Максим ШМЫРЁВ. Стихотворения. — М.: Риэлт-Издат, 2014, 64 с.
Всякий раз, когда берешь в руки книгу стихов незнакомого современного автора, охватывает чувство недоверия, смешанного с иронией, а затем возникает вопрос: зачем это писалось?
Встретить сегодня поэта — редкость не меньшая, чем увидеть звезду в небе над мегаполисом. Тем более, что меру все удушающего словесного смога постоянно повышают бойкие мастеровитые виршеплеты, выдающие себя за стихотворцев, хотя творчества в их умозрительных опусах не больше, чем в утюге.
Но, бывает, случается… Буквально одна строка в открытом наугад поэтическом сборнике обрушивает на тебя целые миры давно забытых или даже не испытываемых ранее чувств и переживаний, будоражащих память, фантазию и душу образов. Ты скользишь взглядом по строчкам, и буквально физически ощущаешь, как освобождается слово от коросты сиюминутного и прочно налипшей банальщины. Поэзия открывает нам путь к нашей внутренней музыке, неслышимой в повседневности, а то и иссякшей вообще. Порою же становится горьким воспоминанием об утраченном или не бывшем с тобой никогда…
Так поразила меня небольшая книжка молодого поэта Максима Шмырева под непритязательным названием "Стихотворения", где второй раздел — "Времена года" — объединяет короткие зарисовки в прозе не столько состояний природы, сколько движений человеческой души, "зарифмованных" лирическим настроением. И настроение это совсем не благостное, не идиллическое… Стихи Шмырева подобны бессоннице, тем крайним ее проявлениям, когда, свободный от довлеющей "злобы дня", ты остаешься наедине с "последними вопросами". У поэта хватает духовной отваги их принять:
Утром перед рассветом,
Весь мир становится тихим
И тогда можно услышать
Шорох иного мира,
Топот иного мира,
Громы иного мира.
Там ангелы и херувимы,
Начала, Престолы, Власти…
Радость наполнит сердце
И его остановит счастье.
Многозначная, порою парадоксальная образность, стоицизм перед лицом грозящих бедою трагических обстоятельств времени — эти качества творческого "я" М. Шмырева сближают его стихи с поэзией Николая Гумилева. Возможно, в подобном сродстве поэтов перекликаются эпохи, даря нам иллюзию, что у нас было множество жизней, и одновременно напоминая о бренности земного существования:
Когда все изолгано
И обратилось в прах,
Не строй дома на камне,
Строй на облаках,
Где собираются грозы.
И ожидай, готов,
Преломления неба
Молнией, до краев.
Примечательно, что в сборнике М. Шмырева нет необязательных поэтических высказываний, каждое слово автором тщательно взвешено, но ты не замечаешь этого, увлеченный силой его энергетики. Стихотворения не только входят в сознание, но и неуловимо меняют строй души читателя, дают возможность прикоснуться к обыденному, как к нездешнему так, будто ты сам каким-то внутренним зрением видишь то, что запечатлел поэт. В этом плане весьма характерны стихотворения "Памяти русских броненосцев, погибших при Цусиме" и "Третий Рим", а также потрясающая баллада "Стоя лицом к солнцу" о последних днях Муссолини. Это небольшое произведение по точности и разнообразию деталей, масштабу затронутых тем, по своей философии кажется зерном, в которое заключен огромный исторический роман, написанный очевидцем происходивших событий. А мастерски вплетенный в текст эпизод из "Окаянных дней" Ивана Бунина естественным образом расширяет рамки картины весны 45-го года в Европе до драматических коллизий истории всего ХХ века.
Если попытаться воссоздать духовный облик поэта Максима Шмырева по его стихам, мы увидим личность религиозную, тонко чувствующую хрупкость всего живого (помните, у Л. Толстого в "Казаках" слова Ерошки, обращенные к бабочке, летящей на огонь: ""Куда летишь… Сгоришь, дурочка! Вот сюда лети, места много", — приговаривал он нежным голосом.…"), и, при этом, во всем, даже в малой капле дождя прозревающую связи с вечным, небесным Отечеством. Существует ли это прозрение на уровне веры или творческой интуиции — не суть важно. Главное — поэт вытаскивает читателя из убогой, сжирающей человеческую душу мирской суеты и открывает перед ним необъятные горизонты духовного преображения:
Здесь листопады вниз кружат
Мир удивителен и тонок,
И души с нами говорят,
Как в сновидении, спросонок.
Их голоса в сырой листве
(Летящей между фонарями)
Дубов и кленов. В сентябре
Они садятся рядом с нами.
Их удивляет наш испуг
Непониманье сути тленья:
Включения в чудесный круг
Преображения, превращения.
Как корабли без якорей
Они забыли тяжесть плоти.
Подобно янтарям огней
И каплям меда в добром соте
Они пред Богом предстоят,
И листопад кружит оттуда;
А листья желтые летят
И пешеход идет по чуду.
Я чую, колокол дрожит,
Он дальнего дождя предвестье.
Сентябрь поздний говорит,
И сердце понимает вести.
