На фоне продолжающегося экономического, социального и военного подъёма Китая ЦРУ создает новый центр, ориентированный исключительно на сбор разведданных о Китае, что является еще одним признаком того, что высокопоставленные американские чиновники готовятся к всеобъемлющей многолетней борьбе с Пекином.
В обращении к персоналу агентства 6 октября директор ЦРУ Уильям Дж. Бернс охарактеризовал новый Китайский разведцентр как попытку «еще больше укрепить нашу коллективную работу над самой важной геополитической угрозой, с которой мы сталкиваемся в 21 веке, - со все более враждебным китайским правительством».
Описывая усилия, в которых задействованы все стороны шпионского агентства, высокопоставленный чиновник ЦРУ сравнил борьбу с Советским Союзом в период холодной войны, но сказал, что Китай более грозный и сложный соперник, учитывая размер его экономики, которая полностью взаимосвязана с США, а также с собственным глобальным охватом, которым обладает Китай.
Бывший директор Джон О. Бреннан, который курировал радикальную реорганизацию ЦРУ при администрации Обамы, приписал Бернсу новый подход к Китаю.
«Если и есть страна, которая заслуживает своего собственного разведцентра, так это Китай, который имеет глобальные амбиции и представляет собой величайший вызов интересам США и международному порядку», - сказал Бреннан.
При предшественнице Бернса, Джине Хаспел , ЦРУ начало отказываться от позиций военного времени, в которых оно было в основном сосредоточено на проникновении и уничтожении террористических сетей, и начало возвращать свое внимание на так называемые «твердые» цели, в основном Китай, но также и Россию, Иран и Северная Корея.
Бернс сказал, что внимание к этим другим странам не уменьшится, ЦРУ также продолжит контртеррористическую миссию. Но создание нового китайского центра явилось четким указанием на то, что эта страна является и, вероятно, останется целью агентства №1.
На вопрос, почему руководители агентства считают, что против Китая нужен собственный разведцентр, когда они фактически закрывали его на других направлениях, высокопоставленный чиновник назвал Китай уникальным, потому что ни в одной отдельной стране не требуется работа, которая охватывает все области миссии агентства, где требуются сборщики разведывательной информации, аналитики, лингвисты и технологи.
Как и в случае с Советским Союзом, ЦРУ направит значительное число таких специалистов в страны по всему миру для сбора разведданных и противодействия интересам Китая, сказал высокопоставленный чиновник, который на условиях анонимности выступил с заявлением, чтобы ещё более полно разъяснить позицию Бернса.
По словам чиновника, агентство также будет набирать и обучать больше носителей китайского языка. Он добавил, что теперь Бернс будет еженедельно встречаться с главой разведцентра, а также с другими высшими руководителями со всего агентства, чтобы разработать согласованную стратегию.
Признавая прошлые сбои в системе безопасности, не комментируя их напрямую, высокопоставленный чиновник сказал, что ЦРУ, кроме китайского, создает еще один центр по разработке технологий, которые укрепят его методы шпионажа.
Этот новый центр будет также охватывать транснациональные угрозы, такие как изменение климата, вспышки болезней и гуманитарные кризисы.
«Ловушка Фукидида» как информационное оружие
двойной клик - редактировать изображение
Американская профессура недалеко ушла от ЦРУ ( а может быть даже обогнала его) в нагнетании китайской угрозы. Учёные США всё чаще смотрят на растущую мощь Китая как на угрозу. Многие опасаются, что соперничество между Китаем и США может привести к войне или конфликту, который будет иметь глобальные последствия.
В Америке становится все более популярной теория, которая основана на трудах Фукидида - историка Пелопоннесской войны между Афинами и Спартой.
Один из ведущих американских экспертов в области международных отношений - профессор Грэм Эллисон из Центра науки и международных отношений имени Роберта и Рене Белферов при Гарвардском университете – несколько лет назад издал книгу "Обреченные на войну: Могут ли Америка и Китай избежать ловушки Фукидида?". Она уже стала настольной для многих политиков, ученых и журналистов.
двойной клик - редактировать изображение
Профессор Эллисон рассмотрел события мировой истории за пять веков и нашел 16 примеров того, когда растущая новая держава вступала в соперничество со старой державой. В 12 из 16 случаев конфликт перерос в войну.
Как считает ученый, сегодня можно говорить, что будущее международных отношений будет определять соперничество между Вашингтоном и Пекином.
Китайский синдром лунатизма и его сдерживание
Ещё одну концептуальную идею для информационной войны с Китаем выдвинул извесный теоретик нескольких американских администраций Джозеф Най (PS,04.10.2021).
По его мнению, поскольку администрация президента США Джо Байдена выбрала стратегию великодержавной конкуренции с Китаем, нужны исторические метафоры, чтобы объяснить это усиливающееся соперничество. Многие вспоминают начало Холодной войны, но есть более тревожная историческая метафора – начало Первой мировой войны. В 1914 году все великие державы ожидали всего лишь краткой третьей Балканской войны. А вместо этого, как пишет британский историк Кристофер Кларк, они, «действуя как лунатики, устроили пожарище, длившееся четыре года, уничтожившее четыре империи и погубившее миллионы людей».
В тот момент мировые лидеры не уделяли достаточного внимания переменам в международном порядке, который ранее получил название «Европейский концерт». Одной из важных перемен стала нарастающая сила национализма. Национализм оказался привлекательней социализма для рабочего класса Европы – и привлекательней капитализма для европейских банкиров.
Кроме того, усиливалось равнодушное отношение к мирному положению. В Европе великие державы не вели войны уже 40 лет. Конечно, были кризисы (в Марокко в 1905-1906 годах, в Боснии в 1908-м, ещё раз в Марокко в 1911-м, Балканские войны в 1912-1913 годах), но все они были управляемыми. Между тем дипломатические компромиссы, позволившие урегулировать эти конфликты, усиливали чувство разочарования и поддержку ревизионистских идей. Многие лидеры начали верить, что короткая, решающая война, в которой победит сильнейший, могла бы принести позитивные изменения.
Третьей причиной потери гибкости в миропорядке начала XX века была немецкая политика – амбициозная, но неясная и путанная. Великодержавные устремления кайзера Вильгельма II были ужасающе неловкими. Нечто схожее Най видит в «Китайской мечте» председателя Си Цзиньпина, «в его отказе от терпеливых подходов Дэн Сяопина, в эксцессах националистической дипломатии «боевых волков» Китая».
Поэтому Най пишет, что сегодня политики должны быть встревожены подъёмом национализма в Китае, равно как и популистским шовинизмом в США. Учитывая агрессивную внешнюю политику Китая и историю противостояний и неудовлетворительных компромиссов по поводу Тайваня, существует перспектива непреднамеренной эскалации между двумя державами.
Успешная стратегия должна предотвращать возникновение такого синдрома лунатизма.
Успешная стратегия США в отношении Китая, по мнению Ная, должна начинаться дома. Она предполагает защиту демократических институтов, которые привлекают, а не принуждают союзников; инвестиции в научные исследования и разработки, которые помогают сохранить технологические преимущества Америки; сохранение открытости США к миру. Что касается внешних аспектов, то Америка должна реструктурировать устаревшие военные силы, адаптируя их к изменениям в технологиях; укреплять союзные структуры, в том числе НАТО и договорённости с Японией, Австралией и Южной Кореей; расширять отношения с Индией; укреплять и дополнять международные институты, которые США помогли создать после Второй мировой войны для установления стандартов и управления взаимозависимостью стран мира; сотрудничать с Китаем (там, где это возможно) по транснациональным вопросам. Пока что администрация Байдена следует именно такой стратегии, однако 1914 год остаётся постоянным напоминанием о необходимости благоразумия.
В ближайшей перспективе, учитывая агрессивную политику Си, Америке, по мнению Ная, вероятно, придётся тратить больше времени на сторону соперничества в этом уравнении. Но подобная стратегия может стать успешной только в том случае, если США будут избегать идеологической демонизации и вводящих в заблуждение аналогий с Холодной войной, а также сохранят свои альянсы.
Вывод Ная: Америка не может сдержать Китай, но она может ограничить варианты действий для Китая, сформировав окружение, в котором происходит подъём этой страны
Ожидание/желание падения Китая
Что касается американских экономистов, то всё их внимание обращено на проблемы в китайской экономике. Как пишет Стефан Роач из Йельского университета, «все глаза (в США) устремлены на тёмную сторону Китая. Такое уже было. Азиатский финансовый кризис в конце 1990-х годов, рецессия доткомов в начале 2000-х, мировой финансовый кризис 2008-2009 годов – Китай всегда изображали страной, которая вот-вот упадёт. Но вновь и вновь китайская экономика опровергала эти мрачные прогнозы, демонстрируя устойчивость, которая для большинства наблюдателей была совершенно неожиданной (PS, 27.09.2021).
Сейчас, например, многие американские экономисты считают, что ситуация с компанией Evergrande Group является серьёзной проблемой или даже катализатором некоего переломного момента. Но Роач иного мнения. Да, второй крупнейший девелопер недвижимости в Китае столкнулся с потенциально фатальными проблемами. Да, его долговой навес в размере около $300 млрд создаёт широкие риски для китайской финансовой системы и потенциально грозит эффектом домино на глобальных рынках. Но масштаб этого эффекта, вероятно, будет значительно меньшим, чем ожидают эксперты, называющие Evergrande китайским Lehman Brothers и предполагающие, что мы стоим на пороге нового «момента Мински» (быстрое схлопывание финансовых активов – В.О.).
Против этого мнения у Роача есть три аргумента. Во-первых, у китайского правительства есть масса ресурсов, позволяющих выдержать дефолты по кредитам Evergrande и оградить другие активы и рынки от потенциальных негативных последствий. Обладая примерно $7,5 трлн внутренних сбережений и ещё $3 трлн валютных резервов, Китай имеет более чем достаточный потенциал для амортизации краха Evergrande по худшему сценарию. Эту идею подчёркивают недавние крупные вливания ликвидности Народным банком Китая.
Во-вторых, Evergrande – это не классический кризис «чёрного лебедя», а, скорее, сознательное и умышленное следствие китайской политики, направленной на снижение кредитной нагрузки и рисков, а также защиту финансовой стабильности. В частности, за последние годы Китай добился значительного прогресса в сокращении активности теневого банковского сектора, что снизило потенциал распространения негативных кредитных событий на другие сегменты финансового рынка. В отличие от краха Lehman и вызванного им катастрофического побочного ущерба, проблемы компании Evergrande не стали неожиданностью для китайских властей.
В-третьих, риски для реальной экономики, которая вошла в период временного замедления, ограничены. Спрос на китайском рынке недвижимости поддерживается продолжающейся миграцией сельских работников в города. И этим китайская ситуация очень отличается от краха спекулятивных пузырей на рынке недвижимости в других странах, например, Японии и США, где избыток предложения не поддерживался спросом. Доля китайского населения в городах сейчас едва превышает 60%, то есть у неё ещё масса пространства для роста – пока она не достигнет уровня 80-85%, типичного для стран с более развитой экономикой. Несмотря на недавние сообщения о сокращении населения городов (что заставляет вспомнить о былых ложных тревогах по поводу изобилия городов-призраков в Китае), фундаментальный спрос на городское жильё остаётся сильным, что ограничивает негативные риски для экономики в целом, даже в случае банкротства Evergrande.
Но, одновременно, Роач считает, что наиболее серьёзные проблемы Китая в меньше степени связаны с Evergrande и в большей – с серьёзным пересмотром его модели экономического роста. Изначально Роач был встревожен натиском регуляторов, написав в конце июля, что новые меры строго нацелены против интернет-компаний Китая и грозят задушить «животный дух» в некоторых наиболее динамичных отраслях экономики страны, таких как финтех, видеоигры, онлайн-музыка, онлайн-услуги такси, частные уроки, доставка еды и других товаров, услуги по дому.
Так было. Теперь же китайское правительство удвоило этот натиск, а председатель Си Цзиньпин всю силу своей власти направил на кампанию по достижению «общего процветания», которая призвана устранить неравенство в уровне доходов и богатства. Интересы регуляторов расширилась, и дело не только в запрете криптовалют, но и в том, что они превратились в инструмент социального инжиниринга: правительство включило электронные сигареты, деловые попойки, а также культуру фанатов знаменитостей в свой непрерывно растущий список дурных социальных привычек.
Всё это лишь усугубляет тревоги, которые Роач высказывал два месяца назад. Новый двойной удар китайской политики – перераспределение плюс перерегулирование – бьёт прямо в сердце политики рыночных «реформ и открытости», которая служит основой экономического чуда Китая со времён Дэн Сяопина в 1980-х годах. Он подавит предпринимательскую активность, которая является столь важным источником энергии для динамичного частного сектора Китая, и это приведёт к длительным последствиям для следующей, инновационной фазы китайского экономического развития. Без «живого духа» развитие отечественных китайских инноваций невозможно.
Атака регуляторов, в сочетании с требованием перераспределения доходов и богатства, по мнению Роача, отматывает назад кино китайского чуда. Не сумев соединить отдельные точки в общую картину, лидеры Китая рискуют опасно ошибиться в своих расчётах.
Удивительная логика рассуждений весьма рассудительного и осведомлённого в делах Китая человека. Неужели Роач реально думает, что запрет коллективных попоек и ограничение иных дурных социальных привычек может негативно повлиять на «живой дух» предпринимательства в Китае?
Индийский исследователь Раджурам Раджан отдельно рассматривает зачистку финансового сектора в экономической стратегии Китая (PS, 29.09.2021).
На протяжении уже как минимум 15 лет Китай пытается провести ребалансировку своего экономического роста, переключившись с экспорта и капитальных вложений на рост внутреннего потребления. Сейчас эти усилия приобрели особую актуальность на фоне конфликтов с США и другими странами.
Для того чтобы китайское внутреннее потребление увеличивалось, должны расти как зарплаты, так и доходы домохозяйств от инвестируемых сбережений. А для этого Китай неизбежно должен попрощаться с моделью роста, которая до сих пор опирается на жёсткую государственную политику, помогающую удерживать на низком уровне зарплаты работников и доходность, выплачиваемую вкладчикам. Это означает, что нужны отрасли, требующие более высокой квалификации и позволяющие больше платить работникам, и нужна инвестиционная деятельность при посредничестве хорошо развитого финансового сектора, который способен генерировать приличную доходность даже без доступа к дешёвому капиталу.
Такой переход является трудным при любых обстоятельствах, но он особенно труден сегодня из-за действий Китая в прошлом. Ранее Китай делал акцент на инвестициях в капитальные активы, и поэтому сейчас ему приходится иметь дело с огромным навесом заимствований у девелоперов и квазигосударственных структур, которые не в состоянии обслуживать свой долг. При реструктуризации перекредитованных структур китайские власти обычно заставляют инвесторов брать на себя убытки, распределяя их так, как они считают необходимым. Однако, когда появляется опасения, что может исчезнуть общая уверенность (особенно среди иностранных инвесторов), тогда подобные структуры, наоборот, спасают. Именно поэтому всё внимание сейчас устремлено на ситуацию с компанией Evergrande, крайне перегруженную долгами девелопера недвижимости.
Председатель Си Цзиньпин решительно настроен сохранить позиции Коммунистической партии Китая (КПК) на вершине китайского общества и бизнеса. Начав кампанию по борьбе с коррупцией, он в дальнейшем занялся повышением роли госпредприятий, хотя обычно они являются наименее производительными игроками китайской экономики. Несмотря на поддержку центральным правительством госпредприятий, частный сектор сильно вырос (обычно при поддержке местных властей), а богатые предприниматели, подобные со-основателю компании Alibaba Джеку Ма, захватили общественное воображение и иногда даже смеют критиковать государственную политику.
Власти утверждают, что атаки на магнатов, подобных Ма, и их компании проводятся в интересах «общего процветания». Они представляют их мерами борьбы с экстремальным частным богатством (то есть с миллиардерами), с корпоративным монополизмом (компании Alibaba и Tencent якобы используют силу своих интернет-платформ для ограничения выбора у пользователей), с эксплуатацией работников интернет-платформами. И они представляют их мерами в защиту безопасности персональных данных (защищая их от корпораций, но не от государства) и против трансграничных потоков данных, а также иностранного влияния, включая листинг китайский компаний на иностранных биржах.
Власти старательно подчёркивают, что эта компания нацелена против самых богатых и самых известных предпринимателей (особенно тех, кто явно не вносит большого социального вклада).
Индийский исследователь и многие учёные в США полагают, что эта новая атака окажется в итоге контрпродуктивной: «вероятнее всего, она будет сдерживать инновации и готовность частного сектора брать на себя риски, одновременно навязывая излишне консервативные предпочтения партии тем видам деятельности, которые поощряются. Такой исход вряд ли поможет необходимому Китаю переходу к высококвалифицированному производству с высокой стоимостью».
Кроме того, предпринимаемые сегодня действия, по мнению оппонентов китайского руководства, нельзя будет с лёгкостью отменить завтра. Как только доверие к рынкам или правительству теряется, его уже трудно восстановить. Это особенно касается доверия к финансовому сектору, где миллионы китайцев связали свои сбережения с незаконченным жилым строительством и с финансовыми продуктами, которые продают плохо регулируемые инвестиционные фирмы.
Критики говорят, что попытка правительства контролировать частный сектор серьёзно затруднит доступ китайских корпораций к международным рынкам, а это важный фактор экономического роста страны.
Но, здесь явное извращение логики.
Ведь поворот на внутренние рынки и ужесточение политики по отношению к доморощенным олигархам как раз и сделан в Китае из – за того, что Запад стал закрывать свои рынки для КНР. То, что происходит, - вынужденные меры, которые являются гораздо более «мягкими», чем в предыдущие периоды развития Китая. Поэтому они вряд ли сыграют негативную роль, и, наоборот, помогут Китаю успешно развиваться в ближайшие годы.
***
Возвращаясь к проблемам организации разведки США против Китая, важно определить, какая методология будет лежать в основе сбора данных и их анализа. Ждать экономического падения Китая в результате ужесточения антикоррупционной политики и борьбы с социально аномальными привычками – явно тупиковый путь.