Дорогой Валентин Васильевич!
В дни твоего славного юбилея позволительно произносить слова, что в иные дни могли показаться пафосными и напыщенными. Вся твоя жизнь — это служение, беззаветное, религиозное. Ты служишь высокому идеалу — нашей прекрасной советской Родине. Твоя газета, как киот, в котором стоит намоленная тобой икона — образ нашей нетленной России, и каждый газетный номер, что ты выпускаешь, — это возжигаемая тобой лампада. Сколько чудесных благородных прихожан прикладывались и прикладываются к этой иконе! Сколько мерзких святотатцев пытались и пытаются осквернить её! Ты стоишь на страже этой иконы как её хранитель, её часовой.
Помню, как ты позвал меня вместе с другими советскими писателями в свой кабинет, и я увидел перед собой сильного, умного, возвышенного человека, приглашавшего нас в свои газетные замыслы и свершения.
В том же кабинете спустя много лет мы встречали с тобой дивного русского пастыря — владыку Иоанна, митрополита Санкт-Петербургского и Ладожского. И он, превозмогая немощь, пришёл сам в твой коммунистический кабинет и сказал: нет ни красных, ни белых, есть русские. Призвав отбросить вековечную гражданскую рознь и сойтись в великом русском примирении.
Помню, как вместе мы переживали чёрный август 1991 года, когда попрятались недавние вожди и витии, красные духи под улюлюканье демократической черни покидали столицу, и я испытывал нечеловеческий ужас, чувствуя, как рушится моя страна, кончается великий советский период, словно кончалась моя земная жизнь. И ты оказал мне духовную поддержку, спас меня от уныния. Незабываемы наши шествия по Москве, когда в первомайской толпе, растянувшейся от Октябрьской площади до Большого Каменного моста, мы шли под весенним солнцем, и над нами реяли красные флаги и алая хоругвь с Нерукотворным Спасом, гремели "Варшавянка", "Священная война" и рокотали ростовские колокола. Одни несли икону Богородицы, другие — портрет Иосифа Сталина. И вся эта лавина восхищённых, вдохновлённых людей состояла из твоих читателей, твоих прихожан.
Ужасны были побоища в сентябре 1993-го. Когда изведённый народ кидался на железные щиты и дубины, и мы схватывались с ОМОНом на улице Горького, у Белорусского вокзала, в Останкино. А 3 октября мы вместе, окружённые яростным людом, прорывались сквозь колючую проволоку к Дому советов, ликовали с народом в эти три часа краткосрочной свободы, которая утонула в крови и в грохоте ельцинских танков.
Твоё стояние, Валентин Васильевич, — пример благородного русского стоицизма. Твоя газета прекрасна, без неё немыслима сегодняшняя русская жизнь. Она — как скрижаль с великими советским заповедями, которые народ пронесёт через всю тьму в новое неизбежное русское царство, где торжествуют справедливость, красота, трудолюбие, благоговение перед жизнью.
Поздравляю тебя, Валентин Васильевич. Я, как и многие твои почитатели, подниму в день твоего юбилея полную чарку.
Твой Проханов
