Даже монахом был – но из монастыря бежал; в юности Аргези переменил множество профессий: ища ли себя?
Просто стремясь – логично – выжить?..
По нивам, по зарослям едкой цикуты
Они доползли до опушки лесной.
Они доползли в роковые минуты,
Когда все вокруг озарилось луной.
Вот голос их сердца, подслушанный мной.
(пер. Э. Александровой)
…он слышал разные голоса сердец, вплетая их сложными волокнами в бытие своих произведений.
Стих эмоционально развивается, и, вбирая негатив, естественный в жизни, ориентирован на световую волну.
На подъём: выше и выше.
Свет должен побеждать.
Почему же такая тьма?
В земле сырой жилище я выкопал лопатой.
И только дождь снаружи. Лишь ветер бесноватый.
Жилье себе я вырыл в подземной черной стуже.
Лишь ветер бесноватый, и только дождь снаружи.
Из хмурой ямы землю я выбросил в окно.
За синею завесой в земле совсем черно.
(пер. Н. Стефановича)
Сострадание?
Безусловно: но социальность поэзии, составляющая оной, были естественной частью дыхания поэта, созидающего словесный пантеон, как документ своего времени, рассчитанный на вечность.
Он даёт жёсткие и стойкие заветы:
Когда уходишь, — пусть, как блеск кольца,
Твой добрый рок все время будет справа.
Но помни: колебанье, страх — отрава.
Шагай сквозь бури. Бейся до конца.
(пер. В. Корчагина)
Так и сам вёл себя, зная, насколько жизнь не гладит по головке.
…деятельное начало: за сатиру на Антонеску заключён в тюрьму; переворот короля Михая приносит свободу.
Но и с последующим коммунистическим режимом имел сложные отношения.
Метафизика постепенно наполняет его созвучия:
Познать, преодолеть осталось так немного,
Пути сближаются, ты только приглядись,—
Тропинки, просеки и темная дорога,
Как спицы в колесе крушащемся, слились.
(пер. Н. Стефановича)
Впрочем, последнее десятилетие его жизни окрашено безоговорочным признанием: ранг национального поэта логичен.
В вечность развёрнутые стихотворения сияли жизнью: той, какую узнал, ту, чей опыт пропускал через призма собственного дара.
