"Если я и видел дальше других, то лишь потому, что стоял на плечах гигантов".
И. Ньютон
Наш классный руководитель Григорий Симеонович Осадчий преподавал историю и считал, что важнее гуманитарных наук ничего не бывает. Он говорил: "Знание истории — это то, что отличает современность от дикости. Кого история не учит, того вычёркивает".
Время было лихое, 42-й год — "К Волге двинулась война…" Похоронки в каждом доме, но паники не было. Душа человеческая напряглась, как стальная пружина: подростки становились к станкам, работали по 14 часов без выходных: "Всё для фронта, всё для Победы!". Батальоны народного ополчения шагали на запад с песней: "Вставай, страна огромная…". Пели потрясающе — поистине, великая энергия рождается для великой цели. Военкоматы работали в напряжённом режиме: приходили ветераны Гражданский войны, партизаны, женщины, молодёжь: десятиклассники после выпускного бала подавали заявления добровольцами на фронт — так они были воспитаны.
Наш учитель добился льгот: участники исторического кружка получали 150 граммов хлеба с сахарным песком. Стимул сработал, и весь 9 "Б" заинтересовался древностью: приносили легенды о походах Аттилы, Ганнибала, Юлия Цезаря, собирали репродукции, былины, предания, сказания о древней Руси, о Египте, Византии, о дворцах династии Минь. Ребятам отвели угол в кабинете истории, они по-свойски обращались с Рюриками, Чингисханами, Людовиками и по-хозяйски обсуждали мировые проблемы — ученик на уроке спрашивает: "Вот Пушкин пишет, что бунт бессмысленный, но восстание рабов в древнем Риме разве было бессмысленно? Ведь Спартак, Степан Разин, Пугачёв выступали против рабства — за правду и справедливость?" Школьник в двух словах выразил учение Маркса, диалектику Гегеля и мудрость Сократа. Другой возмущался: "Космополиты осуждают Дарвина — ставят под сомнение его теорию эволюции видов. Полистаешь учебник истории — сплошные войны, нашествия, разрушения; по-моему, Дарвин великий уже потому, что помог людям понять причину их идиотских поступков".
Г.С.О. (так мы называли учителя между собой) поощрял дискуссии и направлял споры в творческое русло: например, почему земельная реформа у французов получилась, а у Столыпина сорвалась? Неожиданно для всех серенький троечник Гоша Галкин бойко доказывал, что у Наполеона трудовых побед было не меньше, чем военных: "Возмущённая фронда хотела сеять хлеб, разводить виноградники, люди хотели создавать фермы, строить пекарни, маслобойни, мануфактуры, хотели торговать. Любое дело начинается с земли. Но земля была в руках латифундистов (в России у помещиков). Наполеон решил дело гениально просто: тем землевладельцам он объяснил требование общества. Или компромисс, или фронда сотрёт вас, как Бастилию. Компромисс был достигнут без гражданский войны. Средний класс получил землю, во Франции начался индустриальный бум". Гоша Галкин, оказывается, вчера прочитал о гражданском кодексе Наполеона и шпарил, как заправский политолог: "В России Пётр Столыпин решил повторить гражданский подвиг Наполеона: ситуация, казалось бы, аналогичная — русский хлебороб рвался на свободные земли, в Думе премьер доказывал: "Дадим мужику землю — получим сильную Россию". Общественность поддерживала, газеты писали: "Ещё пять лет столыпинских реформ, и революция в России будет не нужна!" Сказано конгениально: виднелась реальность великого компромисса без катастроф и разрушительных войн. Дело было пошло: казна помогала крестьянам обживать земли за Уралом, на Алтае. Открывали земельные банки, давали льготные кредиты, помогали транспортом и даже семенами. Многие прижились в Сибири. Но воспротивились помещики: "Кто же будет кормить барина, если пахарь уйдёт на вольные земли?" Нахлебников несть числа. Рушилась вся система. Оказалось, для хороших реформ мало иметь благие пожелания, надо иметь силу, способную преломить сопротивление тех, кто привык шиковать на нищете народной". У Столыпина не было такой силы, и он проиграл — его застрелили в присутствии царя, в театре, на глазах у почтенной публики. Реформаторы поняли: власть не дают, власть берут.
Учитель старался пробудить интерес к процессу познания: "Гераклита спросили: — в чём счастье? — он сказал: — счастье в философии, т.е. человек видит большой интерес в познании мира, а сомнение — мать истины". Поднимается рука, встаёт парень — потомственный пахарь: "Вот у меня сомнение — что это будет за человек, если он отродясь не имел собственности? Человек не видел ни пашни, ни грядки, не держал в руках ни лопаты, ни литовки, ни топора, ничего он делать не умеет. Непонятно. Без собственности нет гражданина, есть бродяга, бомж, раб. Мышь полевая и та имеет собственность. Человеку нужна та часть собственности, без которой немыслимо пробуждение и приложение творческой энергии миллионов, иначе общество лишает себя созидательного начала, деградирует и задвигается на задворки. Впечатление такое, что в 17-м году разрушители России подмешали к идее борьбы за народные интересы изрядную ложку дёгтя, чтобы вызвать катастрофу". Учитель ставил вопросы, которые требовали и знание предмета и логики мышления: "На Западе — морские пути, торговля, раньше родилась цивилизация. Насколько русские должны брать пример с Запада? В чём различие ценностей и возможно ли духовное сближение?" Поднимался отличник из кандидатов на золотой аттестат: "Либералы-западники при всём желании не могут дать России сколько-нибудь вразумительного мировоззрения, потому что идеология на Западе складывалась совершенно по другим законам, чем на Руси. Колумб с открытием Америки оживил эпоху работорговли: она давала хорошие дивиденды. Патриции имели до 20 тысяч рабов. В древнем Риме торговали рабами, как в Урюпинске торговали репой. На рабов переложили всякий труд, наступила атрофия. Господа перестали мыслить: зачем? Утратили интерес самосохранения, и империи рухнули. Пришли гунны, разрушили античную цивилизацию, но менталитет работорговца, дух ростовщика, вкусившего халявного золотишка, оказался устойчивым. И закрепился в новой эпохе машинного производства. Рабов поставили к конвейеру и выжимали прибавочную стоимость. Когда классики предупреждали мир о том, что нет такого преступления, на которое не пойдёт капитал ради сверхприбыли, они имели смутное понятие о тех преступлениях: мораль объявили предрассудком, всё де пройдёт; всё покупается, золото — наш кумир. Родина там, где наш капитал, мы поживём, а после нас — хоть потоп. Такая вот идеология, такое нам навязывают западники и доморощенные либералы".
Как винная эйфория разрушает мозг и лишает разума, так идеология потребителя извращает мышление и превращает человека в свою противоположность: он не сеет хлеб, не строит жилище, не создаёт товары — он создаёт виртуальный капитал для разрушения и господства. Идея господства обречена, потому что замешана на принуждении и не имеет созидательного начала. Поэтому империи на Западе рассыпались, а на Востоке цивилизации жили до 5 тысяч лет.
На Руси рабства не было: здесь давно поняли: что замешано на неволе, то кончается крахом. Наоборот, русские решали задачу, противоположную всем канонам рабства: уважение к другим народам и религиям, доверие, помощь, сплочение, мобилизация на общее дело — создание сильного государства. Философская сторона дела была всем понятна; в этом мире уважают сильных; нас 200 народностей, вместе мы — сила, нам нужна смычка, контакт, поддержка, солидарность: наша национальная идея — укрепление жизнеспособности страны.
Учитель вспоминал: "На строительство Турксиба приезжали журналисты из Франции, удивлялись: "Обживать пустыню у вас люди едут с песнями, как на праздник, откуда такой энтузиазм?" Наши объясняли: "Турксиб — это новая цивилизация. Русский человек так устроен: ему нужна идея, мечта, вдохновение — тогда на голом энтузиазме он готов обживать любую галактику, не только пустыню".
Учителя старались дать ребятам радость детства, поломанного войной: по субботам работал кружок бальных танцев — это был подвиг, достойный преклонения. Кабинет истории превращается в хранилище музейных экспонатов, картинам давали свои названия: "Боярыня Морозова едет на выборы", "Кубанские казаки подписываются на заём". Над входом эпиграф — "И был последний день Помпеи для русской кисти первым днём".
Весной в школе состоялась защита диссертации по древнему миру. Учитель объяснил в ПЭРОНО, что такая практика помогает учебному процессу — ученики пишут рефераты: "Основание Петербурга", "Походы Ермака". За длинный стол приёмной комиссии были приглашены ребята из 9 "Б" в качестве почётных ассистентов. Аудитория — вся школа в большом зале бурно приветствовала юных историков. Торжественность момента дополняла атмосферу причастности к чему-то большому, значительному. Это большое было — чувство Родины. Защита прошла на высоте, потом был чай, пирожки с ливером — кулинарный шедевр военного времени, учитель благодарил всех за участие: "Это не моя диссертация, это наша диссертация, наша победа…". Ребята читали стихи из "Полтавы", "Василия Тёркина", Симонова, вдохновенно декламировали Маяковского — это был наш кумир без страха и упрёка. Некоторые уже подали заявления в военные училища и прощались со школой. Учитель говорил напутственное слово: "Завтра вы разъедетесь по новым дорогам: кто-то будет лётчиком, кто морским капитаном, но войны пройдут, и все будем отстраивать Россию. Самой нужной профессией будет строитель, архитектор. Представьте, Гоша Галкин — главный архитектор города Урюпинска — звучит, как симфония! Тысячи земляков вы приобщите к Культуре, вы научите их создавать автогиганты и научные центры, строить спортивные сооружения и культурные комплексы, прокладывать скоростные дороги и межконтинентальные магистрали, открывать университеты, библиотеки, консерватории…
Новым поколениям вы откроете будущее, и вас понесут на руках, благодарные потомки назовут вас почётными гражданами и захотят увековечить в граните ваш образ. Люди вспомнят вас добрым словом за те кирпичики, которые вы вложили в их мечту, когда богатство будет измеряться количеством свободного времени для творчества. Дети будут гордиться вашим именем — это дороже, чем дюжина вилл на Багамах. Багамы потонут в океане, но ваши дела в Лете не потонут, потому что вы создаёте не ради славы, ради жизни на земле".
