«Ты к нам в Москву приезжай и пройдись по Арбату,
Окунись на Тверском в шум зеленый аллей,
Хотя бы раз посмотри, как танцуют девчата
На ладонях больших голубых площадей!»
Из старой советской песни.
Каждая из эпох порождает совершенно определённые женские типажи – они возникают из самого духа времени - из общественных настроений, вкусов и потаённых смыслов. Вспомним наиболее яркие образы? Например, в Галантном Веке бытовал устойчивый вариант, именуемый libertine – либертинка. Так именовали молодых аристократок, не желавших связывать себя унылыми обязательствами и, более того, скептически относящихся к традиционно дамскому образу жизни – к беспрестанному деторождению, заботам о доме, вышиванию по канве и чтению благолепной литературы. Либертинки интересовались наукой, а чаще всего – лженаукой, принимали в своих салонах бунтарей, писателей, алхимиков, маршалов и аббатов; они заводили себе многочисленных любовников или же пребывали в состоянии перманентного флирта со всеми кавалерами сразу, не позволяя ни одному из них надеяться на большее. И, разумеется, либертинка могла появиться на людях в мужском платье, да ещё и ввязаться в какую-нибудь сложную политическую авантюру…
В XIX столетии оказался востребован (в том числе – и литературой) образ послушных, кротких девушек, которые иной раз бывали настолько смирными и …воздушными, что получили полупрезрительное прозвище «кисейных барышень». Те, которые носят платьица из белой кисеи, собой чисты, скромны и – плаксивы. Миленько, но очень уж тоскливо. В викторианской Англии подобных благовоспитанных девушек часто именовали English Rose, и в старой литературе можно прочесть описание какой-нибудь чудесной, высокоморальной Кэт или Дженни: «То была настоящая английская роза…». В это вкладывалось не столько любование изысканно-нежным цветом лица и белокуростью чуть вьющихся волос, но, главным образом, обозначение поведенческого стереотипа. English Rose ни за что не сбежит из дома с каким-нибудь непутёвым денди и не устроит бунт на тему ‘Votes for women!’ Им противопоставлялись замызганные суфражистки – ещё один выразительный социальный тип. Эти боролись не только за своё право голосовать на выборах, но и за возможность игнорировать корсеты и прочее дезабилье. Также имелся пикантный дамский сорт по имени «камелии». То был утонченный эвфемизм для обозначения девиц, торгующих телом. Почему вдруг этот цветок? Всем тогда крепко запомнилась история, рассказанная Александром Дюма-сыном - «Дама с камелиями»… А в 1920-х годах массово распространился типаж под название flappers – девушки-хлопушки. Они обожали джаз, рёв моторов, дансинги, а также коктейли пряные с ямайским ромом. Флапперы были костляво-изысканы, коротко стриглись, играли в теннис и знали толк в бриллиантах. И в аэропланах – тоже. Популяцию девушек-хлопушек «уничтожил» экономический кризис, разразившийся в 1929 году… И это лишь некоторые – самые примечательные фигуры, имевшие прототипы и аналоги в мировой классике. На деле их значительно больше, и вот возникает вопрос – а имелся ли в СССР, в нашей Красной Империи какой-нибудь устойчивый вариант, типаж, образ? Да, существовала некая обобщённо-плакатная «советская женщина», о которой много писалось в официальной прессе. Но было ли что-то ещё? Не из лозунга. Из жизни.
«Хорошие девчата - заветные подруги!» С этих слов начинается фильм с одноимённым названием - «Девчата». Это слово - уже практически архаизм, устаревшая форма, ушедшая натура. В этом звучит что-то человечное, родное, и – обязательно советское, ибо девчата, как форма жизни (sic!) появились после Революции и бесследно исчезли уже к середине 1980-х, вместе с началом Перестройки. Кто они такие? Это – простые девушки, работающие в заводской бригаде, в колхозе, на стройке, …на междугородной телефонной станции, etc. Итак, попробуем, рассмотреть этот интереснейший феномен – он для нас важен хотя бы потому, эти девчата – наши бабушки и прабабушки. У большинства из нас предки не были аристократами или, например, первогильдейскими купцами, уехавшими в 1918 году в славный город Париж.
Начнём с анализа самого слова. Корень «дев» вообще потрясающее интересен. Дева - это высокое, возвышенное, недостижимое. Дева Мария. Но встречается и уничижительно-презрительная и немного жалостливая версия - старая дева. Или из более современного - «духовно богатая дева», почему-то непременно любящая «тёплый клетчатый плед». Это – ирония, помноженная на лёгкую и неконтролируемую зависть. Девчонка - это подруга и антипод мальчишки, ребёнок, наивность, солнечная детская радость. А вот девушка, как, впрочем, и девочка - нейтральное половозрастное обозначение, ничего не говорящее о персонаже. Красивая или безобразная, модная или равнодушная к нарядам, умная или - не очень. Просто девушка, просто девочка.
Девица - сие уже отрицательно-пикантный окрас. Курящая девица, …распутная девица, намалёванная, циничная, волоокая и длинноногая. С другой стороны, девица – это часто синоним понятия «девственница». Принято говорить, что «…до свадьбы она была девицей…» - именно в таком значении: «невинная, целомудренная». Не девой и даже не девушкой, а именно - девицей. И, наконец, крайняя, последняя стадия - девка. Есть и архаизм - дворовая девка, то бишь существо, гораздо более низкое, чем просто крепостная крестьянка. У последней есть гордость, у дворовой - нет. Она - совершенная рабыня. И - девка в значении «совсем пропащая», гулящая, последняя. У аналогичной «девицы» возможны фирменные шмотки, дорогие сигареты, высокие каблуки и красивая ночная жизнь. У «девки» - всё грязно, уродливо и подло...
Так вот, девчата. Замечу, что это - всегда множественное число. (Сравните: девчонка - девчонки, а не девчата). Девчата - это всегда коллектив. Единственного числа тут не предусмотрено конструкцией. Дева и девица, а также девственница и девка могут существовать в одиночестве или, скажем так, в отрыве от своей среды. Девчата - это некий монолит. «Всякое бывало у Ильи с девчатами: его и любили, и ненавидели, убивались по нём, и гнали прочь, и серной кислотой в глаза грозились плеснуть, - а вот пожалеть его ещё ни одна девчонка не догадалась…», - это фрагмент из одноимённой повести Бориса Бедного, по которой и был снят знаменитый фильм. Смотрите – автор даёт единственное число «девчонка», как наиболее близкое по смыслу, однако, оно вовсе не отражает сути. Ощущение, что резко утихает весь этот словесный шквал, порождённый стихийной коллективностью слова «девчата».
Повторюсь, что слово, как и само явление, появились после Революции. В статьях и книгах 1920-х годов мы встречаем многочисленных «девчат». Возьмём, например, эпистолярную повесть Николая Огнева «Дневник Кости Рябцева» - сюжет, прекрасно живописующий быт и нравы постреволюционного десятилетия. Автор постоянно и даже излишне часто упоминает именно этот термин, рассказывая о юных соученицах и заводских девушках. «Ты напрасно интересничаешь, все девчата не хотят иметь с тобой ничего общего»… «Был страшный шум и возня. В нашей группе все старые ребята, а из девчат прибавилось две». Или вот: «На демонстрации, говорят, было очень весело, и будто пошла теперь мода ходить по улице с голыми ногами, в физкультурных костюмах: все, и девчата тоже. Я считаю, что это очень хорошо, потому что юбки пылят, и потом, мануфактуры на них лишней много идёт…». Девчата – это, прежде всего, хорошие товарищи и соратницы, а уже потом – потенциальные возлюбленные. Это – эмансипированные, свободные, но при этом – не разболтанные девушки и оголять ноги им пристало исключительно на физкультурных мероприятиях.
Девчата сочетали в себе два резко противоположных начала – политическую и социальную (в идеале), а также личностную активность, свойственную жительницам индустриальных мегаполисов XX века и - многочисленные «предрассудки», принятые в аграрном обществе. То есть, с одной стороны, они могли слыть бойкими комсомолками, клеймящими позором «летунов» и прогульщиков, а также – стиляг, фифочек и карьеристов. С другой стороны, всё те же девчата лелеяли мысль о замужестве, деторождении, светлой и просторной комнате с непременными белыми занавесками. Свой угол, хозяйство, крепкий, домовитый мужик – это ли не цель? Но тут начиналось самое парадоксальное - замуж выйти надо именно по большой любви, без которой жизнь попросту невозможна. По любви, которая были вычитана в романах и подсмотрена в кино. Чувство иной раз возникало к современному «аристократу» - к инженеру или к иному образованному мужчине, что заставляло представительницу девчат выбиваться «в люди». Например, этот смысл красиво подан в кинокомедии «Светлый путь».
Но бывало много иначе. В поэме Евгения Евтушенко «Братская ГЭС» есть монолог Нюшки - одной из девчат, влюблённой в пресыщенного, красивого, якобы интеллигентного подонка. «Я бетонщица, Буртова Нюшка. / Я по двести процентов даю». Ей противопоставлена... актриса Брижитт Бардо, которая далеко и - высоко. Для девчат актрисы - недосягаемы, практически небожительницы. Они гораздо выше, чем абстрактные и совсем уж эфемерные королевы. Девчата превыше всего ценят Любовь. Для них она всегда с большой буквы. Для представительницы девчат потеря невинности - трагедия, это крах Любви и крах Будущего. Девчата - это всегда будущие матери, женщины. Итак, Буртова Нюшка – ей так и не удалось превратиться в принцессу-Брижитт, что не помешало лощёному подлецу воспользоваться её наивностью. «И заплакала я над собою… / Был в испуге он: «Что ты дуришь?» / А в приемничке рядом на хвое / надо мною смеялся Париж». В этом падении Нюшки нет никакой распущенности, но есть беспредельное восхищение ложным (увы) блеском, лживой интеллигентностью, белыми рубашками, городскими манерами.
В своё время мне довелось прочесть статью о том колоссальном успехе, который имел в Советском Союзе фильм о приключениях Анжелики с участием ещё одной французской «иконы стиля» - Мишель Мерсье. Приводились данные по регионам – оказалось, что лучше всего сагу о маркизе принимали в промышленных регионах с большим числом работающих женщин. И – девчат. Эта вещь, ставшая популярной, но не культовой в других странах Европы, в СССР побила все рекорды – молодые девушки из пролетарских семей буквально бредили этой красочной историей о великой любви, которую не смогло погасить ни расставание, ни даже время. При этом, мечтая о чувствах в духе Анжелика + граф де Пейрак, девчата всегда осознавали – это слишком далеко, сказочно и киношно, а потому - нереально. Всё-таки они были очень …земными. Пейрак – это сказка, а водитель Вася – рядом. В позднесоветском фильме «Одиноким предоставляется общежитие» показано неистребимое желание девчат выйти замуж. В этом стремлении - мало корысти или простого желания вырваться из общаги, но много чего-то такого, что даётся природой, но истребляется цивилизацией. Девчата могут быть разбитными - они часто бывают Нюшками, Катьками, Тоськами, но это от полноты жизни, а не от распущенности. Катькой может быть и девка, но это уже совершенно иная Катька.
«Не то чтоб Тосю так уж тянуло к нему, что она никак не могла удержаться, - чего не было, того не было. Просто ей давно уже не терпелось узнать, что испытывают девчата, когда их обнимают, и так ли уж им на самом-то деле хорошо, как это показывают в кино». Напомню, что это сказано о девушке, которая выросла в детдоме и училась в кулинарном училище, а не жила под крылышком у папы-доцента и мамы-учительницы, которые ей вдалбливали правила политеса и все эти романно-возвышенные тезисы, вроде: «Не давай ни единого поцелуя без любви!». Ещё немаловажная деталь – во всём общежитии единственная распущенная девица – телефонистка Анфиса. Красивая, несчастная, не верящая в любовь, но и ей предстоит закономерное исправление. Остальные девчата – тверды в своей решимости встретить настоящее чувство.
Итак, несмотря на свою земную суть, они были где—то весьма наивны и потрясающе восприимчивы. Песня «Стою на полустаночке в цветастом полушалочке...» - настоящая ода девчатам всех отраслей и всех городов. Простые. Непременно простые, потому что сложность - это уже для иного советского типа женщин. Те, другие, будут заглядывать в глаза модным физикам или петь под гитару стихи Беллы Ахмадуллиной. В кинофильме «Шла собака по роялю...» юная представительница девчат зачем-то влюбляется в лётчика, играющего на трубе, а он для неё слишком хлипкий и слишком нервный. А девчата - сильные. «Мы – базис, мы всех хлебом кормим». Итог – понятен. Лётчик-трубач – это миф, что-то, вроде де Пейрака, а вот свойский Мишка Синицын – это данность. Это норма. Базис. «А река бежит, зовёт куда-то, / Плывут сибирские девчата / Навстречу утренней заре По Ангаре, по Ангаре...».
Певец девчат - художник Юрий Пименов - искренне обожал своих муз. Они получались жизнерадостными, светлыми, как и те новые кварталы, которые вырастали в солнечно-розовой дымке на месте вчерашних пустырей. Музы после работы спешили на танцы. Танцы для девчат - первое дело, даже важнее кино. Потому что в танце можно отыскать ту самую Любовь. «Сегодня праздник у девчат - сегодня будут танцы...». В фильмах часто прослеживается интересная тенденция - борьба коллектива за то, чтобы одна из девчат не соскользнула в …девки. Всё та же красавица Анфиса - по мнению одного из работяг «она, брат... такая...». То есть – гулящая. Но есть надежда на волшебное преображение. И оно случается. Или монтажница-высотница Катька из «Высоты». Смолит папироски, безвкусно и ярко красится, носит безумное стиляжье сочетание зелёного с оранжевым. И главное - не комсомолка! Ещё немного и - девка. Однако передовой рабочий Пасечник, который знает не только стихи Дениса Давыдова, но и правила хорошего тона, не даёт Катюшке, …Катьке стать девкой... Потому что девчата - они для другого, не для блуда, а для семьи. Свадьба для девчат - центральное событие в жизни, как на картине Юрия Пименова, где невеста (возможно, малярша или бетонщица) выступает в газовом, прямо-таки диоровском, наряде, на тонких каблучках-шпильках. Евгений Евтушенко уверял девушку-строительницу: «Пусть в Москве себя не тешат: / маникюр ты наведёшь, / платье-колокол наденешь, / в туфлях узеньких пройдёшь».
Свадьба – и что же далее? После этого девушка как бы утрачивала право находиться в когорте девчат, ибо это понятие подразумевало жизнь до замужества. У новоиспечённой женщины возникали многочисленные обязанности – она становилась степенной и рассудительной, не позволяя себе никакие «загулы». Отныне она не могла пойти на танцы со своими вчерашними товарками. Это сейчас молодые и даже не очень молодые жёны бегают по клубам, «зависать» по пятницам после титанической (хм…) офисной службы. Без своих надоевших «партнёров» или даже с другими партнёрами, как советуют глянцевые обозревательницы. В те времена ещё бытовали старинные нормы – замужняя женщина должна была посвящать свободные вечера мужу, детям, дому. Утром – на завод, после 18.00 – домой. Я не берусь защищать этот образ жизни – мы сегодня говорим об интересном феномене, а не о его применимости к сегодняшним реалиям. К тому же, это и невозможно – девчата исчезли, как вид, класс и смысл уже во второй половине 1980-х. Наступала иная эра, а всякая эра имеет свой неповторимый дамский образ… Но мы должны помнить наших «девчат» – именно они построили, воспитали, победили и выстояли.
