Выйдешь из дома — посмотри в небо, не летит ли беспилотник. Не ошибись, приняв за беспилотник ворону, и не обольщайся, видя над собой пролетевшую ворону, она может оказаться беспилотником. Учись различать беспилотники. Они бывают самолётного типа, реактивного типа, бывают пернатые, паукообразные, винтомоторные, разведывательные, ударные беспилотники-камикадзе.
У беспилотников, как и у птиц, есть свои гнездовья. Одни гнездятся в Турции, другие — в Израиле, третьи — в Иране, четвёртые и пятые — в Америке и в Англии. Есть беспилотники украинские, у них вместо хвоста трезубец. И есть беспилотники русские: они летят и тихонько матерятся. Беспилотники действуют в одиночку или сбиваются в стаи. Украинцы говорят, что у них тысячные стаи беспилотников, они могут их поднять в одночасье, и тогда небо над Россией станет чёрным от украинских беспилотников.
В Белгороде, Брянске и Курске по украинским беспилотникам сверяют часы. Псков стал любимым местом, куда летят украинские беспилотники. Это беспилотники-невидимки. Их не видят радиолокационные станции. Они дают о себе знать пожарами на псковских аэродромах. Мы учимся обнаруживать и сбивать этих коварных невидимок. Есть мнение, что колокола Псково-Печерского монастыря, если монахи зазвонят все разом, эти колокола создадут вибрацию, от которой беспилотники врага собьются с курса и упадут на многострадальную псковскую землю.
Учись спасаться от беспилотников. Если увидишь над собой беспилотник, не беги. Либо спрячься в бомбоубежище, либо сбей его метким выстрелом переносного зенитно-ракетного комплекса, либо притворись мёртвым жуком. Для этого ложись на спину и подними вверх ноги и руки. Можешь начать вибрировать, угадав волну, на которой работает беспилотник, и таким образом снизить его и посадить на землю. И тогда, если положишь перед собой опознавательную таблицу беспилотников, можешь узнать, откуда он явился. Из Турции, Чехии, Израиля, или он был собран тут, неподалёку от Пскова, украинской диверсионно-тактической группой, которые бродят по псковским дорогам под видом паломников.
Беспилотник в русском небе стал обыденностью. Обыденностью стала война. Исчезли огненные, страстные интонации телекомментаторов, сообщающих голосом Левитана о войне на донбасском фронте. О героических подвигах русских солдат под Авдеевкой или Артёмовском говорят ровным, спокойным, дистиллированным компьютерным голосом, каким говорят о делах житейских. Войной не докучают жителям больших городов, не мешая им участвовать в конкурсах, олимпиадах, празднествах, весёлых корпоративах, ресторанных вечерах. Всё реже мы слышим на ток-шоу пафосное «За победу!», реже показывают гуманитарные конвои. А генерал Конашенков, рассказывающий нам пусть о небольших, но каждодневных победах, стал привычным и домашним. И мы слушаем его, вкушая вкусные обеды или глядя в окно, где играют счастливые дети.
Но война не прощает обыденности. Экипажи сгоревших и оплавленных русских танков не прощают обыденности. Разорванные на клочья тела русских артиллеристов, не успевших сменить позицию, не терпят обыденности. Лазареты, где стонут изувеченные кассетными боеприпасами раненые, не терпят обыденности.
Война гудит, как в кузне наковальня.
Кузнец войны куёт свои подковы.
Прислушайся к звону этих подков. Быть может, они уже на копытах тех коней Апокалипсиса, что мчатся из других галактик на землю.
Можно заглушить стоны раненых симфоническими оркестрами всемирно прославленных дирижёров. Можно подавить кислый вкус пороха на губах, выпивая французское и итальянское вино на Патриарших прудах. Можно не пускать войну в наши семьи, города, университеты, в наши детские сады и театры. Но она прорывается.
Иногда она прорывается волшебным и таинственным образом, как тот белый голубь, что влетел в дом горюющей семьи, получившей похоронку Донбасса, и сел на чёрную вуаль убитой горем матери, словно это прилетела душа убитого сына.
Иногда война врывается чудовищным взрывом, как военная колонна Пригожина, что он вёл на Москву, убивая по пути русских военных лётчиков. И это был кошмар современной русской истории. Россия, воскресшая после поражения 1991 года, идущая по путям великого одоления, великого воскрешения, была вновь готова опрокинуться в пропасть. Но русское чудо встало на пути пригожинских колонн и развернуло их вспять.
Война — то время, когда следует думать о времени, что станет послевоенным. Какой Россия выйдет из этой войны, в каком мире она окажется? В мире, деформированном донбасской войной, ибо донбасская война — уже война мировая, сдвигающая континенты, сдирающая ветхие покровы с народов и государств. Россия сдирает с себя ветхий покров болезненно, как сдирают кожу.
В какую новую кожу обрядит Россию русская история? Мы почти не думаем о будущем, мы думаем о прошлом, пытаясь перелицевать кафтан русской истории. Мы называем Пугачёва разбойником и изувером, декабристов — масонами и христопродавцами, народовольцев — революционерами и исчадиями ада. Мы хотим заменить Рылеева Николаем Первым, Некрасова и Белинского — Победоносцевым, Софью Перовскую — Столыпиным. Мы не хотим отыскать причину, по которой русское величие, о чём мечтал Столыпин, вдруг обращается великими потрясениями, при которых разрушается великое государство, гибнут великие ценности, воцаряется тьма.
Что обрывает стремление России к величию? Быть может, то, что правящий класс принимает своё величие за величие России? Но великие народные труды, страдания и жертвы приносятся не для того, чтобы возникло величие дворцов, роскошных храмов, золотых рублёвских вилл и неумеренных разгульных пирований. Народ не сразу, но неизбежно чувствует эту подмену, и тогда хижины объявляют войну дворцам.
Государство есть высшая ценность для народа. Народ сберегает своё государство, вынося его из огней, кладя во имя него головы лучших своих сыновей. Но государство не должно заблуждаться, что эти великие жертвы народ приносит ради величия особняков и дворцов. Эти жертвы народ приносит ради той заповедной, восхитительной мечты о справедливом, благом, могучем и цветущем царстве, которое видится великим русским пророкам, будь то сказочник и скоморох при княжеском дворе или великий патриарх-мистик, или богооткровенный поэт, или идущий на казнь подвижник.
Идёт война. Какой-то прекрасный русский человек сказал: «Русских невозможно истереть в порошок. Русских можно истереть только в порох». Русский народ — победитель.
Что ты вьёшься, беспилотник,
Над моею головой?
Ты добычи не дождёшься,
Беспилотник, я не твой.
