Алексей Беляев-Гинтовт — это такая узловая станция, которая стоит на стыке искусства, войны политики и философии, и к этой станции постоянно подходят гружёные тяжелые поезда.
Гинтовт у себя в творческой мастерской создал лабораторию, где среди полуночного зноя электрических ламп, среди невыносимого блеска зеркал рождается феномен Большого стиля.
В его священном инкубаторе созданы специальные условия. Здесь по-особому устроен свет, здесь звучит особая музыка, сюда приходят особые, специальные люди.
Сейчас Гинтовту исполняется 50 лет, и он переходит в зрелый, инициатический возраст. Итак, все компоненты собраны. Все печи пылают. Вот-вот он смешает необходимые тинктуры и получит драгоценный флюид. Мы с восторгом и глубочайшим вниманием наблюдаем за его деятельностью, отмечаем странное свечение в глубинах его мастерской. Там, где среди золотых полей, рубиновых звёзд и стальных эмблем куётся искусство XXI века.
Андрей ФЕФЕЛОВ. Алексей, сейчас дизайнеры очень востребованы. Вся рыночная экономика держится на них. А художник, зачем он нужен сегодня?
Алексей БЕЛЯЕВ-ГИНТОВТ. Масштабный вопрос. Я думаю, художник — это тот, кто предъявляет творение человеческого духа и, по сложившейся традиции, предъявляет его в виде пластических решений. Пластика — это та область, в которую претворяется дух.
Андрей ФЕФЕЛОВ. А дух художника — это его внутреннее состояние или он стяжает внешнюю энергию, энергию мира, энергию масс, их представления? Насколько художник может и имеет право всех отправить куда подальше и заниматься только своей личностью, своими внутренними переживаниями, муками, счастьем?
Алексей БЕЛЯЕВ-ГИНТОВТ. Хорошо бы каждый художник представлял оба полюса. Важно и активное участие в политике, производной от высокой философии. И в то же время практиковал отшельничество и нестяжательство.
Андрей ФЕФЕЛОВ. Но это обычная история сосредоточения. Механизм такой: ты ездил, воспринимал, чувствовал, а потом запирался, и мастерская становилась твоей крепостью, твоей кельей.
Алексей БЕЛЯЕВ-ГИНТОВТ. Последовательность такова: вера — метафизика — философия — политика. И никак иначе.
Андрей ФЕФЕЛОВ. А где искусство-то?
Алексей БЕЛЯЕВ-ГИНТОВТ. Там же, где философия.
Андрей ФЕФЕЛОВ. Когда ты получил главную премию современного искусства — премию имени Василия Кандинского, на тебя с остервенением напали либеральные среды современных художников. Твоя работа, где люди слушают обращение Молотова в начале Великой Отечественной войны, вызвала ярость и была названа фашистской. Ты их раздражаешь и они тебя раздражают, в чём несовпадение?
Алексей БЕЛЯЕВ-ГИНТОВТ. Весь этот белый шум, ими создаваемый, всё чаще, особенно последние два года, сочится кровью. Это не есть холодно обсуждаемая абстракция. Последствия их деятельности — кровь, ужас, безумие.
Андрей ФЕФЕЛОВ. Может быть, всё-таки мы слишком преувеличиваем их значение?
Алексей БЕЛЯЕВ-ГИНТОВТ. Это пробойник. Это элемент нижнего мира, над которым находится гигантская структура, чей центр — за океаном. Она поглощает волю, народы, континенты, перемалывая их в кровавую кашу. Почему эта группа до сих пор так активна — это вопрос не ко мне. Я сделал всё возможное для того, чтобы этого больше не было.
Андрей ФЕФЕЛОВ. Не являемся ли мы отчасти их рекламщиками, когда говорим, что они являются главными деструкторами культуры?
Алексей БЕЛЯЕВ-ГИНТОВТ. Они овеществляют деструкцию. Об этом нужно кричать.
Андрей ФЕФЕЛОВ. Ты человек среды. Ты вышел из очень интенсивного экспериментального сложного кружка — жил в Питере, общался с разными философами, писателями, художниками. Ты можешь сейчас припомнить тех людей, которые наиболее повлияли на тебя, проторили дорогу или просто произвели большое, благотворное впечатление?
Алексей БЕЛЯЕВ-ГИНТОВТ. Во-первых, это круг Новой Академии: Тимур Новиков, Георгий Гурьянов… Тимур один из выдающихся художников-авангардистов конца 80-х. Уже в ту пору он реализовался в Ленинграде, реализовался однозначно. Он и тогда уже возглавлял современный мейнстрим. Неожиданно для многих, почти для всех, принял решение в начале 90-х обратиться к традиции.
Когда проект начал обрастать плотью, появились академические художники, неоакадемические музыканты, поэзия неоакадемизма. Он просто заворожил гигантский город, обратив его в неоакадемические реалии. Случилось невозможное. Через несколько лет он фактически подписал этот город в качестве своего художественного произведения. Санкт-Петербург стал Тимуром, Тимур стал Санкт-Петербургом, что не отменяет величия Сергея Курёхина и всех остальных участников, и не только участников, этого проекта.
Андрей ФЕФЕЛОВ. Что это были за личности?
Алексей БЕЛЯЕВ-ГИНТОВТ. Это совершенно бескорыстное солнечное излучение из себя. Ни у кого из нас не было ничего, понятное дело. Но экономика дара дала всё.
Андрей ФЕФЕЛОВ. А как такие художники, такие экспериментаторы, такие, как ты говоришь, солнечные люди, могли друг с другом общаться? Как среди художников может возникнуть синергия?
Алексей БЕЛЯЕВ-ГИНТОВТ. Странно, что в Москве не приключилось ничего подобного, даже близко к тому. Это дар, повторюсь.
Андрей ФЕФЕЛОВ. По поводу Москвы. Москва жила политическими вопросами. Здесь процвёл Дугин, Лимонов со своим НБП. Это другой пласт, но тоже синергия. Ты интересовался и этим направлением. Расскажи про Дугина и Лимонова.
Алексей БЕЛЯЕВ-ГИНТОВТ. На меня произвели неизгладимое впечатление тексты Александра Гельевича в первую очередь. Тексты Мамлеева. Да, конечно, Лимонова я читал в Париже, в начале 90-х.
Андрей ФЕФЕЛОВ. Дугин обладал инструментарием, чтобы рассуждать о тех вещах, которые ты только что презентовал в связи с питерской средой.
Алексей БЕЛЯЕВ-ГИНТОВТ. Да, это моё. И в начале 90-х я столкнулся в Москве с этой средой, и это была единственная альтернатива тому тотальному аду, какой происходил в Москве. Да, и в дальнейшем газета "Завтра" после 93-го, когда случилась моя военная инициация в ночь с 3 на 4 октября. До этого я никак не соотносил себя с социумом, не отличал Горбачёва от Ельцина.
Андрей ФЕФЕЛОВ. Я и сейчас их с трудом различаю…
Алексей БЕЛЯЕВ-ГИНТОВТ. Я был потрясён адекватностью всего, что сообщалось там.
Андрей ФЕФЕЛОВ. Наверное, для тебя, опять же, сыграл роль литературный язык "Завтра". Наша газета всё-таки не столь публицистическая, сколь интеллектуальная и идеологическая газета.
Ты имеешь политическую платформу. Ты политизированный художник. Мешает ли это тебе?
Алексей БЕЛЯЕВ-ГИНТОВТ. С невероятным трудом я пробивался к зрителю. Сорок персональных выставок в стране и за её рубежами и участие во многих групповых — это, — в большинстве случаев, — вопреки. Каждая выставка — это спецоперация. Каждый раз спохватываются. Но поздно, пропустили.
Андрей ФЕФЕЛОВ. Насколько сегодняшняя политика, которая, условно говоря, находится в патриотическом тренде в масштабе страны, тебя двигает или ты это не замечаешь?
Алексей БЕЛЯЕВ-ГИНТОВТ. Я соотношу себя с большинством. В этом смысле я большевик.
Андрей ФЕФЕЛОВ. Сейчас проходит выставка "Русский реализм", полноправным участником которой ты являешься. Проходит она в Музее революции на Пушкинской площади. Расскажи немного об этом явлении.
Алексей БЕЛЯЕВ-ГИНТОВТ. Один из кураторов этой экспозиции — Арсений Штейнер. Он смог реализовать совершенно невероятный замысел: 25 современников и 10 мастеров советской эпохи 20—30-х годов повстречались в одном объёме в режиме русского реализма. Это замечательно!
Андрей ФЕФЕЛОВ. Есть ощущение, что сейчас мы стоим на пороге рождения некоего стиля. Из периода неопределённости идём в период, быть может, страшной и трагической, но — определённости. Как он представляется тебе, этот новый стиль новой нашей эпохи?
Алексей БЕЛЯЕВ-ГИНТОВТ. Это континенталистский большой стиль. Для меня предельный интерес представляет восстановление формы, но поскольку основания для этого восстановления иные, то и форма будет иной. Это будет великое собрание после гигантского развала.
