Важное отличие от весенней стадии СВО заключается в нашем отношении: если тогда мы пребывали в некоторой эйфории и ожидали быстрой лёгкой победы, переоценивая эффективность нашего государства и безупречность армии, то сейчас мы осторожнее оцениваем КПД авиаударов, понимаем проблемы госуправления и армии. Порой даже чересчур впадая в критиканство.
Но в целом это хорошо. Повторюсь, что лёгкая победа на Украине с таким состоянием госуправления сыграла бы с Россией злую шутку, а потому этот горький урок был нам необходим. Главное, им воспользоваться.
И сейчас первым делом следует думать о том, как американцы отреагируют на пропущенный удар на полигоне «Украина» и каким способом попытаются контратаковать. Ведь не реагировать они не могут, так как ставки запредельны и любая их пассивность будет воспринята как слабость. А проявление слабости смертельно для агонизирующего гегемона.
Помимо провокации с тактическим ядерным оружием, которую я рассматривал пару дней назад, существует ещё несколько опасных угроз, которые США могут реализовать.
В первую очередь, это поставка Киеву более мощных вооружений, которые могут доставать до больших городов России — РК NASAMS, тактические баллистические ракеты Atacms и боевые истребители четвертого поколения F-15 и F-1. Это чисто военная угроза и, надеюсь, Суровикин придумает, как её нейтрализовать.
Далее — это организация масштабных терактов с большим количеством убитых и в каком-то знаковом месте. После диверсии на Крымском мосту к подобным инфраструктурным объектам внимание спецслужб наверняка усилится. В школах некоторое время после расстрела в Перми тоже будет повышенная бдительность. Остаются торговые центры и крупные магазины (из знаковых — ГУМ), стадионы, вокзалы (Киевский?), аэропорты / самолёты — последние могут оказаться наиболее уязвимыми.
С учётом большого количества ПЗРК в зоне боевых действий, откуда они могут легко распространяться по регионам России, высока угроза их применения по гражданским лайнерам. О такой угрозе давно пишет Алексей Рогозин и предлагает обсудить установку на все российские борты специальных защитных антиракетных комплексов от ударов ПЗРК.
Да, это потребует дополнительных расходов на оснащение и топливо, учитывая массу комплекса 400-500 кг, но государство вполне может компенсировать их авиакомпаниям. Такая защита стоит на самолётах израильской авиакомпании El-Al, и это хороший опыт. Тем более что бортовые комплексы обороны от ПЗРК уже серийно производятся некоторыми предприятиями в России, устанавливаются на многие типы воздушных судов, включая средне- и широкофюзеляжные лайнеры, но не пассажирские.
Наконец, есть ещё одно направление возможного удара США — это киберпространство, где Россия до сих пор чрезвычайно уязвима от «непартнёров». Об этом ещё в августе с тревогой рассказывала Наталья Касперская, одна из немногих государственников в IT-сфере.
Касперская удивляется, что после начала Спецоперации, когда киберугрозы со стороны США выросли на порядок, ответственные чиновники почему-то совершенно не изменили темпы импортозамещения и не пересмотрели цели цифровизации.
До сих пор мы уязвимы во многих аспектах — нам могут удалённо отключить все смартфоны и электронные устройства на территории РФ, атаковать цифровые системы управления авиалайнеров и многое другое. До сих пор большая часть софта в промышленном производстве (а это критически важная часть национальной безопасности), автоматические системы управления технологическими процессами сделаны на Западе и уязвимы для дистанционного управления.
В рамках импортозамещения с 2014 года в России появились отечественные аналоги зарубежных IT-продуктов, но в этом процессе явный перекос не в ту сторону: к примеру, созданы десятки мессенджеров или второстепенных приложений, но в промышленности и логистике нечем заменить западный софт.
Глава Минцифры Шадаев смотрит на ситуацию, как положено, оптимистично, но признаёт, что процесс обеспечения софтом критической инфраструктуры только начат. К примеру, «РЖД только предстоит переход на российское ПО, что станет для компании тяжелым моментом».
Между тем, киберугрозы существуют уже сейчас и могут быть реализованы в любой момент. Та же Касперская отметила, что киберстратегия имеет наступательный характер у трёх стран мира — США, Великобритании и Украины. И это не просто теория, а обоснование практики — на той же Украине давно созданы кибервойска, когда любой программист может зарегистрироваться на специальной платформе и проводить кибератаки на Россию, получая вознаграждение.
Министр Шадаев уверяет, что ведётся работа по усиление кибербезопасности от ударов IT-армии Украины, но сам не спешит создавать российскую IT-армию, хотя программистам дали бронь от мобилизации. Впрочем, нейтрализовать кибервойска Киева можно и отключением электричества, чем сейчас занимается российская армия — но хакеры НАТО так не отключить, поэтому угроза остаётся чрезвычайно высокой.
Тем более что, по меткому замечанию Касперской, противник в духе гибридной войны может нанести удар сразу по нескольким направлениям — теракты, киберудары и, скажем, разжигание военного конфликта в другой точке СНГ (Приднестровье, Средняя Азия).
Исправлять наши уязвимости надо было ещё вчера, но сейчас это следует делать экстренно. Без паники, но и без показного благодушия. Иначе потом придётся исправлять это в аврале, и последует новая волна разочарования в обществе.
