Духоносные встречи сестры Евфросинии - 2

Архиепископ Никон и два архимандрита

В 1945 году владыка архиепископ Никон (Петин) был назначен епископом Ворошиловградским и Донецким. Шёл 1946 год. Мама тогда была ещё невоцерковлённая. Она верила в Бога, но в церковь не ходила. После войны она ушла с завода и работала костюмершей в театре. Матрёна Дмитриевна Сердюкова ей как-то говорит: «Милечка, пошла бы ты в церковь! Сходила бы да посмотрела какой там владыка, да как он служит!»

Пошла Милечка посмотреть. Нового Никольского храма тогда ещё не было, а пошла она на Красную площадь в храм. Приходит и говорит: «Ну что, тётя Матрона, была я на службе. Это тот же театр. Выступают там, их слушают стоят».

Никакого впечатления на неё литургия не произвела первый раз.

А у владыки Никона в то время служило два архимандрита. Один из них – архимандрит Афанасий* (в миру Александр Иванович Москвитин). Он был секретарём у архиепископа Никона. И надо же, как мир тесен! Он – двоюродный брат отца Иоанна (Крестьянкина)!

* 14 ноября 1944 года епископ Донецкий и Ворошиловградский Никон (Петин)* рукоположил монаха Афанасия в иеродиакона, а 17 ноября – во иеромонаха и приписал его к Свято-Николаевскому собору г. Ворошиловграда (ныне Луганска). Здесь ему довелось служить вторым священником, с исполнением обязанностей секретаря епископа при кафедральном соборе до 26 октября 1947 года. В характеристике своего секретаря владыка отметил: «За время служения в Донецкой епархии обнаружил способности хорошего проповедования Слова Божьего, молитвенность и истовое церковное служение». Архиепископ Херсонский и Одесский Никон (Александр Порфирьевич Петин; 1902–1956).

Архимандрит Афанасий в ноябре 1947 года был направлен в Москву, в Солнечногорск и там стал епископом.

А второго архимандрита, который служил при владыке Никоне, звали Игнатий. Он был необыкновенным исповедником! И вот эти два архимандрита с одной и с другой стороны владыку под руки осторожно так брали и вели на Божественных литургиях.

Послала Матрона Дмитриевна маму во второй раз в церковь, и попала она на исповедь к отцу Игнатию. Вот с тех пор она уже никогда не покидала церковь. А он, архимандрит этот Игнатий, стал епископом тоже.

Проповеди владыки Никона мне врезались в память. До сих пор помню, как он говорил про то, как пришли к нему жалобу написать на священника, а владыка им говорит, что это одинаково, как бы пришли к портному заказывать костюм и не сказали какого размера, двубортный или однобортный, мужской или женский костюм им нужен. А портной сразу взял и стал кроить ткань. Вот и вы, не зная священника, не зная обстоятельств, жалуетесь, начинаете крыть его, требуете, чтобы наказали этого человека. А вдруг я накажу, а он окажется не виноватым.

Необыкновенный человек был наш дорогой владыка Никон. Его считают местночтимым святым в Одессе.

Послевоенный секретарь епархиального управления – протоиерей Николай Гаврилов

Епископ Никон с 1946 года окормлял не только Ворошиловградскую и Донецкую, но и Херсонскую, и Одесскую области, ещё и часть Харьковской области. Вот такая большая наша епархия была в те годы. Бюджет Московской Патриархии состоял на 80 с лишним % из отчислений Донецко-Херсонской епархии.

Шёл 1948 год. Владыка Никон представил в Луганске нового секретаря епархиального управления. Это был протоиерей Николай Гаврилов. Позже отец Николай стал моим духовным отцом.

В книге «Деркульский старец архимандрит Феофан» написано, как епископ Никон его тогда принял. Без паспорта, без других документов, по единой справке об освобождении. В книге есть фотография, где он его принимает. И у меня много фотографий тех лет сохранилось. Есть снимок отца Николая, когда он прибыл в Луганск секретарём епархиального управления. На другой фотографии – отец Николай академик, на следующей – он в Одессе, на пляже Аркадии.

Есть у меня фотографии и настоятеля тех лет – отца Евфимия Качан, и где он с дочкой Верой своей. Как великую святыню храню я акафист «Искупителя грешных», который владыка Никон сам составлял, и письма схиархимандрита Иоанна (Крестьянкина).

Я прочла в газете, что сведения у нас собирают о наших святых, о новомучениках, в том числе, и об игумене Рафаиле. А у меня есть его отличное фото. Игумен Рафаил (Рудь) был первым настоятелем мужского Вознесенского монастыря, который находился у нас около макаронной фабрики в районе Сада «1-е мая». Сейчас от того монастыря уже ничего не осталось. Игумен Рафаил (Рудь) был духовным отцом моей тёти. Он всех матушек, что в Каменном Броде собрал… молились вместе (и матушку Елену, и матушку Анну) духовно наставлял. Письмо от него последнее было в 37-м году.

Секретарь епархии протоиерей Николай, в свою очередь, помог отцу Феофану. Он его в епархию брал. В книге «Деркульский старец архимандрит Феофан» очень хорошо написано об отце Николае:

«После долгих мытарств отец Фёдор (архимандрит Феофан) решил пойти в епархиальное управление. Он хорошо знал, что без документов, удостоверяющих личность, там ему ничем помочь не смогут. Да и что вразумительного ответит он на заданный вопрос? Молча покажет справку об освобождении из заключения.

– За всё слава Богу! Мир не без добрых людей, – думал он, переступая порог учреждения.

Обязанности секретаря епархиального управления исполнял тогда отец Николай Гаврилов. К нему и попал на приём. Пришлось рассказать всё. Внимательно, с болью в сердце, выслушал секретарь батюшкин долгий рассказ. Видя безысходность измученного тяжёлой жизнью человека, стоящего на краю гибели, отец Николай решил оказать помощь.

Прежде всего, дал денег, чтобы батюшка смог купить еды, подкрепить свои силы, предоставил место для ночлега, сам взялся уладить все дела.

Нелегко было иметь дело с советскими чиновниками, в сознании которых не происходило перемен по отношению к «служителям культа». Но в этом вопросе о. Николай оказался напористым. Пробил толстую стену непонимания бюрократов, добился того, что они оформили документы, дающие право отца Федора ставить на епархиальный учёт. Усилиями о. Николая батюшка возвратился к нормальной жизни. Не верилось, что мытарствам пришёл конец. Не зная, как отблагодарить своего благодетеля, к происшедшему отнёсся, как к чуду».

И отец Фёдор, будущий Деркульский старец Феофан, его до конца жизни благодарил, потому что он первый его возродил к жизни, вытащил его из такого бедственного положения, когда он вернулся из заключения.

Отец Николай был очень грамотный человек, необыкновенно отзывчивый, поэтому и стал секретарём епархиального управления. Он помогал владыке Никону на протяжении многих лет жизни.

***

Случилось так, что в старости, в 1976 году, отец Николай заболел. Врачи поставили ему диагноз «рассеянный склероз». У него ни руки, ни ноги не действовали совершенно, но голова – прекрасно работала. Очень даже!

Вероятно, это были последствия лагерей. Не поверите, а ведь он отбывал ссылку вместе с владыкой Никоном в городе Сыктывкаре Коми ССР. И когда о. Николая поставили там заведовать лабораторией, связанной с атомной энергией, отец Николай взял владыку Никона, который только вернулся с лесоповала, к себе в лабораторию. Они там делали какие-то установки, испытывали их, а потом везли корпуса в Москву, то есть ежедневно соприкасались с процессами, связанными с радиацией. Это и отразилось на его здоровье.

Отец Николай был очень грамотный учёный – доктор геологических наук, профессор. Преподавал одновременно в Ворошиловграде и в Ленинградском университете. Летал туда самолётом. Высочайшей культуры человек был!

Он был человеком семейным. Матушка почти всё время была болящей (астма). У них был сын Борис. На 3 года был младше меня. И вот так случилось, что и матушка лежачая, и батюшка слёг. Днём у них дежурили домработницы Степанида Дмитриевна, которая с самого начала при матушке была в доме, и Клавдия Филипповна, которая за батюшкой Николаем ухаживала. А ночи – по очереди дежурили я и племянник матушки Коля Попов, потому что отец Николай не спал ни минуты в течении 6 лет, которые болел. Вот такие последствия ссылки были. Опыты, проводимые в той лаборатории, сказались на его нервной системе.

У его матушки Галины Михайловны была родная сестра Мария Михайловна. А муж её Пётр Осипович был старостой Петро-Павловского собора. Их дочь Наташа была подругой матушек-сестёр отца Иакова Лобова. Митродора, Минодора и у них ещё одна была сестра Ольга. Эта Ольга была лучшей подругой Наташи, дочки Петра Осиповича и Марии Михайловны Поповых. А кроме Наташи был у них ещё старший сын Коля. Этот Коля окончил Московское училище имени Гнесина по скрипке, он в храме регентом работал. Вот с этим Колей мы и проводили ночи около отца Николая. Одну ночь он дежурит, другую – я. Отец Николай сидит в кресле и всё время служит. А книжки богослужебные как ему читать? У него же ни руки, ни ноги не работают. Вот мы должны были ему переворачивать страницы Евангелие и других книг. Он как устанет, что-то заболит, то «ой-ой-ой» говорит. Тогда мы его поднимали и укладывали на кровать.

А ну, попробуй, до половины шестого, а то и до шести я здесь дежурю, пока женщины не придут, а к половине девятого мне надо было ехать на работу. Практически круглосуточно приходилось бодрствовать. После таких дежурств я приходила к себе домой, контрастный душ (холодный, горячий) принимала и шла на работу. А следующую ночь уже дежурил Коля, а я дома отсыпалась. И вот на протяжении 6 лет, которые отец Николай болел, мы вот так менялись.

В одну из ночей, я сижу, перелистываю служебные книги, а отец Николай вдруг глаза прикрыл. Ну, думаю, я пока пойду, прилягу, может, немного удастся отдохнуть. Только хотела в соседнюю комнату сына пойти, а он глаза открывает и говорит: «А ну-ка подожди. Иди, возьми, пожалуйста, календарь и принеси мне».

Я приношу ему календарь и спрашиваю: «Что, батюшка, смотреть?» Он поясняет: «Давай считать 56 дней вперёд. Когда это будет?»

Это было в феврале 1982 года. Я отсчитываю 56 дней и говорю ему: «Это будет 17 апреля». А потом спрашиваю: «А что будет 17 апреля?» А он и говорит: «Сейчас приходил владыка Никон и сказал, что через 56 дней он придёт за мной».

Сам владыка Никон умер 16 апреля 1956 года в возрасте 53 лет. Всё вспоминаю, как он мне, девчонке, тогда Евангелие на голову возложил, и так, в дарственную, мне дал эту священную книгу. А я её, уже в наше время, маслом залила. Во время войны света же не было, лампадка всё время горела. Один раз она перевернулась, масло вытекло и Евангелие залило. Но я всё равно продолжаю хранить книгу, как память о владыке Никоне. Я сказала уже, как умру, чтобы монашествующие это Евангелие забрали. Я отцу Николаю говорила, что мне владыка Никон Евангелие на голову положил и подарил. А он сказал, что он этим предсказал, что ты будешь за мной, больным, ухаживать. Он же его друг был. Вместе они и в ссылке были, и в Луганской епархии служили. Такое не забывается.

Ну а в то февральское утро я Петру Осиповичу звоню и рассказываю: «К отцу Николаю приходил владыка Никон и сказал, что он за ним придёт через 56 дней». А он меня спрашивает: «А ты владыку Никона видела?» Я отвечаю: «Никого я не видела. Отец Николай сказал, что он взял его за коленку и сказал: «Скоро твои страдания кончатся, я приду за тобой через 56 дней».

Конечно, никого и ничего я не видела. Стали мы ждать 17 апреля, чтобы понять правда то или нет. Пригласили на 16 апреля отца Богдана Федькива – настоятеля Свято-Николо-Преображенского храма, и с ним ещё пришёл отец Владимир Сойко. Он тогда служил в каменнобродском храме. Они его помаслособоровали, причастили, всё сделали, что надо. 17 апреля припадает дежурство Коле. Думаю, слава Богу, что я не буду присутствовать, когда он будет умирать. Проходит 17 апреля, а 18 апреля у нас был запланирован субботник. А это была Лазарева суббота. Это у коммунистов, как закон был, под Вербное воскресение субботник устраивать. Я звоню в 6 утра Коле.

– Коленька, ну как там отец Николай?

– Да обыкновенно всё, как и было, – он мне отвечает.

Ну, думаю, мало ли что показалось больному человеку. Пошла я на субботник со студентами. Он проходил в детском садике. Там я пробыла до двух часов дня. Отец Николай жил на квартале «50 лет Октября». Дом на трамвайную линию выходил. Они раньше в своём доме на улице Московской (дом 15) жили, а потом получили квартиру и перебрались туда. Я быстро привожу себя в порядок и иду к отцу Николаю. Иду и думаю, что раньше времени буду. И только я звоню в двери, выбегают ко мне Степанида Дмитриевна, и Клавдия Филипповна, и ещё одна женщина у них в доме тогда была.

– Отец Николай не может тебя дождаться, всё спрашивает: «Когда Тасенька придёт? Кода Тасенька придёт?

Я говорю:

– Рано же ещё. Начало пятого только, а мне к половине шестого.

Прохожу к отцу Николаю в комнату, а он меня спрашивает:

– Ты почему так долго?

Я говорю:

– Я же раньше времени даже пришла.

А он мне:

– Мне так много надо тебе рассказать.

– Вся ночь впереди, ещё наговоримся, – отвечаю, ещё и рукой махнула. А он очень строго так сказал:

– Сядь!

Я и села сразу. А дело в том, что лет пятнадцать назад он приезжал к нам домой и привозил с собой небольшой такой чемоданчик. Объяснил он тогда это так:

– Борька пришёл с армии, выпивает, пусть пока у вас постоит.

Зашёл в комнату, под святой угол поставил и говорит:

– Вы смотрите, в этот чемоданчик не заглядывайте. Нельзя вам.

Ну не заглядывайте и не заглядывайте… Прошло много лет. Мы жили сначала на 20-й линии, потом переехали в квартиру на Сельхозинституте. А как перебрались, так за тот чемоданчик и думать забыли. Ну вот отец Николай мне и говорит:

– Тот чемоданчик, что у вас под святым углом хранится, я как умру, ты его отвези в Псково-Печорский монастырь. Да смотри, не заглядывай в него. Женщинам нельзя касаться того, что там есть.

– А что там? – спрашиваю.

Он отвечает:

– Там антиминс.

До меня тогда ещё не доходило что это такое. Антиминс да антиминс. Ну и всё.

А он дальше говорит:

– Я сейчас буду умирать.

У меня и сердце обмерло, но слушаю дальше внимательно. Вот он мне говорит, во что надо его положить, во что надо облачить.

– Оденешь в ту ризу, что мне матушки казанские шили, белую с колокольчиками. В той митре меня положишь, что твоя любимая.

Она золотистая такая, я её реставрировала.

– Возьмёшь три митры остальные. Отдашь одну митрополиту Сергию (Петрову), вторую – отцу Александру Шоколу, а третью – на твоё усмотрение, возьмёшь себе. Кресты все пусть Пётр Осипович берёт. Он распределит. Книги он так благословил раздать:

– Словарь «Брокгауза и Ефрона» возьмёшь себе, «Соловьёва» – один тебе экземпляр, один – Коле. Тебе не нужны будут богослужебные книги, а Коле – нужны. Пусть все забирает.

В общем, дал мне распоряжения, а потом ещё раз напоминает:

– А вот тот чемоданчик сразу отвезёшь в Псково-Печорский монастырь.

Я его спрашиваю:

– А кому я его отдать там должна?

А он говорит:

– Сам Господь управит.

Вот он мне это всё рассказал, а потом говорит:

– А теперь положи меня и давай, будем прощаться.

Я кресло подвигаю, кладу его на диванчик. Зову сына:

– Боря, иди с папой попрощайся.

Боря подошёл. Отец Николай благословил его, «иди», говорит.

Потом зову следующих:

– Степанида Дмитриевна, Клавдия Филипповна, идите прощайтесь.

Они зашли, попрощались.

– А теперь с тобой давай прощаться, – отец Николай говорит.

Я подхожу, он мне говорит «прости меня», я его прощаю, потом приподнимаю, целую его в лоб, он говорит: «Молись за меня»… Закрывает глаза, раз… и умирает.

Оказывается, было сказано через 56 дней, а я тот день, который шёл, тоже посчитала. А если его отбросить, то и получается, что он умер 18 апреля, ровно через 56 дней.

Сразу звоним мы о. Владимиру Сойко и о. Богдану Федькиву. Они приходят полшестого. Я пересказываю, какие он мне дал распоряжения. Вот он меня и ждал, чтобы всё это рассказать. Поэтому и сказал: «Чего так долго не приходила? Мне так много нужно сказать.» А мне всё некогда было… И матушка его Галина Михайловна 3 года назад тоже у меня на руках умерла. Она ушла в 1979-м, а о. Николай – в 1982-м.

Его хоронил будущий старец отец Кирилл (Михличенко). Он тогда был игуменом Иннокентием. Хоронило его 13 священников, а о. Кирилл возглавлял. Ещё было два протодиакона. Один из них, диакон Роман, стал митрополитом Илларионом Донецким потом. Умер отец Николай Гаврилов в Лазареву Субботу, а хоронили его в Великий Понедельник. Поэтому никаких помин не устраивали, по кусочку чёрного хлеба и по огурчику солёному всем раздали и всё.

Встреча с архимандритом Иоанном (Крестьянкиным)

После смерти отца Николая мне надо было выполнить его поручения. Митры-то я сразу отдала митрополиту Сергию (Петрову) и отцу Александру Шоколу, но самое главное для меня было отвезти чемоданчик и третью митру о. Николая (так я распорядилась с его благословения) в Псково-Печорский монастырь. Это же надо было сначала доехать до Москвы. Там перебраться на Ленинградский вокзал, а с Ленинградского вокзала уже в город Печоры ехать. А я же одна не могу поехать, потому что надо заходить в туалет, например, а со святыней – нельзя. Оставить снаружи без присмотра – тоже нельзя. А ну как кто возьмёт и унесёт. Нужен был кто-то такой, кому можно было доверить подержать этот чемоданчик. Через какое-то время нашла я себе напарницу. Она тоже духовная дочь отца Николая была – Александра Владимировна Артамонова. Позже она стала монахиней в Деркульском монастыре. Приняла постриг с именем Фомаида. Ей сейчас 91 год. Ещё живая.

Мы с этой Шурой и поехали вдвоём. В 4 утра поезд приходит. Приезжаем в Печоры и сразу к монастырю пошли. Когда добрались, ещё темно было. Это была осень, октябрь месяц, светало поздно. Ну а там деревья, лес кругом. На проходной в монастырь я давай в окошечко стучать. Отворилось это окошечко, нам говорят:

– У нас открывается в половину шестого.

Я прошу:

– Ну вы нас пустите, Христа ради. Мы приезжие.

Тогда разрешили нам послушники внутрь территории зайти. Мы никогда раньше не были здесь. Шура со своими сумками стоит, я – со своими, и ещё этот чемоданчик же при нас.

Я говорю:

– Шура, ты оставайся, тут, около входа стой, а я пойду на разведку. Узнаю всё и приду за тобой.

Нам же скорее надо было сбагрить чемоданчик этот, чтобы не носить лишний груз.

Представьте себе, около пяти утра ещё было, я иду по тропинке, а навстречу мне идёт священник небольшого роста.

– Батюшка, благословите! – прошу его. Он благословляет.

Говорю:

– Помогите нашему горю. Вот наш настоятель умер, а сказал, чтобы мы его вещи сюда передали.

– Какие вещи? – спрашивает монах.

– Та, антиминс там… – отвечаю, как будто это шапка какая-то, – я толком и не знаю, что там в чемоданчике этом. Батюшка перед смертью велел чемоданчик в монастырь ваш передать.

Я как сказала «антиминс», он сразу насторожился, спрашивает:

– А где он?

– Там моя подруга у входа с вещами стоит.

Он говорит:

– Идите за подругой.

Я пошла назад.

– Шура, идём, я нашла кому чемоданчик этот отдать, – зову её.

А это, оказывается, встретил нас сам отец Иоанн (Крестьянкин). Представьте себе! Вот так Господь управил. Повёл он нас в монашеский корпус. Монахи на входе удивились, что женщин сюда ведут, а отец Иоанн им говорит:

– Это со мной.

Приходим в его келью. И что он делает – да он на колени встаёт перед этим чемоданчиком! Долго молился. Не меньше получаса. Потом ставит этот чемоданчик на стол и раскрывает.

Антиминс – это на престол плат такой с мощами, на котором совершается обедня. Она не может совершаться без антиминса. А этот плат с мощами, что в чемоданчике хранился – принадлежал ещё митрополиту Ленинградскому и Новгородскому Григорию (Чукову), постоянному члену Священного Синода (годы жизни 1870 — 1955). В годы гонений его несколько раз арестовывали, в 20-30-е годы он был настоятелем Николо-Богоявленского собора в Петрограде. В чемоданчике было написано какой год, чьи мощи, кто кому передал.

О. Иоанн достал из чемодана ещё чашу большую из золота (более 5 кг она весила). Там же находились дискос и лжицы – всё для престола. Батюшка говорит:

– Как хорошо! У нас же сегодня открывается церковь в честь праведного Лазаря.

Я удивилась:

– Батюшка! А отец Николай умер в Лазареву субботу.

И как раз сегодня открывается церковь! И всё есть для престола новой церкви. Вы представляете какое чудо! А мы же не вчера, ни завтра, а именно в этот день прибыли.

Отец Иоанн отца Николая и матушку Галину сразу на вечное поминовение написал, меня – на год, сына Бориса на год.

Сидим мы с Шурой в келье монаха, а у него фотографии на стене висят.

Я говорю:

– А тут наш батюшка на вашей фотографии есть.

– Кто? – спрашивает.

– Отец Афанасий, – отвечаю.

– Так это же мой брат. Он сейчас епископом Солнечногорским стал.

А это же тот первый архимандрит, который с владыкой Никоном у нас служил. А у него он на фотографии. До чего мир тесен!

С тех пор отец Иоанн стал моим духовным отцом. Вот такие воспоминания у меня остались об Иоанне (Крестьянкине). Именно отец Николай Гаврилов был моим духовным отцом и передал меня в руководство другому духовному отцу Иоанну (Крестьянкину). С тех пор до самой смерти, а отец Иоанн умер в 2010-м году, он был моим духовным отцом. Ездила я к нему каждый год, да не то, что каждый год, а на год, было, и два раза, а когда и три раза приезжала и во всём делилась с ним.

У меня сохранились письма, которые он собственноручно мне писал. Он ещё каждый раз давал мне листочки такие с замечаниями, с назиданиями святых при наших встречах. Выписки из трудов святых святителя Феофана Затворника Вышенского, прп. Амвросия Оптинского, свт. Григория Богослова, прп. Антония Великого и других.

Такое письмо он мне когда-то написал: «Дорогая Т., молюсь о тебе всегда. Да не оскудеют в тебе дары Господни, не омрачит житейская суета чистоту сердца и души твоей. А крылышки твои иногда повисают. И нет сил взмыть в небо. Это ничего. Это наука из наук, которую мы проходим. Лишь бы желание видеть небо над головой, небо чистое, звездное, небо Божие, не исчезло. А слёзы трудные, боли сердца на нашем пути неизбежны. Не исчезай, чадце. А о мамочке будем молиться».

Рассказ монахини Евфросинии (Головченко)

Записала Светлана Тишкина