На Смоленском кладбище Санкт-Петербурга есть братская могила с надгробным памятником из серого гранита, где выбита надпись «Здесь похоронены погибшие в блокаду в 1942 году профессора Академии художеств». И ниже перечислено около десяти имён. Среди них имя Ивана Яковлевича Билибина, выдающегося русского художника, умершего ровно 75 лет назад в блокадном Ленинграде. О возвращении на Родину в 1936 году, о деятельности Ивана Билибина в СССР и его последних днях в блокадном убежище – подвалах Академии художеств, мы поговорили с искусствоведом, кандидатом наук, профессором кафедры истории зарубежного искусства Института им И.Е. Репина Российской Академии художеств Татьяной Филипповной Верижниковой.
«ЗАВТРА». Всю жизнь Иван Яковлевич с научной добросовестностью собирал драгоценные фрагменты русской народной культуры: создавал образы былин и сказок, исследовал и преображал предметы отечественной истории (костюма, оружия, архитектуры). Если знать о его непростой судьбе, о знаменательном возвращении на Родину, каково значение Ивана Билибина для России, для русского сознания?
Татьяна ВЕРИЖНИКОВА. Иван Билибин – составная часть отечественного художественно-культурного менталитета. И дело здесь не столько в стиле Билибина (стилю можно успешно подражать), а в ощущении неразрывного единства с русской землёй. Этот импульс художник чувствует сквозь тысячелетия, сквозь эпохи, умеет видеть, что хранится и произрастает в культурном пласте. Без сомнения, Иван Яковлевич из плеяды больших национальных художников России, различных по творческому регистру, по атмосфере своего искусства, однако равных по ощущению святой, духовной принадлежности к Родине.
Билибин многогранен и малоизучен. Он –великий мастер искусства книги. И основной его принцип – глубина постижения мира книги, блистательная интерпретация литературного материала для создания образа, поразительный профессионализм во всех областях художественного творчества (театрально-декорационное искусство, графика, живопись). К сожалению, в тени Билибина-художника остаётся Билибин – теоретик искусства, Билибин-историк. Художник, пишущий об искусстве, – необычайно редкое явление, а статьи Ивана Яковлевича о народном творчестве Русского Севера, об архитектуре, о русской одежде уникальны в своём роде. Немногим известно, что Билибин ещё и мастер художественной фотографии. Словом, несмотря на высокий интерес к творчеству Билибина, оно ещё очень перспективно для исследователей.
«ЗАВТРА». Иван Яковлевич известен как художник Серебряного века, творчество которого ассоциируется, прежде всего, с дореволюционной Россией. Его принадлежность к «Миру искусства», его ранние иллюстрации сказок, путешествия в Вологодскую, Архангельскую, Олонецкую губернии – все это было до 1917 года. Далее его биография переменчива, временами даже трагична. Не могли бы вы рассказать об эмиграции Билибина, его жизни за границей?
Татьяна ВЕРИЖНИКОВА. Как говорил Иван Яковлевич: рок или судьба унесли его из России… Следуя своей традиции, осенью 1917 года он уехал отдыхать в любимый Крым, где у него был благословленный приют в скромном рыбацком доме. Но исторические события развернулись так, что он не смог вернуться в Россию, остался в Крыму, где претерпел все тяжести политической и социальной жизни того времени. Спустя некотороевремя с волной русских беженцев он очутился в Египте, где надолго оказался в карантине. Из концентрационного лагеря (концентрационного в хорошем смысле, поскольку там оказывались необходимые медицинские и жизненные услуги) он сумел выбраться в Каир, где, к счастью, продолжил заниматься профессиональной деятельностью. Его работы были известны и в арабском, и в европейском Египте.
В конце 20-х годов Билибин из Каира перебирается в Париж. И, как свидетельствовали его современники, он не бедствовал там. В Париже сразу снял мастерскую на бульваре Пастер, в которой разместились и профессиональная студия, и квартира. На рубеже 1920-30-х гг. он пользовался большим успехом, был востребован и как мастер книги, и как театральный художник в антрепризах Дягилева. Вообще Билибин много работал, говорил про себя: «Я раб труда, но это прекрасное рабство, название ему – творчество».
«ЗАВТРА». Иван Билибин был одной из крупнейших фигур русской эмиграции в Париже, олицетворением «матушки Руси» для многих покинувших СССР. Его работа за рубежом была интенсивна, он не оставался без заказов. Откуда возникло решение вернуться на Родину, несмотря на недовольство в эмигрантских кругах, неприятие, угрозы, выгодные предложения переехать в Чехословакию, в Канаду? Для него весь мир был открыт, а он выбрал Советскую Россию.
Татьяна ВЕРИЖНИКОВА. В середине 30-х годов наметился перелом в жизни и в мироощущении художника. Из его переписки хорошо видно, что он был недоволен существующим положением во Франции. Возможно, его недовольство было связано с большой зависимостью от минутных заказов, возможно, с непростыми отношениями с заказчиками. Многие издательства стали просить, чтобы он изменил свою фамилию на французский лад или даже поменял её на другую, французскую фамилию.
В конце концов, перед Иваном Яковлевичем встал вопрос: или он остаётся в лоне французской жизни уже как гражданин Франции, либо порывает с этой страной... Билибин не был взбалмошным, импульсивным человеком, все его действия и поступки были результатом глубокого осмысления личных задач и возможностей. Поэтому когда в 1935 году художник вступает в контакт с представителями русского посольства во Франции, это не кажется удивительным. Вскоре ему приходит крупный заказ на выполнение большого монументального панно на тему «Пахарь-богатырь Микула Селянинович» для здания советского представительства. В этом же году он пишет письмо-обращение к директору советской Академии художеств Исааку Израилевичу Бродскому, где говорит о том, что хотел бы вернуться и работать в СССР.
«ЗАВТРА». В своих автобиографических записках Иван Яковлевич писал: «Несмотря на громадный интерес жизни в Париже, в мировом центре искусства мне больше всего не хватало моей страны». И вот возвращение в СССР, уже в новую, советскую Россию, в сталинскую Русь. Как всё произошло?
Татьяна ВЕРИЖНИКОВА. Это было мужественное решение. Невозможно было гарантировать, даже при всём значении Билибина, что по возвращении на Родину его жизнь будет абсолютно безмятежной, и он будет пребывать исключительно в лоне привычного ему бытия, работы, творчества. По воспоминаниям И.И. Мозалевского, они с Билибиным обменялись юмористическими стихотворениями на отъезд на Родину. Иван Яковлевич назвал своё стихотворение-оду «Нечто охотничье или натуралистическое» и в шутливой форме описал весь свой эмигрантский путь:
«Когда внезапная опасность испугает
Зайчишку серого в убежище его,
То, выскочив стремглав, он вихрем удирает
Куда глаза глядят, не помня ничего.
…Но происходит вдруг престранное явление:
Бежал не прямо он, а описал он круг.
…А дома зайца ждёт, быть может, и покой, а может, и могила».
С таким философским, я бы даже сказала,– стоическим восприятием судьбы он отправляется в путь. Иван Яковлевич тщательно собирался домой, упаковывал вещи, прежде всего, ящики книг и художественные принадлежности. Он говорил, что «без книг для меня нет жизни, книги – это моя жизнь». Кстати, Билибин очень активно использовал свою библиотеку в педагогической деятельности. Сохранилось воспоминание о том, что он всегда появлялся в академической ленинградской мастерской книжной графики с видавшим видом портфелем, перевязанным бечёвкой, в котором тащил ученикам кучу книг из своей библиотеки, стремясь каждому дать то, что ему нужно по его теме, объяснить, как ею пользоваться, как извлечь необходимый материал. При этом единственная его просьба была к студентам – не перекладывать листы бутербродами, а употреблять другие закладки…
«ЗАВТРА». Художник посвятил всю свою жизнь книгам, однако он обладал особенной, футурологической интуицией. И.А. Бродский вспоминает, как в начале января 1942 года Иван Яковлевич пришёл к нему, чтобы подарить фотоаппарат«Лейка». Он предчувствовал свою болезнь и хотел, чтобы Бродский продолжал фотографировать, стал фото-летописцем. «Учтите, - заметил Иван Билибин, – через сто лет человечество не будет иметь времени для чтения. А фотографии, уверен, люди всегда будут смотреть с интересом». Не кажется ли вам, что это понимание динамики развития человечестваи приоритетности фотографии в этом контексте, как мы видим это в 2017 году, особенно поразительно?
Татьяна ВЕРИЖНИКОВА. Иван Яковлевич был талантливым фотографом. И, конечно, он привёз с собой в Россию и фотоаппарат, и коллекции фотографических снимков, которые делал на протяжении жизни. Часть этих снимков, сделанных в Египте, он подарил в фонд Академии для практических занятий с будущими студентами. В комплексе фотографий Билибина можно выделить несколько жанровых групп: этнографическая фотография, архитектурная фотография, фотография произведений искусства, фотография собственных живописных и графических произведений, видовая фотография и фотопортрет. Шесть этих видов-жанров всегда сосуществовали одновременно в творчестве Билибина-фотографа, невзирая на смену временных и географических обстоятельств его жизни. И в Тверской губернии, и на Русском Севере, и в Крыму, Египте, Сирии, Палестине, и во Франции, Бретани, Провансе, а затем на Кавказе, и опять в Крыму он не расставался с камерой. Иногда фотографии служили художнику вспомогательным материалом – этнографическим, архитектурным, видовым. Иногда – визуальным архивом собственных произведений. Иногда создавались с целью последующего их использования в учебных, образовательных целях. Коллекция фотографий, созданных Билибиным, поражает широтой и глубиной видения мира и как явление в области художественной фотографии ещё ждёт своих исследователей.
«ЗАВТРА». В Советском Союзе Иван Яковлевич оказался чрезвычайно востребован. Все его ипостаси как художника нашли себе применение: это и педагогическая деятельность, и книжные иллюстрации, и работа в театре. Мы с вами беседуем в здании Российской Академии художеств – расскажите, пожалуйста, о Билибине-преподавателе.
Татьяна ВЕРИЖНИКОВА. Иван Яковлевич приехал в Ленинград в середине сентября 1936 года в качестве профессора графики, а Академия начинала занятия с 1-го октября. Воспоминания учеников живо доносят царившую на занятиях атмосферу. Например, И.И. Ершов характеризует Ивана Яковлевича как «несказочного». Перед студентами был современный, элегантный, по последней моде одетый, ухоженный человек, хорошо подстриженный, с бабочкой вместо галстука. И преподавание его заключалось в том, что он стремился привить необычайно высокую требовательность к пониманию культуры книги как единого целого организма. Сам Иван Яковлевич прошёл этот этап ещё в начале ХХ века под влиянием общеевропейских тенденций возрождения искусства книги: реформы Уильяма Морриса и его окружения, культа прекрасной книги.
Студенты любили его. Он ценил подготовительную работу к иллюстрированию, знание материалов: исторических, этнографических, художественных, на основе которых вырабатывался собственный иллюстративный стиль. В частности, он говорил, что шрифт, каждая его буква – это портрет, несущий в себе образную сущность этого звука. Все шрифты Ивана Яковлевича Билибина– рисованные. И все шрифты, создаваемые в его мастерской, – это также рисованные шрифты, хотя они выдерживают любую типографику.
«ЗАВТРА». Известно, что на совете факультета, обращаясь к своим коллегам в 1936 году, Иван Яковлевич сказал: «Вы, верно, думаете, что Билибин приехал умирать на родной земле?! А я приехал работать!». Давайте попробуем подробно поговорить, что было сделано за пять лет жизни в СССР, помимо преподавательской деятельности, ведь художник проделал огромную творческую работу.
Татьяна ВЕРИЖНИКОВА. Во-первых, он создал новое оформление для оперы «Сказка о царе Салтане». Со стороны Кировского театра это было довольно смелое решение, потому что уже существовали декорации Константина Коровина. Билибин предложил новую концепцию сценографии для советского музыкального театра, меняющую пространство театральных декораций. Он много и требовательно работал над этой постановкой, возражая против предложений режиссера и постановщика, предлагавших преувеличить гротеск и сатирическое начало в образе царя Салтана. Труд продолжался и днём, и ночью, а на упрёки супруги Александры Васильевны художник отвечал: «Не мешай мне. Я сейчас работаю для своего народа, вместе с Пушкиным и Римским-Корсаковым».
Параллельно Билибин занимался и книжной графикой. Это знаменитое издание «Сказки о купце Калашникове», серия иллюстраций к русским былинам. В иллюстративном цикле былин Иван Яковлевич достигмасштаба героического звучания, монументальности и чувства русского национального духа.
Перед войной Билибин работал над эскизами для постановки «Князя Игоря» в Львовском театре оперы и балета. Готовился к созданию костюмов и декораций для «Ивана Грозного» от Эйзенштейна. Он с радостью согласился на эту работу, но 21-е июня 1941 года всё изменило.
«ЗАВТРА». Пребывание Ивана Яковлевича в Ленинграде в 1941-1942 гг. стало легендарным. Ему неоднократно предлагали эвакуироваться, но он неизменно отвечал: «Из осаждённых крепостей не бегут, их защищают». В каких условиях жила семья Билибиных? Что это за подвал в Академии художеств?
Татьяна ВЕРИЖНИКОВА.У Билибина были планы – как всегда, в сентябре поехать в Крым и хотя бы месяц отдохнуть. Но как раз в сентябре 1941 года начались бомбёжки Ленинграда и появились первые признаки голода. Академия продолжала работать, студенты (за исключением добровольцев) ходили на занятия. И к ноябрю– началу декабря 1941 года стало очевидно, что нормальная жизнь невозможна. Необходимо было мужество и силы, чтобы остаться человеком, выжить и сохранить то духовное и интеллектуальное достояние, которое является основой культуры. Это было тяжело сделать. Поэтому руководство Академии и профессорско-преподавательский состав приняли решение переселиться в подвалы Академии художеств, где был организован стационар и бомбоубежище. Подвалы Академии – целый подземный город с гигантскими старинными сводами. Та часть подвала, где жили ведущие педагоги Академии, называлась «профессорский дот». Жили они там в очень суровой обстановке, практически не раздеваясь, впроголодь. В «профессорском доте» жила и супруга Ивана Яковлевича, Александра Васильевна Щекотихина-Потоцкая.
«ЗАВТРА». Как проходили последние дни в блокадном Ленинграде, когда Иван Яковлевич уже ослаб и заболел? Нет ли какой-то параллели между той сказочной Русью, которую он создал, и жуткой реальностью, которая его настигла в 1942 году? Ведь никакой кукольности, никакой декоративности в Великой Отечественной войне не было. Но эта война возродила ту монументальную мощность и духовность, то национальное, что Билибин изображал в былинах.
Татьяна ВЕРИЖНИКОВА. Положение, в котором оказался Иван Яковлевич, было тяжёлое. В январе 1942 года он всё больше и больше слабел. Он почти не покидал кровати, не хотел есть. 6 февраля Иосиф Анатольевич Бродский навестил Билибина. Описывает он его как очень похудевшего, с тёмным лицом, с горящими чёрными глазами. Бродский принёс и оставил у него на тумбочке какую-то снедь. Но Иван Яковлевич к еде не притронулся.
Они договорились встретиться 9 февраля. Но 8-го позвонили и сказали, что Ивана Яковлевича не стало. Жизнь его оборвалась, организовать похороны было трудно. Специальная бригада, созданная из оставшихся студентов, похоронила Билибина на Смоленском кладбище в братской могиле с другими профессорами, разделявшими с ним «профессорский дот». Без сомнения, война и смерть в блокаду обнажили монументальный и цельный характер художника. И его стихотворная ода на новый 1942 год, прозвучавшая в новогоднюю ночь в подвале Академии художеств, подтверждает это:
На 1942 год. Ода
Когда во дни суровой бури
Исходит кровью род людской,
Когда стал чёрным цвет лазури,
Когда и гром, и свист, и вой
Переполняют всю вселенну,
И потрясенну, и смятенну
Стеченьем горя и невзгод,
Смертей, увечий и стенаний, —
Встречаем мы наш Новый год.
Когда презренные тевтоны,
Как гнусный тать в полнощный час,
Поправ законные препоны,
Внезапно ринулись на нас;
Когда вверху стальные враны,
Бесчисленны аэропланы,
Парят, грохочут и гудят;
Бросают смертоносны бомбы;
О, сколь несчётны гекатомбы
Зиянья на земле таят!
Когда приходит час желанный,
Когда неутомимый враг,
Замедлил вдруг свой натиск бранный,
Остановил железный шаг;
Когда стеной непроходимой
Со всех концов Земли родимой
Восстал Российский наш народ;
Когда, как каменны колоссы,
Вздымаются победны Россы,
Встречаем мы наш Новый год!
Герои! Сыновья Отчизны,
За Вас, за наших славных пьём!
И пусть тевтоны правят тризны,
За них не мы слезу прольём!
Для нас и слава, и победы,
Для них — позорища и беды!
И долгий стыд, и долгий срам...
А вы, как древние герои
Эллады, Рима или Трои,
К своим вернётесь очагам.
Проходят дни, проходят годы;
Иссякнет сей кровавый пир,
Грядёт весна, пройдут невзгоды,
И снова улыбнётся мир.
И, пылью времени покрыты,
Невзгоды будут не забыты,
Но будут в памяти как сон,
Как неко сонное стенанье,
Как заглушённое рыданье
И как какой-то смутный стон...
И мы, что в этом подземелье
Уж много месяцев сидим,
Мы снедью и питьём в веселье
Себе за глад сей воздадим!
Мы голодны! И наши крохи
Малы сейчас, как неки блохи!
Но час пройдёт, и будет пир!
Мы будем есть неугомонно!
Без перерыва, непреклонно!
И пить, и петь, и славить мир!
И тост второй провозглашаем:
За Академию мы пьём!
Стакан мы дружно осушаем;
А третий — мы тогда нальём,
Когда мы вложим длани в длани
Тем, кто вернётся с поля брани,
Кого сейчас среди нас нет,
Но в мыслях пребывает с нами!
И то, что было, — станет снами,
А то, что будет, — будет свет!
«ЗАВТРА». Татьяна Филипповна, вы автор-составитель прекрасной книги «Иван Билибин», изданной не так давно– в 2011 году. Планируете ли вы продолжить исследование творчества и жизни Билибина? Будут ли новые книги?
Татьяна ВЕРИЖНИКОВА.Да, всё последнее время я была занята работой над новой книгой об этом художнике. Жизнь Билибина-человека во всём величии, значительности, обаянии его личности и, одновременно, трагических коллизиях, обнажающих противоречивые чувства, эмоции, поступки, всё ещё скрывается в тени Билибина-художника, создавшего завораживающий, фантасмагорический, сказочный мир. И мой замысел – спроецировать стремительное, пленительное, прихотливое течение его творчества на богатую событиями, многотканную канву жизни, увидеть их неминуемый, иногда роковой синтез– удивительное явление русской культуры.
Рукопись закончена. В ней содержатся новые архивные, эпистолярные и изобразительные материалы. Осталось самое трудное: договориться с издательством, готовым опубликовать этот труд. Думаю, что новое издание также найдёт своего читателя.
Беседу вёл Андрей ФЕФЕЛОВ