Дирижёр-постановщик – Алексей Верещагин
Режиссёр-постановщик и сценограф – Владислав Наставшевс
Художник по свету – Антон Стихин
Надир – Ярослав Абаимов, Пётр Мелентьев
Зурга – Азамат Цалити, Константин Сучков
Лейла – Татьяна Конинская, Татьяна Федотова
Нурабад – Кирилл Филин, Алексей Прокопьев
В общем, «Искатели жемчуга» сразу запали в душу и стали любимым спектаклем. Музыка Бизе, хор, оркестр, ударные, артисты – всё великолепно само по себе! Общее впечатление от спектакля сильное. И здесь главная заслуга принадлежит композитору, оркестру, хору, артистам, поскольку постановка минималистическая и аскетичная. С другой стороны, музыкальный материал настолько богат, артисты настолько выразительны, что, может быть и ненужно никаких дополнительных декорационных украшений. К минимализму современный зритель приучен, равно приучен и постоянный зритель Камерной сцены имени Бориса Александровича Покровского. После «Милосердия Тита» «Искатели жемчуга» воспринимаются хорошо, хотя, может быть, даже более минималистичны. В то же время, минимализм «простителен» ещё и потому, что в последнее время на Камерной сцене были такие красочные постановки как «Перикола» Жака Оффенбаха и «Москва, Черёмушки» Дмитрия Шостаковича. В конце концов нельзя ожидать от каждого спектакля такой насыщенности декорациями и творческими решениями, как в сверхнасыщенных сценографией во всех её проявлениях «Черёмушках».
Раздражение вызвали манипуляции со стульями и торшером. Само по себе это выглядело занятно, можно было бы посмотреть в рамках любительских постановок современного танца или работ студентов ГИТИСА. Поймал себя в какой-то момент на мысли, что «игра со стульями» – классика учебника актёрского мастерства… У артистов Камерной сцены, тем более у артистов, помнящих времена Московского государственного академического Камерного музыкального театра имени Б.А. Покровского с этим мастерством дело обстоит хорошо и подобные сценки они наверняка в той или иной форме разучивали ещё в студенческие годы. В книге «Работа над собой в творческом процессе воплощения. Упражнения и этюды» Константина Сергеевича Станиславского есть раздел «Этюды на отношения к предметам (обыгрывание предметов)»… «Берём стул и обыгрываем его как тяжесть»… «Обыгрываем предмет и застываем в наиболее яркой позе, характеризующей данную задачу…» Это азы актёрской профессии. Интересно ли это на сцене? В исполнении любимых и талантливых артистов в какой-то степени интересно… Уровень ли это театральной постановки, уместно ли показывать этюды со стулом и другими бытовыми предметами публике? Не уверен. Есть ощущение примитивизации, сознательного регресса, когда средство (навыки, умения, знания актёрского мастерства) становятся самоцелью, сами по себе позиционируются в качестве образца искусства. Хотя по сути это его промежуточная ступень, составная часть работы над образом, средство, а не цель… Торшер, провод от торшера, привязывание им Лейлы к стулу кажется надуманным, излишним, искусственным, хотя смотреть было занимательно и волнительно… Но волнение тут за артистов, устоят не устоят… а не от глубины воздействия… Мне это было интересно смотреть вне рамок постановки оперы Бизе, а из личного интереса к актёрской профессии, ремеслу, физической и психоэмоциональной гибкости, которой могут достигать артисты на сцене. Неуместность и надуманность этюдов с вещами напомнила в целом замечательную постановку «Царской невесты» Юрия Грымова в Новой опере, в которой всё отлично, напряжённо, сильно, а потом вдруг толпа каких-то нелепых пляшущих человечков, которые смазывают всё ощущение происходящего, да ещё странные манипуляции с сапогами... Могли бы навернуться слёзы, а начинается приступ смеха… В «Искателях жемчуга» диссонанс в стульях и торшере. Не могут современные режиссёры без инородных явлений на сцене. С другой стороны, испытываешь радость, что явления эти, что у Грымова в «Царской невесте», что у Наставшевса в опере Бизе носят вполне невинный, не оскорбляющий человеческого достоинства характер.
При минимализме постановки обращает на себя внимание работа со светом, оживившая место действия. Удачны отдельные мизансцены и решения сценического движения на грани хореографии – сильно и стильно смотрелось возмущение масс искателей жемчуга после разоблачения отношений Лейлы и Надира. Запомнилась сцена диалога встретившихся друзей-соперников. Здесь в движении удалось показать накал противоречивых эмоций – желание друг друга простить, забыть прошлое, жить дальше, идти вперёд и тут же проявляющаяся тяга к любви, уводящая туда, где кроются семена ревности, раздора, обид и невзгод. Попеременно Надир и Зурга рвутся обратно, в прошлое, попеременно же удерживая друг друга от этих трудно контролируемых порывов. Режиссёру удалось интересно, выразительно показать внутренний конфликт через движение. Этот танец-дуэт примирения-противоборства особенно удался Азамату Цалити и Ярославу Абаимову, великолепно смотрелся в эстетически-пластическом отношении. Артисты дополняли друг друга и смотрелись в высшей степени гармонично. Ярослав Абаимов создал обаятельный образ Надира.
Азамат Цалити давно «дорос» до серьёзных больших ролей. По талантам своим, потенциалу уже давно готов воплощать Дон Жуана, или какого-нибудь негодяйского Скарпию в «Тоске» и множество иных образов первого ряда. Зурга из их числа – сложный, противоречивый, ключевой. Азамат Цалити молод, но «недостаток» этот проходит, есть гримёры, есть талант и потенциал на все возрасты. Странно, что за артистичным потрясающим Папагеной и образом новорожденного жеребёнка в «Холстомере» кажется не видят близорукие «театральные руководители» всей потенциальной трагической и «взрослой» мощи артиста. Вспомнились воспоминания Константина Коровина о молодом Шаляпине: худой, длинный, молодой… Но голос и потенциал стоили того, чтобы пробовать артиста в разных ролях, работать над образами – накладывать грим и «толщинки». Обаяние, пластика, физические и вокальные данные артиста, может быть и его личное обаяние «в жизни» не должны заслонять сценического потенциала, тем более, что публике знаком и Эгнатий Азамата Цалити в «Сервилии» и Акилла в «Цезаре и Клеопатре». Потенциал огромен, нужно его раскрывать, работать с образами, давать заглавные партии. В этом контексте Зурга – отрадное событие, серьёзная роль, которая должна стать ступенью на пути талантливого артиста к дальнейшим творческим свершениям и успехам.
Нежно-лирический образ Лейлы получился у Татьяны Конинской.
Страстно и ожесточённо связывал Зурга Азамата Цалити Лейлу Татьяны Конинской проводом от торшера. Так страстно и ожесточённо, сосредоточенно и качественно, что невольно подумалось, как это они всё рассчитали, чтобы потом Лейлу развязать. И подумалось не зря. Оказалось, что расчёта не было. В заключительной сцене долго Надир и Зурга бились над тем, чтобы высвободить жрицу Брахмы из этих пут, но у них так ничего и не получилось. В итоге Лейла обрела свободу с привязанным стулом, благо, дверь на свободу это позволяла.
11 июня в роли Зурги выступал Константин Сучков, партию Лейлы исполняла Татьяна Федотова. Зурга Константина Сучкова более внушителен и фундаментален, однако меньше гармонирует в паре с Ярославом Абаимовым. Может быть так и должно быть. Во всяком случае в этом сочетании артистов сразу возникает вопрос возрастных рамок героев. Азамат Цалити – Ярослав Абаимов были настолько гармоничны, визуально сопоставимо молоды и пластичны, что под воздействием обаяния и энергетики этого тандема никаких вопросов о возрасте героев не возникало. В паре Ярослав Абаимов – Константин Сучков они появились. Кроме того, стало интересно посмотреть, что бы вышло из тандема Надира в исполнении Петра Мелентьева и Константина Сучкова. Кажется, что получилось бы хорошо. «Искатели жемчуга» интересны тем, что психология взаимоотношений Зурги и Надира здесь сложнее, чем сентиментальная линия треугольника Надир-Лейла-Зурга.
Феноменальное явление – Татьяна Федотова. Хотел написать Лейла Татьяны Федотовой, но понял, что явление именно сама солистка. Говорят, что Шаляпин умел играть спиной, об этом чувстве сцены, и происходящего на ней, писал Борис Александрович Покровский. Татьяна Федотова поразительно чувствует сцену и восприятие сцены зрительным залом, у неё нет ни одного невыверенного движения, она умеет играть каждой складкой платья, шали, невидимыми, еле уловимыми полутонами. Показательно её пение в шали… Казалось бы… Лица не видно, а вся фигура, руки, всё говорит о переживаниях и состоянии героини. Как говорил Покровский: «Нам мало одного пения! Вот в чём отличие русской оперы!» И здесь «не только пение», здесь сверхпение, сверхэнергетика, единство сценического действия, удивительной пластики, психофизики и вокала. Слушал Лейлу, поражённую встречей с Надиром, а вспоминал отчаявшуюся Клеопатру Генделя… Там тоже вуаль и та же способность актрисы транслировать переживание в зал. Каждое движение не только выверено настолько, чтобы максимально красиво и правдоподобно смотрелось из зрительного зала, но и логически, психологически, внутренне и сюжетно обоснованно. Порывистая динамика движений во время встречи с Надиром, быстрое движение в сторону лежащей на полу вуали в момент обнаружения. Так это было бы, могло бы быть в жизни. Искусство воплощения и искусство переживания в действии… Опасная сила воздействия искусства проявляется, когда после спектакля не можешь заснуть до 4 часов утра, потому что в сознании всплывают жесты, полутона, открытия и находки актрисы, а образ продолжает жить на протяжении нескольких дней.
Хор, оркестр, артисты, музыка Бизе, ударные, царящие над оркестром в сполохах молний и призывах Брахмы, колдующий заклинатель звуков маэстро Алексей Верещагин настолько хороши, что сразу понимаешь – на спектакль захочется приходить снова и снова. Из-за скудости декораций в каком-то смысле есть здесь элемент оперной постановки в концертном исполнении, но в действительности минимализм не мешает. Большая доля такого восприятия кроется в камерности сцены – здесь всё очень насыщенно, сильно, без посредников. Ощущение нахождения наедине с искусством, наедине с театром и музыкой.
Спектакль идёт с двумя антрактами. В краткой изначальной редакции и с точки зрения концентрации ощущений это тоже идёт в плюс. От происходящего на сцене совершенно не устаёшь, спектакль проходит на одном дыхании. И это удивляет, на контрасте, например, с богатой и масштабной постановкой Метрополитен оперы.
Фото из открытых источников (https://muzlifemagazine.ru/yemocii-pushhennye-v-slou-moushn/).
