И.Шамире, нет ни слова правды, а один сплошной антисемитизм.
Есть у Слуцкого и другие пассажи частного персонального характера. Например: «Вам не нравится Д.Быков». Естественно, не нравится. Как и я ему. «Но он гражданин России и вправе говорить то, что думает». Разумеется, вправе. В пределах приличия – политического, литературного, человеческого. «Быков полуеврей, полурусский. Почему Вы не думаете, что то, что он пишет о русских, это написала его русская половина?» Я думаю вот о чем: если писала автономная русская половина, то где в это время была его еврейская половина? Что она делала? Почему не остановила его русскую дуру?
В своем циклопическом сочинение о Пастернаке (2006), распухшем от мармеладных восторгов до 900 страниц, Быков пишет: Россия сохранилась «не благодаря, а вопреки революции и всему, что за ней последовало». А последовало, как известно, ликвидация неграмотности, создание колхозов и совхозов, развитие передовой науки, культуры, мощной индустрии, разгром всеевропейского нашествия во главе с Гитлером, быстрое восстановление экономикипосле войны, овладение атомной энергией, прорыв в космос… И вот не благодаря всему этому, а вопреки. Кажется, так не думает даже товарищ Слуцкий.
Эта формула – «не благодаря, а вопреки» - перебрасывается либералами из уст в уста: Быков-Жириновскому, Жириновский – ещё кому-то... И тут же у Быкова - частный случай применения сей магической формулы: Верховный Главнокомандующий Сталин «не столько помогал, сколько мешал выиграть войну». Это тоже афоризм, обязательный для всего сообщества яйцеголовых. Но вот уже нечто персонально быковское. Пастернак в составе бригады московских писателей в 1943 году выезжал на фронт в 3-ю армию генерала А.В.Горбатова. Встречались там, конечно, и с журналистами. И вот что пишет о них, казалось бы, биограф поэта, не знающий, как пахнут портянки: «ленивые военные корреспонденты, не привыкшие ни о чем задумываться, кроме гонорара». Это, скорей всего, черта автобиографическая. Тут не только подлость, но и невежество: он не может представить, что в иных случаях деньги потратить просто некуда. Но главное, как это - печататься и не получать гонорар и не жаждать его? А вот так: в армейских и фронтовых газетах гонорара не было. Это я по себе знаю: в последний год войны печатался довольно много, и только один раз уже на Дальнем Востоке, когда там война ещё не началась, получил деньги за стихи, но это был не гонорар, а конкурсная премия. И советую Быкову сходить в ЦДЛ. Там висит доска с именами погибших писателей -военкоров только Московского отделения СП. Встань перед доской на колени и попроси прощения.
Ещё о Быкове: «Вы, вероятно, не знаете его категорического неприятия государства Израиль. Почитайте, начнете уважать». И читать не буду, и уважать не стану. У него, как сказано выше, неприятие и Советского государства, и нашей героической истории. А евреи имеют право на свое государство. Как и русские – на свое Советское, которое они создали и отстояли потом и кровью.
Но вот совсем о другом, но с той же ученой проницательностью профессор пишет: «Русский поэт Симонов написал такие стихи о жене-еврейке, что они стали известной песней». Я мог бы ограничиться одним вопросом: с чего вы взяли, что еврейка? Но все же задам ещё один. Мать Валентины Васильевны Серовой – народная артистка РСФСР Клавдия Михайловна Половикова, урожденная Диденко, видимо, украинка. Я помню её на сцене театра Революции (потом им.Маяковского). А отец Серовой – Василий Иванович Половиков. Почему дочь у таких родителей должна получиться еврейка? Вы, Слуцкий, сами-то при еврейских родителях не чукчей родились?
Из моей статьи следовало, что в каждой нации есть недостойные её люди, например, шовинисты. И если шовинист клевещет на мой народ, лжет о нашей истории, оскорбляет нас, то я, как сын своего народа, имею право, даже обязан дать ему отпор, тем более, если это человек даже и мелкий, но известный и занимается своим провокаторским делом публично. Это я и сделал сейчас по отношению к нескольким клеветникам.
А Аркадий Слуцкий прислал пространный протест, в котором задает мне 27 вопросов. Я считаю, что нет нужды отвечать на все. Ну, в самом деле, надо ли отвечать на такие вопросы: «Вы уверены, что большинство русских думают, как Вы?» Да кому же не ясно, что есть вопросы, по которым большинство русских думают одинаково, например, по вопросу возвращения Крыма, но есть и такие, по которым люди думают по-разному, это давно известно: одному нравится поп, другому – попадья, а третьему - попова дочка. И все трое могут быть русскими или евреями.
Или вот: «Почему молчите о злом гении Маяковского Брик? Еврейка, а он без нее не мог». Ну, во-первых, мог, мог, очень даже хорошо мог: Мария Денисова (Одесса), Наталья Симоненко (Киев), Софья Шамардина (Минск), Элли Джонс (Нью-Йорк),Татьяна Яковлева (Париж), Вероника Полонская из московского МХАТа, которую я помню на сцене театра Ермоловой… Так что Владимир Владимирович и тут был истинным интернационалистом. И Николай Асеев был прав:
Он их обнимал, не обижая,
Никому не причиняя зла.
Ни одна, другим детей рожая,
От него обид не понесла.
Он их обнимал без жестов оперных,
Без густых лирических халтур,
Он их обнимал пустых и чопорных,
Тоненьких и длинноногих дур.
В одном только ошибался Асеев, но крупно: не было у Маяковского ни дур, ни чопорных. Все были умницы и красавицы. Ну, это к слову…
Впрочем, была тут и другая сторона, которую проясняют горькие строки Ярослава Смелякова:
Ты б гудел, как трехтрубный крейсер,
В нашем общем многоголосье,
Но они тебя доконали
эти лили и эти оси.
Не задрипанный фининспектор,
Не враги из чужого стана,
А жужжавшие в самом ухе
Проститутки с осиным станом.
Эти душечки-хохотушки,
Эти кошечки полусвета
Словно вермут ночной сосали
Золотистую кровь поэта.
Ты в боях бы её истратил,
А не пролил бы по дешевке,
Чтоб записками торговали
Эти траурные торговки
Для того ль ты ходил, как туча,
Медногорлый и солнцеликий,
Чтобы шли за саженным гробом
Вероники и брехобрики…
Здесь тоже одна неточность: «брехобрики» как раз сделали так, что Вероника Полонская не шла за его гробом – она, последняя любовь поэта, безрассудней всех любившая его, последняя, кто видел его живым, и первая, услышав на лестнице за спиной тот выстрел, первая увидевшая его мертвым…
Ты спал, постлав постель на сплетне…
Спал и, оттрепетав, был тих –
Красивый, двадцатидвухлетний,
Как предсказал твой тетраптих…
И она была красивая, двадцатидвухлетняя…Брики убедили обезумевшую женщину, что её присутствие просто немыслимо, чтобы потом сказать ей: «Какая же вы наследница, если даже не была на похоронах?»
Вы, Слуцкий, это хотели от меня услышать о «злом гении» великого поэта?
Ещё один вопросик: «Вы недостаточно владеете материалом, о котором пишите… Размахнулись Вы в патриотическом порыве о ВОВ (Так он обозначает Великую Отечественную войну) и не вспоминаете тех русских, которые пишут о ней совершенно страшные факты». И называет Слуцкий какого-то Никитина, какого-то «Ваньку-ротного», даже имена которых не знает, как и названия их сочинений, и Виктора Астафьева.
Так вот, сударь, вы недостаточно владеете материалом: я много писал не только о еврейских, но и о русских лжецах о войне. Загляните хотя бы в мою книжечку «Гений первого плевка»(о Солженицыне). Что же касается В. Астафьева, то он, к сожалению, был человеком весьма неграмотным в военном отношении, даже военную карту не умел читать. Но главное, в Советское время писал, как мы лихо колошматили немцев при ничтожных наших потерях, а после контрреволюции – что мы воевать не умели и завалили немцев своими трупами. То есть и тогда, и потом безбожно врал. А критику Курбатову он однажды заявил, что за хорошие деньги может написать что угодно, и это было напечатано в «Известиях». О непотребствах Солженицына, Астафьева, Яковлева, Волкогонова и других русских лжецов о войне я писал еще тогда, когда все они были живы-здоровы и благоухали, обласканные Горбачевым, Ельциным, Путиным. Полистайте, любезный друг Слуцкий, хотя бы мои книженции «За Родину! За Сталина!» или «Это они, Господи!».
И наконец: «Известный русский патриот написал пару книг с самой отрицательной критикой русского офицерства». Он опять даже не знает, ни имени этого «патриота», ни названия его книг. Да кому какое до него дело. Но вот что незадолго до своей гибели думали о советских офицерах два ненавидевших наше офицерство весьма известных в мире человека. Геббельс 16 марта 1945 года, когда Красная Армия была уже в 60 километрах от Берлина, записал в дневнике: "Генштаб представил мне книгу с биографическими данными и портретами советских генералов и маршалов… Эти маршалы и генералы в среднем исключительно молоды, почти никто не старше 50 лет. Они имеют богатый опыт революционно-политической деятельности, являются убеждёнными большевиками, чрезвычайно энергичными людьми. А на их лицах можно прочесть, что они имеют хорошую народную закваску. В своём большинстве это дети рабочих, сапожников, мелких крестьян, и т.д. Короче говоря, я вынужден сделать неприятный вывод о том, что военные руководители Советского Союза являются выходцами из лучших народных слоёв, чем наши собственные…
Я рассказал фюреру о книге Генштаба о советских маршалах и генералах, добавив, что у меня сложилось впечатление, будто мы вообще не в состоянии конкурировать с такими руководителями. Фюрер полностью разделяет мое мнение. Наш генералитет слишком стар, изжил себя и абсолютно чужд национал-социалистскому идейному достоянию… В отличие от них советские генералы не только фанатично верят в большевизм, но и не менее фанатично борются за его победу. Это, конечно, говорит о колоссальном превосходстве советского генералитета" (Последние записи. Смоленск. 1993. С.200 и 203). Согласитесь, ваше степенство, что у этих людей накануне гибели мало было причин нахваливать своих губителей.
Таковы мои краткие ответы на несколько вопросов, прилетевших к нам с берегов Мертвого моря. Но из традиционного русского уважения к иностранцу на некоторые его вопросы и заявления я все же отвечу и кое-что объясню пообстоятельней.
Читаем: «Советская власть во время ВОВ препятствовала, ограничивала награждение евреев за военные подвиги». О, это старый, уже дряхлый, но, как видим, всё ещё любимый конёк еврейских националистов... Тут я позволю себе привести отрывок из своей статьи «Кто опасней дурака?», напечатанной в «Завтра» четыре с лишним года тому назад.
«Мне вспомнилась одна давняя телепередача "Без ретуши" накануне Дня Победы в 1995 году. Ведущий Сергей Торчинский говорил герою передачи Григорию Бакланову: "Я знал участника войны Гурвича. У него было два ордена Красного Знамени. Вам, фронтовику, известно, конечно, как трудно было человеку с такой фамилией получить две столь высоких награды..."
Я замер. Ну, думаю, сейчас мой однокашничек Гриша врежет этому балбесу. Уж Гриша-то, писатель-фронтовик, еврей-интернационалист, знает правду. Я ожидал, что он скажет примерно так: "Любезный, Гурвич — фамилия распространенная. Что ж вы не назвали имени-отчества? А не знаете ли вы Гурвича Семёна Исааковича, члена партии с 1944 года? Он получил на фронте не два, а четыре ордена Красного Знаменида ещё — Александра Невского, два Отечественной войны первой степени, два Красной Звезды, а в конце войны — Золотую Звезду Героя и орден Ленина. Неужто не слышали? А еще еврей! Правда, дослужиться до генерал-полковника и получить две Золотых Звезды, как Давид Абрамович Драгунский, тем паче до генерала армии, как Яков Григорьевич Крейзер, тоже Герой Советского Союза, в стране, где царил государственный антисемитизм, Семёну Исааковичу не удалось, но полковника ему всё-таки дали. Как полезно было бы вам подумать о таких вещах, прежде чем лезть на экран со своими рассуждениями, изобличающими олуха царя небесного".
Впрочем, я сейчас не уверен, что Торчинский назвал Гурвича, может быть, Гуревича. Тогда Бакланов мог бы ему сказать так: "Я, молодой человек, знаю двух Гуревичей — Михаила Львовича и Семёна Шоломовича. Вы кем в армии служили — не кашеваром, не по торговой части? Или вовсе не служили? А Михаил Львович был артиллеристом, командовал батареей "сорокапяток". Слышали? Противотанковая пушчонка, частенько выходившая на прямую наводку. Поэтому солдаты дали ей ещё горькое прозвище "Прощай, родина!" И впрямь, 17 сентября 1943 года на Смоленщине в обнимку со своей "сорокопяткой" попрощался Михаил Львович с родиной. Но перед этим вёл бой так доблестно, что тоже заслужил звание Героя Советского Союза.
А Семён Шоломович Гуревич был связистом. Звание Героя получил за мужество при форсировании Днепра... А знаете ли вы, кашевар, сколько всего евреев за годы войны удостоились этого звания? Поинтересуйтесь. Есть среди них и дважды Герои».
Примерно это я надеялся услышать от фронтовика-интернационалиста в ответ клеветнику. А что услышал? Ни-че-го! Бакланов всё пропустил мимо ушей, словно то, что сказал Торчинский, была давно всем известная истина, и что, мол, тут рассусоливать. Взгляд у Гриши был отсутствующий...» Вот, Аркадий, какой, по вашему выражению, еще один мой «антисемитский штамп»: я не только дал отпор одному еврею-клеветнику, но и с высокой трибуны всероссийской газеты, а потом в книге напомнил читателям пять славных имен евреев-Героев. Сознайтесь, ведь Вы о них и не слышали.
Однако грохот волн Мёртвого моря не может заглушить гневный голос Аркаши-правдолюбца. Голос вопиет по поводу того, что когда-то после войны какая-то безымянная журналистка из какой-то неизвестно где выходящей еврейской газеты непонятно куда «обратилась с запросом о числе Героев Советского Союза – евреев». И какой-то безымянный полковник из какого-то архива дал ей нужные сведения. И что же? «Полковника посадили». Наверняка еще и лишили звания и наград, которых у полковника после войны не могло не быть. Но безымянная бесстрашная журналистка в безымянной еврейской газете все-таки напечатала сведения о евреях Героях Советского Союза. Видимо, оттуда и взял их Яков Рабинович для своей роскошной книги в 700 страниц большого формата «Быть евреем в России», вышедшей в Москве больше десяти лет тому назад: 145 Героев! (с.434).
А что же с журналисткой? «За публикацию этих сведений её расстреляли». Солёным огурцом? Слуцкий, и вы до сих пор не организовали сбор средств для сооружения памятника ей! Немедленно за работу! А я как интернационалист пришлю вам за это книгу «Герои Советского Союза», вышедшую тридцать с лишним лет тому назад тиражом в 75 тысяч экземпляров. Там на странице 245 вы увидите, что за время войны звание Героя Советского Союза получили хотя и не 145, но все-таки108 воинов-евреев, что тоже хорошо. Мало того, к дню открытия памятника подарю Вам еще грандиозный двухтомник (в каждом томе по 900 страниц) того же названия, вышедший немного позже тиражом в 100 тысяч экземпляров. Здесь сведения и о возрасте Героя, и о социальном происхождении, и о национальности, и о самом подвиге, здесь и портрет. Да, да, не пожалею, подарю, лишь бы вы заткнулись и сидели бы тихо с удочкой на берегу Мёртвого моря, в котором рыба не водится.
Какой примечательный случай! Казалось бы, все так просто и ясно: я напечатал статью, в которой дал решительный отпор кучке малогабаритных благополучно здравствующих еврейских лжецов, клевещущих на русский народ, но одновременно в этой же статье – мое глубокое уважение к известным крупным советским писателям еврейского происхождения, горячо любившим Россию, чувствовавших себя её детьми, писавших с любовью о русском народе. И что? Тут же из глубин Мертвого моря, как пушкинский бесенок, выныривает двоякодышащий Слуцкий и голосит: «Не смей трогать моих лжецов! Это антисемитизм! Они завтра в Думе сидеть будут!»… И забросал меня кучей вопросов, не имеющих никакого отношения к делу, например: «Что плохого сделал Израиль России?» Это типичный прием демагога – увести разговор в сторону. В моей статье не 27 вопросов, а только один. Он ясен, хотя и не сформулировал: как читатель, главным образом еврейский относится к позорному словоблудию кучки спятивших еврейских русофобов? Так вот, Слуцкий и не упоминает о них, молчит, в этом нет для него никакого вопроса, значит, целиком согласен.
С той же целью запутать, увести от сути вопроса безымянно – имён он просто не знает - перечислил важные посты в промышленности, в экономике, в армии, на которых во время войны трудились специалисты еврейского происхождения. Зачем? Разве я это отрицаю? У меня же не об том речь. Но для Слуцкого все равно даже не упоминание об этом, как о Валентине Серовой, превращенной им в еврейку, недопустимо, непростительно и есть опять же не что иное, как антисемитизм.
У талантливой поэтессы еврейского происхождения невольно вырвалось ныне:
Как мало в России евреев осталось,
А сколько слуцких развелось!
Действительно, еще в отрочестве, в 1936 году я ликовал по поводу победы Михаила Ботвинника на знаменитом турнире в Ноттингеме; в юности на фронте жадно читал пламенные антифашистские статьи Ильи Эренбурга, а потом слушал его в Литинституте; в студенческую пору в Большом зале консерватории слушал Давида Ойстраха и сидел во втором ряду партера рядом с Гольденвейзером, игравшим еще для Толстого в Ясной Поляне; после института в «Литературной газете» встречался с Сельвинским; став членом Союза писателей, в ЦДЛ мог поговорить с Михаилом Светловым; в кино с интересом смотрел фильм дважды Сталинского лауреата Григория Рошаля «Хождение по мукам»; во МХАТе восхищался игрой трижды Сталинского лауреата Марка Прудкина; уже в старости переписывался с Вениамином Кавериным… Какие имена! Какие дела за ними!.. А что теперь?.. Скучно стало жить на этом свете, господа…
Илл. Владимир Любаров (цикл "Еврейское счастье")
