Об этом фильме я читала всякое — даже то, что он отражает ...крах советского проекта. Это чересчур масштабно, хотя, что-то в этом утверждении имеется. В любом случае, "Долгая счастливая жизнь" - самый страшный фильм 1960-х. Почему-то принято считать хоррорами те сюжеты, где бегают маньяки и режут всех бензопилой; или давно умершая ведьма внезапно приходит на заброшенную ферму к решившим переночевать в ней тинейджерам. Или... тому подобная инфернальная жуть и слизь. Страшное — необязательно кровавое и могильное. Бывает и обыденно-житейское, после которого наступает опустошение.
"Долгая счастливая жизнь" кошмарна своей типичностью. Примечательно, что это фильм Геннадия Шпаликова — сценариста "Я шагаю по Москве". Если вдуматься, «Долгая...» — это своеобразный перевёртыш, точнее изнанка "Я шагаю...". Парадная сторона, плакат или открытка VS обрыдлая реальность.
Они соотносятся, как воздушное пирожное и чёрствый хлеб. При том, что оба фильма об одном и том же сорте людей — о радостных и современных людях; о тех, кого чуть позже назовут «шестидесятниками». В кадре — симпатичный мужчина с открытым лицом, этакий герой дня. Для него всё - возможно. Он — ироничен, разговорчив, неприхотлив и скор на решения. Сходу влюбляется в милую девушку — обычную и не сильно образованную, но тонко чувствующую.
В "Я шагаю..." главгерой зовёт продавщицу в тайгу, так и здесь — Виктор обещает Лене большое и светлое счастье. Вот так — сразу. Их беседа наполнена той возвышенной простотой и — словесными пируэтами, что отличали разговор молодёжи 1960-х. Виктор и Лена уходят с «нафталиновой» постановки "Вишнёвого сада" - им интереснее вдвоём. Ветрено и тревожно: впереди много любви, радости и надежд.
Но во второй части этого коротенького, но ёмкого фильма начинается проза. Лена рассказывает, что у неё есть ребёнок от первого брака и, кроме того, красиво уходит от ожидаемой Виктором близости. Выясняется, что он рассчитывал на другое — по-быстрому охмурить провинциалочку и — уехать в дальние дали, заставив наивную дуру ждать ответа, «как соловей — лета». А она ему — быт и дочку. Немедля. Чувства? Отлично. Поехали! А вот и моя Лиза-дошкольница.
Как великолепно явлен этот «перелом» в настроении — только что были мечты, ясность, тихий восторг. И — бац! - серое утро, какая-то тётка с малолетней дрыгалкой. Виктор буквально сбегает от Лены, оставив ей буфетный завтрак (хорошо, что заплатил за эти «разносолы»). Зрителю, что называется, дали по мозгам тяжёлой смысловой кувалдой. Жизнь — такова. Любовь и романтика — в песнях Эдуарда Хиля и Майи Кристалинской, а в реале — хмурое пробуждение.
Этот фильм страшен тем, что в нём спрессована вся радостная атрибутика 1960-х — мужчина с рюкзаком, девушка-мечта, свежий ветер, мосты, реки, дорога, а потом — это всё сладострастно уничтожается каким-то незримым монстром. Явью. Выходит всё, как у Чехова, которого чересчур много в картине — восторженные клятвы наутро делаются пустыми и банальными фразами, трёпом. Так и шестидесятники в конечном зачёте протрепали свою молодость, казавшуюся им бесконечной.
