Мы титаны, мы гении, мы печальны. Михаил Плетнев, художественный руководитель и главный дирижер Российского национального оркестра (РНО) — дает в Москве цикл концертов, едва "унылая пора" вступает в силу. Так принято по умолчанию. Вот и настоящий филармонический сезон открыт в Москве маэстро Плетневым. С 6 по 23 сентября 2013 года в Концертном зале имени Чайковского прошел V Большой фестиваль РНО. В программе — произведения Брамса, Рахманинова, Массне, Равеля, Малера, Хачатуряна — оркестр отметил 110-летие композитора. К участию в фестивале приглашены: пианистка-виртуоз Элен Гримо (Франция), играющая на скрипке Страдивари Изабель Фауст (Германия), канадская дива Миша Брюггеросман, звезды мировой оперы Анита Хартинг (сопрано, Румыния) и Бернарда Финк (меццо-сопрано, Аргентина), оркестр Гидона Кремера "Кремерата Балтика", величайшие русские хоры — Московский камерный под управлением Владимира Минина, хор Академии хорового искусства имени Виктора Попова… Приглашены дирижеры-харизматики Миша Дамев (Швейцария), Хориа Андрееску (Румыния), Ален Альтиноглу (Франция)… Такое ощущение: Михаил Плетнев, за всем этим списком из искрящихся звездных имен, участников престижнейших фестивалей, страстно желал одного. Остаться в тени чужой славы, чужого безудержного успеха в тот вечер, когда, в рамках фестиваля, он сам сядет за рояль. Надо ли говорить, что ожидание Плетнева за роялем стало интригой V Большого фестиваля РНО. Шесть лет маэстро хранил "молчание".
Ожидание — уже музыка. Увертюра из воспоминаний. И трудно не перенестись было в лет десять назад. Были ли тогда Большие фестивали РНО? Только вот несколько лет подряд РНО давал концерты в Большом зале консерватории.
Очарованьем оказывалось тогда собеседование, что вели между собой дирижер и оркестр, оркестр и стены консерватории за давностью времени в трещинах, как "Джоконда" в кракелюрах. То было "священным собеседованием", окутанным мистикой поэзии. Проблеском истины, не расслышать, пропустить которую казалось дурной приметой. Еще долго после концерта потоки света музыки чертили узоры на черном небе. До утра можно было сидеть за столиком консерваторской "Кофемании", наблюдать через бокал вина, цвета кремлевских звезд, парение листьев. Они кружили, как кружат, танцуют в небе журавли, прежде чем выстроиться в прощальный клин. И снова и снова мучительно пьянеть от воздуха, пропитанного терпким ароматом бархоток и звучанием композиции "Октябрь" из "Времен года" Чайковского в исполнении Михаила Плетнева… с хрустальными, как слеза, звуками… паузами, в элегии, меланхолии которых застыла вся непостижимость красоты… И уже не понять: красоты абстракций музыки? поры увядания?.. И мысленно перенестись в осенний дом Чайковского в Клину… И снова, и снова убедиться: Михаил Плетнев. Титан. Гений. Печальный.
Российский национальный оркестр — оркестр особенный. И даже не потому, что во главе его стоит Михаил Плетнев. И даже не потому, что оркестр — в десятке лучших симфонических оркестров мира. Особенный — по праву рождения. Смерч пронесся в 90-е годы по России. И музыка навсегда покинула земли. Разве что доносились, время от времени, стоны с модного Запада от модных музыкантов российских. "Этот стон у нас песней зовется": как бил жестоко по рукам советский тоталитаризм, раны теперь залечивать приходится в швейцарских Альпах. И вот в эти 90-е годы, годы исхода "творческой интеллигенции" в сторону статуи Свободы, Михаил Плетнев создает в брошенной на откуп Москве оркестр. Пианист немеркнущей славы, кто выступал с оркестрами под управлением выдающихся дирижеров Владимира Федосеева, Зубина Меты, Клаудио Аббадо — встает за дирижерский пульт. Оркестр дает гастроли по всему миру, и снова, как о птице фениксе, заговорили через губу о престиже русского исполнительского искусства…
Вершиной V Большого фестиваля РНО называют ораторию "Мария Магдалина" Массне. Апофеозом — Концертную фантазию для фортепиано с оркестром Чайковского. Чайковский — сокровенный сердцу Плетнева композитор. Маэстро признавался в интервью: "Я чувствую музыку Чайковского, как будто сам ее написал. И еще я испытываю гордость, что принадлежу к русской нации, ибо в музыке Чайковского выражено величие былой России, величие русской души…" Критика, верно, не раз заявляла ноту протеста: пианист позволяет в интерпретации непозволительные вольности. Тема "Чайковский—Плетнев" оказывалась предметом научно-исследовательских изысканий, докторских диссертаций. Вывод: Плетнев и вправду исполняет Чайковского так, словно бы сам эту музыку написал. Так вот, выбор маэстро оратории Массне для V Большого фестиваля РНО — тоже не без подмигивания Чайковского.
Оратория — священная драма. В основе оратории "Мария Магдалина" (для хора, оркестра и солистов) лежит книга Эрнеста Ренана "Жизнь Иисуса" с ее библейскими сюжетами. Факт, что вознес дар композитора к величию, а само сочинение — к замалчиванию. "Еще ни разу наша новая школа не создавала ничего подобного, — не скрывал восторга Жорж Бизе. — Массне заткнет нас за пояс…" Однако далеко не всем верующим была и остается приемлемой художественная реконструкция Ренаном жизни Христа. Как бы то ни было, 11 апреля 1873 года в Париже, в театре Одеон, состоялась премьера. Она принесла композитору первый громкий успех. Верно, нашлись сметливые умы, что успех этот быстро приписали участию Полины Виардо (нечужое имя для русского человека). И хотя признанная французская примадонна к тому времени уже простилась со сценой, звание "одна из величайших артисток прошлой и современной истории музыки" способно ослепить каждого, кто к нему приблизится. Музыка Массне полна прекрасных мелодий, и первая среди равных — мелодии партии Марии Магдалины. Страстные, смиренные, полные женственности, самоотречения. Веры. Мария Магдалина стала первой в галерее женских образов Массне, которого назовут позднее "поэтом женской души". Музыку Массне высоко ценил Чайковский; подчас досада разбирала даже: "что-то родственное с собою чувствую"! Массне, в свою очередь, преклонялся перед гением Чайковского. Как-то, будучи в имении фон Мекк в Браилово, Петр Ильич наткнулся в библиотеке на клавир и партитуру "Марии Магдалины". Его глаза увлажнились. Под впечатлением от оратории Чайковский написал романс "Горними тихо летела душа небесами" на стихи Алексея Толстого.
10 сентября 2013 года премьера оратории "Мария Магдалина" состоялась в Москве. Концертный зал имени Чайковского уж полон. Российский национальный оркестр занял сцену, на подмостки поднялись артисты Камерного хора. Минуты три-четыре прошло после объявления "дирижер — Михаил Плетнев" и выходом Плетнева на сцену. Маэстро проходит среди начищенных до блеска труб, сверкающих лаком виолончелей и скрипок. Неулыбчивый, сосредоточенный, закрытый; взор потуплен долу.
Если отвлечься от светскости происходящего, можно было бы подумать: монах! и черный френч, застегнутый на все пуговицы, — ряса. Плетнев поднимается на дирижерский подиум… И вот он, заветный взмах руки… что берет в единение музыку вселенной: оркестра, хора, солистов.
Контрасты густых насыщенных звучаний, щедрость тембровой палитры голосов рисуют рельефы художественного полотна. Вот — ворота Магдалы, толпа ожидает прибытия странствующего проповедника, вот — дом блудницы и ее сестры Марфы на фоне послеполуденного, как медь, солнца… Какой-то благодатный, светлый образ проносится и манит, манит за собой…
Грезы охватывают уже всю душу безоглядно, и реальность сцены, зрительного зала под приглушенным освещением истаивает зажженной свечой пред образами. Пустынные холмы в золотых одеждах из бархата. В этих таинственных мерцаниях золота ты следуешь, как заколдованный, за звучанием музыки, за Марией в сад Иосифа Аримафейского… и словно Иисус Христос является воскресший не перед Марией, а перед твоей, твоей собственной, измученной терзаниями, нестроениями душой… От удара страшной силы (tutti fffff) приходишь в сознание. Раскатами грома звучит молитва чудная "Отче наш…" подхватывается и уносится под потолок серебряными голосами… Есть такая картина Рафаэля, называется "Святая Цецилия". В окружении святых Иоанна Евангелиста, Павла, Августина и Марии Магдалины она стоит, ослепленная хором поющих ангелов и вся во власти гармонии прислушивается к божественным звукам. Святую Цецилию называют покровительницей музыки. И маэстро Плетнева.
…Овации, аплодисменты публики готовы разнести стены Концертного зала, маэстро Плетнев, такой уязвимо открытый за дирижерским пультом, снова погружается в то особенное состояние, при котором весь внешний мир в известной степени — безразличен.
День 20 сентября 2013 года. Явление — неожиданное и фантастическое в своей естественности — Михаил Плетнев за роялем. Маэстро способен заворожить зрителя, еще не прикоснувшись к инструменту. Какая-то магия предшествует действию. Вот Михаил Плетнев подошел к инструменту, вот присел на банкетку, что-то не понравилось, он встал, поднял банкетку повыше, попробовал педаль…. Должно быть, рояль Плетнева — специальный, с клавишами из каких-то специальных материалов. Только такой способен на безжалостность: бросать в котёл то с мертвой (piano), то с живой (forte) водой. Плетнев чуть откидывается, руки безжизненно падают вдоль тела…Пауза… И снова руки пианиста стремглав накидываются на клавиши, и, словно огнем, обжигает публику. Священным. Наверное, следовало бы говорить о пианизме Плетнева так: "безупречная чистота отделки", "благородная ясность", "глубина эмоций". Но что значат все эти дефиниции, когда маэстро за роялем просто Концертной фантазией Чайковского размышляет, просто говорит Концертной фантазией Чайковского, просто Концертной фантазией Чайковского дышит… Как музыкант не от мира сего… Российский национальный оркестр, охваченный единым порывом, подхватывает каденции, с чем-то не соглашается, спорит (можно лишь догадываться о дрожи в коленях дирижера Алена Антиноглу) и всю душу вкладывает в разговор Плетнева. С небесами.
И снова — овации. И снова — стена отчуждения между залом и маэстро… "Сколько я не договорил с вами! Даже ничего не сказал из того, что хотел. Я наслаждался. И это мое последнее пребывание в Москве останется для меня одним из лучших воспоминаний. Я никогда не получал такой дорогой для меня награды за мои литературные труды, как этот чудный вечер". Сомнений нет сегодня, граф Толстой написал это письмо Петру Ильичу Чайковскому, и в будущее — Михаилу Плетневу. Титану. Гению печали. Русской.
