«Из Донецка с любовью»
О книге стихов священника Дмитрия Трибушного
В конце прошлого года вышла книга стихов отца Димитрия Трибушного, донецкого публициста, исследователя русской софиологии.
Обложка книги – пример простого, бюджетного и оригинального оформления (см. прикрепленное фото обложки). Точно так же как «фото» автора на обратной стороне обложки книги (там вместо стандартного фото – рисунок дочери отца Димитрия с подписью «папа»).
Как следует из названия книги, главные темы здесь: Донецк и любовь. Или - любовь из Донецка. Это крайне важный регистр восприятия для дня сегодняшнего, когда с именем «Донецк» ассоциируются, прежде всего, разрушенные украинской артиллерией городские районы и инфраструктура, убитые дети, и прежде всего ненависть еще недавно братского народа. Священник Трибушный отвечает этой ненависти подлинно христианским ответом – любовью.
Впрочем, в стихах отца Димитрия есть и разрушенные донецкие дома, и убиенные дети, и есть даже праведный гнев, но все это своею базовой основой имеет любовь к родному, страдающему и сопротивляющемуся Донбассу, всё это воспринимается сквозь призму любви:
«Звони, Донбасс обетованный,
На самый верх.
Пророки обещали манну,
А выпал снег
Мужайся, город непорочный,
Где каждый дом,
Проверен «Градами» на прочность,
Крещен огнем.
На час открыли херувимы
Ворота в рай
Гори, Донецк неопаленный,
И не сгорай» (с.20)
История героического сопротивления Донбасса украинскому неонацизму в стихах священника Трибушного встраивается в библейский макронарратив, становится подлинно символической:
«Идет ко дну страна-самоубийца.
Уже зима. У православных пост.
В глухой столице Ирод веселится,
Задумывая новый холокост» (с.12)
Или вот:
«На гнойном пепелище
У мира на виду
Рождается Всевышний
В пятнадцатом году» (с. 4)
Если современная Украина - это передовая лжи и предательства всечеловеческих христианских ценностей, то Донбасс, напротив, представляется в стихах Трибушного как крепость духа («Донецк неопаленный»), в которой рождается и претерпевает страдание Всевышний.
«Агония Христа длится вечно, и в это время нельзя спать» - любил повторять эту паскалевскую фразу философ Мамардашвили. В стихах свящ. Трибушного Донецк – город, который не спит; не потому, что идет «ночная жизнь», но потому, что «длится агония Христа», потому что над душами горожан коршуном кружит смерть. Смерть с бессонницей приходят вместе:
«В два начинается бессонница.
В двенадцать – ложь.
А ты приходишь, беспардонница,
Когда не ждешь.
Уйдет февраль – печаль останется,
А ты, как тать
Бредешь за нами, бесприданница,
Чтобы отнять.
За нас на небе бьется конница,
За нами Брест.
А ты над нами, беспризорница,
Поставишь крест» (с.4)
В Донецке «жизнь со смертью дразнятся» (с.8), в Донецке «рождается Всевышний в пятнадцатом году» (с. 4). Донецк предстает не просто как блокадный русский город, но как город-страдалец, как открытая рана, в которой можно рассмотреть страдание всего Божьего мира, изучить эту вселенскую боль в деталях, что и делает автор. Поэтому-то на спать – это не проблема, а задача, и бессонница превращается в ночной дозор:
«Кому бессонница, кому – ночной дозор.
Кто не успел уснуть – тому всю ночь тревожить.
Между мирами трещина, зазор,
И поздний ангел борется с прохожим» (с.9)
Донецк несет дозор, метафизическое дежурство по нашей истории, вошедшей, как писал Бердяев, в стадию мировой ночи, нового Средневековья. Поэтому-то бытовой термин «бессонница» здесь не годится, здесь именно несется дежурство, дозор.
В этой мировой ночи автору видится ход истории как будто заранее просчитанным, предопределеннным, лишенным участия Творца:
«Спят Пастернак и Ницше,
Ван Гог и Геродот.
И, кажется, Всевышний
Включил автопилот» (с.7)
«Уснули» великие теории, концепции, определяющие развитие человека, постулирующие случившиеся с человечеством события (Ницше: «Бог умер»), «уснуло» искусство (Фуко: «автор умер»), уснула история (о смерти которой объявил Фукуяма, поэтому и Геродот спит), и в такой ситуации немудрено подумать, что Всевышний включил автопилот, ибо не доверять же штурвал человечеству, которое похоронило для себя и Бога, и себя как автора, и свою историю…
И тем не менее, история идет, не окончена, и ей требуется постовой:
«Благославляет на вечный пост
Вечный двадцатый век.
И на просторе, открытом всерьез,
Снова стоим за всех» (с.34)
Это Донецк стоит за всех. И поэтому Донецк как со-бытие пробуждает не только вопрошание о смысле и цели истории, но провоцирует человека на другой вечный вопрос – вопрос о смерти. В небольшом сборнике стихов, почти что брошюре, смерти уделено достаточно места. И немудрено: Донецк сдружился со смертью, свыкся с ней, научился умирать (а по Монтеню тот, кто научился умирать – разучился быть рабом). Жители Донецка «умирали как умели» (с.31), смерть вошла и в быт, и в бытие жителей города. Сам быт превратился в бытие, озарился отблеском подлинного бытия, которое, по Достоевскому, лишь тогда по-настоящему есть, когда ему грозит небытие. Донецку и Донбассу в целом небытие грозит каждодневно, именно поэтому его жителям каждодневно нужна нравственная сборка себя самих. Сборник стихов священника Трибушного фиксирует некоторые аспекты этой сборник, транскрибированные по законам поэтической грамматики.
Резюмирует послание всего сборника, на мой взгляд, лучше всего вот это четверостишье:
«И Тот, Кто сочиняет жизни,
Когда воскрес,
Оставил горнюю отчизну.
Остался здесь» (с.33)
В Донбассе. С теми, кто не спит. Пока история еще идет. Пока Донецк несет свое дежурство.
Аминь.
двойной клик - редактировать изображение
