Захар ПРИЛЕПИН. Взвод. Офицеры и ополченцы русской литературы. — М.: Издательство АСТ: Редакция Елены Шубиной, 2017. — 732 с.
Об этой замечательной книге не хочется говорить много — хочется пересказывать истории, которые в ней описаны. Как Денис Давыдов брал Дрезден, как Гаврила Романович Державин воевал с Пугачёвым…
Не раз от этих историй мурашки пробегут по коже читателя.
В этой книге есть какой-то имперский размах, русская широта. Захар Прилепин, без всяких сомнений, проделал работу большую и работу достойную. И главное — можно ждать продолжения. Автор пишет в послесловии, которое и называется показательно: "Александр Пушкин, или Приглашение к путешествию в Золотой век", что эта книга — только первый том. Стало быть, будет и второй, а может, и третий. Но на самом деле это понятно и из предисловия, где Прилепин собрал всех героев своей книги в одной гостиной и пишет: "скоро явится Пушкин".
Так что, как говорят филологи, — вперёд, к Пушкину!
Но на предшественников Поэта надо обратить самое пристальное внимание. Не удержусь и приведу слова из аннотации: "Они сражались на бородинском поле в 1812-м и вступали победителями в Париж, подавляли пугачёвский бунт и восстание в Польше, аннексировали Финляндию, воевали со Швецией, ехали служить на Кавказ…".
Прилепин своей книгой будит в русском человеке его имперское чувство, его одновременно бунтарскую удаль и державную честь (невыносимая русскость бытия включает в себя эти крайности), его, в конце концов, патриотизм. Будит органическое чувство Родины, чувство истории, которую не распилить, не разделить так просто на то, что нравится и что не нравится. Тут надо принимать всё разом, как есть, потому что другой истории у нас нет и другой Родины нет.
Прилепин напоминает читателям о русской литературе как русской победе: "Поэтическое русское слово (мы говорим, конечно, о светской поэзии) возникло не как лирическое журчание, а как победный — в честь ратной, наступательной, победительной славы — салют". Это крайне важное напоминание именно сейчас. Вы сами понимаете, почему, друзья.
Невероятно важны прилепинские замечания и сравнения по ходу книги. Он может, например, сравнить одного из героев книги (не скажу какого, прочитайте — узнаете) с Александром Андреевичем Прохановым; может, рассказывая о подавлении Денисом Давыдовым польского восстания, бегло заметить, как все эти события нелепо воспроизводятся из столетия в столетие, намекая на недавние события "на одной соседней территории, которую поляки считали и по сей день считают своей провинцией"; может убийственно подшутить над нашими нынешними либералами, пытающимися корчить из себя Чаадаева: "Которое уже десятилетие пытаются имитировать Чаадаева: взгляните, я тоже сноб, у меня тоже на лице словно бы усталая иезуитская маска, я тоже, что самое важное, презираю ничтожество России, — ах, разве я не Чаадаев?", и заключить строго: "Имитаторы, фарисеи — куда вам Чаадаев, зачем?".
Всё это крайне актуально сегодня. Актуально — сравнить наше время и то далёкое, золотое, но так похожее на наше (это постоянный рефрен книги Прилепина: времена ничем друг от друга не отличаются, всё то же самое). Это актуально, потому что сегодня, возможно, на фронтах ДНР или ЛНР воюет пока ещё неизвестный поэт, который станет в будущем новым Пушкиным, откуда же нам знать (например, погибший герой Новороссии и России Арсен Павлов "Моторола" писал стихи)!
Мы не верим в то, что может явиться Пушкин, потому что не имеем сил и мужества поверить, а Прилепин хочет, чтобы поверили. Потому что если мы не будем верить в то, что сейчас может явиться Пушкин, то и встретить его не будем готовы. В книге Захара по этому поводу есть замечательные строки: "Поэт уходит, но отвоёванная им Родина и священное место для рождения нового поэта остаются".
Поэтому надо верить. Верить в русских героев — героев всех фронтов, как военных (в буквальном смысле), так и литературных. Ведь это и значит верить в Россию.
Россию, о которой Захар пишет, что о ней создаётся такое впечатление, "что это не огромная Россия, а скученное селение с несколькими всем известными перепутьями, где один поэт по дороге в южную сторону встречает другого, мёртвого, а на обратном пути едва не встречает — третьего, ещё живого".
Конечно, это только лишь впечатление, но какое точное! А создаётся оно потому, что в пространстве нашей России (России Вечной, по замечательному определению Юрия Мамлеева) все встречи — неслучайны, все пути не выдуманы, и сами эти пути есть не что иное, как невидимые нити между людьми, чьими судьбами стягивается весь этот невероятный простор в единое — в Россию.
P.S. Захар Прилепин в интервью не раз говорил, что одним из поводов написать эту книгу было распространённое у "просвещённой публики" мнение, будто русская литература вся сплошь стоит за гуманизм и космополитизм, и вся она об одной только слезинке ребенка, которая, вопреки Достоевскому, стала как бы символом отвлечённого гуманизма (против которого Достоевский постоянно воевал). Замечу, что милитаристский пафос русской литературы вовсе не противоречит другому её пафосу — этическому, нравственному. Или защищать свою Родину противоречит этике? Или гибель в бою за своих собратьев уже не является нравственным подвигом?..
