Он построил свой «Петербург» - невероятный, словесный, разомкнутый неистовыми звуковыми тремоло в реальность двадцатого века, только начинавшегося, и – начинавшегося так, что повсюду, суля пожар истории, металось красное домино…
Роман Андрея Белого дребезжит, взрывается чуть не в каждом абзаце, фиглярствует, смешивая земное и небесное, и…снова человек с сомнительным узелком поднимается по чёрной, раскольниковой лестнице, и снова карета ускользает в темноту, и собирается общество у Софьи Лихутиной…
У кого лучше получится фифка?
Полетит лёгкая…
…пока, словно в других пространствах, разворачиваются стихи, мерцая символами, показывая чрезмерную противоречивость человеческого внутреннего устройства:
Толпа, войдя во храм, задумчивей и строже…
Лампад пунцовых блеск и тихий возглас: «Боже…»
И снова я молюсь, сомненьями томим.
Угодники со стен грозят перстом сухим,
лицо суровое чернеет из киота
да потемневшая с веками позолота.
Забил поток лучей расплавленных в окно…
Всё просветилось вдруг, всё солнцем зажжено:
и «Свете тихий» с клиросов воззвали,
и лики золотом пунцовым заблистали.
Восторгом солнечным зажженный иерей,
повитый ладаном, выходит из дверей.
Косный тяжёлый Аблеухов, некогда феноменально исполненный Михаилом Чеховым, взирает на петербургский, и шире – русский мир – как на нечто слишком устоявшееся, так и надо держать, раскачка чревата…
Аблеухов, столп режима, мускул консерватизма, и - просмотренный под боком сын, которому поручат убить отца…
Трактиры темны сговором, чьи-то глаза, мерцающие безумием: раз увидав, никогда не забудешь.
…порою кажется – Маяковский черпал из поэзии Белого:
Весёлый, искромётный лёд.
Но сердце – ледянистый слиток.
Пусть вьюга белоцвет метёт, –
Взревёт и развернёт свой свиток.
Срывается, кипит сугроб,
Пурговым кружевом клокочет,
Пургой окуривает лоб,
Завьётся в ночь и прохохочет.
Символист – но слишком по-своему взаимодействующий с реальностью: нечто от танца мелькает в созвучиях его, нечто неистовое, рваное, точно строчки скачут – порой – на одной ножке…
Не из него ли, Белого снега, обэриуты выводили после свои формулы?
…естественнонаучное знание, эхо эксперимента проникало в струи поэзии Белого, рождая неожиданные струи созвучий:
Мир – рвался в опытах Кюри
Атомной, лопнувшею бомбой
На электронные струи
Невоплощенной гекатомбой…
Слишком много всего… сложного: для простоты высказывания.
Христианство ломалось своемыслием в строках, чья мера была почти равно слову:
В трус городов
Рос
Гул и глас
Некий:
– «Я, – Христос
Иисус, —
С вами здесь
Вовеки.
Я – гром,
Гул…
Я – мировой
Слом.
Я – вас
Сомкнул
В дом световой
Свой».
Остро – углами – раня сознанье.
Кровь мысли определяет всё.
Или – мысль растёт кристаллом, умножаясь гранями.
Как Петербург умножается неистовством событий, звуча невероятно, невиданно, рвано…
…словно фейерверком взлетел Андрей Белый, как пришёл час, в неведомость запредельного пространства – ради нового, совершенно сияющего творчества…
