Андрей ФУРСОВ. Холодный восточный ветер русской весны. — М.: Книжный мир, 2014, 320 с., тираж не указан.
Автор этой книги — признанная "звезда" отечественной патриотики. Профессиональный историк, обладающий ярким, образным языком и способный к глубоким обобщениям, Андрей Ильич Фурсов помогает своим читателям понять ту общую систему координат, в которой происходят самые разнообразные, отдаленные друг от друга во времени и пространстве, казалось бы, не связанные между собой события.
Статьи и выступления, легшие в основу этой книги, относятся к февралю-марту текущего года — времени, когда на Украине произошёл государственный переворот, одним из первых следствий которого стало воссоединение Крыма с Россией.
И если бы Андрей Ильич был "просто" публицистом, его рефлексии относительно указанных выше событий за истекшие три-четыре месяца стали бы достоянием прошлого.
Но, как утверждал В.О.Ключевский, "история ничему не учит — она лишь наказывает за невыученные уроки". "К тому же, у времени есть привычка свёртываться листом Мёбиуса, "восьмёркой", в результате вчерашний день становится завтрашним", — добавляет А.И.Фурсов.
Близящееся столетие с начала Первой мировой войны рассматривается им через эти "далёкие зеркала" как начало нового цикла мировых войн, второго по счёту в человеческой истории, поскольку первый тянулся с 1914 по 1991 год, и только особенности субъективного восприятия заставляют нас традиционно делить эту "длинную войну" на Первую мировую (1914-1918), Вторую мировую (1939-1945) и "холодную" (1945-1991).
Но Субъекты Стратегического Действия (ССД), о которых пишет Андрей Фурсов, не ограничены краткими сроками человеческой жизни и столь же узкими рамками человеческого восприятия. Это совершенно иные существа, чем мы с вами, живущие совсем по другим законам, и к ним абсолютно неприменимы обычные и привычные представления о добре и зле, должном и недолжном.
Утверждая и развивая данный тезис, автор, по большому счёту, выходит далеко за пределы традиционной исторической науки, открывая некую новую отрасль научного знания, которую, за нехваткой понятийного аппарата, в первом приближении, можно назвать метаисторией (термин, связанный с именем и творчеством Даниила Андреева, но вне его мистического преломления). Классы Карла Маркса, цивилизации Арнольда Тойнби, этносы Льва Гумилёва — выступают всего лишь частными случаями, версиями описания этих метаисторических субъектов.
Важность этого фурсовского открытия, которое на первый взгляд и открытием-то назвать сложно, тем не менее, трудно переоценить. Поскольку "кто кого опосредует, тот тем и управляет". Нынешний "культ личности", согласно которому каждый человек есть самодостаточная, самоценная, самореализуемая и самоуправляемая сущность, — один из важнейших фантомов, которые продуцируются метаисторическим субъектом, в работах Фурсова проходящим под условным названием "исторического капитализма", "глобального капитализма" или "субъекта К", в более распространенной версии — "меритократии" ("власть достойных").
"Научная культура поставила себя на службу концепции, известной сегодня как "меритократия"… Меритократия как процесс (operation) и научная культура как идеология создали завесу, мешающую постижению реального функционирования исторического капитализма. Сверхакцент на рациональности научной деятельности был маской иррациональности бесконечного накопления", — комментируя эту весьма показательную цитату из Иммануила Валлерстайна, Андрей Фурсов отмечает: "Иными словами, те дисциплины, формы и структуры научной деятельности, которые хлынули к нам после 1991 г. (а ДО того, Андрей Ильич? — В.В.), как правило, суть не что иное, как обернутые в научную упаковку интересы и цели глобалистов — на примере анализа социологии Э.Гидденса это отлично показал П.Бурдье, уличивший британца в концептуальном обслуживании транснациональных корпораций. Всё это лишний раз говорит о необходимости создания новой науки и адекватных ей структур".
Разумеется, "новая наука", о которой говорит автор этой книги, не способна быть "абсолютно объективной" и бессубъектной, в духе позитивизма, — напротив, она имеет смысл и возможность существования только в рамках нового метаисторического субъекта. Или не совсем нового — если считать его видимыми и памятными проявлениями Победу 9 мая 1945 года и гагаринский полёт 12 апреля 1961 года.
Мало "смыть позор горбачевщины и ельцинщины", мало (да и не нужно) "взять реванш за август 1991 г. и октябрь 1993 г.", — совершенный Андреем Фурсовым прорыв еще предстоит освоить и развить в разных сферах знания и действия — как самому автору, так и всему российскому патриотическому сообществу (не в рамках узкого "чисто русского" "национального" дискурса, а в рамках "Большой России"). Более того, есть надежда, что этот процесс распространится и на ту часть современного человечества, у которой нет никаких оснований встраиваться в метаисторический проект "глобального капитализма".
