22 сентября за три дня до 116-го дня рождения Дмитрия Шостаковича театр «Мюзик-Холл» и оркестр «Северная Симфония» под руководством блистательного маэстро Фабио Мастранджело откроют свой очередной сезон концертом из его произведений. Прозвучит знаменитая Пятая симфония ре минор соч. 47 1937 года, в программе также указаны «Праздничная увертюра» соч. 96 1954 года и Концерт №1 для фортепиано с оркестром до минор, соч. 35 1933 года. За роялем – любимец петербургских меломанов великолепный и неподражаемый Олег Вайнштейн. Незадолго до концерта маэстро Фабио рассказал нам о своем восприятии музыки и личности одного из главных композиторов ХХ столетия, определивших его музыкальное лицо.
- Маэстро, Ваш концерт имеет подзаголовок «В поисках истины». И это меня удивляет. Потому что, на мой взгляд, Шостакович, во всяком случае в пору создания Пятой симфонии, искал не столько истину, сколько выход из жуткой атмосферы липкого страха, в которой в 1937 году жил и он сам, и немалая часть советского общества. Стоит напомнить нашим читателям, что симфония создавалась летом 1937 года, а, среди прочих бед и тревог, 22 мая был арестован, а 12 июня расстрелян объявленный врагом народа друг Шостаковича советский маршал и скрипач-любитель Михаил Тухачевский, с которым композитора связывало личное знакомство, начавшееся еще в 1925 году. Пусть Тухачевский не был ангелом – я совсем не являюсь сторонником теории его невиновности, ведь в любом случае кровь Кронштадского и Тамбовского антибольшевицких восстаний на его руках. Однако Шостакович понимал, что сам-то он может стать подследственным не сегодня, так завтра вне какой-либо зависимости от своей полной непричастности к «делам политической тьмы». Кроме Тухачевского в июне 1937 был арестован муж сестры Шостаковича Марии, а она сама отправлена в ссылку. Так какую же истину в таких условиях, по Вашему, искал Шостакович?
- Мне кажется, Шостаковичу всегда было непросто думать о себе как о чистом композиторе. Он постоянно думал о том, как сохранить внутренний огонь искусства, реализовывать свой музыкальный дар в достаточно враждебной и агрессивной внешней среде. Он считал, что на него нападают то ли из-за того, что какой-то коллега его ревнует, то ли по ещё какой-то причине. И что любой человек может в этих обстоятельствах быть подвергнут репрессиям и даже уничтожен. Он же сам писал о том, что всегда держал готовый «чемоданчик» на случай неожиданного ночного ареста. Я раньше этого не мог понять, когда еще будучи мальчиком в Италии, слышал интерпретации творчества Шостаковича в том смысле, что его музыка несет в себе критику и осуждение политического режима, при котором он жил. Я не мог этого понять, пока я не стал жить в России. В России у меня открылся совершенно новый мир прочтения Шостаковича. Когда мы репетировали его Девятую симфонию, которой закрывали прошедший сезон, я сам вдруг услышал в этой музыке, что здесь вот портрет советского чиновника-бюрократа, а это вот его ответ на какое-то прошение простого советского гражданина. Где-то музыкально обрисован способ, каким человек может не выдавать, что и о чем он думает на самом деле. А название «В поисках истины», конечно же, родилось из Пятой симфонии. В своих воспоминаниях Шостакович говорил о том, что он очень долго готовился писать эту симфонию, а написал очень быстро. Это похоже на то, когда ты долго ждешь ужин, а потом быстро его съедаешь. Третью часть он сочинил за три дня.
- А за год до этого Шостакович написал Четвёртую симфонию, от исполнения которой он сам же и отказался после выхода 28 января 1936 года знаменитой статьи в газете «Правда» «Сумбур вместо музыки», название которой, к слову, стало крылатой фразой и его знает каждый, а содержание единицы. А она была не столь уж безапелляционной, как принято считать. В ней, в частности, говорилось, что… «Это всё (недостатки оперы «Леди Макбет Мценского уезда» - В. К.) – не от бездарности композитора, не от его неумения в музыке выразить простые и сильные чувства». Эдуард Ганслик, думаю, о Брукнере писал похлеще.
- Шостаковичу отказаться от исполнения его Четвертой симфонии посоветовали его друзья, почитатели его творчества, которые хотели оградить его от дальнейших неприятностей. Статья «Сумбур вместо музыки» в чём-то была, конечно, заказной…
- Легенда гласит, что сам Сталин 26 января 1936 года ушел посреди спектакля из директорской ложи Большого, буркнув при этом в сторону «сумбур какой-то». И сталинское слово было подхвачено журналистами «Правды». Я никогда в жизни не был сталинистом, но в оценке Иосифом Виссарионовичем оперы Шостаковича в целом солидарен…
- Для среднего слушателя и зрителя «Леди Макбет» Шостаковича, конечно, не подарок. Эту оперу, пожалуй, интереснее играть самому, чем слушать со стороны. Существует такой тип музыки – музыка более интересная исполняющему ее музыканту, чем не слишком опытному слушателю. Она своей сложностью представляет собой определенный вызов, задачу, которую музыканту необходимо как-то решить, и это очень интересный увлекательный для музыканта момент. Шостакович в своей музыке вообще выглядит человеком не слишком эмоциональным, закрытым: похоже, что он боится показать свои эмоции, все время сдерживается.
- А, может, этих эмоций просто не было? А были музыкальные конструкции, как в некоторых произведениях Стравинского или Хиндемита?
- Нет! Конечно же, эмоции были. Он был почти что психопат в этом смысле – научил себя абсолютно не показывать свои чувства, которые бурлили внутри и переполняли его. Но вот когда Бернстайн с академическим оркестром Нью-Йорка долетели до России и сыграли в Ленинграде Пятую симфонию, Шостакович очень эмоционально прямо-таки подбежал к Бернстайну, обнимался с ним, чуть ли не плакал. Сам Бернстайн мне об этом рассказывал. Если бы у Шостаковича не было эмоций, он, наверное, подождал бы конца концерта, подошел к Бернстайну и вежливо сказал бы ему: господин дирижер, я вас поздравляю…
- Мне кажется, что Шостакович был таким застегнутым на все пуговицы, потому что это единственный из больших композиторов, кто родился и вырос в Санкт-Петербурге/Петрограде/Ленинграде… А какую же истину всё-таки ищет Шостакович в Пятой?
- Да, город, конечно, суровый – и был особенно, наверное, суровым, когда назывался Ленинградом. Что касается истины, я не уверен в том, что я прав, но мне кажется, что в глазах властей Шостакович, сочиняя Пятую, искал прежде всего оправдания себе как композитору. Его обвинили в чем? Процитируем статью «Сумбур…» дословно:
«Слушателя с первой же минуты ошарашивает в опере нарочито нестройный, сумбурный поток звуков. Обрывки мелодии, зачатки музыкальной фразы тонут, вырываются, снова исчезают в грохоте, скрежете и визге. Следить за этой «музыкой» трудно, запомнить ее невозможно. …пение заменено криком. Если композитору случается попасть на дорожку простой и понятной мелодии, то он немедленно, словно испугавшись такой беды, бросается в дебри музыкального сумбура, местами превращающегося в какофонию».
И Шостакович в Пятой старается доказать, что он может писать в более традиционном классическом стиле, может писать красивую понятную музыку. Но сам перед собой хочет доказать, что, да, я способен написать все это так, как они считают правильным, но не предавая при этом самого себя. Такая истина – не предать самого себя.
- А если попробовать пересказать Пятую симфонию словами? Какая программа могла бы у нее быть?
- Примерно такой рассказ: люди, пожалуйста, не трогайте меня. Я могу писать ту музыку, которую вы считаете нужной – вот вам доказательство. Я воспринимаю эту симфонию именно так.
- Последний вопрос. Шопен как-то сказал, что всю его музыку можно выразить одним словом «жаль» (по-польски звучит почти также как по-русски, от того же славянского корня). Визитная карточка Роберта Шумана – его фантастическая пьеса «Aufschwung» – «Порыв», когда говорят о Вагнере, большинство вспоминает «Полет Валькирии», Моцарта Григ назвал «вечным ребенком». А музыка и личность Шостаковича у Вас связывается с каким-то одним понятием, которое можно было бы выразить словесно?
- Честно говоря, никогда об этом раньше не думал! Что-то связанное с понятием «энигма», загадка – закрытый человек. Можно слушать музыку Шостаковича просто как музыку, но, мне кажется, что это как раз тот случай, когда гораздо интереснее и содержательнее слушать его музыку, зная события его жизни, его эпохи, всё, что происходило вокруг него.
- Может быть, Сфинкс?... или человек в футляре?
Фото предоставлены Пресс-службой СПб театра "Мюзик-Холл"
