Данный доклад не является окончательно оформленной совокупностью положений в области гуманитарных наук и, прежде всего, политологии и международных отношений, а некой критической теорией, которая построена на анализе и многолетнем наблюдении за системой международных отношений с ее противоречиями, внутренними конфликтами и несовершенством, которое присуще любым человеческим сообществам. Можно сказать, что эта теория, то есть умозрительное суждение, проходит апробацию и уважаемые слушатели в вашем лице могут сделать выводы на этот счет, высказать свои замечания и конструктивные предложения. Возможно, последующие дискуссии помогут наметить дополнительные тропы и выявить те уровни, которые следует проработать более детально, чтобы окончательно поставить точки над "и", а предложенная теоретическая модель помогала бы на практике двигаться по пути к более справедливому многополярному мироустройству.
На наш взгляд, ключевая проблема современных международных отношений заключается в том, что во всем мире навязывается определенная западная модель, которая не выдержала испытания временем, о чем свидетельствуют многочисленные кризисы и конфликты. Ее называют "порядок, основанный на правилах", хотя оппоненты справедливо утверждают, что эти правила сформулировал сам Запад в собственных интересах. Хотя предполагается, что эта модель основана на Бреттон-Вудской системе, которая берет начало в 1944 году, на самом деле ее истоки гораздо более ранние и уходят в эпоху Просвещения.
В итоге, несмотря на ряд теорий, часть из которых признаны во всем мире и имеют внешне сбалансированный подход, Западу не хватает глубокого понимания стратегического мышления Глобального Юга и Глобального Востока. Это касается основных теоретических направлений, на которых основывают свою работу непосредственные практики - будь то политические советники или непосредственно лица принимающие решения. Это либерализм и реализм в международных отношениях, но также конструктивизм и марксизм, не говоря уже о появлении экстравагантных постмодернистских теорий. Мы сейчас говорим о теориях международных отношений, хотя это верно и в отношении теорий права, государственного управления, политики и экономики - они во многом являются продуктом западной цивилизации, которая если и допускала идеи других цивилизаций и культур, то, как правило, подвергала их вульгарной интерпретации и упрощению.
Также важно отметить и нынешнее включение религиозных компонентов в международную политику, что указывает на провал Вестфальской системы, основанной на разделении принципов религии и политики - еще одного достижения западной цивилизации, имплементированного в глобальную повестку. В последние годы рост политического ислама в регионе от Северной Африки до Южной Азии стал более чем очевидным. В то же время "мусульманский взгляд на реальность, который представляет собой метафизическое созерцание видимого и невидимого мира, включая взгляд на жизнь в целом, не имеет ничего общего с мировоззрением, которое состоит из набора искусственно собранных объектов, ценностей и явлений"[1], что можно отнести к секулярной политике. В идеале религия и политика должны находиться в едином континууме и представлять некое целое. Поскольку этого не происходит, в текущей ситуации образуются явные смычки между секулярной политикой и религией, а это явление опасное. Как утверждал Жан-Клод Мильнер, заведомо имеются смычки между восстанием и мыслью, и заведомо имеются мысли, обладающие материальными эффектами.[2]
Упоминание политического ислама было сделано для акцентирования наиболее крупных конфликтов последних лет, связанных с ним - в Ираке, Афганистане и Сирии. Но то же самое можно сказать о других религиозных традициях и культурах при всем их многообразии. При этом при рассмотрении культур (политических, этических, религиозных), отличающихся от собственных или близких по ряду признаков, обязательно возникает эффект этноцентрума (разделение на своих и чужих), и рассматриваемый нами объект может меняться в зависимости от принятой позиции наблюдателя.
Прежде чем более подробно рассмотреть указанные нюансы в современном геополитическом контексте, давайте зададимся вопросом - что является одним из ключевых двигателей человеческих обществ и политических объединений? Есть различные точки зрения на этот вопрос. Однако никто не станет отрицать, что страх - одна из первичных эмоций, которая играет важную роль в определении того, как отдельные люди, группы, племена и государства влияют на выбор и действия человеческих организаций.[3]
И страх тесно связан и переплетается с культурой, идентичностью, символической политикой, рациональностью и эмоциями, которые составляют ядро человеческой мотивации. Известные философы, размышлявшие о политике, так или иначе, нередко говорят о страхе. А в ХХ веке на страхе была основана внутренняя и внешняя политика многих государств, включая США и Советский Союз.
Согласно Гоббсу, в естественном состоянии жизнь обусловлена страхом насильственной смерти, и чтобы этого избежать, необходимо государство-Левиафан, которое делает жизнь более безопасной, но все еще наполненной страхом. Вместо того, чтобы бояться внезапной смерти в ситуации bellum omnium contra omnes – войны всех против всех — человек теперь боится государства, которое накажет его за неповиновение, и этот страх перед властью государства, становится средством преодоления страха внезапной и насильственной смерти. По сути, человек меняет страх и неуверенность на страх и уверенность.
Очевидно, что за прошедшие столетия, которые время от времени были наполнены оптимизмом эпохи Просвещения, тезисом Иммануила Канта о вечном мире, несостоявшейся гипотезой Фрэнсиса Фукуямы о конце истории во время начала однополярной гегемонии США и даже пафосом антиглобалистских движений по всему миру за этот период, страх остается двигателем мировой политики. Более того, технологии, на которые рассчитывали представители различных идеологических направлений в качестве неких усмирителей страха, стали своего рода мультипликаторами страха. К различным фобиям, характерным для ХХ века, таких как безработица, техногенные катастрофы и угроза войны добавились боязнь терроризма, могущества корпораций, восстания машин с помощью искусственного интеллекта, кибератак, биологической войны и искусственных эпидемий (что продемонстрировала эпидемия коронавируса в 2020 г.), манипуляций в социальных сетях и социального инжиниринга, глобального потепления, дефицита воды и продуктов питания. Некоторые из них имеют под собой вполне реальные основания.
Видение решения этих проблем отличаются по ряду установок - от политической принадлежности до геополитического ареала обитания и цивилизационной идентичности. Восприятие мира как общего достояния и единой семьи, где можно сообща решать текущие проблемы и оперативно реагировать на актуальные вызовы и возможные будущие угрозы, сейчас воспринимается как утопия. Хотя основной раздел проходит между коллективным Западом, который пытается отстоять собственный "порядок, основанный на правилах", и Глобальным Югом и Глобальным Востоком, где группа стран пытается сформировать более справедливый глобальный миропорядок, основанный на принципах взаимного уважения, суверенитета и многополярности, проблема является более глубокой и масштабной.
Для примера, возьмем термин "ловушка Фукидида", который широко используется американскими авторами для описания растущих противоречий между Соединенными Штатами и Китаем.[4] Исходная установка заключается в том, что страх из-за роста могущества Афин и распространения их влияния и региональной гегемонии внушили Спарте неизбежность войны, которая вскоре последовала и завершилась поражением Афин. Грэхам Аллисон трактовал это в современном контексте как возможность будущей войны Китая в качестве развивающейся державы на подъеме с США, которая является доминирующей державой и гегемоном.
Однако Фукидид как, вероятно, первый известный автор, который упоминал страх в качестве одного из драйверов политической жизни античных полисов, описывал причины Пелопоннесской войны между греческими городами, принадлежавшими к одной культуре, где существовали общие ценности и традиции, включая философско-метафизические установки и религиозные воззрения. В то время как Соединенные Штаты и Китай представляют совершенно разные народы и традиции, включая войну и принятие политических решений. Для примера можно взять вопрос прав человека, которые чрезвычайно важны для западного дискурса. На встрече, состоявшейся в Москве несколько лет назад один китайский профессор довольно лаконично объяснил, почему в Китае другой взгляд на эту тему. Он сказал, что концепция прав человека возникла на основе тезиса эпохи Просвещения о том, что Бог создал всех людей равными. Но в Китае нет понятия бога как такового, поэтому с точки зрения китайской традиции, люди не могут быть равны между собой. И они не признают западную доктрину прав человека. При этом Китай никогда не заявлял о собственном расовом превосходстве, а, наоборот, в истории были случаи, когда китайцы находились под сильным гнетом и унижением западной цивилизации. И, конечно же, есть еще ряд серьезных отличий в мировоззрении, которые связаны с глубокими историческими традициями.
Аналогично можно говорить и о других странах и регионах, на которые Запад проецирует собственное видение, включая решение локальных проблем. Отсюда - и вполне ожидаемый провал переговорного процесса по Палестине, который курировался многие годы со стороны США и ООН, и проблема разделенного Кашмира, которая не решается десятилетиями, и неизбежность неудачи американских войск в Афганистане, и будущие жертвы в Сирии и, конечно же, эскалация украинского кризиса, который был спровоцирован западным высокомерием.
Помимо страха большое значение в политике Запада имеет ресентимант. Можно вспомнить историческое соперничество европейских держав (в том числе в борьбе за колонии в Азии, Африке и Новом Свете), Наполеоновские войны, приход Гитлера к власти в Германии и его желание взять реванш за результаты Версальского договора, что привело к Второй мировой войне. В США ресентимант был присущ с самого начала - от Бостонского чаепития, которое привело к провозглашению независимости от британской короны до ревности к Советской революции из-за реальных демократических преобразований, которые начали реализовываться при власти большевиков. Как указывал американский историк Гордон С. Вуд: "Холодная война фактически началась в 1917 г. СССР угрожал не чем иным, как вытеснением США с позиций авангарда истории. Теперь русские, а не американцы, претендовали на то, чтобы указывать путь в будущее".[5]
И, конечно же, ресентимант Вашингтона по отношению к Кубе более чем очевиден, а в риторике Дональда Трампа в адрес Гренландии, Канады, Панамского канала и Мексиканского залива мы видим не что иное, как проявление глубинных импульсов властно-психологических контуров США с доктриной предопределенной судьбы и идеей всемирного превосходства.
Хотя ресентимант напрямую связан с отсроченной местью, как отмечал французский философ Рене Жирар, сам по себе он происходит из-за неузнавания[6]. По этой причине ресентимант возникает везде, где встречаются разные культуры, особенно претендующие на историческую уникальность.
Ресентимант является спутником страха, который включен в систему международных отношений и ее основных теорий. В либерализме и неолиберализме существует страх войны и страх анархии или хаоса в международных отношениях. В реализме - страх изменения баланса сил, то есть того, что другая держава станет сильнее и необходимо будет ей подчиняться в той или иной степени. Но также и в марксизме мы видим элемент страха, правда, теперь он исходит уже от буржуазии, которая боится пролетариата. Эта концепция была описана еще у Адама Смита, но Карл Маркс сделал ее своего рода императивом.
Как ответ на этот потенциальный вызов своему благосостоянию и статус кво, теоретики буржуазного капитализма на Западе разработали теорию среднего класса, который не имеет средств производства, зависит от владельцев средств производства, но его жизненные условия достаточно комфортные, поэтому он не будет стремиться к восстанию и революции. Далее появляется теория экономического развития и концепция зависимости, которая проецируется на страны Африки, Азии и Латинской Америки. Вместе с этим в США провозглашают концепцию первого, второго и третьего миров как промышленно развитых стран, частично развитых стран и развивающихся стран. Что на самом деле является ничем иным как открытой дискриминацией в мировом геополитическом масштабе! И проблема в том, что даже критики капиталистической системы и неолиберализма, которые относятся к Глобальному Востоку и Глобальному Югу, продолжают использовать эти термины. Вместо того, чтобы разработать адекватные теоретические модели и реализовывать их на практике. Это является свидетельством интеллектуальной и научной колонизации со стороны упомянутого самозваного первого мира в лице коллективного Запада.
Теперь мы возвращаемся к проблеме не узнавания, не понимания и неприятия, характерных для западного политического мышления, а через его распространение имеющую эффект и на всю мировую систему.
В качестве объяснения такой позиции Запада, претендующей на универсальность через его институты и так называемый "порядок, основанный на правилах", и с отсылкой к уже упоминаемой античности, я предлагаю использовать греческий термин паралла́кс (παράλλαξις – отклонение), который используется в астрономии. Говоря простыми словами, это изменение видимого положения объекта относительно удалённого фона в зависимости от положения наблюдателя. Иначе говоря, на один и тот же объект можно смотреть по разному и видеть его по разному. Подобный подход используется в политической теории фрейма, когда один и тот же объект или феномен можно представить и показать по разному, в зависимости от фокусировки, первичных данных и поставленной задачи. В индустрии СМИ подобный эффект при соответствующей режиссуре может использоваться для манипуляций на общественное мнение.
И данный эффект в международных отношениях предлагается называть геополитическим параллаксом. Поскольку нынешняя эпоха характеризуется переходом от однополярного мира к многополярному[7], эта трансформация дает дополнительное этимологическое обоснование (греческое слово παράλλαύις происходит от παραλλαγή, что значит "изменение, чередование").
Геополитический параллакс, в таком случае - это наблюдение за другим актором международных отношений через призму собственной стратегической культуры, а также показатели экономики, политики, демографии и военной мощи. Грэхам Аллисон оценивал взлет Китая именно с такой позиции, опираясь на теорию баланса сил и теорию реализма в международных отношениях. Поэтому его фобии имеют тенденцию передаваться и другим, которые аналогично оценивают рост могущества своих соседей или, наоборот, размышляют об их упадке. Это не ловушка Фукидида, это оптический эффект геополитического параллакса, который игнорирует Аллисон и ему подобные ученые.
Однако если мы объективно и ответственно подходим к анализу международной ситуации и пытаемся адекватно понять мотивацию и действия других акторов, мы обязательно должны учитывать геополитический параллакс, чтобы сделать необходимые корректировки и правильно оценивать как свою, так и чужую позиции и имеющийся потенциал.
Этимология термина параллакс вынуждает нас сделать еще одно замечание. Это временной контекст или то, что принято называть термином хронополитика. Поскольку политика любого государства находится в постоянном движении, здесь также важен фактор правильного восприятия действий другого актора. Подобно тому, как меняется положение объекта по отношению к общему фону и месту наблюдателя, различные скоростные режимы в государствах и политических объединениях свидетельствуют о том, что шкалу оценки и стандарты постоянно необходимо корректировать. Базы данных при существующих моделях анализа и методологиях быстро устаревают, тогда как остается полагаться лишь на прогнозирование тенденций, а не реальный курс действий многочисленных акторов международных отношений. И существующие международные договора и наличие института ООН не дают никаких гарантий, что объективно показал и кризис в Палестине.
Другим аспектом, связанным со временем, является само его восприятие. Согласно Аристотелю, существует определенное целеполагание, телеология, которая нас ведет по определенному пути. Правильно ли мы воспринимаем цели и этот путь? Что является подходящим критерием в этом отношении? Где место для прошлого, будущего и настоящего? И как воспринимать все это в целостности? Иногда заметен излишний оптимизм по поводу будущего, нередко можно встретить ретроградные мотивы о "золотом веке". Видится, что только целостный подход, включающий прошлое, настоящее и будущее, даст более правильное понимание цели. Иначе говоря, политическая стратегия, хоть и может иметь краткосрочные, среднесрочные и долгосрочные планы, но должна исходить из собственного позиционирования по отношению к вечности. И не в абстрактном смысле, а через согласование заботы о будущих поколениях.
Если у нас есть понимание эффекта геополитического параллакса, то следующий шаг - как преодолеть страх и ресентимант в международных отношениях? Очевидно, что это необходимо, поскольку любой мир, удерживаемый при помощи этих двух эмоций, будет недолговечным и хрупким.
Для достижения единства мировоззрения и политической эмпатии мы должны задуматься о том, как мы смотрим друг на друга, как мы видим и оцениваем поведение других, но себе подобных. Американский антрополог Уильям Самнер ввел термин "этноцентризм", подразумевая, что все общества делятся на "мы-группу" и "они-группу" - и этот тезис часто используется при анализе современных конфликтов. Вероятно, то что такая идея могла родиться в США, не было случайностью, и Хосе Марти нередко делал подобные выводы из своих наблюдений, находясь внутри этой страны.
Кардинально противоположной точкой зрения является позиция русского этнографа и путешественника Николая Миклухо-Маклая, который в полемике с европейскими учеными доказывал, что не существует худших и лучших народов. Миклухо-Маклай был первооткрывателем Новой Гвинеи и ввел метод «включённого наблюдения», то есть необходимости жизни среди народов, которые являются объектом исследования. Таким образом, исследователь становится частью общества, субъект как бы входит в объект.
При этом нужно помнить о законе темноты, который говорит о том, что нельзя на 100% понять изучаемый объект.
Вместе с этим речь не только о многообразии народов, но и политических систем, что делает задачу более сложной. Более того, некоторые политические системы являются агентами неолиберальной гегемонии, которая претендует на всемирное значение, и пытается достичь этого двумя способами. Один способ - это подавление и контроль, включая военные интервенции, что мы видим на примере вторжения США в Ирак. Второй способ - это достижение согласия, о котором говорил Антонио Грамши, и это согласие может достигаться опосредованно через культурные, идентификационные, идеологические и другие инструменты, в итоге, подводя к универсальной формуле распределения капитала и зависимости от надгосударственных институтов Бреттон-Вудского проекта.
Если следовать дихотомии однополярности гегемонии США и их сателлитов с одной стороны, и многополярности стран, выступающих за суверенное развитие с другой, мы придем к следующей схеме. Если неолиберальный порядок в своих действиях следует паре подавление-согласие, то в многополярном лагере работает пара согласие-несогласие. С одной стороны такое заявление выглядит парадоксальным. Однако, согласно диалектике Гегеля, по всей видимости, мы находимся сейчас в финальной фазе единства и борьбы противоположностей, где они (виды борьбы) сейчас наиболее проявлены в самых разных сферах и регионах. Поэтому такая парадоксальность не должна удивлять.
Если с неолиберальной однополярностью, в целом, есть достаточно четкое понимание причин критики такой модели, включая и западные теории, давайте более подробное рассмотрим пару согласие и несогласие по многополярной модели. Здесь согласие несколько отличается от исторического пакта, упоминаемого Грамши, а также неолиберального метода, и заключается в важности защиты собственного суверенитета и признании прав других стран на собственный уникальный путь развития и политического управления, которые опираются на культурные традиции этого народа или народов. Несогласие - это другая сторона этого согласия, когда мы не признаем неолиберальную модель в качестве путеводной звезды, и когда сохраняется консенсус в отношении взаимного уважения интересов и ценностей, при этом не обязательно их полностью разделять. Например, я как русский человек, исповедующий православное восточное христианство, не могу следовать догматам Ватикана, которых придерживаются люди католического вероисповедания, проживающие на Кубе и в странах Латинской Америки. Однако мы можем взаимодействовать в политических, культурных, научных и технических сферах для общего блага. Мы можем быть не согласны с традиционной общинной практикой принятия решений, такой как палавер в Африке или джирга у пуштунов Афганистана и Пакистана, когда эти методы предлагают практиковать нам. Но мы согласны, что они имеют право на существование в своей исторической среде и их трансформация или адаптация должны проходить органично, в согласии с нуждами обществ и вызовами эпохи.
Многополярное несогласие - это своего рода позитивная свобода, которая дает, с одной стороны, потенциал для творческого самовыражения, но и огромную ответственность с другой, включая рамки действий. А ответственность должна быть подкреплена знаниями. Поэтому решение нынешних недоразумений и конфликтов видится в радикальном изменении системы образования и принятии новой международно-правовой модели наряду с активной ролью незападных международных организаций и объединений, таких как БРИКС.
В качестве практического решения я хотел бы привести конкретный пример, который реализуется в России. На базе Российского государственного гуманитарного университета действует Высшая политическая школа, которая занимается реорганизацией комплекса гуманитарных наук. Этот учебно-научный центр создан по инициативе министерства науки и высшего образования и работает уже второй год на федеральном уровне.
Деятельность Высшей политической школы направлена на полное и всестороннее внедрение в системе высшего образования и науки основ государственной политики по сохранению и укреплению традиционных российских духовно-нравственных ценностей и концептуальное обоснование цивилизационной самобытности России.
Основными направлениями деятельности этого центра являются:
- разработка и реализация нового подхода (новой социогуманитарной парадигмы) в отечественном преподавании гуманитарных и общественных дисциплин с опорой на российскую цивилизационную идентичность и традиционные российские духовно-нравственные ценности;
- профессиональная переподготовка сотрудников образовательных организаций высшего образования, ответственных за проведение воспитательной работы и молодежной политики; Иными словами полученные наработки передаются коллегам по всей стране, где представители других университетов и академий на уровне ректоров и заместителей ректоров проходят переподготовку и повышение квалификации.
- научное и методологическое обеспечение деятельности по формированию гармонично развитой, патриотичной и социально ответственной личности на основе традиционных российских духовно-нравственных и культурно-исторических ценностей.
При этом при подготовке предложений по внедрению новых учебно-научных программ и методологий восполняются те лакуны, которые существовали из-за доминирования западноцентричной точки зрения в науках. Иными словами образовавшийся вакуум, который возникает при пересмотре и отказе от неолиберальной парадигмы, заполняется более качественно и всесторонне, изучается философская мысль и самобытный опыт стран Африки, Азии и Латинской Америки. Поэтому фокусировка не только на традиционных российских ценностях, но и на более глубоком познании мира. И я убежден, что это поможет преодолеть искажения, вызванные геополитическим параллаксом.
Опыт Высшей политической школы может быть полезен в других странах и масштабирован на международном уровне.
Безусловно, для более полной картины нужен анализ аналогичных примеров в других странах БРИКС и партнеров этого объединения. А затем - некий синтез лучших опытов, который мог бы применяться в глобальном масштабе. Гуманитарно-интеллектуальное сотрудничество должно иметь более глубокий характер, чем формальные договора и обмен мнениями. Санкции Запада против стран многополярного клуба - Кубы, Венесуэлы, России, Ирана, Корейской народной демократической республики, частично Китая, показывают, что однополярная гегемония заинтересована не только в экономическом подавлении, но и в исключении альтернативных мнений и теорий, чтобы все гуманитарные процессы канализировались через инструменты коллективного Запада, проходили там через определенные рамки и приручались капиталистической неолиберальной системой.
В том числе по этой причине нужна активизация наших совместных усилий. И данная площадка в Гаване, как и другие по всему миру, чрезвычайно важны для продвижения этой повестки. Как говорил Фидель Кастро: "мы будем продолжать собираться вместе, мы будем продолжать бороться, мы будем продолжать провозглашать миру наши истины".[8]
В заключение хотел бы отметить, что нам понятна озабоченность правительства и народа Кубы по поводу действий США - как на протяжении истории борьбы за независимость и после победы Кубинской Революции, так и в свете последних событий. В призме геополитического параллакса эта страна является огромным гигантом, который нависает над Кубой и пытается затенить других акторов международных отношений. Однако не забывайте, что в другой части мира есть не менее гигантская страна - ваш друг и партнер, и вместе мы можем сделать многое для восстановления мира. Как сказал Фидель Кастро в этом же здании на закрытии всемирной конференции диалога цивилизаций 20 марта 2005 г. в отношении России - "мы все должны объединиться, вести диалог защитников цивилизации".[9]
Примечания:
1 Seyd Muhammad NAquib al-Attas. Prolegomena to the Metaphysics of Islam. Kuala Lumour: ISTAC, 1995.
2 Jean-Claude Milner. Constats. Paris: Verdier, 1999.
3 Muqtedar Khan and Isa Haskologlu. Fear as Driver of International Relations, E-IR, Sep 2 2020.
4 Graham Allison. Destined for War: Can America and China Escape Thucydides’s Trap? Houghton Mifflin Harcourt, 2017.
5 Gordon S. Wood. The Idea of Anerica. Reflections on the Birth of the United States. NY: The Penguin Press, 2011. Р. 406.
6 Rene Girard. Achever Clausewitz. Entretiens avec Benoit Chantre. Carnets Nord, 2007. P. 125.
7 Leonid Savin. Ordo Pluriversalis: The End Of Pax Americana And The Rise Of Multipolarity. London: Black House Publishing, 2020.
8 Fidel ante los Problemas del Mundo Contemporaneo. Discursos de Fidel Castro Ruz: 1959-2016. Centro Fidel Castro Ruz/Manu Pineda. La Habana: Atrapasuenos, 2023. P. 429.
9 Fidel ante los Problemas del Mundo Contemporaneo. Discursos de Fidel Castro Ruz: 1959-2016. Centro Fidel Castro Ruz/Manu Pineda. La Habana: Atrapasuenos, 2023. p. 699.
Публикация: Katehon
