Второй тур президентских выборов во Франции завершился на первый взгляд без сюрпризов – действующий президент Макрон одержал победу над своей соперницей Марин Ле Пен. Точные цифры станут ясны в течение недели, но первый официально объявленный результат едва ли будет сильно от них отличаться: 58% у Макрона и 42% у Ле Пен. Марин, как подобает послушному активу Елисейского дворца, тут же признала своё поражение, напоследок промямлив что-то про победу для её политического движения. Две недели назад мы писали о том, как потомственная евробюрократка рядится в одежды французской националистки для консолидации правых протестных настроений – они благодаря мудрому руководству Макрона захватывают всё больше французских умов – и умело сливает весь потенциал в пустоту. Итог выборов показал не только верность председательницы "Национального объединения" этому нехитрому плану, но и куда более занятные вещи. Для понимания этого нужно смотреть не на проценты, которые набрали кандидаты, а на количество граждан Франции, принявших участие в выборах 24 апреля.
Явка на главное событие политической жизни Франции составила около 72%. Статистика показывает, что это на 4-5% ниже, чем было во втором туре на прошлых выборах в 2017 году и ниже, чем в первом туре этих выборов. Куда важнее статистического отрыва в считанные проценты общая потеря интереса к голосованию. Две недели, прошедшие между турами, не наблюдалось ни особенных медиаистерик, ни громких кампаний, принуждавших людей сломя голову бежать на участки. С одной стороны, причиной этой умеренности на внутрифранцузском фронте стала беззубость Ле Пен – о том, что кандидатка не представляет серьёзной угрозы для Макрона, говорили ещё перед первым туром. С другой – событийный фон не предполагал слишком серьёзной концентрации на выборах. Во французскую прессу шло всё – рассказы про «зверства» российских наёмников в Мали, рассказы про «зверства» российских солдат в Мариуполе, рассказы про зверства немцев в отношении женщин и обсуждения того, как "ПСЖ" вернул себе титул чемпиона страны по футболу – тоже, надо думать, не без зверств. Ле Пен попала за это время лишь в один скандал, но его масштаб и скудное освещение не шли ни в какое сравнение с воем французской прессы, предшествовавшим второму туру в 2017 году. На минувшей неделе прокуратура Франции очень вовремя обнаружила в отчёте Европейского бюро по борьбе с мошенничеством, присланном французам в середине марта, сведения о том, что Марин, её отец Жан-Мари, её муж Луи Альо и бывший вице-президент её партии Бруно Гальниш, будучи членами Европарламента с 2004 по 2017 годы украли 617 тысяч евро. Это расследование, всплывшее настолько к спеху, стало долгожданным сиквелом аналогичного расследования из 2017-го – тогда почти всё тех же людей обвинили в найме фиктивных помощников депутатов ради финансирования "Национального фронта". То расследование забылось сразу после поражения Ле Пен, как забылось и новое расследование. Не сказать, что оно нанесло Марин непоправимый репутационный урон или решило исход выборов – такую ленивую попытку Брюсселя повлиять на ход выборов оценил разве что правый мейнстрим, чьи публицисты восприняли это как желание затопить Ле Пен.
Дебаты, прошедшие 20 апреля, не преподнесли никаких сюрпризов. Ле Пен всё так же плоха в публичных выступлениях, Макрон всё так же держится уверенно и телезрители всё так же отдают победу, не смотря на суть высказываний. Предпочтение Макрону отдали 56% зрителей – в 2017 он победил на дебатах с 72% рейтинга. Разговор шёл об экономике, о сельском хозяйстве, о рыболовстве, словом, поговорили обо всём, кроме того, что важно. Споры о внешней политике не затронули катастрофу на африканском фронте и показательный «кидок» со стороны Британии и США, а свелись к скучным и приевшимся обвинениям в работе на Кремль. Так Макрон стал агентом Путина из-за постоянных звонков ему, а Ле Пен – из-за взятия кредита на 9 миллионов евро в российском (на самом деле, в российско-чешском) банке. Ле Пен вяло заигрывала с противниками зелёной энергетики – она призвала отказаться от ветряных электростанций, но тут же почему-то призвала вместо них сконцентрироваться на технологиях «зелёного водорода». Много говорили об ахиллесовой пяте самопровозглашённого Юпитера – пенсионной реформе, предполагающей постепенное повышение пенсионного возраста французов до 65 лет. Говорили о протекционистских практиках в торговле, о социальных пособиях, о парниковых выбросах – словом, чего только не обсудили за 3 часа разговоров. Не договорились ни до чего. Публика, если верить соцсетям, посчитала Макрона высокомерным и хамоватым – он постоянно подпирал подбородок рукой и без нужды повышал голос. Ле Пен вместе с этим была признана менее убедительной и уверенной, чем её оппонент.
После оглашения «неожиданных» итогов голосования в правоцентристской прессе по всей Европе начались увлекательные соревнования по поиску оправданий в случившемся. Кто-то сказал, что у Ле Пен украли победу административным мухлежом на местах, кто-то увидел в поражении бывшей сторонницы сближения с Россией руку Кремля, наказавшую отступницу, допустившую в последнее время в адрес РФ массу критических заявлений. Одни обвиняли во всём расследование Европейского бюро по борьбе с мошенничеством, другие утверждали, что украинский кризис стал причиной сплочения нации вокруг Макрона. Тем не менее, поражение Ле Пен в контексте понижения интереса к выборам свидетельствует о развитии главного тренда западной политики 2010-х: в десятых избирателя утомили системные политики. Не будем всерьёз считать Марин маргинальной оппозиционеркой и искренней противницей НАТО и Евросоюза, какой не считают её французские избиратели – антисистемность в ней видят либо самые наивные, либо самые далёкие от понимания дела люди. Тенденция усталости от традиционных политиков развивается и разрастается в тенденцию усталости от традиционных политических систем. Пример Трампа показал всему миру, что избрание яркого популиста, человека из толпы и политического дилетанта, готового бросить вызов истеблишменту, неизбежно заканчивается подавлением бунта – иногда в прямом смысле, как за «мятежом» 6 января прошлого года последовало тотальное закручивание гаек. Макрон, Ле Пен, Земмур и даже де Голль с Петеном, будь они живы, при всём желании не сделали бы ничего с многоуровневой и многоликой грибницей, проросшей на поверхность мухоморами Еврокомиссии, Североатлантического совета и Международного суда ООН.
18 апреля в Париже произошло событие, ставшее куда более важным, чем любые выборы любых говорящих голов. Стоявшая на юго-западе французской столицы деревянная церковь Серафима Саровского оказалась полностью уничтожена огнём. Погибли вещи матери Марии (Скобцовой), икона святого Серафима с частицей мощей и несколько других реликвий. Наша пресса тут же принялась вписывать поджог (а это был очевидный поджог) в контекст украинской СВО – дескать, украинские беженцы, центр помощи которым был открыт в храме, решили так проявить свою благодарность. Но даже если это и так, то новые французы – эти Миколы и Оксаны, спалившие храм – лишь поступили в соответствии со нравами своей новой родины. Французская политика дехристианизации – вполне официально выделяющая деньги на «переоборудование» церквей – редко прорастает на поверхность, но когда прорастает, делает это яростно и ярко, как огненное шоу, устроенное в Нотр-Даме для Мишель Обамы 15 апреля 2019-го. Французские выборы и их на первый взгляд невыгодный для Москвы исход (ведь Ле Пен почему-то считалась пророссийским кандидатом) дали нашим публицистам повод говорить о том, что Франция умирает. Нет, Франция, как подобает великой державе, не умрёт никогда – как не умрёт Германия, Россия, Турция или Англия. Но сожжение дотла крохотной церкви на Рю Лекурб – варварское и подлое, но полностью проигнорированное местной прессой и идеально укладывающееся в государственную политику – срифмовалось с грандиозным принесением в жертву символа католической Франции ровно 3 года назад. Оно, как и разочарование французов в выборах, как и скука, в которую вгоняет «внесистемная оппозиция», как и бедность, к которой толкают французов наднациональные элиты, стала признаком невозможности исправить что-то в Пятой республике путём голосований, расследований или теледебатов. Французская генетическая память будет толкать людей строить баррикады и рубить головы тем дальше, чем выше будет ценник в магазине или счёт за свет и тепло.
