Не буду вас томить: новый роман Михаила Елизарова — захватывающий, живой, температурно-бредовый, прекрасно написанный. С каким-то болезненным интересом двое суток я наблюдала за движением сказочного полотна текста "Юдоли".
Здесь можно было бы поговорить об интертекстуальной литературе постмодернизма, вспомнить Юрия Мамлеева и скрепить "Юдоль" оковами параллелей.
На самом деле литература "бытового сатанизма" — гипнотическая, наливная, разве что немного видоизменённая, — существовала и раньше. Ведь это улавливали и Гоголь с Достоевским, и Сологуб с Андреевым. Роман — замочная скважина, в которую невозможно перестать смотреть, видя там что-то чудовищное, но манящее, дающее измотанной читательской психике разрядку.
Этот роман можно было назвать просто хорошим, состоявшимся, интересным, но в реальности, где с читателем больше почему-то не принято заигрывать, веселить его и даже уважать, роман безусловно становится выдающимся, а потому должен быть принят и обласкан. Возможно, это связано с тем, что читатель получает особенное удовольствие от текста тогда, когда чувствует, что автор с удовольствием его писал.
И правда, сказочно-былинная фабула, потрясающе прописанная среда (от Прохорова до Псаря Глеба), переживающий любовную трагедию и сентимент нарратор, бесовство, похабщина, ремизовщина с "Ангельчиком с пальчик" — всё это подарит читателю интереснейшее путешествие, если он начнёт взаимодействовать с миром "Юдоли".
Немного про сюжет. Перед нами новый тип маленького человека. Новый Башмачкин — Сапогов претерпел серьёзные изменения, ожесточившись. На его глазах рушился Советский Союз, из-под ног уходила твердь, а его, счетовода старой закалки, упорно не принимающего новую реальность, выкинуло на так называемую обочину жизни. Сапогов, обозлённый и одичалый, живущий на поруганных пепелищах государственности, решает обратиться к Сатане.
В бесконечных метаниях, жалких попытках взять свою жизнь под контроль полуграмотный Сапогов кустарно готовит колдовской суп "Издох" и пирог "Квач" в попытке ими кого-нибудь отравить или наслать порчу.
В этом смысле Сапогов очень реален и правдив. Таких Сапоговых можно встретить в лице живущих в коммунальной квартире старух-шизофреничек, подбрасывающих людям в ботинки гвозди, мономанов, захваченных идеей мести на своём низовом уровне, женщин, проклинающих друг друга в борьбе за мужика. Наблюдая за поворотами судьбы Сапогова, за его смешным, но планомерным бунтом, сопровождающимся мучительным позором на каждом из его этапов, читатель освобождается, возносясь над своим собственным "сапоговским" сознанием.
В романе нет жалости, он не пытается, обнявшись с читателем, стенать о былом. И речь в нём, конечно, не о сатанизме, а о философии готовности видеть мир таким, какой он есть. Философия полного отказа от иллюзий и юмор как способ не сойти с ума.
Этот роман, как и в случае с Сологубом, становится реакцией думающего творческого человека на цензурное давление. В тот самый момент, когда возникает томительная прореха между реальностью и вымыслом, народом-богоносцем и пабликом "Топор Live", в голове у творца возникает закономерное желание показать, каков человек на самом деле.
Мне бы очень хотелось, чтобы этот роман цвёл, радовал нас, не попадая в шторма скандалов, а потому хочется предложить читателям этой рецензии золотой ключик, открывающий богатство этой книги, а именно — безжалостный юмор, смех над собой и окружающей вас реальностью, и, что немаловажно, — отсутствие снобизма.
